Читать книгу Укрощение бури (сборник) - Протоиерей Олег Штельман - Страница 10

Средь древней и дикой Литвы,

Где терний порос и волчцы,

Где жертвы творили бесам,

Языческим древним богам,

Явился священник-монах,

С молитвой живя и в трудах,

Бурьян истребляя дурной,

Примером был жизни святой.

И в добрую землю всевал,

Святых не жалея семян,

И с верою жатву растил,

Своих не жалея он сил.

И Правая Вера росла,

К себе привлекая сердца.

И в княжьем дворе возрастил

Монах превеликих светил.

Предивные два молодца

Горе возымели сердца

Больших избегая пиров,

Хранители строгих постов.

Но смута пошла при дворе —

Восстали язычники все,

Ко князю ворвались толпой:

«Ответишь ты нам головой!»

И князь, испугавшийся их,

В тюрьму посадил тех святых.

Там более года держал

И скоро сломить их мечтал.

В темницу не раз приходил

И ласково им говорил:

«Друзья, подражайте вы мне!

Христа почитаю в душе.

Но тайну сию глубоко

Сокрыл в своем сердце легко.

Публично же идолов чту,

Им славу и честь воздаю.

Послушайте князя, друзья!

Вам Ольгерд желает добра.

Награда же вас и почет

И жертва у идолов ждет».

Ответили те, не страшась:

«Живешь ведь, Христа не боясь.

Познай, государь, наконец, —

Вселенную создал Творец.

Ему подобает хвала

Во веки веков и всегда.

A идолов мертвых почтить —

Лукавых бесов посмешить.

А славе во времени крах,

И тело рассыплется в прах,

И вечность, как строгий судья,

Осудит навеки тогда.

В цепях, сочетаясь с Христом,

Мечтаем о мире ином.

Свободою дух наш горит,

И вечная радость пленит.»

Но шелест великих дубов

В ответ, словно гимны ветров,

Поведал о дивных святых —

На дубе повесили их.

Антонием звался один,

Что самый ревнительный был,

О славе великой Христа.

Пред ним же и первый предстал.

Другой – Иоанн, как борец

Наследовал славы венец,

Победу держа над собой,

И счастье обрел и покой.

Евстафий-то, родственник их,

Дивившийся силе святых,

Крестился и Бога воспел,

А идолов мерзких презрел.

Зловерный разгневался люд,

Собрали безумные суд,

Решили, чтоб правду судить,

Других христиан устрашить.

 «Любимый придворный Круглец! —

Воскликнул языческий жрец, —

Ты князя любовь потерял,

И смерть для себя отыскал.

Литовских богов не почтил,

Их гнев на себя обратил.

Одумайся, может опять

Им жертву восхощешь подать,

Любовь возыметь от двора?

Жалеем мы, право, тебя.

Покайся! – готовы принять,

В объятьях своих целовать.»

«Приятнее муки с Христом,

Чем братство с лукавым бесом, —

Ответствовал юный мудрец, —

Но чаю, Небесный Отец

Воздаст мне святую любовь

В обмен на проклятья жрецов.

Познайте, что ваши есть боги —

Грехи без конца и пороки.

Господь же на небе Святой

Всегда и повсюду со мной.

Его и в оковах, цепях

Готов без конца прославлять.»

Сияя, как ангел, лицом

Венчался Евстафий венцом.

Средь братьев юнейшим он был,

Умом совершеннейшим слыл.

Невинное сердце свое

Христу запечатал умно,

Прекрасную юность свою

Меняя на вечность в раю.

Стонал тяжело древний дуб

Свидетель последних минут.

И долгое время потом

Висели на древе втроем.

Висели. Запрет был снимать,

Чтоб звери могли растерзать.

Но Бог, сотворивший всю тварь,

Пречудно святых сохранял.

Вот облачный столп озарил

И славу с Небес им явил.

Владыко великим перстом,

Их взял на Небесный престол.

О, дивные веры столпы!

В веках Православие Вы

Всегда утверждали собой,

Как Ноев ковчег золотой.

Нетленные ваши тела

Без слов прославляют Творца

И дивную славу поют,

Честной вдохновляюще люд!