Читать книгу Не судимы, но осуждены. Том 1 - Петр Петрович Котельников - Страница 6

Плутовство – «самый неблагородный вид разбоя»

Оглавление

С этим невозможно не согласиться, только следует добавить, что он и самый бескровный.

Есть ли на свете хотя бы один человек, за свою жизнь не сплутовавший? Есть ли человек никогда не использовавший обман? Нет, такого быть не может, поскольку уже в самом начале жизни, когда ребенок беззащитен перед взрослыми, ему приходится прибегнуть ко лжи, чтобы избежать наказания за деяния, совершенные им или даже не совершенные.

Если обман ребенка раскрыт взрослым, то в минуту доброго расположения духа, ему ласково скажут: «Ну, и плутишка же ты!» Естественно, забывая при этом, что…

А из плутишки выйдет плут,

Без чести и без веры,

Коль не задействован был кнут

Или иные меры…


А плут, дорвавшийся до власти, вы представляете, что может натворить, обладая огромными возможностями? Показывая свои холеные, без признака мозолелостей руки, он будет говорить о чистоте их… Словно чистота рук – свидетельство совершаемых им самых благих дел или намерений…

Я полагаю, не без оснований, что те, у кого руки грязны от навоза или если в кожу их внедрилась ржавчина, никогда, ни в какие времена, не могли стать богатыми, а, следовательно, к обману прибегали редко. Хорошей практики у бедняг не было…

Нет у селянина дворца,

И виллы у рабочего,

Есть бед немало, без конца,

Но добрых нет пророчеств.


И тому в подтверждение вся история человечества. Правда, первопроходцы системы повального грабежа чаще современных грабителей к кровопролитию прибегали, хотя современные тоже полностью не отказались от него. Мало того, все они демонстрируют окружению свои «чистые руки». Естественно, откуда кровь и грязь на них будут, если сами они в руки нож и пистолет не брали и не берут, заставляя исполнять «грязную» работу других. Искать права в бесправии не следует, на то оно – и бесправие!

Где права нет, там правит сила, —

Пусть будет временной она, —

Алчна, завистлива, спесива…

А, в общем, бедная страна,


Где разум с силою не дружен.

Отсюда кучи разных бед.

А силе ложь и подлость служат,

От них спасенья просто нет.


Особенный разгул бесправия наблюдается тогда, когда разрушаются устои государства, где сила и разум до этого как-то уравновешивали друг друга. Мы это хорошо чувствуем сами, ибо живем там, где это произошло, кстати, не без нашего личного участия. Разум уступил силе. Удивляемся тому, что справедливости не находится места, нет ее даже там, где она должна была беспредельно властвовать.

При власти денег скромен суд.

Вот почему сюда несут

Порою миллионы…

Такой отсюда приговор:

Оправданный мошенник, вор,

И осужден истец законом.


А что уже говорить о милиции и полиции, если они стали служить надежным прикрытием для преступника. И если в прошлом такое прикрытие напоминало по размерам зонтик от дождя, то теперь ее называют крышей. Даже глагол такой возник, прежде неведомый – «крышевать»

Желание обладать властью из чрезмерного тщеславия или захватом чужих богатств рождаемо. Никогда не поверю тому, что цель его – облагодетельствование всего общества. Может, такое теоретически и предусмотрено, но только меньшая часть, составляющая окружение этой, рвущейся к власти личности, дорывается до богатств. Остальные могут только стать свидетелями происходящего, я уже не говорю о той части людей, которая превратилась в ограбленных, отверженных. У нас, скажем, еще до прихода к власти Горбачева началось расслоение общества, лучше всего это было заметно в республиках Средней Азии и Закавказья, где общинно-родовой и феодальный строй сохранились, ловко укрывшись за камуфляжем развивающегося социалистического общества, где стяжательство с каждым годом набирало обороты. Анекдоты на эту тему только определяли реальность происходящего…

Идет застолье. Гости собрались такие, которые в благодетели годятся, а посему и в миру пользуются повышенным вниманием населения. К дверям их кабинетов подходят, стараясь идти бесшумно, робко, едва слышно стучат в дверь, в глубину кабинета не проходят, прижимаясь к двери, словно собираясь каждую минуту ринуться прочь. На предложение сесть, садятся подальше от хозяина кабинета и, почему-то, на самом краешке стула.

Итак, гости сидят за шикарно сервированным столом, в руках у женщин хрустальные бокалы на длинных тоненьких ножках, у мужчин рога туров, отделанные серебром. Один из гостей поднимается, предлагая тост за хозяина дома

– Я предлагаю выпить за батоно Гиви не потому, что у него такой великолепный дворец, мы все здесь собравшиеся тоже не под открытым небом живем… Я предлагаю выпить за здоровье Гиви не потому, что у него есть новенькая Волга и ЗИМ, мы тоже пешком не ходим. Я предлагаю выпить за нашего дорогого хозяина не потому, что у него большие деньги водятся, мы тоже не с пустыми карманами ходим. Я поднимаю бокал за Гиви потому, что он стойкий, честный и принципиальный коммунист!

И с этой привыкшей работать уродливо, отлаженной «сверху» машиной управления предлагалось какое-то реформирование, названное громким словом «Перестройка»?.. Да не смешите людей добрых! Чтобы что-то перестраивать, надобно сначала его построить.

По этому поводу – маленькое сообщение с «того» света:

Ленин спрашивает у Сталина: «Ты коммунизм построил, как я тебе наказывал?»

«Нет, – отвечает Сталин. – Гитлер мне помешал. Сталин обращается к Хрущеву; «Может ты, Никита, построил его?»

«Нет, мне Брежнев помешал!»

Брежнев говорит: «Сиськи-масиськи (что означало – особенное произношение слова «систематически») мне все мешали, а Андропов больше всех»

Так, кто же его построил? – воскликнул в нетерпении Ленин, вытягивая вперед руку, сжимающую скомканную фуражку и притоптывая ногой.

«Никто!» – хором отвечали коммунисты-ленинцы

«Так, что же там перестраивает Миша Горбачев, если мы ничего не построили?..».

Но, говоря по-серьезному, ломку устоев следовало проводить осмысленно. Не может ничего путного получиться, если к этому толкают только желание и полуграмотная проработка действий. Мне лично непонятно, что толкает на ломку устоев массу людей, которые, по осмыслению, ничего от этого не выигрывают? Может осознание того, что эти люди считают себя обездоленными, подневольными, жаждущими свободы? Вот им «вожди» в ярких красках описывают прелести ждущей их впереди свободы, значимость и объем которой они не осознают, да и не понимают того, что свобода – не вседозволенность.

Когда на смену острому уму

Приходит серость да с пороком,

Известно только Богу одному,

Да может быть, еще пророку


Что ждет Великую страну,

Казавшуюся крепкой неделимой?

Пойдет ли, как корабль, ко дну,

Или еще страшнее ждет картина?


Не судимы, но осуждены. Том 1

Подняться наверх