Читать книгу Пелена страха - Рафаэль Абалос - Страница 14

Выйдя из Института судебной медицины, Клаус Бауман уже собирался сесть в машину и вернуться в комиссариат, но внезапно передумал и решил позвонить Густаву Ластоону. Клаус сказал, что ему необходимо снова поговорить с ним. Они договорились встретиться в одной неприметной пивной рядом с кафедральным собором.

– Это всего на несколько минут, – пообещал инспектор.

Он увеличил снимок раны, нарисованной на спине одной из девушек, затем извлек изображение символа на рукоятке кинжала и сохранил его в своем мобильнике. Потом сел в машину, включил мигалку и тронулся в путь. В этот раз он забыл включить музыку.

Когда Клаус подъехал к пивной, Густав Ластоон уже сидел за столиком у большого окна с видом на памятник Баху. Перед свидетелем стояла бутылка пива. Свое длинное пальто он сменил на косуху из черной кожи.

– Вы передвигаетесь с большой скоростью, господин Ластоон.

– Я приехал на мотоцикле. Если вы не забыли, мне до сих пор не вернули автомобиль.

– Вы правы, я забыл. Какой у вас мотоцикл?

– Старый чоппер.

Усевшись за стол, Клаус Бауман заказал у официанта пиво и положил на стол выключенный мобильник.

– Поверьте, господин Ластоон, мне жаль, что пришлось снова побеспокоить вас, но есть одна вещь, которую мне необходимо с вами обсудить.

– Я уже говорил, что вы можете звонить мне в любое время.

– Я помню. Кроме того, я хотел вам сообщить, что нам удалось идентифицировать неизвестную, звонившую вам на мобильный. Это одна из мертвых девушек…

– Проклятье! – воскликнул Густав Ластоон, и его лицо в холодном свете, лившемся с потолка, стало еще бледнее.

– Эта молодая ирландка, которая выглядела как гот.

– Думаете, я вам соврал? – спросил гид, прежде чем сделать большой глоток пива.

– Нет, дело в другом. Это обстоятельство лишь подтверждает ваше предположение, что кто-то намеренно устроил вам ловушку, чтобы именно вы обнаружили трупы. Эта девушка, похоже, испытывала какое-то непреодолимое пристрастие к кладбищам. В Фейсбуке мы нашли множество ее фотографий, сделанных во время посещения самых известных кладбищ Европы, Азии, Америки и Австралии.

Инспектор взял мобильник и нашел фото улыбающейся Дороти О’Нил, которую скопировал этим утром из ее профиля в социальной сети. Потом передал телефон Густаву Ластоону.

– Вы ее узнаете?

– Совершенно уверен, что никогда ее не видел, – буркнул тот.

– А здесь? – настаивал инспектор, показывая ему фото Дороти, сделанное двумя годами раньше.

– Тоже не узнаю.

– Это та же девушка, снимок сделан на кладбище Зюдфридхоф во время фестиваля готики в 2014-м.

– В те дни в Лейпциг приезжали тысячи туристов. У меня никогда не было столько работы. Возможно, я с ней разговаривал, но не запомнил.

– Как вы думаете, господин Ластоон, что искала эта девушка в своих поездках по кладбищам всего мира?

– Смерть, – тихо ответил гид, как будто боялся, что его услышат посторонние.

– Но почему она нашла ее здесь, в Лейпциге?

– На этот вопрос вам придется ответить самому.

В сознании инспектора с новой силой всплыла мысль о групповом самоубийстве, которую не более часа назад высказывали судебные медики. Но если эти девушки добровольно расстались с жизнью, почему они позвонили гиду, чтобы именно он их нашел? И еще, какой смысл столь искусно обставлять свою смерть, превращая ее в сцену эротического ритуального действа? Не высказывая вслух свои мысли, Клаус Бауман показал гиду другое фото в своем мобильнике, при этом внимательно наблюдая за его реакцией.

Это был символ, который он видел на кинжале, изображенном в центре нарисованных ран на спинах трупов: три спирали, соединенные вместе в центре круга. Кладбищенский гид не стал дожидаться, когда инспектор задаст вопрос.

– Да, мне приходилось видеть этот символ, если вы это хотите знать. Но он выглядел не совсем так. – Достав из кармана куртки черную шариковую ручку, он взял маленькую салфетку и сделал быстрый набросок.

– У членов тайного нацистского общества «Стражи смерти», о котором я вам говорил, когда давал показания, на правом плече была татуировка в виде такого саркофага, – добавил он.

Эти слова только усилили недоверие Клауса Баумана. Его очень смущало то, что у человека, который обнаружил трупы, имелись готовые ответы на все его вопросы. Это могло означать, что Густав Ластоон действительно говорил правду… или что он причастен к смерти девушек, как предполагал комиссар Айзембаг.

– Хотите сказать, что на татуировке такой же шестиугольный саркофаг, как те нарисованные, на которых лежали трупы девушек? – произнес инспектор, пораженный новыми откровениями кладбищенского гида.

– Не совсем такой, но очень похожий.

– Почему вы ничего не сказали мне в комиссариате об этом саркофаге и об этом символе?

– Вы только что показали мне снимок. К тому же я убежден, если бы на допросе я стал рассказывать вам о саркофаге и символе, изображенном на татуировках «стражей смерти», вы бы мне не поверили.

Следующий вопрос инспектор выпалил не моргнув глазом:

– А почему я должен поверить вам сейчас?

– У меня сложилось такое впечатление, что вы начинаете мне доверять.

– Если я когда-нибудь поверю в вашу теорию, я сам вам об этом скажу.

– Позвольте кое о чем вас спросить…

– Спрашивайте, – отозвался Клаус, пристально глядя, как шевелятся губы кладбищенского гида между рыжеватыми усами и густой бородой.

– Что вы знаете об оккультизме и тайных нацистских обществах? – медленно произнес Густав Ластоон.

– То же, что и большинство людей, которые не верят сказкам. Меня никогда не интересовал этот аспект нацизма. Думаю, все эти выдумки – просто бред безумных убийц, захвативших высшую власть и насаждавших по всей Европе атмосферу ненависти и страха. Однако я готов выслушать все, что вы можете мне сказать, если это поможет найти организаторов смерти девушек.

– Самые страшные злодеяния в истории человечества можно понять, только если признать реальностью то безумие, которое охватило миллионы честных немцев и которое сейчас снова начинает расползаться по миру. Идеологию нацизма невозможно объяснить, если не принять во внимание влияние концепции нацистских оккультистов, считавших человеческую злобу способом духовного освобождения и придававших ей магический смысл. Дьявол завладел их душами… Генрих Гиммлер и его маги вызывали его в эсэсовском замке Вевельсбург, и дьявол являлся.

– Это вы рассказываете своим клиентам во время экскурсий, чтобы произвести на них наибольшее впечатление?

– Думайте, что хотите, но я не сомневаюсь, что эта оккультная вера шефа СС распространилась среди его подчиненных и многие из них создали свои собственные тайные общества в городах, где жили до войны, с ритуалами и символами, выбранными согласно их эзотерическим убеждениям и дьявольским целям. Большинство из них исчезли после разгрома немецкой армии в 1945-м. Но «стражи смерти» продолжают собираться, исполнять свои ритуалы и до сих пор верят в бессмертие идеалов нацизма. По этой причине они выбрали своим символом трискель, иначе называемый трискелион, являющийся геометрическим воплощением цифры три, или треугольника, несмотря на его изогнутые линии и круг, в который он вписан. Для основателей тайного общества «Стражи смерти» он символизирует единство трех времен: героического прошлого арийских богов, бесконечного настоящего священных ритуалов и победоносного будущего нацизма во всем мире. Что такое, по-вашему, эти мертвые девушки, если не подношение «стражей смерти» своим богам?

– Почему вы так уверены в том, что сейчас сказали? В комиссариате вы говорили, что это предстоит установить мне.

– Экскурсоводу приходится просматривать множество документов, если он хочет быть честным со своими клиентами. Значение этого символа я выяснил уже очень давно, еще в ту пору, когда учился на историческом факультете университета. В поисках информации в библиотеке я наткнулся на докторскую диссертацию одного профессора из бывшей Германской Демократической Республики о деятельности СС в Лейпциге и о том, что до прихода американских войск Гитлер часто приезжал сюда с тайными визитами.

– Знаете что, господин Ластоон, – сказал Клаус Бауман, наклонившись вперед и угрожающе приблизив свои глаза к глазам гида. Густав Ластоон молча выдержал его взгляд, и инспектор продолжил: – Если бы все, что вы говорили с того момента, как обнаружили трупы, было правдой, то сценография и мотив преступления были бы полностью разгаданы меньше чем за двенадцать часов с момента смерти девушек. И все благодаря вам и вашим знаниям. Слишком уж все идеально, вам не кажется? – закончил Клаус Бауман. Произнося последние слова, он позволил ироничной усмешке скользнуть по его губам.

– А почему должно быть иначе?

– Потому что я до сих пор не понимаю, какова ваша истинная роль в этой зловещей истории.

– Я вам уже объяснял, что принял в ней участие не по своей воле. Ищите «стражей смерти», и найдете убийц этих девушек.

Клаус Бауман смягчил испытующий тон своего голоса, но продолжал смотреть на кладбищенского гида тяжелым взглядом.

– Дайте мне доказательства, господин Ластоон. Доказательства, а не легенды.

Этим вечером Клаус Бауман не ужинал дома. Ингрид просила, чтобы он разбудил ее независимо от того, в котором часу вернется.

Поговорив с женой о деле, которое он расследовал, инспектор заказал по телефону пиццу «Неаполитано» и сильно охлажденную банку пива и снова сосредоточился на написании отчета. Комиссар хотел прочитать его рано утром, перед тем, как будет лично говорить с министром.

Свет от настольной лампы падал на клавиатуру ноутбука, но вся комната утопала во мраке. В ушах Клауса Баумана торчали наушники. Он слушал музыку. Такую же мрачную, как прожитый день.

С тех пор, как на рассвете он увидел трупы и всю сценографию места преступления, он не переставая пытался найти разумное объяснение тому, что произошло до и после смерти пяти девушек. Судебные медики однозначно установили, что все девушки умерли в одно и то же время и по одной и той же причине. Однако расследование могло идти в разных направлениях: от странного группового самоубийства, или ритуального убийства, совершенного неизвестной сектой, до преступления, совершенного торговцами сексом и молодыми женщинами, или языческого обряда, совершенного тайным нацистским обществом.

Клаус откинулся на спинку своего рабочего кресла и закрыл глаза, – опираясь на факты и улики, которыми располагал, он постарался представить себе всю последовательность событий. Сейчас его не интересовали пробелы и сомнения, он временно мог заполнить их простыми рабочими гипотезами, пока не создаст правдоподобную версию произошедшего.

Его коллеги из бригады по расследованию высокотехнологичных преступлений добились определенных успехов в идентификации звонка, сделанного Густаву Ластоону молодой женщиной, пожелавшей перед рассветом посетить кладбище Зюдфридхоф. Номер мобильного был зарегистрирован в Ирландии на имя Дороти О’Нил – девушки двадцати одного года, проживавшей в графстве Керри, в небольшой деревушке с цветными домиками под названием Кенмер. Ирландская полиция проверила отпечатки ее пальцев и подтвердила ее личность без малейшего сомнения. Кроме того, на фотографиях из ее профиля в Фейсбуке была изображена одна из мертвых девушек, а на фотографиях, опубликованных в соцсетях, она представала в характерной одежде готического стиля и почти всегда на фоне могил и мавзолеев на кладбищах, которые она посещала по всему миру. По сути дела, фотографии были хроникой ее некрологических путешествий, хотя в последние две недели она перестала выходить в социальные сети.

У Клауса не вызывало сомнений, что все это относилось к девушке с рыжими волосами, сбритыми с одной половины головы. По меньшей мере, в том, что касалось звонка девушки, Густав Ластоон не только не солгал, давая показания, но очевидно помог им в определении личности одного из трупов.

Тем не менее оставалось несколько вопросов, не дававших покоя инспектору Бауману и доводивших его до состояния одержимости. Почему, если эта молодая ирландка звонила Густаву Ластоону в одиннадцать часов утра, чтобы договориться встретиться с ним перед рассветом у монумента Битвы народов, та же самая девушка была обнаружена мертвой в одном из нарисованных саркофагов? И кто все-таки оставил ему деньги под камнем у входа? Действительно ли Дороти О’Нил сама звонила гиду со своего мобильного? И если это была она, то добровольно ли она говорила с ним, или ее заставили?

Вместе с тем Клаус не был уверен, что кладбищенский гид не имеет никакого отношения к этому преступлению. Возможно, его роль в этой зловещей пьесе заключалась в том, чтобы с самого начала направить расследование в эзотерический лабиринт с бесчисленными ложными выходами, которые Густав Ластоон знал и контролировал.

Эти сомнения не переставая крутились у него в голове, словно по какой-то гипнотической спирали.

Когда он закончил редактировать свой обширный доклад для комиссара, часы показывали час ночи. Ему понадобилось еще двадцать минут, чтобы добраться до своего дома на Гохлис-Митте, на севере города. Открыв дверь, Клаус увидел, что в гостиной горит свет.

Ингрид ждала его с книгой в руках. Он подошел к ней и поцеловал в губы.

– Почему ты до сих пор не спишь?

– В нашей кровати спят девочки… Я подумала, что перед сном тебе захочется немного расслабиться на диване.

Клаус понял, на что намекает Ингрид. Потом она встала, подошла к дивану, сбросила халат и, оставшись совсем голой, встала перед ним. Забравшись на подушки, она встала на колени так, что ноги Клауса оказались у нее между ног, и начала массировать ему затылок, а он ласкал ее грудь.