Читать книгу Галактические происшествия (сборник) - Полина Липкина - Страница 3

Я тебя уже целый день ищу, Вася! Куда ты провалился? Дело есть. Что значит, «откуда мог знать, что прямо так понадобился»? Я же говорю – дело есть. Выгодный бизнес. Партнеры – Великая Галактическая Империя, которая… Это ты сам напился! Или накурился.

Вася, ну ты же меня знаешь. Я что, в первый раз тебе выгодный бизнес подсовываю? Я что, ненадежный партнер? Что значит – «сказка»?

Ладно, не хочешь, как хочешь, иди давай, я и других партнеров найду.

Доказательства? Да, конечно есть, я что, дурак, что ли? Не понимаю я разве, что ты, дело ясное, сначала удивишься? И они тоже не дураки – так что и посмотреть на летающую тарелочку разрешат, и потрогать, и даже внутрь зайти. Чего? Да кому ты на фиг нужен, чтобы тебя с собой увозить.

Короче, время – деньги, решай давай. В смысле, я хотел тебе, как обычно, суть изложить, чтобы ты решил, как обычно, нравится тебе дело или нет. Если нравится – ввиду специфики данного бизнеса – я тебе сначала летающую тарелочку покажу, а потом и начнем.

Что значит, хорош трепаться? Ладно, проехали.

Короче говоря, во-первых, надо зверей наловить для тамошнего зоопарка. За это тоже оплата полагается. Но это не самое в деле интересное.

* * *

Глубокопочтенному второму наместнику Великой Империи докладная и рассуждательная бумага.

Мир звезд велик и велика Империя. Велика также и ее мощь, и далеко распространяется эта мощь как явно, так и неявно. И сие вышеизреченное проявляется в каждом деле, поскольку таков порядок вещей. Все это – суть мой поэтический и вещественный постулат, необходимый здесь, ибо к отчету я осмелился добавить свое предложение. С него и начну.

Прошло уже много времени с тех пор, как наши звездные корабли, оснащенные механизмом-пилотом класса «летающий диск», освоили планету по имени Терра или, как ее называют пребывающие на ней разумные существа, – Земля.

Освоили, разумеется, втайне от местных гуманоидов.

Однако же, хотя тень нашей Империи благодаря «летающим дискам» простерлась по всей Терре тайно, это, представляется мне, значительно для нас лучше, чем если бы она каким-либо образом простерлась там явно. Так что польза от этих «летающих дисков», полагаю я, видна каждому, кто не слеп. Но это не все. Тень Империи на Земле и вечный круговорот звезд добыли нам также и еще одну выгоду. Я разумею, конечно, наших новоявленных Людей Книг. Да, само появление Книг, которым они поклоняются, а значит, и их самих связанно с Террой, но Терра же и поможет нам справится с содеянными Людьми Книг неполадками и разладицами. Всеблагому космосу ведомо, сколь много сокровищ и сил утратили мы из-за их стычек и разногласий. Но Терра – это удачная возможность направить их взаимные неурядицы в иное русло. Ведь именно сия планета – кто бы мог подумать! – и породила все их священные Книги, с которыми они так носятся. И Книгу Иисуса Христа, и Книгу Моисея, и Книгу Мертвых[2]. Неудивительно, что теперь Земля-Терра воистину притягивает к себе их думы и деяния, подобно тому, как звезда притягивает свои планеты, так что их орбиты, какова бы ни была их форма, проходят лишь вокруг нее.

Итак, как уже и сказано, взаимные неурядицы Людей Книг можно сейчас направить в иное русло. Вернее – тут с очевидностью нужно поправить меня! – мы это уже сделали, мы уже изменили направление бурливого потока их междоусобиц, мы уже оправили в гранит законов сию бурнотекущую реку их распрей. Изменили русло и оправили в гранит. Это так. Но этого мало. Следует исправить самое течение этой реки. Преобразовать прыгающий по камням поток в неспешно текущую вдоль своих берегов водяную волну.

Превратить рыкающего льва в мурлыкающую кошку. Кошки, разумеется, все-таки весьма склонны к разного рода пакостям и дракам, они также весьма склонны пускать в ход свои клыки и когти, когда им что-либо не нравится, но все-таки кошка – это кошка. Не лев. Я думаю, что такое превращение вполне возможно. Но для этого мы должны вновь оборотиться к Терре. Мы должны сами хорошенько исследовать ее, не дожидаясь, пока это сделают Люди Книг. Чем более мы найдем там всякого разного, потребного сиим поклонникам Священных Книг, тем менее у них будет поводов для разногласий ради этих их сокровищ. Чем более этих сокровищ найдем именно мы, а не они сами, – тем больше они будут от нас зависеть и нам покоряться. Итак, нам надлежит как следует исследовать Терру.

Но при этом нам надо иметь в виду следующее.

Первое.

Мы не должны сами добывать так называемые «артефакты» (как называют подобные вещи люди, знакомые близко с Людьми Книг). Этот путь ведет нас в никуда. Так мы их все равно никогда не найдем. Мы должны заняться собственно исследованием Терры.

Второе.

Мы должны исследовать животный мир Терры. С этого следует начать. Прежде всего потому, что этот мир обнаруживает как странное сходство с нашим, так и большое различие. Сходство многообразно и распространяется даже и на лингвистику – упомянутые мною слова «лев» и «кошка» в одном из самых употребляемых на Терре наречий звучат точно так же. Но, однако же, кто хотя бы на одной из наших планет слышал о животном по имени «заяц»? Все это весьма удивительно.

Третье.

Мы должны активно использовать местных разумных обитателей Терры. Вот пускай они нам для начала зверей и наловят.

Дополнительная докладная записка, глубокопочтенному второму наместнику Великой Империи.

По причине обнаружения новых сведений долгом своим считаю предложить еще кое-что. Надо дать соответствующей группе аборигенов Терры еще одно задание. Пускай кроме ловли зверей подберут так же и обсуждавшийся ранее «артефакт». Он должен быть как раз из той же местности. Расположенные с ним рядом металлы следует разрешить аборигенам взять себе.

* * *

А теперь, Вася, слушай меня внимательно и не перебивай. Видишь карту?

Мы идем через перевал Рамзая к реке Малая Белая. Потом спускаемся вниз по течению вот досюда, видишь? Да, карта старая, но без существенных пробелов… впрочем, если чего в ней и нет, я сам все помню. Мы выходим к реке, спускаемся вниз по течению. Километров на десять. Находим большой валун, который снизу густо оброс красным мхом… Я сказал – не перебивать, ты что, не понял? Да, они там все такие. В этом проблема. Сам знаю. Тем не менее – мы его находим. Находим большой валун, снизу очень густо обросший красным мхом. Подносим к нему эвдиалит – «саамскую кровь». Кстати, ты вообще-то в курсе того, что такое «саамская кровь»? «Саамская кровь» – название эвдиалита? Ну, я так и знал, ты не знаешь. «Саамская кровь» – так называется не всякий камень эвдиалит. Обычный эвдиалит розоватый, иногда сероватый. А «саамская кровь» – темно-красный. Он, этот камень, весь в темно-красных пятнах. Это потому, что в нем, по преданию, запеклась кровь саами[3], пролитая в битве против… Что? Вася, да откуда ты знаешь, что относится к делу, а что не относится? Кроме того, я же сказал, чтобы ты меня не перебивал! Что? Эх, Вася, да какие шуточки… Я говорил тебе раньше, что ты со своим неумением вникать в детали когда-нибудь плохо кончишь? Нет? Так вот сейчас говорю.

Зачем нам нужна именно «саамская кровь», а не просто эвдиалит, и в самом деле не очень понятно, однако же это важно, и надо было бы тебе, Вася, попробовать вникнуть в вопрос. Ну да что говорить… Придется мне, конечно, думать за всех.

Так вот, Вася, нам нужен не только эвдиалит – «саамская кровь». Нам нужны еще и настоящие саамские пимы, одна пара. Настоящие пимы. То есть кустарной работы, из койба[4] и оленьими жилами шитые, а не так, как это делает колхоз, который шьет их нитками швейными, самыми обычными.

За кустарными пимами мы поедем в Ловозеро, в ловозерский поселок. Зачем нам вообще понадобились пимы, кустарные или колхозные? Вася, говорил я тебе, чтобы ты меня не перебивал! В пимах, обязательно в пимах хорошей саамской работы, мы будем хранить нужный нам эвдиалит, который «саамская кровь». Это важно. Теперь слушай внимательно. Мы едем в Ловозеро, покупаем в Ловозере пимы хорошей работы у саами. Затем нам требуется раздобыть эвдиалит, такой, какой нам нужен. Можно в Ловозере его и поискать. Если бы мы его там нашли – было бы проще. В этом случае мы возвращаемся в Мурманск, едем в Кировск, и оттуда – идем на Рамзай. На Рамзай – пешком, разумеется. Если там не найдем – тогда сложнее. Если не найдем, – а я думаю, что нет, думаю, в Ловозере мы подходящий эвдиалит не найдем, так вот, если нет, тогда от Ловозера мы идем пешком до Сейдозера. Это два дня пути. Там, у озера, у скалы с изображением Куйвы «саамская кровь» совершенно точно найдется. Но возвращаться нам оттуда смысла уже не будет. Значит, от Сейдозера опять идем пешком до перевала Рамзая, это еще дня два. А дальше, как я уже говорил, через перевал, к реке, и вниз по Малой Белой.

Да, еще, с собой захватим складную клетку; если на обратном пути из зверей что-нибудь некрупное попадется, неплохо бы отловить. Хотя звери – это в основном во вторую ходку. Про звероловство, впрочем, я тебе уже довольно подробно рассказывал.

Ладно, это все потом. Главное – найти нужный валун. Впрочем, мы найдем, куда мы денемся. Находим валун, подносим к нему эвдиалит. Эвдиалит после этого засветится красным светом и станет совсем красным. Не пятнами, а совсем, полностью. Тогда станет ясно, что мы нашли то, что надо.

А дальше, – валун придется отвалить, а он тяжеленный. И даже еще более тяжелый, чем кажется с виду. Поэтому нас будет трое. Я тебе это уже говорил? Нет? Ну, не важно, третий завтра будет, увидишь его.

В общем, отваливаем мы валун, находим там одну штуку. Артефакт, так это, помнится, называется. Короче, какую-то мистико-магическую хрень. И золото. Вот что важно, Вася, золото! Чистое золото! Золото берем себе, хрень отдаем инопланетянам. И без фокусов, Вася! Я не знаю толком, что это за хрень, и на что ее можно приладить, но с инопланетянами надо без фокусов! Поэтому золото забираем, а хрень – инопланетянам, и никак иначе, и не думай ее присвоить!

И еще, – зверей отловить и им отдать обязательно надо. Конечно, по сравнению с золотом плата за зверей – копейки, но с инопланетянами лучше не ссориться…

Так, ладно, я ничего не забыл? А ты – все понял?

Автобус завтра в десять, через три часа будем в Ловозере, покупаем у саамов пимы… Что? Почему это я так выражаюсь, – то «у саамов», то «у саами»? Да потому, что правильно и так, и так, и потому, что их называют и так и этак, а у меня жизнь длинная, вот я и привык и этак и так. Да какая разница! Вася, ты все уловил? Что значит, хорош прикалываться? Что значит, Дмитрий Сергеевич? Думаешь, я не помню, что я Дмитрий Сергеевич? Думаешь, я свое имя забыл? У меня было время запомнить, что я Дмитрий Сергеевич, Дмитрий Сергеевич Малиновский, у меня жизнь длинная, в два раза дольше твоего на свете живу… Не в два раза? Меньше? Ну, тебе лучше знать.

* * *

На следующий день они были в поселке Ловозеро точно в то время, в какое и предполагали. Пимы хорошей саамской работы они, конечно, купили. Эвдиалит они, конечно, не нашли. Дмитрия Сергеевича это нисколько не удивило. По его мнению, все шло по плану. Теперь следовало действовать дальше.

Они добрались от поселка Ловозеро до собственно озера Ловозерского. Наняли лодку и переправились на другой его берег. Отправились в путь.

Шли быстро, но и без особенной спешки. Погода, по счастью, им благоприятствовала. Дождя не было. Заморозков и снега тоже не было. Стояли нормальные заполярные дни второй половины июня.

Все листья на деревьях уже проклюнулись и распустились зеленью, хотя зелень их казалась еще чересчур светловатой.

Полярный день был в разгаре. Солнце светило во всю свою силу весь день и точно так же – всю ночь. Вечером за горизонт оно не заходило. Как это здесь и полагалось в это время года.

А под неугасающим этим светом расстилались смятой скатертью зелено-буроватые сопки – холмы. Снега уже почти нигде не осталось. Там и сям лежали валуны, обросшие мхом и лишайником. Белым лишайником – ягелем, который называли здесь оленьим мхом, мхами буро-красными, мхами красно-бурыми, мхами иных оттенков; все это покрывало камни и сползало с них вниз, на бедную почву, к негустой траве. Кустарники и по-северному не слишком высокие деревья пытались тянуться вверх.

Одним словом, с погодой путешественникам повезло. И вечером первого дня похода у маленького костра в хорошем расположении духа были все трое. И Дмитрий Сергеевич Малиновский (или, как чаще называли его спутники, – просто Сергеич), и Вася, и новый член этой компании – Андрей.

Надо сказать, что Вася и Андрей вполне себе поладили. Андрей оказался нормальным и адекватным, хотя и немного молчаливым. Впрочем, вполне возможно, он был молчаливым не сам по себе, а только в присутствии Малиновского. В его присутствии Вася тоже обычно становился молчаливым.

Сергеич, хотя и не всегда, но довольно часто, любил поболтать. Вот и сейчас, на этом привале, Дмитрий Сергеевич болтал за всех троих. Он рассказывал о двух разводах своей старшей дочери – текущем и предыдущем, о предстоящей свадьбе дочери младшей, о впечатлении, которое произвел первый день в хорошем лицее на его внучку, и о чем-то еще.

Андрей молчал. Вася изредка вставлял замечания или вопросы.

Сергеич закончил рассказ о безответственном поведении своего уже почти бывшего зятя, ненадолго замолчал, немного, видимо, подумал, и вдруг сообщил, что сейчас он может рассказать о том, откуда взялось их странное задание, откуда взялись инопланетяне и все такое прочее. В общем, обо всем о том, о чем он старательно под разными предлогами в последние дни умалчивал. Если, конечно, присутствующим интересно и они готовы сейчас выслушать довольно длинный рассказ.

Присутствующим было интересно. Весьма интересно. В этом смысле они высказались довольно твердо. – Но имейте в виду, – сказал Малиновский, – сначала вам покажется, что история не имеет никакого отношения ни к нашему заданию, ни к инопланетянам. То есть вам довольно долго будет так казаться. Для начала я вам расскажу… вроде как сказку. Саамское предание, точнее говоря. И только потом, очень не сразу, вам станет ясно, какая тут связь с нашим делом. Подойдет?

Вася и Андрей вразнобой уверили его, что это им подойдет. Дмитрий Сергеевич кивнул головой, и начал рассказ.

Он изменил интонации, – теперь они у него были спокойные, размеренные, вроде бы даже чуть-чуть певучие, как у сказителя какого-то. В общем, интонации у него были соответствующие рассказыванию старинной легенды.

А рассказывал Малиновский сейчас именно такую старинную историю – легенду о битве в ущелье Юмъекорр – ущелье Мертвых, о происхождении камня «саамская кровь» и о старом колдуне Куйва. Куйва по-саамски и означало – старик.

– Эту землю с незапамятных времен населяли саами, – начал Сергеич. – Они жили здесь еще тогда, когда люди не знали ни железа, ни других металлов. В общем, когда был каменный век. И никаких других народов на этой земле не было довольно долгое время. Но вечно так продолжаться не могло. Здесь появились русские. Здесь появились датчане. Саами стали платить дань Москве. Стали платить дань и Дании. А после этого тут появились еще и шведы, и стали требовать, чтобы саамские люди платили дань и им тоже. Но это уже, конечно, было чересчур. Если всем троим отдать подати, то для себя что останется? Чем жить самим, чем кормить детей? Поэтому началась война.

На войну пришли все саами, даже с самых далеких погостов пришли. Пришел также и один очень старый и очень опытный колдун. Надо сказать, он действительно был весьма стар, поэтому его и называли обычно просто – Куйва, то есть «старик». Но дело было не в его возрасте. Дело было в том, что Куйва был колдуном очень-очень опытным и очень-очень умелым. Другого такого среди саамских людей не было, другого такого не помнили даже.

Он не только толковал сны, лечил болезни травами и заговорами, не только способен был отыскать благодаря своему подкожному зрению почти что любую потерянную вещь или пропавшего человека, и не только умел разговаривать с растениями. И даже умение спускаться в мир мертвых и умение обменяться с кем-то из мертвых несколькими словами – даже это не исчерпывало полностью его мастерства. В конце концов, все это могут делать и другие хорошие колдуны. Куйва же был способен вести с мертвыми длинные-предлинные беседы, такие длинные, какие у другого живого человека с иным живым не получается. Вот какой он был колдун.

– Ну да, разумеется, – сказал Вася. – Живые люди – они ж разные, с некоторыми особенно длинно не поговоришь. И, кстати, здешние, Кольские, в смысле, саамские колдуны называются – нойды. А не «колдуны», так сами саамы не говорят.

– Без тебя знаю, – отмахнулся Малиновский. – Я, если ты не заметил, говорю по-русски, а не на каком-то другом языке. Можно подумать, ты меня поймешь, если я буду говорить по-саамски. И вообще – не перебивай меня.

На это Вася ничего не ответил, решив и в самом деле не перебивать его, и Малиновский продолжил.

– Итак, как я уже сказал, Куйва был сильный и умелый колдун. И он мог не только помогать людям, он мог, если хотел, причинять им также и вред, поэтому его участие в войне, должно было, казалось, быть весьма полезным для саамов. Но это только так казалось. Загвоздка здесь в том, что одно дело навредить человеку в мирные дни, другое дело – на войне, во время сражений, когда люди убивают друг друга. В такие времена нанести особенный вред кому-либо посредством колдовства не под силу, наверное, даже и самому сильному колдуну. Во всяком случае, у Куйвы это получалось плохо. И, хотя он очень старался, пользы от него саамам и вреда их врагам происходило мало.

А между тем ход войны был для саами неблагоприятен. Шведы были намного лучше вооружены, и их было более в числе.

Саами сражались, лили кровь, реки крови, и все напрасно. Напрасно, без какого-либо толка. Однако они не прекращали сражаться, и хотя, как казалось порой, они никак не могли победить, но полного поражения пока тоже не было. Кровь же их, то ли тогда сразу, то ли немного погодя, превратилась в пятнисто-красный камень, который назвали – саамская кровь. Вероятно, так получилось из-за бесполезно растраченных заклятий Куйвы. Но, может быть, дело было не в них, может быть, так вышло потому, что крови той было много. В любом случае, война продолжалась некоторое время, и через какой-то срок произошло сражение в ущелье, в том самом ущелье, которое позже стало называться ущельем Мертвых. Ущелье Юмъекорр. Слышали же, конечно?

– Я не только слышал, – ответил Вася. – Я там был.

– И я там был, – сказал Андрей. – Красивое место. Горы – как стены замка.

– Для стен замка горы там низковаты, – откликнулся Вася, – Если они и высокие, то только для здешних мест.

Андрей хотел было что-то ответить, но передумал, и Дмитрий Сергеевич продолжил рассказ.

– В том ущелье шла битва, – сказал он. – И нойд Куйва воззвал к духам умерших предков. Куйва хорошо знал, что даже и в мирное время с мертвыми возможно лишь поговорить, но невозможно через мир умерших переместить что-либо или ударить кого-либо. И это в мирное время, а сейчас шла война, летели дротики и летели пули, колдовство не действовало, простейшие заклинания не получались.

Дротики и пули закрыли солнце, запах пороха мешался с запахом крови. Грохотало оружие. Неслись крики… хотя нет, крики уже умолкли, причем с обеих сторон. Обе стороны сражались сейчас молча. Только без устали бил колдовской барабан, барабан саамского нойда, снова оказавшийся бесполезным.

Он сам не понимал толком, почему он поступил так, как поступил. Но, как бы там ни было, Куйва обратил зов к духам мертвых предков.

Шведы попали в это ущелье не случайно. Ущелье было ловушкой, приготовленной для пришельцев. Но даже ловушка казалась бесполезной. Даже родные горы не помогали саамам. С огненными палками, с ружьями спорить не выходило, а их у шведов было намного больше.

Казалось, для коренных обитателей этой земли все было кончено. Но тут духи мертвых услышали призыв Куйвы, и не только услышали, но и ответили.

Очевидно, дело было в том, что призыв исходил не от одного Куйвы, он исходил от всех его единоплеменников, которые сейчас так отчаянно пытались выстоять в сражении с врагами. А может быть, так получилось потому, что духи предков не могли не помочь своим детям, и в своем желании прийти к ним на помощь смогли преодолеть даже и правила мира мертвых?

В любом случае причина крылась не только в колдовских умениях Куйвы. Хотя, возможно, и в них тоже. Но в тот момент все это вряд ли интересовало кого-либо. Потоки камней со склонов гор обрушились на шведов. Никто не уцелел. Сами саамы еле успели отступить по известной им тропе.

Так война окончилась. Саами разошлись.

Дел было невпроворот, начался олений гон, хирвас ревел, как говорили саамы, иными словами – олень-самец громким ревом подзывал к себе олениц-важенок. Пора было и пастухам собирать стадо, отбирать нужных для работы быков. В общем, все были очень заняты. Но, тем ни менее, все громко славили великого колдуна Куйву. Люди, конечно, понимали, что духи предков пришли им на помощь не только из-за мастерства Куйвы, но ведь и из-за него тоже! Одним словом, Куйву оценили по заслугам. Куйва был этим очень доволен, но еще более он был доволен тем, что и сам он осознавал – доля его мастерства в случившимся присутствует. Конечно, только доля, только часть, может быть, и не очень большая, но все же – именно его. Отчет о своих заслугах Куйва самому себе отдавал хорошо. Пожалуй – даже слишком хорошо.

Однако никак нельзя было сказать, что Куйва зазнался и возгордился. Нет, ничего такого не было. Куйва просто захотел повторить то, что он однажды сделал. Хотя бы частично повторить, а еще лучше, – в большей еще степени. И на этот раз – самолично. Эта мысль крепко засела в голове у Куйвы.

Связанный с его планом риск Куйва, конечно, сознавал, но все же размышлял Куйва недолго. Вскоре после окончания войны со шведами он собрался в дорогу, к Сейдозеру, к северо-западному его берегу, к возвышающейся над водным полотном скале. В то время, впрочем, Сейдозеро еще не называлось Сейдозером. Но его уже тогда знали все саами.

Перед тем как выйти в путь, Куйва побеседовал с некоторыми духами воды и с некоторыми духами леса. Но беседы оказались неутешительными для Куйвы. Все эти духи, и малые духи, и равным образом большие духи, к которым Куйва потом тоже осмелился обратиться, сообщили ему лишь то, что он и так знал – задуманное им дело неосуществимо. И только самый большой из духов воды в конце концов посоветовал Куйве поговорить с Нинч Аккой. Акка была одна из духов, или, как называли их саами, одна из Живущих, и обитала она на небольшой возвышенности, которая располагалась как раз по дороге к берегам Сейдозера. Она смотрела за домашними оленями, оберегала их сохранность и не принимала за это никаких жертвоприношений. Для Акки достаточно было молитв. Возможно, Куйва сам бы не догадался спросить совета также и у нее, но, поскольку ему так было сказано, то он отправился к ней. Тем более, что, как я уже говорил, это было ему по дороге.

Итак, Куйва пришел к Нинч Акке.

– Ты сам знаешь, что задумал то, что не делал еще никто, и что ни у кого еще не получалась, – сказала она ему. – Вряд ли выйдет и у тебя. Но если ты все-таки стоишь на своем, то подумай вот о чем – есть ли среди мертвых кто-нибудь, кто вспоминал о тебе перед своей смертью? Если есть, то тогда – ведь ты же великий нойд – разыщи этого духа и поговори с ним о своем деле. Насколько сможешь подробно – настолько и поговори. А если и после этого не передумаешь, – то как подойдешь к Сейдозеру, к северо-западной его оконечности, попробуй опять найти того духа и вновь обсудить с ним задуманное дело. А затем – делай то, что задумал. Или не делай. И помни – важно не только то, вспомнил ли тебя кто – либо перед смертью, но и как вспомнил. Насколько настойчиво? А кроме этого – хорошо или плохо? Вот о чем подумай ты, старый колдун.

– Зачем кому бы то ни было думать о мне плохо перед смертью? – сказал Куйва. – Если кто-то и вспомнил обо мне в смертный час, то вспомнил хорошо. Это ясно. Спасибо тебе, Нинч Акка, за добрый совет. Так я и поступлю.

И, простившись с Нинч Аккой, он достал свой колдовской бубен и взялся за свою привычную для нойда работу.

Сначала все пошло быстрее, чем обычно – словно холодные скорые течения воды протянули его по Миру Мертвых. Затем поиск замедлился, и с каждым движением Куйвы поиск замедлялся все больше. Но Куйва не унывал, да и причин для того особых не было, – хотя и очень медленно, но искание Куйвы шло. А затем старый нойд встретил первого умершего духа, который вспомнил о нем перед смертью. Вспомнил добром, но очень уж мимолетно, наряду со многим прочим. Куйва, немного подумав, продолжил поиски.

Течения воды колыхнулись – и Куйва почти сразу же встретил второго умершего духа, который также вспоминал о нем перед смертью. И тоже совсем мимолетно. Хотя и добром, конечно. Куйва опять немного подумал и поиски вновь продолжил. С каждым его движением ледяные топи Мертвого Мира втягивали его в себя все сильнее, и если бы на его месте был бы другой колдун – давно уже затянули бы. Но Куйва знал, что сейчас он еще может вернуться. Риск был рассчитан. В противном случае Куйва повернул бы назад и попробовал бы вновь в другой раз, немного погодя.

Куйва двигался вперед. И очень скоро произошла новая встреча. Теперь уже третий найденный старым колдуном умерший дух думал о нем, о Куйве перед смертью, и думал упорно. Вот только как именно и в связи с чем – было не разобрать.

Куйва решился. Двигаться далее становилось уже опасно, и потому Куйва остановился и попытался как можно более обстоятельно поговорить с этим духом. Но беседа не получалась. Третий из духов оказался неразговорчивым даже по меркам духов. И все-таки Куйва счел за лучшее не углубляться еще больше в Мир Мертвых. После совсем краткого размышления он бросил духу колдовскую теневую блесну. Она, в отличие от тех блесен, на которые ловят рыбу, не должна была причинить духу никакого вреда, но в нужный момент должна была притянуть духа к колдуну. Такие блесны всегда были у Куйвы в запасе во время подобных путешествий, и на сей раз на всякий случай он выбрал блесну самую крупную. Все получилось как надо. Дух набросился на блесну и заглотил сверкающий металлическим светом наконечник, насаженный на теневую длинную бечевку. Теперь в нужный момент Куйве надо будет потянуть за бечевку, и дух вынужден будет прийти прямо к колдуну. А после этого с духом опять придется хотя бы немножко поговорить. Но это будет уже проще. Куйва повернулся и начал выбираться из Страны Мертвых.

И вскоре он выбрался из нее. Выбрался и очнулся на снегу, рядом со своим бубном. Куйва был одет в совик, заправленный в сапоги-липты, так что он нисколько не замерз. В этой одежде саамские охотники зачастую ночуют в лесу, просто-напросто лежа на снегу или зарывшись в снег. Но Куйва спать сейчас не собирался.

Нимало не медля, он поднялся и направился в дорогу к Сейдозеру, к северо-западному его берегу, как он и предполагал ранее.

Через два дня Куйва уже был там.

Солнце стояло над Сейдозером, примерно как сейчас оно над нами стоит. Полярный день в то время уже закончился, но и полярная ночь еще не началась. Так что Куйве все кругом было отлично видно.

Старый колдун подошел к каменной гряде, что возвышалась над озером. Посмотрел вверх. Конечно, время от времени какой-нибудь камень мог бы сорваться вниз и просто сам по себе. Но такое падение Куйва никогда бы не перепутал со своими собственными действиями. С тем, чего он хотел.

Куйва еще раз посмотрел вверх, а потом широко расставил ноги и потянул за бечеву.

Неразговорчивый дух появился даже быстрее, чем Куйва предполагал.

Дух выглядел мрачно. Неудивительно, какому же духу из Мира Мертвых понравится, когда его тянут на бечевке? Куйва решил не вступать в разговоры с духом. Да, Нинч Акка советовала другое, но даже самых лучших советчиков нельзя слушаться просто так, и всегда и во всем.

Куйва поднял слегка голову и воззвал. Воззвал одновременно ко всем духам из Страны Мертвых, из тех, кто мог его услышать, и к тому духу, которого он притащил сюда на теневой блесне.

Это был и обычный зов, обычная просьба, обращенная к духам мертвых так же, как ее обращают к живым людям, как делал он это в ущелье Юмъекорр; и в добавление к этому еще и призыв колдуна к умершим, предложение оказать ему услугу в обмен на услугу, услугу в обмен на теплую человеческую кровь, которая так редко им достается. Кровь самого колдуна. В небольшом количестве, конечно. И только после исполнения мертвыми их части договора.

Подобные вещи Куйве уже случалось учинять, но, разумеется, договор в тех случаях происходил лишь с одним или, в самом крайней случае, с двумя духами. И договор тогда заключался в отношении дел намного более возможных…

В Стране Мертвых поднялся ураган. Ее тихие воды пришли в разлад и смущение. Духи словно бы пытались подняться из небытия, но и к жизни приблизиться не могли.

Куйва ждал. Куйва терпеливо ждал, Куйва всегда был терпелив. Сейчас дело должен был разрешить молчаливый дух, которого он притащил сюда на бечевке. Как Куйва ранее и предполагал, этот дух покамест был спокойнее всех.

Между тем буря в Мире Мертвых продолжалась. Безмятежные струи его волн рвало на части. Мертвые любят кровь, и мертвых будоражит кровь, в особенности кровь колдуна-нойда, – она словно бы заставляет их забывать, в каком из двух миров они находятся; но главное, – Куйве удалось быть услышанным многими и многими мертвыми духами сразу. Пожалуй, ни у одного другого колдуна такое бы не вышло. Но и хотел Куйва еще невиданного.

А молчаливый дух, который вспоминал Куйву перед смертью, и которого Куйва притащил сюда на бечевке, между тем не шевелился.

Куйва ждал. Ураган в Мире Мертвых достиг апогея и более уже не усиливался, хотя и не слабел.

Молчаливый дух поднял голову и в упор посмотрел на Куйву. Куйва чуть было не покачнулся, но все-таки удержался на ногах твердо. Ему показалось, что он узнал духа. И ему показалось, что он сильно ошибся, когда притащил на бечевке сюда этого духа. Хотя вреда он, Куйва, ему никогда никакого не причинял. Собственно, наоборот. Но вряд ли этот дух захочет ему помочь. Или…

Молчаливый дух как будто бы колебался. А буря и ураган мертвых вод, которые, как казалось Куйве, достигли уже своего предела, взметнулись еще выше. Духи Страны Мертвых приняли решение. Они собирались помочь Куйве. По крайней мере, собирались. Несмотря на всю неслыханность его просьбы. Неслыханность и, по правде говоря, бессмысленность. Зачем перемещать каменные глыбы со скал? Зачем? Только ради людской славы? Только ради того, чтобы сделать не сделанное еще никем? Как бы там ни было, похоже, что у Куйвы получалось задуманное. Если бы только еще и дух рядом с ним принял то же решение, что и духи другие.

В мире живых как будто бы сверкнула молния, хотя это была не молния, а нечто иное. Вершина скалы покачнулась. Сильно покачнулась. Она качнулась раз, два… и… перестала качаться. Скала опять стояла, как раньше. Вышло совсем не так, как хотел Куйва. Он не смог нарушить незыблемые законы. Каменные глыбы остались на месте. Но сам Куйва стал частью скалы.

Малиновский немного помолчал.

– Если вы были на Сейдозере, – продолжил он, – то вы знаете, что, как бы там ни было, но на его берегу на скале и в самом деле видно изображение человека.

– Точно, – подтвердил Вася. – Изображение человека на скале видно хорошо. Стоит, ноги широко расставил, а на левой ноге у него башмак…

– Особенно хорошо изображение человека заметно вечером, – вставил и Андрей. – Кажется, будто он не только над лесом возвышается, но и немного наклоняется вперед…

– Ну, так это Куйва и есть, – подытожил Дмитрий Сергеевич. – Таким образом, как я рассказал, он и превратился в изображение на скале. Можно сказать, сам себя превратил в камень.

Снова случилась маленькая пауза.

– Да, грустно, – произнес Вася, немного подумав.

– Конечно, не весело, – согласился Дмитрий Сергеевич. – Хотя, впрочем, он не только стал камнем, он еще и превратился в Живущего. Но все-таки в этаком виде существовать не особенно хорошо. По крайней мере, саамы его жалеют. То есть раньше жалели – те, кто еще верил в такие сказки. А как сейчас – не знаю.

– Сергеевич, – вступил в разговор Андрей, – а почему «молчаливый дух» разозлился на Куйву? Куйва что, все же чем-то ему досадил?

– Можно сказать и так, – ответил Дмитрий Сергеевич. – Куйва вылечил этого будущего духа от какой-то болезни (не помню, какой). Если бы не Куйва, тот бы непременно умер. Он, впрочем, за это Куйве был бы только благодарен, раньше времени духом он становиться не хотел. Но все дело в том, что Куйва вылечил от той же болезни и его соседа, на которого будущий молчаливый дух был за что-то очень зол. Вот он и расстроился.

Малиновский мельком глянул на небо. В это время года, в полярный день, солнце не заходило и не переставало светить всю ночь, но к горизонту по ночам уже начинало приближаться. Вот как сейчас. Очевидно, они уже засиделись.

– Не знаю, как теперь, а не так давно ему и жертвы приносили, – похоже, что Дмитрий Сергеевич разговорился. – Оленя в озеро бросали… говорят, охота потом намного лучше шла, Куйва за подарки благодарил. Ему, впрочем, даже и оленя необязательно было жертвовать, достаточно было лишь табака немного или водки. Куйва и то, и другое любил… то есть, наверное, и сейчас любит. И опять-таки – плеснешь в озеро немного водки – сразу удача на охоте и в рыбалке. Чем плохо?

– Ничем не плохо, конечно, – подтвердил Вася. – Кажется, с этим Куйвой можно ладить.

– Ну, в общем, так и есть, – ответил Дмитрий Сергеевич. – На берегу озера можно и стрелять, и кричать. Нельзя только стрелять и кричать на самом озере, это да. Рыбачить не очень желательно, но многие саами рыбачат, и ничего, все нормально[5]. Короче говоря, надо вести себя в границах разумного. Не забывать, что Куйва – как-никак Живущий. Скажем, был один идиот, показал Куйве, в смысле его изображению, голую задницу. Через неделю идиот погиб – несчастный случай на охоте. Так что вы оба, – Дмитрий Сергеевич повернулся к Васе и Андрею, – имейте в виду, ни в коем случае ничего подобного себе не позволяйте.

– Спасибо, что предупредил, – хмыкнул Андрей. – А то бы я непременно показал Куйве голую задницу. Зато теперь, после твоего предупреждения – точно не буду.

– И в самом деле, Сергеич, спасибо за предупреждение, – поддержал Андрея Вася. – А то бы я ему обязательно показал голую задницу, как же без этого… я бы практически наверняка…

– Дмитрий Сергеевич, – внезапно перебил Васю Андрей, – подожди, ты же хотел про инопланетян что-то объяснить! Про инопланетян и наше задание. А это тут при чем?

– Я хотел объяснить про задание? – растерянно протянул Малиновский. – И в самом деле. Да, я, кажется, разговорился… Но сейчас уже поздно… чтобы дойти до нашего задания, надо рассказать еще столько же… или нет, два раза по столько же… Как-нибудь в другой раз.

– Но… – начал было Андрей.

– Да ладно, брось его, – вмешался Вася. – Он такой. Ничего с ним не сделаешь. Захочет – расскажет сейчас или потом, не захочет – нет. Или, может быть, расскажет лет через десять. Но потрепаться он любит. Ну и что, плохо, что ли? Прикольно.

– Ну, нет, значит, нет, – сказал Андрей. – Тогда, по-моему, нам уже спать пора.

– И в самом деле, пора, – поддержал его Вася и зевнул. – А Куйву, в смысле его изображение, я хорошо помню. Там еще невдалеке есть маленькая скала, очень похожая на росомаху. У нее нет своей истории? Может быть, она тоже сама себя превратила в камень?

– Ни себя, ни кого-то еще она в камень не превращала, – ответил Дмитрий Сергеевич. – И вообще она не из Живущих. Это совсем другая история… может быть, в другой раз.

На том и закончили.

Быстро поставили палатку, спрятали в ней на всякий случай продовольствие. И улеглись спать.

В это время года палатка защищает не только от холода, палатка защищает от солнца, от беспрестанного света никогда не заходящего солнца. Солнце спустилось пониже к горизонту, но в целом – все как днем. Только небольшие тучи время от времени умеряют свечение светила. А в палатке хорошо – темно.

И Андрей, и Вася, и Дмитрий Сергеевич – все спят.

А в это время в нескольких шагах от них, совсем рядом с палаткой появился какой-то зверь. Зверь быстро мелькнул легкой тенью и скользнул вверх по березе, растущей тут же. Забрался на самый верх. С удобством там уселся. Теперь его можно рассмотреть хорошо. Это росомаха. Самая обычная росомаха, такие тут встречаются. В это время года отсюда она была бы хорошо видна любому, кто находился бы рядом с палаткой. Но, разумеется, рядом, а не внутри нее. Поэтому ее никто не видит.

А росомаха между тем сидит и смотрит прямо на палатку, на палатку и на весь маленький лагерь. Сидит и смотрит. И более ничего.

Так она просидела всю ночь и исчезла лишь утром, перед появлением на открытом пространстве Андрея, Васи и Дмитрия Сергеевича.

А вечером они были уже на Сейдозере.

Вечер был еще не очень поздний, но луна уже появилась и стояла на небе рядом с солнцем. Диск луны, впрочем, быстро закрыла тучка, которая, казалось, села на одну из расположенных неподалеку гор. Гора как будто потемнела, и словно бы обзавелась шапкой. Впрочем, таких гор здесь было много, все озеро было обнесено горной грядой, высокой для этих мест. Горы более светлые и горы более темные, они тянулись вокруг всего берега, как чешуйки шишки. Нагромождения камней – больших, совсем больших и не очень больших – стояли на озерном прибрежье и кое-где спускались в воду. Водная гладь была тиха.

Где-то неподалеку должен был быть окаменевший Куйва, не всегда его можно увидеть, часто бывает, что его изображение прикрыто дымкой, но как раз в такую погоду можно было рассчитывать его разглядеть. Однако путешественникам некогда было его искать и некогда было на него смотреть. Сейчас их интересовал только эвдиалит, точнее, особая его форма – «саамская кровь».

Ни Куйва, ни тем более ярко-странное очарование полярного дня не привлекало их внимания. Что им до всего этого? Андрей, Вася и Дмитрий Сергеевич занялись поисками «саамской крови». Полярный день, незаходящее его солнце, помогало им в их поисках. А солнце светило без устали – и на горы, и на водяную гладь, и на путешественников. В его лучах все выглядело точно таким же, как днем, и в тоже время – более чародейским и жестоким. Полярный день непохож на знаменитые белые ночи Санкт Петербурга, полярный день – не полумрак, он не смягчает очертания, не наводит на мысль о чудесном. На первый взгляд кажется, что в нем и вовсе нет магии, но второй взгляд заставляет вспомнить о ясной и злой волшбе. Впрочем, что зло для одного, то добро для другого, и очень многим полярный день весьма по душе.

И, в любом случае, этот северный то ли вечер – то ли ночь – то ли день оказался добр к путешественникам. «Саамскую кровь» они нашли.

И даже не один, а несколько камней. Первый эвдиалит Вася отыскал примерно через час, спустившись с очередной горы и заглянув под обросший белым и буро-красным мхом пень. Второй эвдиалит обнаружился совсем рядом с Куйвой. Камень нашел Андрей. Вскоре Андрей же заметил и третий камень. «Надо было с этого места и начинать!» – сказал Дмитрий Сергеевич и попытался мотивировать Андрея и Васю к новым исследованиям окрестности. Но несмотря на все его усилия, оба дружно заявили, что на сегодня с них уже хватит.

– Ладно, сойдет, – чуть-чуть подумав, произнес тогда Дмитрий Сергеевич. – Собственно, трех камней должно хватить за глаза. Это я так, на всякий случай, думал… Короче говоря, сейчас ложимся спать, а завтра с утра идем дальше, к перевалу Рамзая.

На том и порешили.

Поставили палатку. Легли спать. На Куйву в этот вечер глянул один лишь Андрей, да и то мельком. Куйва был виден, но было не до него.

Ночью, разумеется, тоже никто не смотрел ни на изображение Куйвы, ни на что-либо еще в окрестности. Ночью все трое спокойно спали. А если бы кому-либо из них пришло в голову понаблюдать за тем, что происходит снаружи от палатки, то этот кто-то увидел бы, как к ним опять приблизилась росомаха. Росомаха сначала мелькнула совсем рядом с Куйвой, а затем подошла к близстоящей к палатке сосне. Забралась на нее. Некоторое время посидела, глядя на палатку. А после – спустилась вниз и исчезла. Но ничего этого путники, конечно же, не знали.

Утром Андрей, Вася и Дмитрий Сергеевич Малиновский отправились в путь. Шли без спешки, но и не медля. На вечернем привале они почти не разговаривали – как оказалось, из-за поисков эвдиалита все трое толком не выспались, так что всем троим не терпелось поскорее лечь спать и отдохнуть.

И эту ночь они спокойно проспали в палатке. И в эту ночь к их походному пристанищу подходила росомаха. На этот раз она ушла почти сразу, даже и на дерево не забралась.

Утром, как обычно, все трое вышли в дорогу. Прошел еще один день похода. И как-то так вышло, что вечером, на привале рядом с костром и рядом с готовящимся на нем походно-непонятного вида варевом путники опять разговорились.

То есть сначала, как обычно, разговорился один Малиновский. Злое солнце, которое, разумеется, и не думало уходить за горизонт, било в глаза, темнели громоздкие валуны, трещал костер, а Дмитрий Сергеевич Малиновский описывал для Андрея и Васи некоторые еще не упомянутые им подробности развода своей дочери и безответственности ее почти бывшего мужа. Варево между тем закипело, и его сочли приготовленным. Поели. Дмитрий Сергеевич ненадолго замолк, немного подумал и перешел к иным предметам.

– Говорят, в долине реки Малая Белая водятся медведи, – произнес Дмитрий Сергеевич. В его голосе почему-то послышались интонации, сходные с теми, которые были у него тогда, когда он рассказывал про Куйву и его приключения. Ну, не совсем такие, конечно, но в чем-то похожие. Немножечко этакие певучие. Хотя, к добру или к худу, сейчас он не собирался разъяснять про что – то связанное с инопланетянами.

– Водятся там медведи, точно. И не только там. Кое-кто говорит – они добредают до Ловозера и Сейдозера. И на перевале Рамзая они есть. Одним словом, как раз в тех местах, где мы были и где сейчас находимся, можно встретить Топтыгина.

Косолапые, они вообще-то обычно мирные, но это как повезет. И главное – никогда не знаешь, что у медведя в голове.

Хотя про несчастные случаи я пока не слышал. Слышал зато такой вот рассказ… Есть у меня знакомая, а у той другая знакомая, – так вот, знакомой моей знакомой повезло на медвежат наткнуться. Медвежатам она понравилась, они ее за ноги хватали, заигрывали. А потом, естественно, пришла медвежатова мама. Хорошо, мама поняла, что знакомая моей знакомой плохого ее детям не делала. И получилось вот что – идет тетка по сопкам, за ней медвежата бегут, за ноги хватают, а за ними за всеми мама-медведица следует, ситуацию контролирует. Так тетка и шла, пока до ближайшего населенного пункта не дошла.

– Вранье, – сказал Вася. – Какие медведи на перевале Рамзая? Что они там жрать будут? Да и вообще – где они теперь остались, эти медведи… Еще и умудриться на медвежат наткнуться… – Вася хмыкнул.

– Может, и вранье, – покладисто согласился Дмитрий Сергеевич. – Но вообще-то моя знакомая ко вранью не склонна, она вообще-то врать совсем не умеет. А порванную медвежьми когтями одежду она видела сама, да и про медвежат этих она не только от той тетки слышала, но и от тех мужиков, что навстречу медведям с топорами выскочили.

– Так они как, топоры в ход пустили? – заинтересовался Вася.

– Раз с ними, с живыми потом разговаривали, значит – не пустили, – ответил за Дмитрия Сергеевича Андрей.

– Нет, топоры они в ход не пустили, – сказал Дмитрий Сергеевич. – Медведи сами ушли. Мужики их матом послали, они и ушли. Медведи мата не любят. Хотя вообще-то тут думать нужно, прежде чем по медведеной матери проходиться. Зверь может и разозлиться. В этом-то случае рядом человечье жилье было, зверь его чуял… А так… Если медведь далеко – надо на него матом орать, авось убежит. Если медведь близко – надо с ним вежливо поговорить, авось не тронет.

Собравшиеся у костра замолчали. Котелок с уже остывающим напоминающим суп варевом поблескивал в лучах солнца.

– Я возьму еще добавки, никто не против? – сказал Андрей и, сочтя молчание знаком согласия, потянулся к супу в котелке. Варева в нем оставалось немного, так что Андрей полностью опустошил его. Теперь он опустошал свою тарелку, активно работая не совсем обычной ложкой – на одном ее конце была собственно ложка, на другой – отвертка.

– Сам сделал? – спросил Вася Андрея, кивая головой на ложку. – Давно к ней присматриваюсь. Прикольная штука.

– Не только прикольная, но и удобная, – ответил Андрей.

– Может, и удобная, – произнес Дмитрий Сергеевич, – но я лучше вместо того, чтобы такую удобную штуку мастерить, лишнее время перед телевизором поваляюсь. Ну или починкой чьей-нибудь машины займусь. Ко мне до сих пор обращаются по старой памяти.

– Ты чинишь машины? – слегка удивился Андрей.

– Иногда, – кивнул Дмитрий Сергеевич. – Я по первой профессии сварщик, сварщик-аргонщик… конечно, давно это было, что-то я, может, и забыл, но все же глушитель отремонтирую лучше, чем кто-либо из современной молодежи. Я этим сейчас почти не занимаюсь, так, помогаю кое-кому; деньги некоторые небольшие беру, но фактически это лишь помощь, услугу приятелям хочу оказать. Вот когда я работал агрономом в совхозе под Воронежем…

– Сергеич, – перебил его Вася, – по-моему, в палатку уже пора.

Дмитрий Сергеевич сперва недовольно поморщился, но потом признался, что и сам хочет спать. Андрей покладисто присоединился к товарищам. На том и порешили. Малый промежуток времени – и все трое лежат в палатке. Лежат и спят.

Люди спали.

Но звери – нет.

И один зверь подобрался уже совсем близко к человеческому ночному пристанищу. Он сидит рядом, на ближайшем дереве, самом высоком из всех, что выросло неподалеку. Сидит – и смотрит на людей. Если приглядеться, то легко заметить, что зверь – росомаха.

Время идет. Люди спят. Ветер дует. Росомаха сидит на дереве.

Часы уже шли к середине ночи, когда росомаха спустилась с дерева, с высокой рябины. Спустилась и сразу же отправилась к маленькому лагерю, что располагался вокруг палатки. Там она прошлась туда и сюда и повсюду положила большие кучи экскрементов. Затем уверенно направилась к ближайшему из рюкзаков, разорвала его когтями, разбросала его содержимое и тщательно опорожнилась на все разбросанное, ничего не пропустив. После этого росомаха подошла ко второму рюкзаку и проделала тоже самое. Закончив и с ним, росомаха приблизилась к рюкзаку уже третьему и разделалась с ним точно так же. Вернее, почти точно так же. На этот раз у росомахи, по-видимому, вышла какая-то заминка. Несколько завязанных в тюк вещей упорно не хотели из него выпадать. Даже длинные росомахины когти не помогали. Росомаха потыкалась в тюк, а затем… как-то истончилась. На несколько секунд превратилась то ли в тень, то ли в молодую женщину, одетую в плотные штаны и непромокаемые резиновые сапоги. Еще несколько секунд – и видение исчезло. Посередине лагеря вновь можно было бы увидеть росомаху, а рядом с ней – в беспорядке разбросанные человечьи пожитки и росомашьи экскременты. Росомаха с удовлетворением огляделась, подошла к выходу из палатки, отложила там самую большую из своих кучек и, видимо, вполне довольная, ушла прочь.

Солнце, хотя и опустившееся к горизонту, необыкновенно ясно освещало все действия странного зверя, а теперь – последствия его действий. Но путешественники мирно спали в палатке. Мирно спали до самого утра.

Но вот наступило утро.

Проснувшись и чуть-чуть оглядевшись все трое, разумеется, очень расстроились. Передать тут их речи, к сожалению, невозможно, так как это шло бы вразрез с правилами приличия, но, в общем, относительно виновника происшедшего сказано было много резкого. Обсуждение события длилось долго.

Надо сказать, росомаха умудрилась особенно изгадить все самое нужное и ценное.

И хорошо еще, что провизию с вечера не забыли положить в палатку, так что хоть провизия не пострадала. Но в остальном…

Бумаги Малиновского, спрятанные в особом кармане на самом дне рюкзака и касающиеся каких-то важных дел, которыми Малиновский занимался в Государственном комитете экологии России, были изгажены, были изгажены полностью, были изгажены, по всей видимости, методично и старательно.

Также изгаженной была и вся сменная одежда всех троих, вся их обувь, а сверх того – зубные щетки Васи и Дмитрия Сергеевича (Андрей оказался более предусмотрительным и держал свою в палатке).

Кроме этого, разобранная клетка, которую они предназначали для наловленных на обратном пути зверей, тоже была вся покрыта звериными экскрементами. И капканы, невзведенные еще капканы, – и они были изгажены!

В общем, прошедшей ночью неведомый зверь изгалялся над путниками на славу.

Но этого уже изменить было нельзя. Следовало думать о другом. Следовало думать о том, что сейчас можно сделать. Неизвестный зверь все равно не слышал ни одного слова из тех ругательств, которыми его награждали.

Поэтому они приступили к работе.

На то, чтобы хоть немного отчистить испорченное, ушло полдня. В итоге все оказалось не настолько плохо, как они думали. Но с запахом они ничего сделать не могли, и вонь пришлось терпеть всю дорогу до самого привала, причем и на привале, разумеется, запах никуда не исчез. Видимо, поэтому вечером на привале у всех троих было весьма дурное расположение духа. Говорили, разумеется, о недавнем событии. Сошлись, что неизвестный зверь был, совершенно очевидно, никем иным, как росомахой. Порешили, что следует взвести и поставить вокруг палатки капканы. Хотя не особенно вероятно, чтобы росомаха наведалась к ним еще раз, но мало ли… Поговорили даже о том, что делать, если росомаха попадет в капкан, – пристрелить ее или тащить с собой, для инопланетного зверинца. С одной стороны, удобнее было бы нести на себе клетку со зверем лишь на обратном пути, с другой – зверя все равно поймать надо. Но это можно было бы решить и потом…

Одним словом, они поели, поставили палатку, зарядили и поставили капканы и улеглись спать.

И когда люди уже не первый час спали под пологом палатки крепким сном, к лагерю вновь подошел зверь.

Росомаха.

Росомаха обошла капканы и неслышно вошла в круг человечьего жилья. Она по-хозяйски подтащила поближе рюкзаки с пожитками, не вместившиеся в палатку, а после этого, – насколько это было возможно тщательно изодрала их своими когтями и клыками.

Затем росомаха присела и отложила несколько больших кучек, старательно разбросав их над остатками людского багажа. Убедившись, что она все сделала как надо, росомаха подошла ко входу в палатку и положила там довольно вместительную кучку, далее немного подумала и слегка разбросала и ее тоже, так, чтобы полностью перекрыть отходами своей жизнедеятельности выход наружу. Теперь дела этого странного зверя в человеческом лагере были, казалось, закончены. Но зверь почему-то еще не уходил и как будто бы раздумывал о чем-то.

Эти раздумья длятся недолго. Не истекло и полминуты, – и росомаха приходит к некоему решению.

Росомаха поднимает хвост.

Опускается на брюхо. Плавно машет хвостом и странным образом истончается. То ли наполовину исчезает, то ли окутывается туманом. Но это зрелище – лишь на несколько секунд. Может, оно и вовсе всего лишь померещилось? Пара мгновений – и рядом с палаткой опять видна росомаха, припавшая брюхом к земле и помахивающая хвостом. Еще миг – и на ее месте стоит молодая женщина. Она одета в плотные штаны, резиновые сапоги и легкую зеленоватую куртку. На ней рюкзак. Одним словом, вполне обычный наряд для этого места и этого времени года.

Молодая женщина снимает рюкзак и, немного покопавшись, достает оттуда нож – хороший удобный походный нож, с удлиненной режущей кромкой.

Удовлетворенно хмыкает. Тихонько урчит. Подходит вплотную к палатке и режет ее ножом. Палатка падает.

Девушка-оборотень быстро удаляется.

Удаляется и оставляет за собой лагерь, полный росомашьего помета. Оставляет невыспавшихся и еще более злых, чем в прошлый раз, людей. Оставляет загадку.

Впрочем, точнее говоря, загадка появилась чуть позже. Она появилась тогда, когда кто-то из них заметил рядом с уходящими в лес следами росомахи еще и следы человека.

Кажется, первым их увидел Дмитрий Сергеевич. По крайней мере, он первый произнес эти слова вслух.

– Человеческий след.

Слова были произнесены и повисли в воздухе.

– Не может такого быть, – растерянно сказал Вася. Ему никто не ответил.

– Наверное, кто – то из нас натоптал, – продолжил Вася. Снова молчание.

– Да что тут странного? Кто-то из нас… может быть, ты, Сергеич…

– Следы женские, – произнес Андрей. – Они меньше, чем у любого из нас. Они меньше, чем должны быть у мужчины.

– Но, может быть… – начал было Вася.

– Вася, заткнись, – сказал ему Дмитрий Сергеевич. Вася заткнулся.

Дмитрий Сергеевич продолжал смотреть на следы, человеческие и росомашьи.

– Идти назад все равно поздно, – сказал он. – Значит, идем вперед. Все вещи прячем в палатку… втиснем… должны втиснуть. В крайнем случае оставим снаружи самое ненужное. Потом отмоем, что делать… Главное, самим бы уцелеть. Но если она нас раньше не убила и не ранила, хотя и могла…

Дмитрий Сергеевич ненадолго замолчал.

– Человек, с одной стороны, намного опаснее зверя, – продолжил он. – Но у человека в голове обычно есть цель. Хоть какая-то. Хотя бы поллитра перехватить.

– Ну, это явно не тот случай, – пробормотал Андрей. Дмитрий Сергеевич пропустил его бормотание мимо ушей.

– Хотя, конечно, это, получается, не совсем человек. Это… это…

– Росомаха-оборотень, – сказал Андрей. И эти слова тоже были сказаны.

Наступила тишина.

На серых и коричнево-красных мхах, мокрых от недавно растаявшего снега, и следы росомахи, и следы человека были хорошо заметны.

И Вася, и Дмитрий Сергеевич, и Андрей уже давно видели – человечий след заканчивался точно там, где начинался след росомахи.

Между высоким небом и поросшими карликовыми березами, невысокими рябинами, лишайником, мхами, а кое-где и морошкой, сопками прошло нечто. Тайна. Волшебство. Морок. И сопки и небо словно бы засветились жестоким светом. Очень жестоким. Какая опасность сравнится с Неведомым? Что может быть чудовищнее чуда?

В мире, оказывается, возможно почти все. И медведи на перевале Рамзая, и росомаха-оборотень неподалеку.

Все трое безмолвствовали. Никто не знал, что сказать.

– Э… это… может, поймать ее? – растерянно проговорил Вася, видимо, для того, чтобы проговорить хоть что-то. – Поймать… как-нибудь. Найти способ…

– Оборотня? – уточнил Дмитрий Сергеевич.

– Ну, это… я не знаю… может быть…

– Поймать ее можно, – неожиданно для всех сказал Андрей.

Вася и Дмитрий Сергеевич молча смотрели на него.

– Продолжай, – резко приказал Дмитрий Сергеевич.

– Поймать ее можно, – продолжил Андрей. – Я так думаю. Смотрите, – он указал на следы росомахи. – Вот тут она обошла капкан. И тут тоже. И тут. Видите? Везде она обходит капкан в самый притык. Она видит его в самый последний момент, понимаете?

– Продолжай, – повторил Дмитрий Сергеевич.

– А вот тут она подходит к рюкзаку, – произнес Андрей. – Видите? Рюкзак был здесь, она повернула здесь. И вон в том месте тоже самое. Наши вещи она видит совсем не в последний момент. В отличие от капканов.

– Так и есть, – хмуро сказал Дмитрий Сергеевич. – Ну и что из того?

– Надо положить капкан под вещи, – сказал Андрей. – И тогда…

– И тогда она попадет прямо в капкан? Так ты думаешь? – Дмитрий Сергеевич на секунду замолчал. – Логично. Было бы логично, если бы… если бы это была не росомаха-оборотень… С ней не разберешь… Ладно, допустим, поймали ее. Дальше что?

– Дальше… – Андрей замялся. – Убивать… пытаться ее убить не очень разумно… мало ли что… Я думаю, поместим ее в клетку и отдадим инопланетянам. На обратном пути, в смысле. Нам же все равно зверя поймать надо. Ну вот…

– Замечательная идея, – произнес Дмитрий Сергеевич столь же хмуро, что и раньше. – Просто замечательная. Убивать, значит, не стоит, – «мало ли что», а в клетку посадить и инопланетянам везти, это ничего, это нормально.

Дмитрий Сергеевич, кажется, хотел высказать еще что-то, но удержался. Вместо этого он опустил взгляд вниз, на след росомахи и на след человека рядом и задержал там взгляд, словно бы пытаясь рассмотреть еще не рассмотренное. Но, конечно, ничего не рассмотрел.

– Тебе бы Бэтменом работать, Андрей, – сказал наконец Дмитрий Сергеевич. – А ты мне можешь рассказать, что у нее в голове? И на что она способна?

– Так в том-то и дело, что я не могу сказать тебе, что у нее в голове, – ответил Андрей. – И что будет, если мы оставим все как есть. Лучше уж поймать ее… попробовать поймать.

– Андрей, напомни мне, пожалуйста, за что тебя выгнали из того питерского охотничьего-туристического клуба, где ты такие бабки заколачивал? За чрезмерные авантюризм и смелость? – спросил Малиновский.

– Конечно, нет, – сказал Андрей. – Меня оттуда выгнали за излишнюю осторожность. Слишком часто напоминал богатеньким охотникам о технике безопасности.

Вновь наступило недолгое молчание.

– Э… это… Сергеич… – неуверенно сказал Вася, – может быть, правда, сделать, как он говорит… э… поймать… э… эту росомаху… С одной стороны, я не знаю, но с другой стороны… хотя, может быть…

– Вася, заткнись, – рявкнул Дмитрий Сергеевич. Вася заткнулся. Дмитрий Сергеевич задумался.

И Вася, и Андрей молчали и смотрели на него. Вот теперь было ясно, кто был главным в этой маленькой компании. Ни Андрей, ни Вася, ни сам Дмитрий Сергеевич не сомневались в том, кто сейчас станет принимать решение.

Молчание затягивалось.

Дмитрий Сергеевич не говорил ни слова. Он думал.

– Сделаем, как сказал Андрей, – произнес наконец он. – Надеюсь, потом не пожалеем.

В эту ночь они уже не стали ложиться спать. Они вновь отчистили все, что можно было отчистить, и тронулись в путь. Благо, сейчас, в июне, солнце и не думало садиться, так что в любое время суток все было хорошо видно.

Они шли всю ночь и все утро (то время, которое здесь называлось ночью и утром), потом перевалили через перевал Рамзая, на котором еще лежал прошлогодний снег, и вышли к реке Малая Белая. И остановились. Был еще самый ранний вечер, но они не выспались и измотались из-за этой чертовой росомахи, оборотень она там или не оборотень. Наскоро поужинав, путники поставили палатку, втиснули в нее побольше вещей, поставили рядом с невместившимся рюкзаком капкан и улеглись спать. Они все надеялись, что, как бы там ни было, но раньше начала ночи росомаха не придет и даст им отдохнуть. А потом попадется в капкан.

И это был тот редкий случай, когда в жизни все выходит так же, как и в надеждах. Они проспали больше половины ночи. Они проспали почти до самого утра. И часа в три ночи их разбудил оглашенный рев плененной росомахи. Уловка Андрея сработала. Росомаха-оборотень застряла в приготовленном для нее капкане.

Дальше они действовали как при обычной ловле зверя. На росомаху набросили сеть, сгрузили в собранную тут же клетку, стянули сеть, взялись за притороченные к клетке шесты и потащили. Тащили вдвоем, время от времени менялись. Росомаха ревела, не переставая. Вначале это было ничего, потом начало закладывать уши. Кроме того, каждый раз, когда путники, меняясь, проходили мимо росомахи, росомаха бросалась пометом, часто довольно метко.

Как это у нее получалось, было непонятно, однако получалось. Пришлось надеть длинные плащи с капюшоном.

Так и вышло, что до места, которое, по всем признакам, было пунктом их назначения, они добрались лишь к вечеру. Расставили палатку. Разожгли костер. Набросили на клетку с росомахой покрывало – вроде бы при таком раскладе она орала меньше. Они все здорово вымотались, поэтому по здравому размышлению было решено искать нужный камень и делать все необходимое прочее лишь завтра. А сейчас – выспаться и отдохнуть. Но хотя, казалось бы, все трое только и мечтали о том, чтобы добраться до палатки и улечься, никто из них все никак не отходил от костра. Что-то мешало. Может быть, чрезмерная усталость, а может быть – близость цели. Еще чуть-чуть – и золото будет их. Обязательно будет. Непременно.

Так или иначе, но время шло, а путники сидели у костра и разговаривали.

Солнце светило ярко. Струящиеся по камням воды Малой Белой казались холодными даже на вид. Там и тут лежали поросшие мхом здоровенные валуны, как будто бы огромные застывшие капли только что окончившегося дождя.

И они сидели и смотрели на все это, и что-то обсуждали, и все никак не уходили от потухшего костра. И разговор у них все перескакивал с одного на другое, и вообще был какой-то бестолковый.

Наконец Дмитрий Сергеевич сообщил, что сейчас он расскажет про артефакт, или, как он выразился, про «непонятную магическую хрень», ту самую, которую они должны найти и доставить инопланетянам.

Откуда она, хрень, взялась, что она вообще такое и прочее. Андрей и Вася вежливо приготовились слушать, но ни Андрей, ни Вася почему-то не заинтересовались рассказом.

Дмитрий Сергеевич сделал вид, что этого не заметил.

Вася, впрочем, который знал Дмитрия Сергеевича уже довольно давно и относительно хорошо, скоро насторожился, – ему показалось, что тот на сей раз и впрямь хочет сообщить нечто конкретное. Хотя с Сергеевичем в таких случаях всегда трудно было сказать что-то наверняка.

Но, как бы там ни было, рассказывал он обычно интересно.

Интонации у Дмитрия Сергеевича сделались размеренно-певучими, и на сей раз так же, как и тогда, когда он повествовал о Куйве.

Только теперь действие его повествования унеслось куда-то в Японию.

Невдалеке шумела камневодная река, тлели угли погасшего костра, время от времени ревела росомаха, а два путешественника слушали рассказ третьего.

– Давным-давно жил в Японии самурай – Миямото Мусаси. В бою ему не было равных. Он очень многих вызывал на поединок, и всех побеждал. Миямото Мусаси долго бродил по Японии в поисках достойного противника. Нашел или нет – неизвестно. Но если даже и нашел – одного или нескольких – он, Миямото Мусаси, оказался сильнее и их. И вот, уверившись в своей непобедимости, Миямото Мусаси осел наконец на постоянном месте. Основал школу фехтования. Написал книгу о боевом искусстве.

И так все продолжалось некоторое время к полному счастию и удовлетворению Миямото, однако в конце концов Миямото Мусаси надоела такая жизнь. Но что делать? Достойных соперников больше не было. Миямото Мусаси был сильнее всех в Японии – никто в этом более не сомневался, и он сам – тоже.

И тогда Миямото Мусаси решил сделать так, чтобы оружие могло сражаться само по себе. Убивать, поражать противника – само. Пускай и не вовсе без помощи человека сражений, но с помощью совсем невеликой. Другой достойной себя цели Миямото Мусаси придумать не смог.

Надо сказать, что мысль Миямото была вполне логична. Ведь давно известно, что у оружия есть душа, и хороший меч сам своею волею помогает самураю. Миямото Мусаси решил лишь продолжить и умножить это всем известное свойство оружия.

Миямото поступил просто. Он купил храмовую бумагу, предназначенную для обетов, ту, которая продается в святилищах Кумано. Известно, что каждый раз, когда на этой бумаге пишут обет, в провинции Кумано умирают три ворона. Менее известно, что чуть позже эти птицы вновь возвращаются на землю – их хозяин, бог смерти и войны, отпускает их обратно. Но Миямото это знал.

Миямото Мусаси записал на храмовой бумаге из Кумано свою клятву. Он поклялся разыскать трех птиц, которые погибнут во время написания его клятвы, погибнут и вернутся на землю. И тогда Миямото их найдет. Найдет и убьет. Вернее, убьет он их в том случае, если они не исполнят его просьбы.

Через три дня на пороге у Миямото сидели три ворона. Искать их не пришлось.

Миямото Мусаси попросил воронов переделать один его меч. Переменить. Заколдовать. Так, чтобы меч мог сражаться сам по себе. Вороны сначала отказались, утверждая, что Миямото просит невозможного, но потом согласились. А что им оставалось?

Вороны сказали Миямото, что для выполнения его просьбы им должно отнести его меч в царство мертвых. Отнести и принести обратно, конечно же. Но для того, чтобы нечто сделанное руками человека попало на тот свет, следует, чтобы об этом нечто кто-то думал в свой самый последний час. Вернее – в самый последний миг. «А как этого добиться, мы не знаем», – сказали вороны. «Зато я знаю», – ответил Миямото и пошел к князю Тададзанэ. У Тададзанэ служил приемный сын Миямото; да впрочем, и будь это не так, князь все равно хорошо бы знал прославленного Миямото Мусаси, основавшего школу боевого искусства как раз в его провинции.

С разрешения князя Миямото поговорил с преступником, которого как раз в это время осудили на казнь. Миямото заключил с ним сделку. Преступник должен был перед самой смертью подумать о самурайском мече Миямото (отличном мече работы мастера Амакуни с обоюдоострой верхней частью, изогнутой в виде клюва ворона). А Миямото в награду за это обязался до конца своих дней обеспечивать семью преступника (к счастью, она была невелика). Правда, этот преступник не сдержал своего слова. Меч не исчез, как должен был, по словам воронов. Со вторым преступником вышло тоже самое. Миямото Мусаси уже начал сомневаться – не обманули ли его вороны? И не должен ли он во исполнение данного слова обеспечивать теперь уже две семьи?

Но третий преступник договор выполнил.

Сразу после казни меч исчез, как только ворон положил его себе на хвост. А через несколько дней вороны вернули меч Миямото Мусаси. Теперь этому оружию не нужна была рука самурая для того чтобы разить врага. Нужно было лишь не очень дальнее присутствие самурая.

Рассказчик замолчал. Андрей и Вася молчали тоже.

– Так что, этот меч мы и ищем? – нарушил молчание Вася. – А зачем он инопланетянам? А почему он в золоте? И вообще, откуда ты это все узнал? Хотя, впрочем, – Вася махнул рукой, – ты же все равно ничего не скажешь. Ладно, неважно, хорошо, если ты не выдумал это…

– Вася, – вздохнул Дмитрий Сергеевич, – учу я тебя уму-разуму, и все без толку. Да, конечно, я все выдумал… Ищем мы не меч, только его верхушку – изогнутую в виде клюва ворона. Золото – что-то вроде подарка мечу, когда он был еще целый, так у самураев принято было. Да, кажется, и не только у самураев[6]. А зачем его инопланетники ищут… Я толком не понял. Кажется, не потому что им самим надо, а для того, чтобы каким-то другим личностям не досталось. Странным личностям.

– Еще веселее, – сказал Андрей. – Что за странные личности?

– Я же говорю, не понял толком, – ответил Дмитрий Сергеевич. – Ну, если в общих чертах… Инопланетники не первый год присматривают за Землей. Изучают. Забирают к себе наши книги, читают. Как цивилизацию изучать без ее книг? И доизучались. Появились у инопланетников странные личности, которые начали фанатеть от некоторых наших книг. То есть от тех книг, которые у нас называют священными, вроде Библии. В смысле, – Малиновский немного подумал, – они стали верующими. В некотором роде. Даже не знаю, как сказать правильно.

Не совсем такие верующие, как у нас, но… В общем, от этого у инопланетян возникли определенные неприятности.

Фанаты священных книг вечно что-то делят между собой. Кроме того, они все время находят на нашей Земле, на Терре, как они ее называют, различные предметы, которые они очень ценят, а потом пытаются их как-то поделить друг с другом. До стычек у них между собой доходит, причем все чаще и чаще. Представляете?

– Представляем, – сказал Андрей. – То есть мы имеем дело с представителями властей, которые борются с какими-то оппозиционерами. Ну, бывает. Ладно, а инопланетным властям зачем эти предметы понадобились?

– Насколько я понял, – сказал Дмитрий Сергеевич, – они не хотят, чтобы те предметы попали в руки, как ты говоришь, «оппозиционеров». Потому что они, в смысле предметы, и в самом деле обладают Силой, и во многом могут тебе помочь, во всяком случае, если попадут к тем, кто умеет ими пользоваться. И «представители власти»… да, кажется, они и впрямь представители власти, – этого не хотят. По той причине, что от фанатов священных книг неприятности уже теперь есть. Между собой у них нелады, и большие нелады, и окружающим они этим уже и сейчас мешают, а что будет дальше – неведомо. Это, по крайней мере, то, что я знаю.

– В общем, политика, – сказал Андрей. – Не очень хорошо, что мы влезли в политику, да еще и инопланетную, ну да ладно.

– Про меч интересно, – задумчиво сказал Вася. – Это, значит, все дело в том, что он побывал на том свете?

– Ну, в целом, верно, – кивнул Дмитрий Сергеевич. – Хотя есть и еще кое-что.

Этим мечом Миямото убивал восставших христиан в Симабаре. Было в 17 веке в Японии такое восстание. Восстали крестьяне-христиане. В то время христианство в Японии было запрещено, вот они и восстали.

Дмитрий Сергеевич вновь изменил интонации. Они вновь сделались у него повествовательно-певучими. Такими, какими бывали они у него, когда он рассказывал о Куйве, когда он рассказывал историю о Миямото Мусаси, когда он вообще рассказывал какую-нибудь интересную и эпическую историю.

– То есть они, восставшие, были христиане, и требования у них были только религиозные, но вообще-то это были простые крестьяне, и сражаться их никто не учил. И несмотря на это, война вышла нешуточная.

Простые крестьяне одно сражение за другим одерживали верх над самураями, которых было раз в десять больше. И если бы не предательство…

– Сергеич, – вдруг перебил рассказчика Андрей, – а откуда такая смесь мифологий? Самурайский меч… эвдиалит «саамская кровь»…

– Не знаю я этого, – ответил Сергеич. – Впрочем, может, дело в том, что и там и там – кровь?

Они замолчали.

Росомаха, которая уже примерно как с полчаса вроде бы затихла, опять заревела.

– Это она так, напоследок, – не совсем уверенно сказал Дмитрий Сергеевич. – Сейчас заснет и умолкнет. Я надеюсь… Все-таки неприятно спать, если шумно… Хотя можно, в принципе. Помню, когда я…

– Сергеич, – перебил Дмитрия Сергеевича Вася. – Слушай, чего мы тут сидим? Чего ждем? Золото искать надо.

– Так ведь решили же, – ответил Дмитрий Сергеевич. – Отдохнем, а завтра, со свежими силами…

– Но мы ведь все равно не отдыхаем, – сказал Андрей. – И отдыхать не хочется.

– Вот-вот, – поддержал Вася.

– Эх, – Малиновский посмотрел на незаходящее солнце. – И в самом деле. Давайте, что ли, золото искать.

И они принялись искать золото.

Искать тот валун, рядом с которым эвдиалит «саамская кровь» вспыхнет красным огнем.

Это оказалось нелегкой задачей.

Андрей, Малиновский, и Вася исчертили носом вершок за вершком, кажется, с целый километр во все четыре стороны, но без толку. Все три эвдиалита оставались прежними, такими же, что и раньше, – красно-темными, и они были такими, сколько бы на них ни смотрели. Камни не становились краснее или темнее, и порядок пятен у них не менялся. С ними все было, как раньше.

Обросшие красным мхом серые валуны, само собой разумеется, не менялись тоже. Они лежали там и тут, словно зубы, выбитые из челюсти злого дракона. Они молчали. Можно было бы хоть биться об них головой, но если кто-то из них и хранил под собой золото, то он не раскрыл бы секрета.

Был миг, когда путникам показалось, что тайна вышла наконец из тумана, и невиданное богатство уже в их руках. Камень, тот, который держал Андрей, зажегся красным. Зажегся, совершенно точно зажегся, тут не было ошибки. Но это было лишь пятно. Одно ярко святящееся красное пятно, безумно хорошо заметное на красном эвдиалите. Дмитрий Сергеевич покачал головой.

– Даже и проверять нечего, – сказал Малиновский. – Это не он. Не тот валун. Тот, что нам нужен, скорее всего, где-то совсем рядом… хотя и не факт. Место здесь такое, могло и на дальнем расстоянии повлиять.

И они принялись искать дальше.

Светлая ночь полярного дня перевалила за середину, чуть спустившееся к горизонту солнце приподнялось вверх.

Они уже собирались плюнуть на все и идти отдыхать в палатку, когда Вася поднял высоко над головой свой эвдиалит и истошно заорал. Эвдиалит «саамская кровь» светился красным светом. Весь, полностью. И без того красный, он словно бы стал намного-намного краснее. Может быть, даже краснее, чем кровь.

Оставалось лишь отвалить в сторону нужный камень. И они сделали это, хотя валун оказался даже еще тяжелее, чем казался с виду. Втроем они еле справились с работой. Однако справились. Убрали валун. Раскопали неглубокую яму. Вытащили маленький ящичек или, говоря более правильно, маленький сундук. Сбили замок и подняли крышку.

Золото. Золото. Слитки и золотой песок. Сундучок был до краев набит золотом. И лишь сверху на всем этом золоте лежало еще кое-что. Это было окончание меча, изогнутое в виде клюва ворона.

Неподалеку громко взревела бессонная росомаха. Несколько часов она, впрочем, судя по всему, проспала, но совсем недавно опять проснулась.

* * *

Дорога домой получилась тяжелой. Мало того, что им надо было тащить с собой золото, им пришлось тащить также и росомаху. Поведение росомахи не стало лучше. Она по-прежнему орала и бросалась экскрементами, иногда метко. С течением времени ее меткость повышалась.

В конце концов Вася предложил ее пристрелить, но Андрей напомнил, что эта росомаха не просто росомаха, но оборотень. Покушение на ее убийство может быть чревато непредвиденными последствиями и, к тому же, вполне возможно, не увенчается успехом.

Оставалось одно – нести ее дальше. От мысли отпустить росомаху они отказались, а больше уже ничего было не придумать.

Так они и шли.

Тащили золото, тащили припасы, тащили росомаху.

Хотя никто не сомневался, что росомаха разумна (об этом говорили многие трудноописуемые детали), найти с ней общий язык было, казалось, совершенно невозможно.

Вася попытался пообщаться с росомахой, чтобы хоть как-то добиться у нее отказа от ее вредоносной деятельности, но ничего не добился, а только лишь вернулся весь грязный и злой.

– Никакого толка от нее нет и не будет! – крайне раздраженно сказал Вася. – Баба она и есть баба!.

И действительно, пойманная путешественниками росомаха была женского пола. Они это уже давно обнаружили. Возможно, этим и объяснялась ее вредноносность.

Но все когда-нибудь заканчивается, заканчивалась уже и их дорога. Они приближались к городу Кола[7]. Из-за чертовой росомахи нельзя было туда заглянуть, и поэтому они отправили в Колу Васю – затариться всем необходимым и, в особенности, спиртным.

Сами же они развели костер и начали вечерять – в ожидании Васи и в ожидании водки. К счастью, Вася отсутствовал не очень долго. Не прошло и пары часов, когда Вася был тут – со съестными припасами и, разумеется, с водкой. Солнце чуть-чуть спустилось к горизонту, но, как ему и полагалось, и не думало за него заходить, так что все было отлично видно – и сопки, и Васю, и водку. И вообще все. Когда на севере царит полярный день, там нет все скрывающей и все смягчающей тьмы – ничего этого там нет, там все кругом светло и ясно. Полярный день – время хорошее. Может быть, поэтому их странное предприятие тоже закончилось хорошо. Они, кажется, и сами этого не ожидали, но золото было найдено и даже уже поделено. Оставалось вернуться домой, отдать инопланетянам верхушку меча, а с ним и росомаху, потом заняться легализацией слитков золота и золотого песка… впрочем, это уже детали. А сейчас они обмывали золото.

Росомаха ревела, но реже, чем обычно, и вообще сегодня она уже, кажется, никого не раздражала. В конце-то концов, ну хочется кому-то реветь на все сопки, так пускай ревет.

Но, перестав возбуждать раздражение, росомаха стала возбуждать интерес. Она и возможные попытки ее умиротворить. Каких только теорий не выдвигали на сей счет и Андрей, и Вася, собственно, они только и говорили, что об этом. Похоже, утратив практическое значение, попытки утихомирить росомаху неизмеримо выросли в значении интеллектуальном. Споры не утихали. Андрей и Вася спорили, а Дмитрий Сергеевич почему-то начал мрачнеть.

С течением времени он мрачнел все более, и в конце концов, ни слова не говоря, он встал и куда-то ушел. На это, разумеется, никто не обратил никакого внимания. И на то, что он приблизился к клетке с ревущей росомахой, – тоже. Понадобилось зачем-то человеку подойти к пленной росомахе, ну и понадобилось, дело хозяйское. Может быть, ему интересно?

Андрей и Вася продолжали оживленно общаться, и все о той же росомахе.

А Дмитрий Сергеевич Малиновский стоял и смотрел на зверя. На безопасном расстоянии стоял, так, чтобы не долетели фекалии. На нем был тот специальный плащ, который они использовали, приближаясь к росомахе, длинный плащ с капюшоном, но капюшон был откинут.

Росомаха, завидев одного из своих пленителен, взревела сильнее. Она ревела, царапала клетку и кидалась кусочками экскрементов. Малиновский поднял голову и посмотрел на нее в упор.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он. Росомаха бросила в него кусочек экскрементов, но не попала. Малиновский стоял далеко. Он, казалось, не заботился о том, чтобы росомаха расслышала его слова. Человеку услышать и понять его было бы трудно. Зверю несложно было бы услышать, но зверь неспособен понять человеческую членораздельную речь. Кем считал Дмитрий Сергеевич Малиновский эту росомаху? Человеком? Зверем? Очевидно, тем, кем она и была, – оборотнем.

Малиновский вздохнул и почесал голову.

– Даже и не знаю, как говорить, – произнес он. – Обидеть тебя не хочу, вот честно. Поверь мне. Я бы не стал беседовать, не стал бы беспокоить тебя, но…

Росомаха вновь запустила в него кусочком экскрементов и вновь не попала.

Малиновский опять вздохнул.

– Зачем ты это делаешь? – вновь повторил он. – Я не это имею в виду, – Малиновский кивнул на разбросанные рядом с клеткой экскременты, – Это уж ладно, дело твое. Но…

Малиновский помолчал.

– Но что ты делаешь сейчас, – сказал, наконец, он, кивнув в сторону Васи и Андрея. – Зачем ты это делаешь, да и как у тебя выходит? Ведь ты же оборотень, а не трансформ. Ты можешь обернуться лишь росомахой, и никаким иным зверем… и, тем более, ты не можешь влезть в шкуру человека, если такое вообще возможно, если только это не злая придумка. Ты не можешь, точно… Но ты ж пытаешься сделать что-то очень похожее! Я не могу ошибиться. Не очень-то я разбираюсь в такого рода вещах, но тут я не ошибаюсь.

Малиновский замолк. Росомаха вновь заревела, но как-то без энтузиазма, вроде как для порядку.

Малиновский глянул на нее и, кажется, спохватился. А может быть, он был просто сбит с толку, уже давно и прочно сбит с толку, по правде говоря.

– Я не хочу тебя обидеть, – опять повторил Малиновский как можно более убедительным тоном. – Я не хочу тебя обидеть, я хочу только… – тут он заговорил быстро, – я только хотел попросить, если можно, конечно… не впутывай меня в эти дела, пожалуйста… Малиновский перевел дух. – Я не знаю, в чем тут испытание, пройду ли я испытание или нет, что я получу, если пройду, что будет, если, наоборот, не пройду. И знать не хочу. Давай договоримся по-честному – я не справился, я не участвовал, ладно?

Малиновский замолчал.

Росомаха ревела, но, как опять казалось со стороны, только лишь по инерции.

Малиновский посмотрел на росомаху, посмотрел в сторону Васи и Андрея, и, судя по всему, сбитый с толку еще более, произнес то, что секунду назад не собирался произносить.

– Так зачем это тебе нужно? – сказал он. – Что, так сильно боишься, что слишком сильно изменишься? Боишься, что перестанешь быть человеком? Боишься, что будешь не женщиной, а скорее самкой росомахи? А может, даже и не женщиной, и не росомахой, а непонятно кем? Это тебя пугает? Настолько пугает, что ты пытаешься влезть нам в шкуры и провести над нами какой-то тест? Так зря боишься… Зря боишься, оборотень-росомаха. Даже местные саамские боги… даже они не столь уж сильно отличаются от людей. Духи воды… духи леса… и ведь они-то никогда людьми и не были…

Росомаха в упор посмотрела на Малиновского.

В упор посмотрела, и смотрела, кажется, целую минуту.

А потом, вдруг, резко, без переходов, превратилась в молодую женщину. Молодая женщина была одета по-походному, но вполне прилично. Никак не было похоже, чтобы она была способна разбрасываться собственными экскрементами.

Впрочем, она наверняка и в самом деле была неспособна на это. Все дело в том, что, когда оборотень оборачивается в сидящего в нем зверя, тогда оборотень очень часто, а может, и всегда, обретает на время новые, несвойственные ему черты характера. В человеческой форме не свойственные.

Девушка-оборотень вновь в упор посмотрела на собеседника, но тут же вполне вежливо слегка отвела взгляд в сторону.

– Вы уж меня простите, – сказала она, – но какое же вам дело до всего этого? Вроде бы это мое личное дело.

– Э… а как насчет моей просьбы? – сказал Малиновский.

– Ладно, – коротко сказала девушка-оборотень. А после этого вновь превратилась в росомаху. И почти без перехода, тут же, по-старому, по-росомашьи, скандально заорала.

Дмитрий Сергеевич Малиновский поспешно удалился.

И Вася, и Андрей совершенно не скучали в отсутствие Дмитрия Сергеевича. Они весьма и весьма бодро вечеряли в компании друг друга и в компании водки. Совершенно обычное действо, ничего особенного. Вот только говорили они все время только о росомахе-оборотне, и ни о чем и ни о ком другом. Кто она такая, откуда взялась, как ее можно было бы утихомирить, и прочее. Да за все то время, пока они тащили ее по сопкам, они не наговорили о ней и о ее утихомиривании столько, сколько сейчас. И ни Андрею, ни Васе все никак не надоедала эта тема.

Так продолжалось и час, и два.

Наконец разговор стал сползать и на темы смежные. Росомаха была женского пола, так что заговорили о женщинах.

– Знаете, что говорил о женщинах Карл Маркс? – сказал Вася. – Карл Маркс сейчас, конечно, вроде как не котируется, но он, что ни говори, был умный мужик. Так вот, Карл Маркс говорил – если идешь к женщине – не забудь плетку!

– Это не Карл Маркс, это говорил Ницше, философ, – заметил Дмитрий Сергеевич.

– А, да какая разница! – отмахнулся Вася. – И вообще, если подумать хорошенько… – Вася допил очередную порцию водки, – если подумать хорошенько – сколько от баб хлопот…

– Это точно, – подтвердил Дмитрий Сергеевич и налил себе еще водки.

– Вот-вот, – обрадовался Вася. – Все разумные люди со мной соглашаются! И Карл Маркс, и Сергеич, и вообще все. Потому что я прав. Либо на бабу деньги уходят, если у нее один характер, либо с ней жить нельзя, если у нее характер другой, вредный, одно из двух. И при этом на свадьбе полагается играть веселую музыку! Вот зачем это? Все равно как если бы я скреплял союз вон с ней – он кивнул в сторону росомахи – и при этом играл бы марш Мендельсона!

– Да сам марш Мендельсона не такой уж и веселый, – сказал Дмитрий Сергеевич.

– Да неважно, какой там этот марш, – отмахнулся Вася. – Важно то, что, к примеру, я и вон та росомаха – сущности несовместимые. И объединять нас нельзя, и общий язык мы с ней не найдем. Вот как бы я мог к ней подойти, чтобы мы нашли общий язык? А?

– По-моему, Вася, ты тогда как-то неправильно к ней подошел, – произнес Андрей. – Я росомаху имею в виду, естественно. Подход к делу у тебя неверный. Бережно с ней надо было, бережно. Ты хоть погладил ее?

– Я бы посмотрел, как бы ты стал ее гладить, – огрызнулся Вася.

– А почему нет? – сказал Андрей.

Дмитрий Сергеевич молчал и хмуро смотрел и на Андрея, и на Васю.

– Я сейчас пойду и поглажу ее, – снова сказал Андрей и начал подниматься.

– Врешь, – ответил Вася, хотя Андрей почти уже встал.

– Зачем мне врать? – удивился Андрей. – И не думаю. А с тебя – коньяк. Но хороший коньяк, молодой, французский, непохожий на то пойло, что ты сегодня притащил.

– О кей, – отозвался Вася, и они отправились к росомаховой клетке. Завидев своих пленителей, росомаха взревела, кажется, еще громче.

Она ревела, царапала клетку и кидалась кусочками фекалий.

– Андрей, – сказал протрезвевший Вася, – По-моему, это была неудачная идея. Как ты до нее додумался, ты же вроде бы выпил меньше, чем мы все.

– Я знаю, что делаю, – отмахнулся Андрей. – Да чего ты боишься, ты посмотри на нее. Неужели не ясно, что смелость и ласка ей понравятся?

И Вася, и Дмитрий Сергеевич во все глаза смотрели на росомаху. Перед ними был дикий зверь, и перед ними был человек. Женщина.

Ни Дмитрий Сергеевич, ни Вася не смогли бы объяснить, какие именно ее черты дозволяли распознать в лесной росомахе разумного человека, но сомнений у них не было.

Андрей между тем открыл клетку, наклонился к росомахе и ласково погладил ее за шею. Росомаха перестала реветь, перестала бросаться фекалиями и едва ли не замурлыкала.

– Точно, тетка, – присвистнул Вася. – А уж вредная до чего… Росомаха громко рявкнула в его сторону, и хотела, кажется, бросить кусочек помета, но передумала, не желая, видимо, отодвигаться от Андрея.

* * *

– Поэтому я и говорю, что с бабами всегда сложно, – немного позднее пространно развивал свою мысль Вася, когда они втроем вновь уже сидели за водкой и обмывали золото. – Если у бабы характер мягкий – денег на нее не напасешься. Если не мягкий – с ума сойдешь, вот как с этой. – Вася кивнул на росомаху.

– Да ладно тебе, – сказал Андрей. – А мне нравится, когда у тетки есть характер. Иначе скучно. А что с другой делать? Только член об нее тупить.

– Между прочим, ребята, она все слышит, – заметил Дмитрий Сергеевич, кивая в сторону росомахи. – Так что давайте, завязываем.

Разговор, хотя и на иную тему, все же продолжился, но ненадолго. Все устали. Скоро Вася, Дмитрий Сергеевич и Андрей уже были в палатке.

А когда миновало еще два часа, сидящая в клетке росомаха подняла голову. Опустила хвост. Выгнула спину. И снова превратилась в молодую женщину. Тихонечко подобралась к прутьям клетки, потерлась об них и на секунду истончилась. В следующую секунду она была уже на свободе.

Девушка-росомаха подходит к палатке. Осторожно заглядывает туда. Вытаскивает рюкзак. Один, второй, третий. Снимает с плеч рюкзак свой собственный, вытягивает из него, покопавшись, здоровенные ножницы, вспарывает ими чужой багаж, и без особых хлопот добирается до золота. Вытягивает из своего рюкзака несколько объемных мешков, раскладывает в них золото, укрепляет мешки у себя на плечах, издавая при этом тихие звуки.

После всего этого, подумав секунду, она зачем-то вновь на миг заглядывает в палатку и потом удаляется в глубь сопок. Теперь – навсегда.

Во всяком случае – навсегда для трех путешественников, которые, проснувшись утром, обнаружили, что золота у них более нет. Острия меча Миямото Мусаси, которое они должны были отдать инопланетянам, у них с этого утра не было тоже.

* * *

Кто знает, кто ведает, каков был изначальный план росомахи-оборотня? Позволила ли она себя поймать? Могла ли она освободиться раньше? Действовали ли она по обстановке или же все было ею обдумано заранее? Нет ответа.

Об этой истории мне известно еще только одно – когда один из путешественников, Андрей, вернулся домой, то он обнаружил у себя в рюкзаке, в самом его низу слиток золота.

Это было не то, конечно, на что он надеялся после первого разговора с Дмитрием Сергеевичем Малиновским и после встречи с инопланетянами. Но все-таки золото – самое настоящее золото, самой высшей пробы. Без всякого обмана.

* * *

Глубокопочтенному второму наместнику Великой Империи докладная и рассуждательная бумага.

Мир звезд велик, и велика Империя. И велика сила звезд, и велика сила Империи, и первая сила неотделима от силы второй. И эта совокупная сила распространяется всюду, и явно и неявно, – но неявно так же как явно, и явно также как неявно. Но сие вышеизреченное проявляется неравно в том или ином деле, иной раз более, а иной раз менее, ибо порядок вещей в мире звезд имеет свойство нарушаться, хотя и не сильно. Все это – суть мой поэтический и вещественный постулат, необходимый здесь. Сейчас же за сим вышенаписанным я дерзаю начать.

Ибо к постулату этому я осмеливаюсь добавить короткий отчет и свое предложение.

Сокровище Людей Книг, обнаруженное нами на Терре и добытое для нас несколькими местными разумными обитателями Терры, было этими местными разумными обитателями почти сразу же утеряно. Однако для нас важно другое, для нас важно то, что это сокровище Людей Книг не попало в руки Людей Книг. Мы знаем, что упомянутое выше сокровище оказалось во власти местного оборотного разумного существа. И мы, полагаю я, можем уверенно утверждать, что «сокровище» или «артефакт» в руках этого существа не принесет нам существенного вреда, да и, вообще говоря, хоть какого-либо вреда. Оборотное местное разумное существо будет использовать артефакт лишь во имя сугубо личных, сугубо эгоистических целей. Нам это неопасно. Операция на Терре прошла к нашему благу. Однако операция на Терре могла пройти и не к нашему благу. Артефактом могли бы завладеть не местное оборотное разумное существо, но галактические Люди Книг. Поэтому, осмелюсь заметить я, эту операцию не следовало проводить. Нам вообще не следует искать вышеупомянутые «сокровища», иначе «артефакты» на Терре, но если даже и исходить из того, что нам необходимо их обнаружить, в любом случае Галактической Империи не следует для их вывоза использовать местных разумных существ. Я осмелюсь заметить, что те, кто посоветовал действовать тем способом, каким Галактическая Империя действовала в реальности, заслуживают наименования галактических негодяев. Они были отстранены от Служения совершенно правомерно. Мой же вывод, который я осмеливаюсь сделать, таков: