Читать книгу Первые апостолы - протоиерей Александр Мень - Страница 6

С того момента, когда сын Ионы встретил на своем пути Учителя из Назарета и почувствовал на себе Его пристальный взгляд, судьба рыбака словно разломилась надвое. Он перестает быть просто одним из многих жителей приозерья, а делается участником событий всемирных. Выступая из тумана безвестности, он впервые появляется и на страницах Нового Завета. Мы видим его человеком темпераментным и восторженным, немного суетливым, склонным к быстрой перемене чувств. Он энергичен, порывист, но черт природного вождя в нем мало. Это мягкая, добрая, уступчивая натура, хотя в критические минуты он способен и проявить решительность. В словах и поступках Симона сквозит что-то бесхитростное, почти детское. Кажется, что весь он – словно на ладони.

Однако под зыбкой поверхностью есть прочная основа – вера, способность к любви и преданности…

– Симон, сын Ионы, любишь ли ты Меня больше, чем они?

– Господи, Ты все знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя[3]…

И пусть в минуту страха он пролепечет: «Я не знаю Его», но ведь за час до того Петр окажется единственным, кто сделает отчаянную попытку защитить Наставника. Он добровольно – когда все разбегутся – подвергнет себя опасности, идя с Иоанном к дворцу Кайафы (Иоанн будет рисковать меньше: он знаком первосвященнику). К тому же Петр мгновенно опомнится и будет горько оплакивать свое падение.

Именно такой – то робкий, то самоуверенный, то наивный, то мудрый, но всегда искренний – Симон ближе и понятнее нам, чем «князь апостолов», застывший в неземном ореоле…

* * *

Дополняя синоптиков, четвертое Евангелие свидетельствует, что свое новое имя Кифа[4] Симон получил от Христа еще при первой встрече на Иордане. По-арамейски оно означает одновременно камень и скалу. Позднее среди собратьев, говорящих на греческом языке, апостола станут называть Петром, поскольку это имя тоже переводится как «камень»¹¹.

Нарекая так Симона, Господь едва ли имел в виду непреклонность его воли; в этом смысле сын Ионы «камнем» отнюдь не был. Скорее всего, в прозвище скрыт намек на призвание апостола – послужить в будущем основой, «скалой», для здания Церкви.

Сам факт переименования также знаменателен. Новые имена было принято давать слугам. По-видимому, этим Христос хочет сказать, что предназначает Симона служить Ему и Его делу. И проходит совсем немного времени, как Он говорит рыбаку: «Следуй за Мной».

Этот прямой и властный призыв прозвучал в Капернауме, куда Симон возвратился с Иордана. Подобно древним пророкам, Учитель ничего не объясняет. Он ждет от Петра полного доверия. И Петр молча повинуется – как велению свыште. Иисус же лишь добавляет загадочное обещание: «Отныне будешь уловлять людей». Впрочем, для любого, кто знает пророчества, оно не является загадкой. Ведь некогда было предсказано, что в мессианские дни Бог соберет чад Своих, словно рыб, посылая в мир чудесных рыболовов¹². Не таким ли «рыболовом» должен теперь стать он – сын Ионы?

А если намек понят правильно, значит, стоящий перед Симоном – воистину Помазанник Предвечного. Об этом говорит и символическое знамение: невод, заброшенный по указанию Иисуса, неожиданно наполняется рыбой. Красноречивый знак, и вполне реальный, осязаемый: лодка накренилась, сети вот-вот порвутся¹³. Нужно звать на помощь других рыбаков. Иоанн и Иаков, подоспев, с изумлением смотрят на чудесный улов, едва вместившийся в двух баркасах – их и Симона.

Тогда-то проявляется еще одна черта Петра: его глубокое смирение. Он склоняется к ногам Иисуса: «Выйди от меня, Господин, потому что я грешный человек». Это не пустая фраза. Симон говорит от всего сердца. Он слишком непосредствен, чтобы допустить фальшь. Никогда мы не видим у него признаков гордыни. В нем есть тот удивительный здравый смысл, который позволяет ему видеть свою слабость и благоговеть перед Высшим. Петру кажется нестерпимым, чтобы Посланник Небес сидел здесь, среди мокрых досок, свежепахнущей рыбы, бок о бок с ним – заурядным, недостойным существом. Потому-то он и просит Учителя выйти из его лодки на берег. Им руководит трепет, рожденный прикосновением к чуду. Много времени спустя подобные же чувства заставят Петра в ночь Тайной Вечери воскликнуть: «Ты ли мне моешь ноги? Не омоешь ног моих вовек!»

Но как тогда понять желание Петра идти по воде – в другую тревожную ночь, в ночь, когда Христос скрылся от взбудораженной толпы? Поступок апостола, казалось бы, плохо вяжется с образом смиренного человека. Однако на самом деле здесь в очередной раз сказался характер Симона, его импульсивность, неумение сдерживать первые движения души. По той же причине, пробудившись на горе Преображения, ослепленный неземным светом, он не найдет ничего лучшего, как предложить остаться там, соорудив кущи[5]. Накануне Страстей Петр скажет Христу: «Я с Тобой готов и в тюрьму и на смерть идти». И опять-таки в нем будет говорить не столько гордость, сколько порыв.

Смирение Петра и в том, что он становится поистине камнем, простым строительным камнем, покорно ложащимся туда, куда кладет его Божественный Зодчий. Он отдает Господу все: себя, семью, дом.

Его лодка превращается в «амвон», откуда звучит слово Иисусово. С появлением Учителя в Капернауме привычной размеренной жизни рыбака навсегда приходит конец. Хижина рядом с синагогой становится жилищем Иисуса. Сюда идет каждый, кто хочет слушать слово Его или получить исцеление. Петру и его друзьям редко удается беседовать с Наставником наедине. Как пишет евангелист Марк – вероятно, со слов Петра – «они не могли и хлеба поесть». Порой из-за толпьт во двор невозможно протиснуться. Люди не расходятся до ночи, а то и до утра. Стоят у ворот. Больные протягивают руки, слышатся вопли одержимых…

При этом мы не замечаем, чтобы Петр проявлял недовольство. Он рад быть камнем, который безропотно служит замыслам Иисуса. Он не становится между Ним и народом. Напротив, когда Господь уединяется для молитвы, а люди приходят к Нему, Симон спешит Его позвать: «Все ищут Тебя».