Читать книгу Речные Речи - Полина Сутягина - Страница 2

На неширокой длинной доске, закрепленной вдоль стены камбуза в качестве стола, стояла банка с торчащими из нее побегами мяты. Шарима старалась всему найти повторное использование, и теперь банка с этикеткой, сообщавшей о ее предыдущем содержимом, служила подобием вазы. Рон сорвал один листочек и, растерев его в пальцах, принюхался. Он даже прикрыл глаза, погружаясь в этот аромат садика под окном многоэтажного дома, где жила бабушка Софико, собственного палисадника перед коттеджиком бабушки Матильды, лета, травяного чая… Ага! Он поставил металлический чайник на плитку. Мятный чай в ясное утро – то, что нужно, перед тем как сесть за работу. Шарима встала рано и уже успела сбегать в овощную лавку. Этот мятный букетик, по-видимому, тоже прибыл оттуда. И снова убежала в город по каким-то очередным делам… Рон слышал сквозь сон, как она собиралась, но решил не просыпаться. Жена чмокнула его в щеку и легонько провела кончиком пальца по носу, от межбровья по изгибу горбинки до самого кончика, и быстро скрылась за дверью. Улыбаясь в полусне, Рон перевернулся на бок и продремал еще час. Ранние подъемы были возможны для него только если необходимы.

Опустив длинный нос прямо в букет мяты, Рон совершенно не обращал внимания на писк чайника на плитке. «Нужна ли нам пластмасса или можно обойтись только естественными материалами? Как поведет себя глина при изменении погодных условий? Можно ли безопасно и эффективно инкорпорировать живое дерево внутрь жилого дома?..» В его голове возникали диковинные строения, разрушались и вновь собирались, словно в пластилиновом мультфильме. Чайник засвистел совершенно яростно и чрезвычайно настойчиво. Да… Рон с удивлением посмотрел на плитку. Разве я не выключил ее? Он взял под мышку ноутбук, в руку – чашку с залитыми кипятком листьями мяты, и сунул в карман домашних шорт блокнот с зарисовками. Бубня под нос какую-то мелодию и не особо попадая в ноты, Рон зашагал по лодке.

«Если дерево станет домом, а дом станет деревом… Нет, нет… Фундамент и трубы как корни… А куда пойдут печные трубы? А воду из ванной на полив сада… Да…»

На стол бесцеремонно плюхнулась чайка. Птица повернула голову в профиль и воззрилась на Рона маленьким круглым глазом. Потом повернула в другую сторону и снова воззрилась. Рон вытянул шею, отводя голову в сторону слегка, пародируя птицу, и уставился на нее из-под круглых зеркалец очков.

– Кыш? – поинтересовался он у чайки. Птица проигнорировала. – Ну чего вылупилась? Шарима с тобой церемониться бы не стала, – и Рон пару раз неуверенно махнул на пернатую.

Птица прошлепала оранжевыми ластами несколько шагов по столу и снова стала присматриваться, то ли к Рону, то ли к его компьютеру, не понимая, как это: человек есть, а съестного нет.

– Ну, все, хватит, Ливингстон, я работаю! – Рон перевел взгляд на экран, открывая чертежи. Но боковым зрением продолжал видеть вторженца, и это отвлекало. Он уже было хотел наклониться за тапкой и потыкать в птицу, но, опустив глаза на свои босые стопы, вспомнил, где сейчас покоилась одна вторая его домашней обуви. Поэтому он снова грозно, как мог, посмотрел на чайку и потребовал ее отступления. Вместо этого птица широко раскрыла большой желтый клюв и произвела пронзительный звук.

– Ты мне угрожаешь?! А я тебя еще бутербродом кормил! – Рон резко поднялся во весь рост. Чайка захлопала крыльями по столу, задела крышку ноутбука, сбила кружку и с новым криком взлетела, оставив на столе перо и отпечатки лап в луже чая. Рон поспешно поднял компьютер, спасая его от потопа, – ну засада…

За его спиной раздался приглушенный смех Шаримы. Она стояла с холщовой сумкой в одной руке, а кулачком другой прикрывая рот, и тряслась всем телом:

– Ну что, гроза чаек? – сквозь смех выдавила она, – как успехи на трудовом поприще?

– Что у тебя там? – Рон кивнул на сумку. И Шарима обнажила из-под ткани ободки двух глиняных горшков.

– И если мы пойдем ко дну, – передразнил Рон Шариму, – то знай, это были не мои альбомы, а твои горшки с землей! С тебя тапка, между прочим.

***

Шарима не знала, почему ей так понравился этот новый городок, к берегам которого несколько дней назад причалила «Эсмеральда». На самом деле, она любила все места, где ей удалось побывать вместе с Роном, но к некоторым проникалась особым расположением. И если ее спрашивали, почему – она лишь неопределенно пожимала плечами, в задумчивости поднимала глаза и произносила что-то в духе: «Мне там было хорошо». Но она знала – это были маленькие детали, за которые цеплялся глаз, запахи, звуки и ощущения. Она могла сесть в плетеное кресло на летней веранде в кафе или шагнуть, кутаясь в теплую куртку и вязаный платок, с улицы в пространство магазинчика и почувствовать, что здесь – в этом городке – ей будет хорошо. Ей нравилось быть в своей стране, ей нравилось быть за ее пределами. До встречи с Роном она немного путешествовала за границей, разок бывала в нескольких соседних странах, а в Европу ездила на студенческую стажировку. Но к тому времени, когда они встретились, Шарима уже твердо знала: она посмотрит весь мир!

Утро играло по молочной поверхности реки, изгибы кривого зеркала вод смешивали пятна облаков и неба. Шарима сидела прямо на деревянной палубе, еще мокрой от росы. Солнце пока не успело достать многоножкой лучей до лодки и слизать оставленную на ней поступь ночи. Длинная широкая юбка служила одновременно подстилкой. Темные волосы двумя непереплетенными с ночи косами были откинуты за плечи. Шарима расположилась спиной к пристани, вглядываясь в рассветный речной туман, вдыхая прохладу воды. Рон даже не слышал, как на рассвете она выскользнула из кровати. По утрам Шарима любила побыть одна. Но с быстротой расцветающего дня она тоже ускорялась, своим мельтешением иногда сводя Рона с ума. Но он нечасто видел ее ранними утрами, когда она сидела недвижно или перемещалась неспешно.

Временами Шариме не хватало чувства сопричастности. Когда она жила в Грузии, то знала все лавочки в округе, праздники, дружелюбную уличную собаку, тембр ворчания соседки по лестнице… Теперь же мир проплывал мимо кормы, картинка за картинкой. Увлекательной и яркой, но все же за слоями краски, оберегающей волокна канвы, на которую она нанесена. Именно поэтому в каждом месте Шарима старалась, порой даже слишком напористо, создать вокруг ощущение знакомого, своего пространства. Конечно же, в современном мире она могла пожинать плоды технологических достижений общества. Но общение по телефону даже со включением видеосвязи не заменяло уютных посиделок с живыми людьми.

Одна из ее новых знакомых по вязальному клубу, как раз та, что не побоялась первой заговорить с чужачкой, работала в кофейне на углу небольшого переулка и одной из оживленных улиц. Витрина кафе выходила на обе стороны, будто желая объединить бегущих по широкой, полной магазинов мостовой и неспешно прогуливающихся по узким проулкам старых потрепанных фасадов. Часть столиков призывно вывалилась на улицу и в силу хорошей погоды пользовалась популярностью. Внутри то и дело гремела итальянская кофемашина, исторгая ароматный пар в миниатюрные чашечки. В другие, похожие на тазики с ручкой, наливали чай.

Рыжеволосая женщина, кружащая за барной стойкой, первой заметила Шариму и приветственно помахала рукой:

– Привет речным пиратам! Как дела на воде?

Шарима тут же озарила лицо улыбкой:

– Привет, Марта! Все отлично, – за эти годы, проведенные в Европе, Шарима с трудом привыкла, что вопрос «как дела» – лишь форма вежливого приветствия, не требующая развернутого ответа.

На вязальной встрече Марта предстала довольно ярко одетой, но сейчас за стойкой преобладала черно-белая композиция, а рыжие длинные волосы были замотаны в узел на макушке. Марте было около сорока – еще одна особенность, которая поразила Шариму. В ее стране подобная работа, как правило, являлась стартом для полноценной карьеры, подработкой студентов, но здесь можно было встретить официантов вполне зрелого возраста, с величием и удовлетворенностью исполняющих свою роль годами. Однако в случае с Мартой ситуация немного отличалась – она являлась совладелицей кафе «Just coffee». И знала все об этом напитке, от биологии деревьев и мест их культивирования до способов обжарки и заварки. При кафе даже был небольшой кофейный магазинчик. Конечно же, здесь подавали не только кофе, и в меню над другими напитками и едой так и значилось – «Not just coffee».

– У меня есть даже грузинской обжарки, – подмигнула Марта, когда Шарима угнездилась на высоком круглом табурете у стойки.

– А ты какую рекомендуешь?

– Честно говоря, я все-таки приверженец итальянской… Но это дело вкуса. Еще обрати внимание на выпечку. Сегодня десерты дня: вишневый штрудель и шоколадный флан.

– Эх, не хватает мне духовки… – мечтательно произнесла Шарима.

– Прости, духовки? – Марта пыталась уяснить, это ее проблема с пониманием английского, или Шарима действительно говорила не о пирожных.

– Да, – утвердительно кивнула молодая женщина, слегка крутясь на высоком сидении, – видишь ли, у нас на лодке весьма мало места, и мы старались использовать его наиболее эффективно. То есть… Рон старался… – она рассмеялась, – эффективное и функциональное пространство – это его конек. В общем, у нас только маленькая двухконфорочная газовая плитка. И о домашней выпечке пришлось забыть…

– О, – Марта издала смешной горловой звук, – если хочешь, заходи ко мне в гости, у меня есть и духовка, и все необходимое. Только я этим не пользуюсь. Вообще не люблю готовить! Моя специальность – кофе, остальное можно купить.

– А здесь?

– О чем ты? У нас же повар! – она рассмеялась, – нам с другом в свое время просто повезло снять полностью, как это… меблированную квартиру. Йохан – совладелец этого кафе. На самом деле, это он открыл его, когда переехал сюда. Но замысел был мой. Я всегда хотела свое собственное кафе, но приходилось работать в чужих. Пока мне не посчастливилось встретить Йохана. Или ему?

Шарима понимающе кивнула.

– Он сейчас в Стокгольме. Отправился навестить семью. Объедается, наверное, коричными булочками, которые я ему не готовлю! Может, он думал, если у нас дома есть духовка, я буду печь эти их шведские завитушки? Ну нет… Это вообще не моя чашка кофе! – ловко перефразировала она британскую поговорку3.

– Моя бабушка отменно готовит, а еще печет такие хачапури!

– Ха.. Что? Что это сейчас было?

Теперь уже веселилась Шарима, пытаясь помочь выговорить новой подруге труднопроизносимое для той слово.

– Я могу научить тебя, – выдвинула предложение о «пекарском вечере» Шарима.

– Нет, нет, – Марта утрамбовала кофе в металлический держатель и уверенным движением руки вставила его в кофемашину, – я с удовольствием посмотрю и, разумеется, продегустирую, но учить меня тому, чем я заниматься все равно не буду – бесполезно.

Машина зашумела. Марта подняла кувшинчик с молоком и запустила струйку в чашку с кофе, вскоре на поверхности напитка появился рисунок.

– Ловко, – отметила Шарима.

Бариста лишь загадочно улыбнулась и поставила чашку на поднос.

– Но вот что я подумала: я могу пригласить пару-тройку подруг, которым точно будет интересен мастер-класс грузинской выпечки, этих твоих ха-я-пури.

По дороге домой Шарима купила хлеба, немного пообщавшись с хозяйкой пекарни, несмотря на то, что та мало знала английский. Но Шарима умела понимать людей, даже если не говорила на их языке, правда, общение получалось довольно смешным, с активным использованием жестикуляции. Рона смущал такой способ и, когда окружающие не говорили на французском или английском, он чувствовал себя потерянным, предпочитая спрашивать дорогу у навигатора, а продукты покупать в супермаркете, где можно было обойтись без разговоров вовсе.

Пройти мимо цветочной лавки она тоже не смогла. Изучив все представленные растения, Шарима пока ограничилась покупкой пары горшков и упаковки маленьких стаканчиков для рассады из спрессованного переработанного картона. Ей нравилось наблюдать весь процесс от прорастания семечка до сбора урожая. Но все-таки иногда она покупала уже рассаду. Ее небольшая оранжерея на воде связывала Шариму с землей, давала ей чувство опоры на неустойчивом субстрате. Все ее родственники имели причастность к земле – это мог быть маленький цветник прямо на балконе или на общедомовой территории, или даже небольшая ферма на побережье. Она вместе с бабушкой замачивала горох в пластиковом тазике из-под мороженого, высеивала в кашпо на балконе семена базилика… Точно! Не успев уйти далеко от питомника, Шарима вернулась и купила два пакетика семян – зеленолистного и свеклолистного базилика. Это то, чего не хватало ее салатам и ее помидорам, чтобы отпугивать нежелательных гостей. Бархатцы, высаженные прямо в те же горшки, что и помидоры, должны были защитить их от возможного вторжения нематод и привлечь опылителей. Но вот от насекомых хорошо защищали пахучие растения вроде мяты. Но помидорки любили базилик, к тому же Шарима знала, что Рон тоже предпочитал такое сочетание, но у себя в тарелке с добавлением домашнего сыра. Шарима снова возвращалась домой обвешанная сумками.

– Ну что, укротитель чаек, проголодался?

Рона не слишком воодушевило новое прозвище. Он помотал головой, снова устраиваясь за компьютером и предпочитая не смотреть на пару очередных горшков, примостившихся у навеса в ожидании своей очереди. Его супруга пожала плечами и пошла на камбуз. Конечно же, голодный!

Свернув чертежную программу, Рон открыл электронный самоучитель по немецкому. Его базового уровня хватило бы, чтобы объясниться в магазине, если бы он постарался, но теперь у него в руках был Гомер, да и потом изучение языков было хорошей разминкой для ума. Когда Рон уходил из книжного магазина, продавщица, выковырявшая его из тележки с книгами, сунула ему визитку. И стильно оформленная карточка лежала закладкой в «Одиссее». «Оливия Абендштерн, книжный магазин “Бухрегель”» значилось там. Он начал переводить первый стих.

«Многих людей города посетил он и обычаи видел»4.

– Киноа с овощами! – провозгласила Шарима, снова появившись на носу лодки.

Рон поднял укоризненный взгляд на жену. Подойдя, она заглянула в книгу:

– О боги Олимпа! Никуда не сбежит от тебя жалкий скиталец с Итаки! – изрекла она, – а мозги тоже в пище нуждаются, – добавила с грузинским акцентом и поставила перед ноутбуком, где был открыт словарь и справочник по грамматике, глиняную мисочку.

– Когда будем возвращаться на родную землю, поднос кинем и на него спрыгнем? – поинтересовалась Шарима, когда они сидели за накрытым столом, а Гомер вместе с ноутбуком были сосланы на стул.

– И первой твою пеларгонию скину, вон ту, что на проходе…

– Какой злой…

– Ты уже думаешь об обратном пути? – спросил Рон уже серьезнее.

Шарима дернула плечами.

– Нет, к слову пришлось… В конце концов, мы же этого хотели – путешествовать, и чтобы был дом, – она погладила ладонью столешницу. – «Пусть невелик твой дом, но твой он»5!

Рон молчал, задумавшись.

– А ты? – Шарима посмотрела внимательно на мужа. – Разве не рад?

– Да… – он все еще смотрел поверх стола, борта лодки, на другой берег, погруженный в отдаленные мысли, уносившие его все дальше от отреставрированного им суденышка. В некую даль объемных картин и абстракций, куда его супруга не могла за ним последовать. Только его мир, создателем которого он являлся или полагал себя таковым. – Да, да, конечно, – спохватился Рон, осознав вопрос Шаримы, и вернулся к еде.

Этим ответом Шарима была не удовлетворена, но удержала себя от дальнейших расспросов. Их лодка во многом являлась проектом именно Рона. И что на него нашло этим вечером, недоумевала Шарима. Но с Роном такое случалось. Иногда он становился задумчив и мог показаться даже грустным, не шел на контакт. Тогда Шарима, как правило, просто оставляла его самого по себе, пока он сам не приходил к ней. Так и сегодня, в итоге она просто собрала тарелки и пошла поливать свой огородик.

Работа с растениями и землей погружала Шариму в умиротворенное состояние. Легким движением пальцев она освобождала веточки от засохших листочков, перевязывала отросшие усы помидоров, узкой заостренной лопаткой взрыхляла… Снаружи раздался глухой удар и недовольный голос Рона. Шарима частично высунулась из-под покрова парника. Стоя с компьютером под мышкой, Рон потирал ушибленную о горшок ногу. Он одарил супругу укоризненным взглядом.

– Предрекаю: если этот горшок отсюда не переместится, твоя фуксия станет водорослью! – И, прихрамывая, ушел в каюту.

– Пеларгония… – задумчиво проводила его глазами супруга. – Да что за муха его сегодня укусила? – пожала плечами и нырнула обратно окучивать помидоры.

Установив ноутбук на кровать, Рон скрестил длинные ноги по-турецки и снова сел за перевод. Почему-то после еды все наверху стало отвлекать его. И укрытие каюты показалось подходящим местом, но сосредоточиться все равно не получилось. Столкновение с горшком определенно не сбавило градуса раздражительности и, в конце концов, Рон пришел к выводу, что стоит прогуляться.

Погода ближе к вечеру начала хмуриться. Серые потрепанные облака пророчили осадки, и в пропитанном влагой воздухе стояла томительность ожидания, какая бывает перед сильным дождем. Но тучи пока не созрели, и оттого ожидание их разрешения было тягостным в своей неопределенности.

Рон не замечал этого. Он чувствовал лишь давление своего настроения. Зонта при нем также не наблюдалось. Шел он через город практически наугад, однако ноги несли его в определенном направлении. Совсем скоро на улице замаячила знакомая деревянная тележка, но в этот раз Рон уже хорошо различил ее и, пробежав глазами по торчащим оттуда корешкам, шагнул внутрь магазина. Там царила надлежащая книгам тишина и запах старой бумаги. В первом зале были «свежие» книги. Тонкие, недавно отпечатанные страницы свеженаписанных романов и тех, которые давно уже были признаны достойными регулярной печати. Рон читал немного современной художественной литературы, но порой попадались весьма увлекательные вещи.

Он стоял у одного из дальних шкафов, когда за спиной процокали туфли на невысоком каблуке. И сразу на боковом поле обзора замаячила объемная темная шевелюра хранительницы магазина.

– Решили подыскать что-то для удовольствия, а не работы? – поинтересовалась она негромко. – Рада видеть Вас снова.

– Почему Вы полагаете, что работа и удовольствие не связаны?

– Я сомневаюсь, – она положила ладонь на полку, словно указывая на корешки, – что можно уютно устроиться на диванчике вечером и почитать… техническую литературу.

– А как же Гомер?

– Вы, без сомнения, давно уже знакомы с Одиссеей, а по-немецки Вы не говорите. Значит, это тоже техническая литература, – она улыбнулась, видя, что ее собеседник не собирается спорить, – так я могу предложить Вам что-то для выходного чтения?

Быстро пробежавшись пальцами по полкам, она извлекла небольшую, но пухлую книжицу в мягкой обложке:

– Мне кажется, Вам понравится.

Приняв книгу, Рон по привычке пробежался глазами по первому абзацу, а потом раскрыл ее на середине. Манера изложения была приятная. Но судя по краткому содержанию, перед ним был детектив. Рон не очень любил читать о преступлениях.

– Здесь нет убийств, – пояснила Оливия на его замечание. – Зато будет, о чем подумать: тайны, головоломки…

Она стала рассказывать о книге и об авторе, ее знание товара подкупало, и Рон не заметил, как уже следовал за ней по магазину. И только натолкнувшись на очередной стенд, он был выведен из состояния книжного транса. Оливия обернулась и улыбнулась:

– Вы любите прямое столкновение с литературой, я заметила.

Рон неуверенно улыбнулся в ответ, но почувствовал себя странно. Впервые ему захотелось покинуть книжный магазин, хотя обычно он с трудом заставлял себя вернуться к другим вещам. На мгновение он ухватился за книжную полку и, ощутив под пальцами неровность, бросил взгляд – на торце была вырезана маленькая восьмиконечная звезда. Оказалось, они зашли уже в дальний зал. Здесь было темнее. Рон покосился на запястье, где не было часов.

– Мне пора. Жена ждет.

Он все-таки купил посоветованный Оливией детектив.

Город зажег огни витрин, и жемчужное ожерелье фонарей опутало улицы, когда Рон с книгой в руке возвращался на берег. Он больше не водил взглядом по сторонам. На «Эсмеральде» тоже горел свет. С носа доносились голоса. На столике стоял светильник, а вокруг него расположились три незнакомых женщины и Шарима, неспешно работающие спицами.

Рон поднялся на борт и сразу прошел на нос.

– А вот и Рон! – радостно воскликнула Шарима, поднимаясь навстречу мужу.

– Ты не говорила, что они придут сегодня… – негромко сказал он Шариме.

– Да… Ну это же и не все. Так, спонтанно получилось. Зашла Марта, – она кивнула на рыжеволосую женщину в цветной балахонистой блузке и полосатых лосинах, – и еще Летисия, она основательница клуба, – это была невысокая седоватая женщина в скромном светлом свитере из толстых петель. – И…

– Я понял, – тяжело вздохнул Рон. Ему не хотелось компании.

– Книгу купил? – Шариму смущало, когда Рон демонстрировал свое странное настроение при свидетелях. К тому же она не понимала, отчего оно так затянулось.

Рон опустил взгляд: он уже и забыл, что все так и держал в руке детектив. Шарима потянулась посмотреть, и он передал книгу ей и ушел в каюту.

Пожав плечами, Шарима повернулась к остальным:

– Ничего страшного, с ним бывает. Попозже выйдет, – и она, толком не рассмотрев книгу, положила ее на стол и вернулась к вязанию.

Третья, неназванная женщина, была слегка постарше Шаримы, подтянутая и ухоженная, так что следы ее возраста не слишком проступали. Она протянула руку с хорошим бесцветным маникюром и взяла со стола книгу. Внимательно оглядев обложку, сразу вернула ее на стол.

– Что такое, Кати? – Марта заметила легкое выражение неприязни, отразившееся на лице женщины. – Мне казалось, ты из нас самая читающая.

– Не люблю этого автора, – Кати опустила взгляд на вязание в руках. Ее волосы были такие же темные, как и у Шаримы, но более мягкие и послушные, забранные в элегантный пучок, и если она и закрашивала седину, то это было сделано профессионально. Ее одежда также отличалась простотой, но качественными тканями и пошивом, что контрастировало с пестрым стилем Марты.

– Что так? – Летисия подняла взгляд. – Плохо пишет?

– Пишет хорошо, – сдержанно ответила Кати, накидывая петли, – но лучше бы не писал вовсе.

Шарима слушала молча и напряженно.

Марта и Летисия переглянулись и молча вернулись к вязанию, не задавая вопросов. Шарима попробовала подобрать петлю и, тут же ее потеряв, подняла голову и посмотрела на черноволосую женщину, спокойно выпускавшую из-под равномерно работающих спиц полотно вязания.

– Что не так с этим… – она кивнула на книгу.

– Не про то он пишет, – Кати продолжала вязать, чуть крепче сжав спицы.

– Как это можно писать не про то? – Шарима не могла оставить этой темы, ведь ее муж собирался читать книгу, раз он принес ее. Она дотянулась до книги и, перевернув ее, пробежала глазами по аннотации. – Детектив какой-то… Вообще-то Рон не большой любитель детективов… Странно.

Кати вздохнула, но все-таки пояснила:

– Он пишет неуважительно о тех вещах, в которых недостаточно разбирается. Но беда не в этом. Он пишет об этом так, будто бы имеет хорошее представление, заставляя несведущего читателя посмотреть на эти вещи его глазами. А может быть… – спица на мгновение замерла в ее руке, отразив отблеск светильника, – разбирается, но, что хуже, намеренно вводит в заблуждение читателя.

– Это же художественная литература, не научная, – пожала плечами Марта.

– Ты думаешь, мы не учимся по художественной? – Кати посмотрела на Марту, сидевшую по правую руку от нее, – Много помнишь из школьного курса по истории Франции, если не по Дюма, или Англии, если не по Вальтеру Скотту?

– Да я как-то… – Марта задумалась, припоминая, читала ли она их.

– А они не были историками и своевольничали.

– Летописцы тоже своевольничают, – вступила в разговор Летисия, – у каждого своя голова.

В этот момент, вышагивая с камбуза, к ним присоединился Рон. Теперь он выглядел куда благодушнее с большой кружкой горячего шоколада в одной руке и пирогом в другой. Пирог он нашел на столе на камбузе и решил, раз уж без его приглашения лодку наводнили вязальщицы, то и выяснять, чей это пирог, он не будет.

Завидев его, Шарима решила, что пришло время чая.

– Я помогу тебе, – вызвалась Марта. Это именно она принесла пирог со шпинатом, который так поднял Рону настроение. Преимущество нелюбви к готовке заключалось в том, что она знала лучшие пекарни и кулинарии.

Рон опустился на место супруги, подвинув в сторону ее вязание.

– Не хочешь ли попробовать? – поинтересовалась Летисия, – я могу показать, как.

– По мне так проще купить свитер, а время потратить на что-то полезное, – честно сказал Рон то, что думал. Но без упрека.

– Время, проведенное за спицами, не так бесполезно, как тебе кажется, – у Летисии был очень приятный бархатистый голос человека, который уже давно никому ничего не доказывает. А просто наслаждается процессом. – Это довольно простое действие, приносящее видимый результат в обозримом будущем. Такая деятельность способствует выработке серотонина и дофамина в нашем организме. А совместное вязание в компании других людей дает чувство принадлежности группе, общности, и повышает уровень окситоцина. Все три этих нейромедиатора являются химической составляющей ощущения счастья.

С удивлением Рон посмотрел на женщину, которую до этого принял мысленно за простую домохозяйку.

– Простите… А Вы чем занимаетесь?

– Сейчас вяжу, – рассмеялась женщина.

– Летисия – профессор нейробиологии, на пенсии, – заметила подошедшая с пирогом в руках Марта.

Шарима вынесла и установила на столе поднос с чайником и чашками.

– Счастье – очень интересный предмет для изучения, – добавила пожилая дама.

– Но иногда для понимания человеческого счастья приходится пожертвовать счастьем и жизнью мышей, – Кати сидела дальше остальных от стола, и ее лицо частично было скрыто от отблесков фонаря.

Марта медленно набрала воздух и тяжело выдохнула. Летисия, напротив, совершенно спокойно отнеслась к замечанию Кати.

– Может, зажечь свет? – поинтересовалась Шарима.

Рон уже хотел подняться к выключателю, но хор женских голосов остановил его: «Не надо, так уютнее».

После чая все разошлись по домам. Убирая со стола, Шарима наткнулась на книгу.

– Ты же не читаешь детективы.

Рон расположился на стуле у самого борта, глядя на темную воду. Обернувшись, он удивленно посмотрел на жену, не понимая, о чем она. Шарима указала на книгу.

– А, – Рон снова отвернулся на реку, – порекомендовали в магазине. Решил попробовать.

Шарима в ответ промычала что-то невнятное и ушла на камбуз.

Он повернул голову вполоборота и дотянулся пальцами до мягкой обложки. Бортовое освещение так и не включили, и фонарь бросал трепещущие блики на стол. Буквы на первой странице были видны плохо, и Рон придвинулся ближе, чтобы прочитать.

Начало показалось ему завлекательным, как и в магазине, и вскоре он уже перелистывал третью страницу. Шарима бесшумно вернулась. Но она не спешила привлечь к себе внимание, наблюдая за тем, как читает муж. Ей не понравилось ни замечание Кати, которую она видела всего второй раз в жизни, ни то, что Рон сделал выбор книги, основываясь на чужом совете. Обычно он сам тщательно выбирал то, что перенести со страниц в свою голову. Лицо его казалось задумчивым и расслабленным. Легкий бриз шевелил рыжие завитки волос. Шарима любила тихонько подходить и аккуратно пальчиками откидывать упавшую на лицо прядь. Но сейчас она этого не стала делать. Странное настроение Рона заставило ее ощутить себя отстраненной и… настороженной. Шариме было неприятно испытывать это.

Почувствовав затянувшееся наблюдение, Рон поднял взгляд. В его голубых глазах читался вопрос. Шарима только дернула плечами и опустилась на стул напротив.

– Тебе очень не понравились гости сегодня, да?

Рон покачал головой.

– Гости понравились. Не понравилось только – что сегодня, – он заложил книгу пальцем, потом передумал и просто отложил ее на стол, смотря на жену. – Ты же знаешь…

– Знаю, – кивнула Шарима, подтягивая колено к груди и устанавливая босую пятку на край стула.

Ее глаза хранили изучающее выражение. Рон тоже не отводя взгляда, слегка улыбнулся уголками губ и глаз, и раскрыл в извиняющемся жесте пустые ладони. Шарима тут же переместилась. И вот она, словно птенец, уже примостилась к нему на колени, будто котенок, который устал от игры и теперь хочет, чтобы его погладили. Рон нежно приобнял ее и зарылся щекой в пушистые черные волосы, не обремененные сейчас прической. Река медленно покачивала лодку. Фонарь потух. А они двое так и продолжали сидеть, безмолвно пребывая вместе.