Читать книгу Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души - Р. Дж. Холлингдейл - Страница 4

Многие философы писали стихи, и многие поэты философствовали, но только в Платоне интеллектуальные и художнические способности сочетались на столь же высоком уровне, на каком они сказались в Ницше. Однако этот двойной талант повредил его репутации философа, поэтому его и поныне порой приходится отстаивать прежде всего как философа, а не поэта и сочинителя афоризмов, обуреваемого несколькими навязчивыми идеями. Его великолепная память обернулась против него же: мозг удерживает краткие выдержки, но вне контекста они иногда кажутся почти бессмысленными и всегда подвергаются опасности быть неверно истолкованными. Он обладал несомненным художническим темпераментом, и потому его философские труды лишены определенной чистоты в том смысле, что они суть сплав разума и чувства, логики и риторики, а порой и Dichtung und Wahrheit (поэзии и правды. – Примеч. пер.). Это приводит в замешательство заурядный ум, которому непременно нужно уточнять, «что же Ницше имеет в виду». Если Ницше-философ за столь долгий срок обучения не поддался обработке стандартами наших университетов, то ответственность за это лежит именно на Ницше-художнике. Ибо когда философ в нем диктовал содержание, художник диктовал форму, которая отстаивала правду искусства вопреки предрассудкам логической ясности. Таким образом, он создавал лишние сложности для тех, кому неймется «разрешить» проблемы произведений Ницше (а попутно, видимо, и «порешить» самого автора).

На самом деле эти минусы были одновременно плюсами, художник в Ницше был его прибежищем. И именно потому, что он был столь же художник, сколь и мыслитель, ему удалось избежать пороков немецкой философии. А поскольку он постоянно общался с тем лучшим, что в этой философии было ценного и глубинного, то сумел избежать неряшества мысли и не скатился до уровня остряка-афориста. Если перебрать и перечислить все недостатки, присущие этим двум противоположным классам мыслителей, то станет ясно, на каком острие балансировал Ницше.

Минусы немецкой философии связаны с ее профессионализмом: замкнутая атмосфера, книги вместо жизни, неспособность увязывать открытия с миром как таковым, презрение к хорошему стилю, инбридинг, недостаток общей культуры, серьезность до отвращения. Дефекты культурного philosophe лежат, напротив, в области непрофессионализма, дилетантизма: слишком обширные интересы, поверхностность, культивация хорошего стиля как предела достижений, принесение истины в жертву остроумию, отсутствие интеллектуальной честности, философствование вместо философии, непоследовательность, противоречивость. Ницше удается балансировать между этими двумя типами мышления и двумя способами выражения: он глубок, но не заумен; он оттачивает стиль, но сочетает его с хорошей мыслью; он серьезен, но не зануден; он тонкий – но не эстетствующий – искусствовед и культуролог; он афористичен и склонен к эпиграмме, но основанием его афоризмов и эпиграмм является твердая философская позиция; самый остроумный из философов, он редко поддается соблазну пожертвовать правдой ради красивой фразы; он очень многосторонен, но никогда не упускает из поля зрения свои основные интересы. Он достигает, особенно в последних работах, точности и ясности, редко встречающейся в немецкой письменной культуре: ни один мыслитель подобной глубины не владел столь совершенно инструментом выражения.

Ницше был не по годам интеллектуален, но до поры до времени не оригинален, и ему было уже 34 года, когда появилась первая из его значительных работ – «Человеческое, слишком человеческое». Самое раннее его творчество – стихи и другие сочинения наумбургского периода вплоть до 1858 г. – на редкость неоригинально: темы и их разработка банальны и совершенно лишены той спонтанности, которая присуща даже гораздо менее талантливому ребенку в его первых творческих попытках. В автобиографических записках «Из моей жизни» (1858) Ницше делит свое прежнее поэтическое творчество на три периода. Самые ранние стихи в основном представляют собой описание природы и драматические сценки, изложенные в форме неупорядоченного и часто нерифмованного стиха («Шторм на море», «Спасение», «Кораблекрушение», «Буря»); потом он попытался привнести форму и метр в этот хаос, но добился лишь скуки («Андромеда», «Аргонавты», «Дриопа»); наконец, он предпринял осознанную попытку объединить формальные качества второго периода со страстностью первого («Куда?», «Жаворонок», «Жалоба соловья», «Прощание Гектора», «Барбаросса»). В 1857 г. он написал стихотворение на осаду Севастополя: вместе с Пиндером и Кругом он разыгрывал Крымскую войну в саду за домом, испытывая при этом глубокое сочувствие к русским. Он перечисляет сорок шесть стихотворений, написанных с 1855-го по и оговаривает особо, что это только выборка; всего же он написал, видимо, около сотни стихов, однако они не отмечены знаком врожденного писательского дара. В записках «Из моей жизни», повествуя о своих ранних поэтических усилиях, он замечает: «Так или иначе, но в мои планы всегда входило написать маленькую книжку и потом читать ее самому» – детское выражение нарциссизма подлинного художника, который создает что-то, чтобы потом любоваться созданным. Другие юношеские произведения – это две короткие пьесы на классические сюжеты, написанные в содружестве с Пиндером, а в 1856 г. он начинает роман под названием «Смерть и разрушение». Наиболее убедительным творением было уже не раз упоминавшееся «Из моей жизни», написанное простой, бесхитростной прозой, когда говорится то, что хочется сказать, и ничего более, оно представляет довольно успешный опыт для подростка, не достигшего еще 14 лет.

Ценность этих юношеских творений для изучения феномена Ницше состоит в том, что они дают исследователю точку отсчета: в гораздо большей степени, чем все вторичные источники, они свидетельствуют о том, насколько набожен был мальчик. Вряд ли можно ожидать, что на тот момент он таил в душе серьезные сомнения, и еще менее – что он мог формулировать свои несогласия. Напряженность его религиозного чувства поразительна:

«Я уже испытал так много – радость и несчастье, веселье и печаль, – но во всем Господь бережно вел меня, как отец ведет свое маленькое, слабое дитя… Я для себя твердо решил навсегда посвятить себя служению Ему. Да вселит в меня возлюбленный Господь силы и волю осуществить мои намерения, и да защитит Он мой жизненный путь! Как дитя, я верю в Его милосердие: Он защитит всех нас, так что никакое несчастье не постигнет нас. Да исполнится его воля! Все, что он пошлет, я с радостью приму – счастье и несчастье, бедность и богатство, и даже смело взгляну в лицо смерти, которая однажды всех нас объединит в вечной радости и блаженстве. Да, дорогой Господь, пусть лик твой воссияет над нами навеки! Аминь!»