Читать книгу Вдали от дома - Питер Кэри - Страница 10

Есть много разумных причин, почему мужчину могут привлекать женщины, неуравновешенные по своей природе. За их лицами интереснее наблюдать, их взгляд столь непредсказуем. Они всегда сложнее, динамичнее, опасней. Если смотреть с этой стороны, моя личная история обладает определенной логикой.

Я лежу в постели один со страницами «Океании», № 3, март 1953 года, но от индекса (Берндт[20], Элкин[21], проч.) меня отвлекли мысли о Кловердейл, моей сопернице в викторине Дизи. Мистер Дизи звал ее мисс Кловер.

– Слушатели, на арене Кловер.

«На арене» было оскорблением, которое всегда разжигало дремлющий огонь в ее глазах, но ни она, ни я не могли противостоять мощи мистера Дизи, который задолго до викторины был коммивояжером – продавал сигареты «Ротманс»[22]. Он по-разному держал нас на крючке.

Кловер была примерно моего возраста, высокая и грациозная, как зонтичный эвкалипт, ее кожа на длинных ровных ногах, не затянутая в чулки, сильно блестела – как у довольного теленка. Порой в студии она снимала туфли, и мне было дозволено разглядывать ее ногти на ногах, словно морские ракушки на пляже.

Каждую неделю мы стояли с ней за большими пушистыми микрофонами, и Дизи сообщал аудитории, что она вот-вот «заберет корону» или «уделает короля». Я знал, что он не мог этого допустить. Кловер, с другой стороны, как и слушатели, верила, что я каждый месяц уносил домой тысячи.

Кловер видела, как мне дарили чек. Она понятия не имела, что меня заставляли его рвать, что большие деньги были наживкой для растущей аудитории и, наконец, – постучим по дереву – крупного спонсора, который сможет включить в свой рекламный бюджет настоящие призовые деньги. Сейчас мы рекламировали автодилера христианских израилитов, сеть уцененной одежды для мужчин и химчистку с точками в семи пригородах. Дизи рассчитывал вскоре от них избавиться. Он подписался на службу рейтинга Нильсена[23] и следил, как медленно растут наши показатели. А пока тратил «начальные инвестиции», развлекая рекламных менеджеров «Колгейта», «Дженерал Моторс», «Данлопа» и Австралийского совета по молочным продуктам.

Придет время, обещал он, когда причалит и мой корабль. Я был на «первом этаже», то есть, как я предполагал, пока еще не спущен на воду.

– Они не дадут выиграть женщине, – сказала Кловер на прошлой неделе, когда Дизи ушел отлить. – Я на шоу, только чтобы проиграть.

Мы всегда были, так или иначе, «в эфире». То есть Малышка Дизи никогда не снимала свои наушники, и я не мог пригласить Кловер в кино так, чтобы отказ не был ею услышан. Но даже в самой безопасной среде я бы никогда не осмелился признаться, что завидовал ее еженедельным чекам в двадцать фунтов, которые в итоге все-таки оказывались на ее банковском счете.

– Думаю, вы не правы, – сказал я.

– Вы хороший человек, Вилли, но ваше мнение в действительности ничего не значит.

Эти слова едва ли покажутся привлекательными, но истинный ответ весь ушел в голос, чистый голос. Ее лицо почти не шевельнулось. Почему эта неподвижность столь соблазнительна?

– Так хочет публика, – сказала она мне, произнося слова как обычно: словно она очень устала, всю ночь читая Спинозу.

– Дайте мне выиграть один раунд, – просила она. – Это изменит мою жизнь.

Это бы не изменило ее жизнь вовсе, но она была чрезвычайно привлекательна, маленькая битница с короткой и пушистой стрижкой: волны, мягкие локоны, как у Джины Лоллобриджиды в «Ночных красавицах». Проблемы страсти, том ХХI.

– Если бы я вам действительно нравилась, – сказала она, – вы бы дали мне выиграть раунд.

Я желал ее, безмерно. Она была столь стройной, что могла перекрутить юбку задом наперед и обратно. Порой она совершала это: победоносно, с насмешкой и размахом, возможными только на радио – одновременно на публике и тайно. Пять очков мисс Кловер. И она вырывается вперед.

– Если вы победите в следующем раунде, – спросил я, – вы пойдете со мной на танцы?

– Если я выиграю раунд, я буду вытворять разные вещи.

Малышка Дизи, должно быть, это услышала. Я скоро это узнаю. А теперь, лежа в постели с «Океанией», я вызвал образ этого зовущего рта. «Я буду вытворять разные вещи», – обещала она.

«Кто бы захотел быть холостяком?» – думал я. Фары осветили потолок моей спальни, и я увидел мотылька, и услышал хриплый двигатель мощной машины. Она медленно проехала мимо, а затем застучала и забулькала под навесом, где ей было дозволено продолжать.

Ночь разорвал крик измученной женщины.

Тогда, простите меня, я стал подглядывать из темной кухни, а волосы на моих руках и шее зашевелились. Соседний двор был омыт неоновыми огнями. Воздух зелен, как трава. И там, под навесом, стоял, как я позже узнаю, «ягуар-икс-кей 120»: длинный, утонченный, жемчужно-белый, с округлыми крыльями, увенчанными сигнальными лампочками, сливавшимися с передними фарами, и длинным капотом. Он был столь прекрасен, будто возник из космоса. Водитель появился, как на ладони, и я подумал, что он, должно быть, замерз, пока ехал с откинутым верхом. Конечно, он был в пальто из верблюжьей шерсти и желтом шарфе, но этого было бы мало на Пентлендских холмах. Была машина продана или куплена, этот вопрос даже не пришел мне в голову. Ход моей мысли был продиктован душераздирающим воплем.

Миссис Боббсик вошла под навес на освещенную сцену, метнулась, молотя руками, ее пеньюар развивался позади, словно хвост кометы. О господи! Она его била. По голове. В грудь. Он пытался ухватить ее за запястья.

«Не лезь не в свое дело». Да, так я и подумал и выдохнул, когда мистер Боббсик достал до выключателя и сцена потухла.

– Ты кретин, – кричала она.

Их можно было услышать в торговых дворах, аж у католической церкви через дорогу от государственной школы № 28.

Я уткнулся в «Океанию» № 3 от марта 1953 года. Где нашел план исследования археологической структуры Восточного Мелтона, всего в десяти милях от Бахус-Марша.

Сова прокричала «мопок»[24].

Я мог представить себе археологию в Греции или Месопотамии, но никак не на пастбищах тоскливого Мелтона. Однако тут предполагалось, что исследование общинной земли или сада ручья Короройт (который я завтра пересеку на поезде) откроет «в избытке реликвии местного населения». Это удивило образованного человека, учителя.

Я вернулся в кухню за стаканом молока. И оттуда случайно увидел весьма щеголеватого мистера Боббсика, актера в свете фонаря на заднем крыльце, входящего в дом, дабы возлечь со своей женой.

Чтение было моим обезболивающим.

Из «Океании» я узнал, что археолог предлагал раскапывать знаменитые поместья Рокбэнк и Динсайд, которые когда-то были огромными пастбищами У. Дж. Т. Кларка, богатейшего человека в Австралии. На землях Кларка в Мелтоне двадцать тысяч овец стригли каждый год. Поблизости, за сегодняшними пороховыми заводами, «Океания» предсказывала обнаружение древних аборигенских захоронений, артефактов, мусорных куч, изрубленных эвкалиптов, из которых туземцы вырезали каноэ и щиты.

– Болван, – услышал я.

Я сел в своей односпальной кровати и увидел, сам того не желая, Боббсиков в их кухонном окне, сцепившихся в битве, как казалось. Потом стало темно. Потом сетчатая дверь Боббсиков хлопнула, и я увидел, как мне представилось, женщину верхом на мужской спине, то ли смеющуюся, то ли плачущую, бьющую мужа по голове. Это было совсем не эротично, но света хватало, чтобы увидеть их на лужайке, спотыкавшихся, во весь рост. Затем они гонялись по кругу внутри яркого параллелограмма освещенного гаража, и теперь мужчина ухал, насмешничал, дурачился, дурачился, дурачился, а женщина, без сомнения, смеялась. «Океания» не могла с этим состязаться.

Из дома напротив послышались крики очевидного страдания, и затем сетчатая дверь хлопнула снова и снова, и на свет выбежали двое детей, сначала мальчик, за ним девочка в белой сорочке, волочащейся, как у Эль Греко, плачущая и умоляющая, ищущая родителей, которые вскоре упали на залитую луной траву под гнетом детской нужды в них, а я, один в ночном воздухе, в пижаме и ночных носках, был непомерно напуган.

Того, что было сказано, я не услышал. Что было понято, я не мог угадать. Теперь отец катал на спине высокую светловолосую девочку, чьи ноги едва касались земли, а маленький мальчик разъезжал на маминых плечах, и я тревожился, пока мне не пришло в голову, что, возможно, Боббсики были счастливы.

– Ты дурак, – кричала Айрин Бобс.

И целовала мужнины руку и рот.

Дети визжали от смеха и вошли в святилище с цементным полом, шлепая тапками. Коротышка взялся за одну гаражную дверь, а жена за другую, вместе они медленно заслонили яркий свет.

Всю ночь я читал. Это меня успокаивало. Я все еще был увлечен этим, когда ассенизатор прошел под моим окном забрать свое еженедельное «ведерко меда».

Я спал: я вновь был внутри отцовской церкви в Аделаиде. Моя мать была сильно опечалена, так как полиция обнаружила странные провода под скамьями.

Я проснулся, услышав, как спортивная машина бормотала на дорожке у дома, увидел, как миссис Боббсик резвится возле нее в пеньюаре.

Петух со своими девушками ждал у задней двери. Я сделал сэндвич с яйцом с собой в поезд.