Читать книгу Вечность в повседневности. Правила христианской жизни из опыта общины отца Алексея Мечева - Полин де ля Виллежегю - Страница 5
Часть I
Духовное движение старцев
Глава 1
Старцы и старчество
ОглавлениеИстоки
Каждого, кто даже бегло знакомится с духовностью восточной Церкви, неминуемо поражает ее глубокая укорененность как в Евангелии Христовом, так и в аскетической традиции пустыни. Появившееся в конце III века монашество вскоре стало основной составляющей восточного христианства. Протоиерей Иоанн Мейендорф справедливо отметил, что «восточная Церковь признала в монахах своих настоящих учителей. Она приняла их Литургию, их духовность, их тип святости»[5].
Именно в монашествующих, призванных в пустыню для встречи с Богом, ясно проявились некоторые важнейшие характеристики Православия.
В своей борьбе за внутреннее совершенство монах призван очистить душу аскезой, опираясь на особые методы непрестанной молитвы. В IV веке в пустынях Сирии, Палестины, Египта подвизались первые исихасты (по-гречески ήσυχία – тишина, внутренний мир, созерцание). Их пример жил в веках, их учение непрерывно развивалось в восточном монашестве. Основанная ими традиция с новой силой расцвела в XIV веке на горе Афон, в учении святителя Григория Паламы о благодати и об отношениях Бога и человека. В это же время получил широкое распространение возникший в монашеской среде особый путь умного делания – молитва Иисусова, практика, основанная на согласуемом с ритмом дыхания повторении обращения [SA1] «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного» при собирании духовного внимания в сердце. Эта мистическая школа стала основой традиции восточного христианства, определив призвание к созерцанию. Чтобы продвигаться по этому пути совершенства, было необходимо руководство строгого и прозорливого наставника.
В жизни восточных христиан-пустынников в IV веке возникла фигура старца (славянский перевод греческого γέρων – старый), возраст которого определяли не года, но опыт пройденной им духовной брани, аскетической практики и молитвенной жизни. Каким бы ни был его чин – игумен, отшельник или простой монах, он признавался старцем, если в нем обитал евангельский дух. Тогда он начинал исполнять служение духовного отцовства по отношению к монахам и помогал им практиковать аскезу, учиться различать глубокие помыслы, жить в молитве и полном послушании.
Истоки духовного отцовства как воспитательной и апостольской деятельности находятся в Священном Писании. Так, апостол Павел сказал в послании к Коринфянам: Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием. Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу. Для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе… (1 Кор. 4: 15–17).
Русский старец
В русской Церкви понимание старчества было таким же, как и в греческой, но в то же время призвание русского старца расширилось: практически всегда он был открыт миру. Он не только вводил в христианскую жизнь послушников своего монастыря, но и становился духовным отцом для приходящих к нему мирян. Так практика духовного отцовства, поначалу чисто монашеская, преобразовалась в служение множеству христиан, живущих в миру. «Эта функция характерна для специфически русского понимания роли старца»[6], – отметила Элизабет Бер-Сижель[7]. Старец не был представителем власти или администрации, его не выбирали и не назначали – напротив, это был человек, получивший от Бога призвание осуществлять духовное руководство в Церкви и в миру. «Так рождается старчество – особый русский тип святости, который не был признан официально, но получил широкое распространение»[8].
Прежде чем наставлять ближних, сам старец должен пройти серьезную духовную школу – это требование было сформулировано преподобным Паисием Величковским в XVIII веке. «Очень трудно вести кого-то по путям, которых ты сам не знаешь. Только человек, который выдержал долгую борьбу с самим собой, <…> исцелил свою душу смирением и молитвой, способен показать ученику все заповеди и добродетели Христовы»[9], – говорил преподобный Паисий молодому молдавскому монаху.
Русские старцы не только стремились отложить прежний образ жизни ветхого человека (Еф. 4: 22), но и продумывали Евангелие, воспитывались на творениях Отцов Церкви. Это помогало им жить в полном единении с Богом, в молитвенном созерцании, непрестанно творя молитву Иисусову.
Старцы были живым воплощением духовного подвига[10], совершаемого из любви к Богу. В исторических условиях России они сохраняли наследие раннехристианской Церкви. И говорили простым, по существу, евангельским языком, понимание которого не требовало никакой философской подготовки. Русские старцы взращивали в себе радость и свет, что делало их, как заметила Элизабет Бер-Сижель, «бесконечно близкими к христианам первой общины и духу Евангелия»[11].
Достигнув высокой степени совершенства, старцы готовы были отдавать себя другим, деятельно служить людям. Указывать путь, ведущий к Богу, помогать своим духовным детям жить в единстве с Богом – таково главное призвание старчества, которое выражалось в практике духовного отцовства (ее называют также «душепопечением»[12]).
Русское старчество
Духовное отцовство в истории русской святости появилось не как дополнительная черта, но как главный элемент образа «святого монаха»[13]. Оно состояло, прежде всего, в создании близкой и очень личной связи, соединяющей старца, учителя веры, с ограниченным числом более молодых учеников. Почти всегда это были монахи, но иногда и миряне, получившие особое духовное призвание.
Отношения духовного отца и его чада характеризовались своего рода избранием друг друга, свободным взаимным выбором. Старец не назначался церковными властями: монахи и миряне сами узнавали того, кто способен был осуществлять духовное отцовство.
В повседневной жизни старчество выражалось в советах, поучениях, утешениях, которые старец давал своему чаду, регулируя его аскетические упражнения и возводя его на новые ступени созерцательной молитвы. Получая особый дар прозорливости, позволявший различать духовные состояния чада, старец открывал ему необходимое для его души и давал христианские наставления во всех житейских обстоятельствах. Старец вел к духовному подвигу. Согласно объяснению Пьера Паскаля[14], «подвиг совершается, когда выбираешь самый трудный путь, когда хоть в какой-то мере побеждаешь самого себя. Подвиг – это христианский героизм, он начинается с внимательного исполнения самых простых обязанностей, продолжается в аскетизме, завершается в полном самопожертвовании»[15].
Итак, русское старчество, восходящее к временам «миссионерской деятельности апостолов»[16], в конце XVIII века вышло навстречу миру. Благодаря этому обновилась не только монастырская жизнь, но и духовная жизнь русского общества, пусть и частично. Это обновление принесло свои первые плоды в XIX веке.
5
Meyendorf J. St Grégoire Palamas et la Mystique orthodoxе. P.: Seuil, 1959. P. 17. (См.: Мейендорф И., прот. Святой Григорий Палама и православная мистика // Мейендорф И., прот. История Церкви и восточно-христианская мистика. М.: Институт ДИ-ДИК, ПСТБИ, 2000.)
6
Behr-Siegel E. Prière et Sainteté dans l’Eglise russe. P.: Cerf, 1950. P. 131.
7
Элизабет Бер-Сижель (1907–2005) – французский православный богослов. Ученица о. Сергия Булгакова, Г. П. Федотова, арх. Льва Жилле, П. Е. Евдокимова. Благодаря ее лекциям и печатным трудам многие западные люди познакомились с православной духовностью.
8
Ibid. P. 129.
9
Spidlik T. Les grands mystiques russes. P.: Nouvelle Cité, 1979. P. 177.
10
Согласно Русско-французскому словарю терминов, используемых в русской Церкви (Dictionnaire russe-français des termes en usage dans l’Eglise russe de l’I.E.S. P., 1983), в русской духовности подвиг – это «акт героической аскезы, совершаемый человеком (монахом или мирянином) в борьбе против греха», а также «духовное продвижение» (р. 95).
11
Behr-Siegel E. Op. cit. P. 131.
12
Ibid. P. 106.
13
Ibid. P. 129.
14
Пьер Паскаль (1890–1983) – французский филолог-славист. С 1916 по 1933 год жил в России. Автор научных трудов по русской истории и культуре, исследователь творчества протопопа Аввакума, Достоевского, переводчик, преподаватель русского языка и литературы.
15
Pascal P. La religion du people russe. Lausanne: L’Àge d’homme, 1973. P. 44.
16
Lossky V., Arseniev N. La Paternité spirituelle en Russie aux XVIIIème et au XIXème siècles. Abbaye de Bellefontaine, Bégrolles. Coll. „Spiritualité orientale“. № 21, 1977. P. 31.