Читать книгу Лот праведный. Лабиринт - Рамиз Миртаги оглы Асланов - Страница 4

«Любовь к тебе вошла мне в плоть и в кровь

И с ними, как вино с водой, смешалась».

Сила Любви-1. Из древнеегипетской поэзии.

Перевод А. Ахматовой.

1

В отличие от дворца князя, чье величие выставлено было словно напоказ, покои принцессы скрывались за высокими кирпичными стенами забора. По обе стороны ворот, на арке которых был высечен барельеф богини-матери Исиды⁶¹ с распростертыми руками-крыльями, неподвижно стояли, словно изваяния, два стражника с копьями и в простых схенти из папирусных лент.

Солдат, сопровождавший Лота и державший в руках золоченый серех⁶² с именем дома князя Аменанха, сделал два шага к стражникам и показал на вытянутой руке печать. В ту же минуту один из стражников дернул за веревочку, свисающую из небольшого отверстия в стене, и снова неподвижно замер.

Через несколько минут в проеме арки появился офицер, препоясанный коротким мечом.

– Чего надо? – спросил он недовольно.

– С подношением к принцессе Нефрусебек от великого князя! – низко поклонился солдат, снова показав печать.

– Кто войдет?

– Этот, – указал солдат рукой на Лота, и отошел назад.

– Что-то я его раньше не видел, – недобро усмехнулся офицер, оглядев Лота с головы до ног и, резко развернувшись, зашагал внутрь двора по мощеной дорожке.

– Стой здесь! – сказал он, когда Лот нагнал его на небольшой круглой площадке. – Не смей ступить и шага за этот круг! За тобой наблюдают. Ты понял?

Как только офицер скрылся, Лот невольно огляделся. Его внимание сразу привлек небольшой фонтан, устроенный в центре площадки, бьющий танцующими струйками из раскрытых пастей двух небольших крокодилов, высоко вскинувших из воды свои золотистые пупырчатые тела. Бронзовые истуканы были вылиты так живо, что Лот не мог налюбоваться на искусную работу и даже обошел фонтан по разноцветным мозаичным камешкам, выложенным концентрическими кругами, чтобы лучше рассмотреть чудовищ. От площадки в разные стороны отходило пять дорожек, и самая широкая вела к дворцу, фасад которого едва угадывался меж нависших ветвей, осыпанных диковинными цветами. И только Лот сделал несколько шагов в направлении дворца, желая лучше его разглядеть, как его окликнули.

– Эй, долговязый! – обернулся он на звонкий небрежный окрик и увидел молодую женщину в полупрозрачном желтом калазирисе с высокими разрезами по бокам.

На женщине не было ни нагрудной накидки, ни широкого ожерелья, а только узкий горловой браслет с синими камнями, так что обе ее упругие большие груди, слегка сдавленные бретельками, были бесстыдно обнажены. При виде Лота женщина словно оторопела на миг – глаза ее удивленно расширились, а насурьмленные тонкие брови поползли на лоб.

– Кто ты? – еле выдохнула красавица.

– Имя мое тебе ничего не скажет, госпожа, – поспешил низко склониться Лот. – Меня послал великий князь Аменанх с подарком к принцессе.

– Так ты служишь Аменанху? Это о тебе нам доложили?

– Выходит так, госпожа, – еще ниже склонился Лот.

– Ты ведь не баку? – спросила женщина.

– Нет, госпожа. Я вольный человек. Я кузнец. У меня лавка на Дороге.

– Кузнец? Ты шутишь? – удивилась женщина и подошла к Лоту. – Подними лицо, «кузнец». Не бойся. Я не принцесса, как ты, наверное, подумал. Дай я на тебя хорошенько посмотрю.

Лот смущенно выпрямился и встретился с блуждающим взглядом женщины. Она стояла совсем близко. Грудь ее взволнованно вздымалась.

– У тебя серые глаза! И кожа светлая как у женщины! И волосы твои, что выглядывают из-под парика, к которому ты, верно, еще не привык, золотистые!.. Знаешь, «кузнец», если б была я художником, что расписывает эмалью медные пластины, точит и разукрашивает камни и пишет красками на папирусе и вздумалось бы мне изобразить Гора⁶³ солнцеподобного, взяла бы я за образец тебя – так ты необычайно красив!.. Ты ведь чужеземец, правда? Вижу, что чужеземец – по следу белому на лице от бороды, что сбрил ты совсем недавно.

– Ты угадала, госпожа, – ответил Лот, стараясь сосредоточить взгляд на ярко накрашенных крупных губах красавицы, чтобы не смотреть ниже. – Я из мест, что далеко на Севере.

– И что ты принес нам в подарок, чужеземец? – сделала еще шаг вперед женщина, так что соски ее на миг коснулись пальцев Лота, которыми он сжимал перед собой шкатулку.

– Стрелы, госпожа.

– Стрелы? Надо же, как удачно ты угадал! – совсем уже явно прижала она обе груди к его пальцам. – Меня зовут Афири. Запомни! Вдруг встретимся еще.

С этими словами женщина круто развернулась, прошла несколько шагов вперед, плавно покачивая широкими бедрами, и бросила обернувшись:

– Иди за мной!

2

Сделав большой круг по саду, так что они зашли уже на задний двор, Афири привела Лота к высокой зеленой стене из вьющихся растений.

– Это здесь, – сказала женщина, остановившись. – Я зайду, а ты подожди.

С этими словами женщина проскользнула в узкий и низкий промежуток в ограде, но не успел Лот прислушаться к странным свистящим звукам, доносившимся из-за стены зелени, как вновь появилась.

– Требует подношение. Придется тебе самому отнести. Как зайдешь, встань и не смей поднять головы, пока не окликнут. И когда окликнут, продолжай смотреть под ноги. И даже если принцесса подзовет и соизволит заговорить с тобой, не смей поднять взгляда выше ее колен. Ты понял?

– Понял, госпожа.

– Я говорю это для твоего же блага, красавчик. Вспыльчива принцесса и едва терпит мужчин. А сегодня – и вовсе злая с самого утра. Иди, и да храни тебя Маат!⁶⁴ – подтолкнула Лота Афири.

Едва протиснувшись в лаз, Лот сделал пару шагов в сторону и замер с опущенной головой, как его научила Афири. Разглядывая причудливые узоры на шкатулке, он снова невольно прислушался – и вскоре ему стали совершенно понятны свистящие звуки и глухие удары, следующие за ними: неподалеку, шагах в двадцати, кто-то метал стрелы. Вот четыре стрелы поразили цель. Вот одна просвистела мимо. Вот еще два удачных выстрела. И снова – промах.

– Да поглотит тебя Апоп!⁶⁵ – услышал Лот досадливый возглас, сопроводивший последнюю неудачу. Голос был явно женский, но немного резкий – как у мальчишки подростка.

– Эй, ты, неси свои стрелы! – последовал приказ, и Лот, чуть пригнувшись, осторожно двинулся на зов.

Остановился он, едва увидев сандалии из грубо обработанной кожи с высоко завязанными на тонких лодыжках тесемками.

– Подойди, я сказала! Ближе! И вытащи и подай стрелы! – недовольно зазвенел голос.

Лот сделал еще несколько коротких шагов, нагибаясь все ниже, пока не встал у самых ног принцессы на одно колено. Он оказался так близко, что невольно увидел стройные ноги девушки много выше колен – до края короткого фартука, едва прикрывавшего бедра. Лот поставил шкатулку на траву, открыл, вытащил из золотого колчана несколько стрел и, не поднимая головы, осторожно приподнял их на раскрытых ладонях.

– Что это? – услышал он над собой раздосадованный голос. – Разве этим можно стрелять? Это и есть чудо стрелы, которые так нахваливал мой заносчивый братец? Не решил ли он надо мной посмеяться?

– Это хорошие стрелы, о рожденная Амоном, – осмелился вымолвить Лот.

– Что?! – вскрикнула зло принцесса. – Разве я спрашивала тебя о чем-то, раб?! – и на плечо Лота неожиданно обрушился чувствительный пинок, который его едва не опрокинул.

– Прости за дерзость, Великая Госпожа, – не сдержал обиды Лот. – Я говорю так, потому что эти стрелы сделал сам, и они мной не раз испытаны.

– Ты снова смеешь со мной говорить?!.. – услышал он возглас гневного удивления.

На мгновенье над Лотом нависло грозное молчание. И вдруг девушка резко развернулась, отошла на несколько шагов и требовательно сказала:

– Оставь подношение, где сидишь, а сам иди туда!

Лот поднялся и бросил быстрый взгляд на девушку. Принцесса стояла к нему спиной, с закинутым за плечи луком, вытянув указующе руку в сторону трех высоких пальм, перед которыми были выстроены чучела зверей и мишени в виде человеческих фигур и щитов разных форм.

– Я сказала – туда! – еще резче вскрикнула принцесса и в нетерпении притопнула, выбив пыль из-под сандалии.

– Повернись ко мне, раб! – услышал он окрик девушки, когда почти дошел до ряда мишеней. – Подними голову, презренный чужеземец! Ты ведь наверняка желал втайне увидеть лицо дочери Амона, если дерзнул со мной заговорить? Так смотри на меня! Я тебе приказываю!

Лот поднял взгляд. Девушка стояла у дальнего желтого флажка треугольной формы, насаженного на древко. Между ними было примерно семьдесят шагов.

– Ты похвалялся, раб, что сам изготовил эти стрелы и даже испытал их?.. Что ж, мы тоже сейчас их испытаем! Посмотрим – насколько ты умелый мастер и насколько храбрый мужчина!

С этими словами принцесса сняла с плеча лук, завела привычным движением стрелу, натянула тетиву – и тут же выстрелила навскидку, почти не целясь.

Лот, наблюдающий за происходящим с непонятной отрешенностью, даже не вздрогнул, когда стрела засвистела в его сторону, также как и не испытал радостного облегчения, когда она, обессиленная, едва воткнулась в песок в десяти шагах и, не удержавшись, завалилась набок. Он не мог поверить, что это в действительности происходит с ним. Его не могла убить эта взбалмошная девчонка в грубом солдатском наряде, возомнившая себя воином! Это было бы несправедливо и даже нелепо – ведь в чем он провинился перед ней? А принцесса меж тем стояла в полной растерянности, обескураженная неожиданной неудачей. И вдруг она быстрым шагом пошла на Лота, заправляя на ходу вторую стрелу, и остановилась у второго флажка. Теперь между ними было не больше пятидесяти шагов. Девушка не спеша подняла лук повыше, тщательно прицелилась – и выстрелила. Стрела просвистела над самой головой Лота.

– Да будешь ты пищей для Амат, проклятый раб! – вскричала в отчаянье принцесса. – Еще ни разу с тех пор, как я взяла в руки этот лук, не видело небо, чтобы я дважды промахнулась в цель со столь близкого расстояния! Уж не колдун ли ты, заговаривающий стрелы, если стоишь так уверенно под моим луком?.. Что ж, раз так!..

И девушка быстро прошла к третьему флажку – красному и, чуть замешкавшись, сделала еще несколько торопливых шагов вперед. До нее было всего двадцать шагов – и Лот с жадным любопытством разглядывал принцессу, словно и не замечая угрожающе поднявшегося до уровня его груди лука с уже заправленной стрелой. Никогда еще в жизни не видел он подобной девушки. Она была высокой, стройной – и грубо выделанная черная кожа короткого двухстороннего фартука и нагрудника, едва прикрывавшего небольшие крепкие груди, особенно подчеркивали невыразимую прелесть ее юного, но сильного тела. У нее был большой рот с изящно выгнутой линией верхней губы, прямой короткий нос, высокие скулы, широко расставленные крупные миндалевидные глаза и коротко постриженные прямые черные волосы с небольшой челкой на высоком лбу. Она то щурилась, прицеливаясь, то вдруг, широко раскрыв глаза, смотрела на Лота – удивленно и встревожено. И каждый раз, когда взгляды их встречались, Лот непроизвольно улыбался ей – так же удивленно – словно между ними шел безмолвный разговор, словно они наперебой задавали друг другу вопросы и, не получая ответов, задавали новые…

А потом рука девушки дрогнула, глаза испуганно зажмурились – и в тот же миг Лот ощутил пронзительную боль, заставившую его отступить на несколько шагов.

Стрела вошла чуть ниже правой ключицы и застряла, уперевшись в лопаточную кость. Из-под древка медленно поползла алая струйка. Едва Лот попытался поднять правую руку, как ощутил мучительную боль. Теперь он смотрел на подошедшую совсем близко девушку с улыбкой укоризны. А она смотрела на его окровавленную грудь, закусив нижнюю губу, и выглядела растерянной и испуганной.

– Что ж тебе не помогло твое колдовство, чужеземец? – спросила она, словно обвиняя его в случившейся беде.

– Нет никакого колдовства, принцесса, – ответил он просто. – Это все твой лук – он не достаточно силен для этих стрел.

– Ты думаешь? – словно удивилась принцесса, чуть приподняла лук и посмотрела на него, как на нечто чужое, ей не принадлежащее. – Эй, кто-нибудь! – крикнула она, оглядываясь.

И сразу откуда-то появились два стражника с луками наготове.

– Возьмите его и отведите в дом! И немедленно пошлите кого-нибудь за Джахи!

Закинув луки за плечи, стражники поспешили к Лоту, но первое же их прикосновение, как только они попытались подхватить его, причинило Лоту столь сильную боль, что он, не сдержавшись, вскрикнул.

– Я так не дойду. Стрелу надо вырвать. Помоги мне, любезный, – обратился он к ближайшему стражнику.

– Ты уверен? – хмуро спросил стражник.

Лот только кивнул.

3

Первое что увидел Лот, очнувшись, это круглое лицо с мясистыми щеками и гладко выбритым черепом. И брови у мужчины тоже были начисто сбриты, что делало его лицо странным, словно гипсовая маска, но совсем не страшным. И еще Лот ощутил сильное жжение в том месте, куда мужчина мягкими круговыми движениями втирал пахучую мазь.

– Напрасно ты, варвар, это сделал, – сказал мужчина. – Вместе со стрелой ты вырвал добрый кусок мяса. И тебе еще повезло, что наконечник не сломался и не застрял внутри, иначе бы мне пришлось тебя здорово искромсать ножичком.

– Этот бы не сломался, – ответил Лот.

– Пусть бы и так, но ты мог порвать себе сухожилья или перерезать вены. А привели бы тебя ко мне, я бы извлек стрелу быстро и безопасно.

– Я не мог двинуться от боли, – сказал Лот.

– Еще бы. Стрела вонзилась в самую кость, и я не совсем уверен – раздробила она ее или нет? Болит рана?

– Вроде не очень.

– Это – пока. Это моя мазь избавляет тебя от боли. Царская мазь! Такой в знахарской лавке не купишь. Но раз уж ты, варвар, оказался на царской кушетке, тебе она достанется даром. Я дам ее тебе, чтобы ты мог ухаживать за раной. Она и от боли тебя спасет, и от черной плесени. Для этого тебе придется менять повязку дважды в день. А перед тем как ее наложить, будешь втирать мазь прямо в рану, как я это сейчас делаю.

– Как ты – у меня не получится, – слабо улыбнулся Лот.

– Тогда тебе надо исхитриться остаться в гостях у госпожи подольше, – улыбнулся в ответ лекарь. – Меня зовут Джахи. Я личный лекарь дочери Владыки. А ты кто? Я раньше тебя никогда не видел.

– Меня зовут Лот. Я пришел в этот дом с подношением от Великого Князя, – неохотно ответил Лот.

– Так ты служишь эрпату? – удивился мужчина.

– Нет, я говорю о князе Аменанхе.

– Ах, вот ты кого называешь «великий князь»? – усмехнулся лекарь. – Как же я сразу не догадался. Что ж, раз так, обратись к его лекарю. Ты ведь знаешь Бубу – лекаря князя?

– Спасибо, добрый человек. Я так и сделаю, – ответил Лот, не желая говорить лишнего. – Мне бы хотелось отблагодарить тебе. Но у меня ничего с собой нет.

– Нет и не надо. Ты уже отблагодарил словом – и с меня достаточно. Всего остального у меня и без тебя в избытке, благодаря щедрости госпожи, да хранит ее Исида! Все, варвар, я закончил. Заклинаний над тобой делать не буду – хватит с тебя и мази. Полежи немного, и старайся не двигать резко члены. А я пойду – доложу о тебе. И кстати, – обернулся лекарь от двери. – Не называй своего хозяина «великий князь» при госпоже – она этого не любит.

После ухода лекаря, Лот смог оглядеться. Он лежал на низкой кушетке, застланной плотной расписной тканью с золотистой бахромой. С него даже не сняли сандалии. Заметив это, Лот слегка передвинул ноги, убрав ступни с дорогого покрывала. В лопатке при этом больно стрельнуло, но боль была терпима, с удовлетворением отметил Лот. Комната оказалась довольно большой – два светильника на треногах, пылавших с обеих сторон у изголовья кушетки, едва освещали стены, сплошь задрапированные богато разукрашенными тканями. У ближней стены, на длинном столике, отражали блики факелов медные чаши и сосуды. У дальней стены, на высокой подставке, высилась загадочной тенью статуя богини Баст⁶⁶ из темной бронзы – с золотыми серьгами в острых ушках и кольцом в носу. Любуясь изящно выгнутыми линиями ее тела и засмотревшись в горящие рубинами глаза, Лот невольно вспомнил принцессу, в фигуре и облике которой тоже, несомненно, было нечто кошачье. И вдруг что-то заставило Лота обернуться – и он увидел в проеме двери ту, о которой только что думал.

– Лежи! – остановила быстрым жестом принцесса Лота, порывавшегося встать с ложа.

– Я не смею, о, Великая Дочь! – возразил Лот и, сделав болезненное усилие, поднялся на ноги.

– Как же ты дерзок, чужеземец! – сказала с досадой принцесса. – Видно плохо тебя учили повиноваться приказам.

– Ты права, солнцеликая, у меня до сего дня не было хозяина, который бы научил меня повиновению.

– Разве ты не служишь нашему брату Аменанху? – удивилась принцесса.

– Я всего лишь изготовил по его приказу стрелы, которые ему понравились. А после принес их во дворец. А он приказал их отнести тебе – и мне пришлось повиноваться.

– Пришлось? – недовольно нахмурилась принцесса. – Ты говоришь об этом, как о досадной услуге!

– О, прости меня, Великая Дочь! У меня и в мыслях не было оскорбить тебя! Я хотел лишь сказать, что был напуган этим неожиданным поручением. Ведь я – чужеземец, едва только привыкающий к законам и обычаям Та-Кемет. И потому я боялся совершить непростительную оплошность. И совершил ее.

– Да, странно, что именно тебя выбрал князь. И ты сам вел себя странно, – удовлетворенно согласилась принцесса. – Но и я была неправа. Это было нечестно – стрелять в тебя, безоружного, со столь близкого расстояния. Я хотела лишь попугать тебя за твою дерзость. Но меня подвел мой лук… и моя несдержанность. Но я щедро вознагражу тебя за нечаянно причиненный урон, чужеземец!

– О, принцесса! О какой еще награде может мечтать раб, которого ты, Великая Дочь, привела в свой дом, уложила на свою постель и велели лечить своему лекарю? Ведь ты – богиня по рождению, и поступаешь в соответствии со своей божественной природой. Так что, даже убив меня, ты была бы права. Разве богиня Баст – самая веселая и беззаботная из богинь – не обращалась в безжалостную львицу в порыве гнева?

– Странно, что ты это сказал, – изумилась принцесса. – Только отец мой бессмертный, Владыка Нимаатра, знает за мной эту особенность души. И потому называет меня шутливо милой кошечкой, когда я прихожу к нему веселая, и грозной львицей, когда случается у меня дурное настроение.

– Да живет вечно несу-бити! Жизнь, Здоровье, Сила! – поспешил преклонить колено Лот.

– Встань немедленно! Джахи сказал, что тебе нельзя пока делать резких движений. Встань! – вскричала принцесса, и сделала из полутьмы два маленьких шажка к свету. – Скажи мне лучше, чужеземец, так ли действительно хороши твои стрелы, как ты о них говорил, или все дело в неверном моем луке?

– Правда, принцесса. Я не посмел бы продать князю негодные стрелы. Да и он, как ты знаешь, большой знаток оружия – и не купил бы их только из любопытства и ради забавы. Но стрелы эти необычные предназначены для боевого лука. Для охотничьих луков они слишком тяжелы.

– У меня есть боевые луки. И я стреляю из них не хуже! – задиристо возразила принцесса.

– Не сомневаюсь, Богиня. В обеих землях Птаха ходит молва о тебе как о великой воительнице.

– Вот как? И что еще говорит обо мне народ Та-Кемет?

– Много чего. И все – только превосходное.

– Так что же? – спросила нетерпеливо принцесса.

– Говорят люди, что сильна ты духом и умела в делах ратных как Монту, мудра как Тот и справедлива как Маат.

– И это все, что говорят люди о молодой девушке? – усмехнулась принцесса.

– Самые дерзкие, о солнцеликая, говорят еще о красоте твоей ослепительной, – смущенно добавил Лот.

– Ну, тут они немного преувеличивают. Ты вот – не ослеп. Хотя и прячешь от меня свои глаза, словно вор, ищущий скрытно поживы. Посмотри мне в лицо, чужеземец, и скажи: красива ли я? Ни как дочь Владыки Двух Земель, а как женщина обычная?

Принцесса, совсем еще недавно представшая перед ним в грубой солдатской одежде, едва прикрывавшей ее молодое сильное тело, стаяла перед ним в воистину ослепительном наряде, достойном дочери фараона. На ней был тончайшего льна голубой калазирис, доходивший до пят, тонко изрисованный золотыми нитями узором из вертикальных рядов свившихся хвостами крокодилов. Калазирис был перехвачен широким, прикрывавшим бедра, поясом, исписанным золотыми иероглифами с вкраплениями крупных, разных форм, аметистов. Такие же пронзительной синевы аметисты блистали на широком ускхе⁶⁷ из двенадцати рядов золотых и серебряных бусин, почти полностью прикрывавшем ее плечи и грудь. На каждой руке было по два массивных золотых браслета – один на запястье, а другой туго перехватывал руку выше локтя. А голову прикрывал пышный черный парик из прядей шерсти, свитых в сотни косичек с вплетенными золотыми цепочками, который охватывала золотым венком дивной работы диадема с вписанным в центре крупным красным сердоликом.

– Не ослеп ли ты и впрямь, а заодно и онемел, чужеземец? – нервно улыбнулась принцесса, явно смущенная его долгим изумленным взглядом.

– О, богорожденная Нефрусебек, да буду я песком под твоими божественными ступнями, ты воистину прекрасна! – с чувством воскликнул Лот, склонившись в глубоком поклоне.

– Вот даже как? – удовлетворенно улыбнулась принцесса. И тут же, отвернувшись, сделала несколько шагов к выходу, но остановилась и бросила, не оборачиваясь:

– Джахи сказал, что тебе будет полезно немного отдохнуть, чтобы оправиться от раны. Сегодня ты мой гость – и здесь твоя комната и твоя постель. Я прикажу, чтобы о тебе позаботились.

– Но, принцесса, мне велено вернуться к князю для доклада, – попытался возразить Лот.

– Учись беспрекословно выполнять приказы, чужеземец! – сказала принцесса и, обернувшись, добавила надменно: – Мои приказы!

4

Оставшись один, Лот не придумал ничего более подходящего, как снова прилечь. Но не успел он устроиться поудобнее, как в комнату вошли две молодые девушки. В руках у первой был небольшой медный таз. У второй – разрисованный керамический кувшин с длинным носиком и несколько полотенец, перекинутых через плечо.

– Госпожа приказала помочь гостю с омовением, – сказала первая девушка и поставила перед кушеткой таз, наполовину заполненный водой.

Лот не счел нужным спорить и присел на кушетке, и девушка, встав перед ним на колени, стала снимать с него сандалии. Покончив с делом, она взяла у второй девушки кувшин и начала подливать в таз горячей воды.

– Не соблаговолит ли господин проверить, достаточно ли вода для него теплая? – обратилась она к Лоту.

– Не беспокойся, милая девушка, все хорошо, – поспешил ответить Лот. – Позволь мне самому это сделать.

Девушка лишь посмотрела на него укоризненно, словно он сказал что-то неприличное, и, мягко обхватив его ступни, опустила их в таз с водой и начала прилежно обмывать. Обмыв ноги Лота несколько раз вплоть до колен, девушка насухо обтерла их одним из полотенец, затем сняла с пояса небольшой мешочек, отсыпала из него на ладонь немного серого порошка и стала его поочередно втирать в ступни Лота, особенно тщательно – между пальцами. Пыль, слегка пахнущая серой, впитывалась в кожу быстро, не оставляя следов.

– Благодарю, господин! – сказала девушка, как только снова надела на его ноги сандалии и поднялась на ноги. – Не затруднит ли господина пройти к столику, чтобы обмыть руки и лицо?

Слегка смочив руки Лота теплой водой над большой медной чашей, девушка достала из другого мешочка небольшой камешек синего цвета, без усилий размяла его меж пальцев и начала втирать ему в ладони. Кожа Лота быстро покрылась мыльной пеной, а в комнате разлилось цветочное благоухание. Как только Лот обмыл лицо и руки и насухо обтерся очередным удивительно мягким полотенцем, девушка вынула из маленького кармашка, пришитого к переднику, четырехгранный стеклянный пузырек с крышечкой и, щедро зачерпнув из него пальцем какой-то мази, стала втирать ее в шею и грудь Лота.

– Что это? – спросил Лот, удивленный необычным ароматом.

– Это любимое притирание госпожи, – ответила девушка. – Им должны пользоваться все, кто живет в ее доме. Доволен ли господин, не желает ли он чего?

– Я могу лишь пожелать доброго здравия тебе, милая девушка, и твоей подруге, – учтиво ответил Лот.

Едва девушки удалились, в комнату вошли две других – столь же юных и красивых.

– Госпожа шлет дорогому гостю скромную одежду взамен неосторожно испачканной, – сказала одна из них, и девушки начали выкладывать на кушетку целый ворох разноцветных схенти и поясов. – Пусть господин выберет, а мы поможем ему переодеться.

– Нет! – решительно возразил Лот. – Я привык переодеваться сам.

– Но это приказ госпожи! – растерянно ответила девушка. – Она будет разгневанна, если узнает, что мы не помогли господину!

– Тогда оставайтесь в комнате, но отвернитесь. Никто не узнает, что я переоделся сам, – нашелся Лот.

Из всех предложенных схенти Лот выбрал самый скромный – белоснежный, украшенный лишь одним вертикальным рядом сине-золотых сесен.⁶⁸ Но повязать его, взамен испачкано кровью верхнего схенти, оказалось с непривычки делом непростым.

– Кажется, у меня не очень получается, – сдался после нескольких торопливых попыток Лот.

Девушки обернулись, и одна из них не сдержала насмешливой улыбки.

– Дозволь мне слегка поправить твой наряд, господин, – спокойно предложила вторая.

Как только девушки ушли, Лот обессилено уселся на кушетку. Все это было так непривычно и тревожно, что он не знал, что и думать. Еще утром он сидел в загоне перед воротами царского города, и судьба его зависела от решения какого-то писца. Затем он оказался в кабинете самого могущественного князя Мисра – и был принужден дать согласие служить ему, в результате чего жизнь его оказалась в буквальном смысле в руках дочери фараона. И если бы эта девичья рука, по счастливой случайности, не дрогнула, оказалось бы его тело в водах Хапи, куда скидывают трупы бродяг и преступников на радость прожорливым крокодилам. И вот теперь он сидит в покоях самой прекрасной из женщин, обмытый и умащенный благовониями ее служанками, облаченный в подаренную ею одежду, и не совсем уверен – радоваться ли ему столь немыслимой переменчивости судьбы?..

– Вот мы и свиделись снова, – услышал вдруг Лот приглушенные шепотом слова, пахнувшие горячим дыханием в самое ухо, – и почувствовал прильнувшую сзади нежную плоть и ищущие руки, обхватившие его грудь.

Лот обернулся, освобождаясь от нескромных объятий, вскочил на ноги и увидел Афири – ее карие глаза с расширенными зрачками и раскрытые полные губы.

– Тише! – поднесла Афири палец к ярко накрашенным губам. – У нас всего минутка, прежде чем я отведу тебя к госпоже. Ее каприз нам на руку. Постарайся понравиться принцессе, и, может быть, ты станешь частым гостем в этом доме. Делай все, что она прикажет. Угождай каждой прихоти этой избалованной девушки, не перечь ни в чем – и она осыплет тебя невиданными милостями! А уж я постараюсь направить ее милость нам на пользу.

– Но зачем я принцессе? – спросил Лот. – Чего она от меня ждет?

– Я думаю, она сама пока не знает. Но ты явно возбудил ее любопытство. Ты – первый мужчина, которого она пустила в свой дом. Не считая, конечно, лекаря Джахи. Но он – скопец.

– Но почему – я?

– Ты ждешь от меня льстивых слов, «кузнец»? – лукаво улыбнулась девушка. – Ты ведь сам знаешь, что боги наделили тебя неземной красотой. И наверняка уже не одна девушка стала жертвой твоей неотразимой привлекательности, разве не так? А для дочери самого могущественного из владык мира, привыкшей с детства иметь все самое лучшее, твоя чужеземная красота вдвойне заманчива.

– Не хочешь же ты сказать, благородная Афири, что принцесса увлеклась мной – нищим чужеземцем с Дороги? – недоверчиво улыбнулся Лот.

– Именно это я и говорю, а ты все никак не поймешь своего неожиданного счастья, глупец! – дерзко положила руки на его грудь девушка. – Но возможно, что я заблуждаюсь. Ведь до сих пор высокомерие принцессы не отличало ни одного мужчины, достойного внимания. Быть может, она решила всего лишь позабавиться тобой жестоко. Так что будь настороже! Отмеряй разумно каждое слово, не выдавая истинных чувств взглядом и жестом. И даже мысли свои держи в узде, ибо каждая женщина обладает божественным даром прорицать в сердцах мужчин, так что невозможно ее обмануть лживыми словами и показными поступками. И только любовь делает женщину слепой. А теперь – следуй за мной!

5

Едва войдя в небольшой зал, Лот остановился в изумлении. Такой роскоши и красоты он не только никогда прежде не видел, но даже представить себе не мог. Принцесса неподвижно сидела у дальней стены круглой залы с колонами на невысоком золотом троне, к которому вели пять мраморных ступеней. Потолок и стены зала были сплошь расписаны золотистыми иероглифами и картинками из разноцветной эмали, а пол инкрустирован причудливым орнаментом из голубой и белой плитки. Принцесса снова поменяла наряд. Теперь на ней был белоснежный калазирис, усыпанный золотыми брошками в виде крылатых скарабеев, а парик стягивал широкий серебряный сешнем,⁶⁹ увенчанный «рогатым» диском.⁷⁰ Справа от принцессы был поставлен небольшой золоченый столик с приборами, а за троном стояли три девушки в коротких разноцветных нарядах. Еще с десяток юных полуголых красавиц стояли по кругу у стен ярко освещенного огнями масляных светильников зала – справа и слева от входа.

Едва они вошли, Афири, отвесив принцессе легкий поклон, легко пробежалась через зал и, вскочив по ступенькам, встала чуть позади и справа от трона.

– Чужестранец, – торжественно сказала она, – сегодня ты гость царского дома и принцесса Нефрусебек, Великая Дочь Владыки Обеих Земель, приветствует тебя!

Превозмогая боль, Лот согнулся в глубоком и долгом поклоне.

– По традиции гостеприимства и желая искупить невольно причиненный тебе ущерб, принцесса милостиво соизволила разделить с тобой легкую вечернюю трапезу. Пройди на свое место!

Повинуясь приказу, Лот прошел на середину зала и неловко присел на колени на небольшом круглом коврике перед низким столом, уставленным блюдами. Он совершенно потерялся, не зная, как себя вести и что следует делать. Возможно от него ждали ответного приветствия, но Лот не находил нужных слов. Он даже не осмеливался поднять глаз на принцессу, застывшую на своем троне, словно статуэтка неведомой богини, вырезанная из камня и разрисованная красками искусным мастером. Он лишь чувствовал на себе ее пристальный изучающий взгляд – и этот взгляд словно придавливал его к земле, принуждая пасть ниц и распластаться перед явившимся ему совершенным образом женщины.

– Мы не ждем от тебя велеречивых слов благодарности и почтения, чужеземец, – пришел ему на помощь знакомый голос Афири. – Просто раздели для начала глоток вина с нами во имя Великого Дома.

В ту же минуту к Лоту подскочила одна из девушек и наполнила вином чашу. Лот взял чашу в руки и заставил себя поднять голову. На неестественно белом лице принцессы застыла тонкая насмешливая улыбка. Она едва заметно кивнула ему, отпила из чаши и передала ее Афири. Лот тоже отпил глоток и осторожно поставил чашу на столик.

– Угощайся, чужестранец! – сказала Афири, сняв со столика и подав принцессе большой поднос, с которого та что-то взяла и отправила в рот, чуть размокнув ярко накрашенные золотой краской губы.

– Что же ты не ешь, чужестранец? – укоризненно обратилась Афири к Лоту, который снова застыл, скованный растерянностью. – Или на твоем столе нет ничего, что стоило бы отведать? В таком случае, только скажи, чего бы тебе хотелось, и мы вмиг тебе это доставим.

– О, нет! – поспешил ответить Лот. – Мой стол полон всего, о чем только может мечтать смертный! Но да не сочтет дерзостью принцесса, оказавшая своему рабу невиданную милость, слова, которые я скажу: мое воздержание происходит только по одной причине – я не голоден. Но и если бы я умирал от голода, я бы и тогда не посмел раскрыть уст для пищи перед лицом Великой Дочери.

– Ешь! – неожиданно резко приказала Афири.

Девушка, прислуживающая Лоту, в тот же миг пала на колени рядом с ним и, схватив со столика одно из блюд, поднесла почти к самому его лицу. Лот взял наугад что-то небольшое, оказавшееся сдобной сладостью, и, не пережевывая, целиком его проглотил. Улыбка на лице принцессы стала совсем откровенной. Она сделала знак Афири и что-то прошептала ей на ухо.

– Что ж, если скромная пища нашего дома не доставляет гостю должного удовольствия, принцесса не желает его принуждать, – сказала, милостиво улыбаясь, Афири. – Но, может быть, ты не откажешь нам в удовольствии непринужденной беседы?

– Я с радостью выполню любое пожелание Великой Дочери! – с готовностью отозвался Лот.

– Тогда расскажи нам немного о себе. Откуда ты родом? В каких странах побывал? Каким образом очутился на берегах Хапи? Госпожа любит рассказы о путешествиях.

– Что ж, если госпожа любит рассказы о путешествиях, мне есть что рассказать, – начал Лот и, немного замешкавшись, продолжил: – Родился я далеко на Севере, в стране, которую вы, дети Птаха, называете Нахарина.⁷¹ И родился я в семье зажиточных скотоводов, состоявших в родстве с царями земли, где стояли наши шатры и паслись наши стада…

Рассказ Лота был долгим и, наверное, увлекательным – говорил он в полной тишине, изредка прерываемой тихими возгласами удивления. Он и сам увлекся собственными воспоминаниями о странах, в которых ему довелось побывать, о богах, которым в них поклонялись, о местных обычаях и, конечно же, о приключениях, что произошли с ним в течение долго пути от берегов Пурату⁷² до берегов Итеру.⁷³ Все это было так не похоже на природу и обычаи страны, в которой он сейчас жил, что рассказ самому Лоту казался местами выдуманной сказкой.

– И тогда Дитан, почтенный купец и наш благодетель, предложил дяде моему устроить лавку на Дороге. Дядя и согласился. С тех пор мы и торгуем. Поначалу нам было трудно, конечно, по причине незнания нашего ремесел новых и обычаев Та-Кемет, но сейчас, слава Птаху, все налаживается, так что на пропитание мне и моим людям хватает. А что еще надо бедному человеку в чужой стране?

Так Лот закончил свой рассказ. Принцесса, словно что-то обдумав, сделала знак Афири и та, склонившись к ней и выслушав, обратилась к Лоту:

– Благодарим мы тебя, чужестранец, за рассказ складный и любопытный. Удивил ты нас и порадовал своими байками. И больше остального удивляет нас, как хорошо и быстро выучил ты язык наш. Видно – правда, что человек ты не простого племени и рода, имеющий природное разумение и получивший воспитание достойное. Одно странно в твоем рассказе, что ни разу ты в нем не упомянул женщин. Не верится нам, что в твоей жизни нет женщины, достойной упоминания словом добрым и уважительным – матери, сестры или юной супруги? Ведь мужчина ты хоть и молодой, но уже в возрасте, когда иные и детей имеют.

И укор Афири был справедлив. Не упомянул в рассказе своем Лот по странной стыдливости ни о матери своей бывшей рабыне, ни о сестрах, ни о наложнице своей Хавиве, ни даже о дочери своей Хане, которой шел уже третий год.

И ответил Лот, чуть замешкавшись:

– Мать моя благородная померла, когда я был еще отроком. Сестры остались в родном краю. А здесь у меня лишь дядя да тетушка – жена его. И живут они со всеми людьми нашими, как я и говорил, в поместье вельможи знатного, что в земле Та-Ше.

– Не хочешь ли ты сказать, чужеземец, что даже нет у тебя невесты на примете? Трудно нам в это поверить, глядя на завидную стать твою мужскую и красоту редкую, – лукаво улыбнулась Афири.

– Была, – ответил Лот чуть дрогнувшим голосом, вспомнив утопленницу Табил и ее сестру Аййу. – Но боги ее забрали.

– Ах ты, несчастный! – воскликнула Афири, но в голосе ее звонком совсем не чувствовалось участия.

– Хватит! – встала вдруг резко с трона принцесса. – Наш гость наверняка уже устал от разговоров. Скажи мне только одно, чужеземец. По рассказам твоим и по виду кажешься ты воином отменным. Так ли это?

– Отвечу тебе честно, Великая Дочь, – сказал Лот, тоже поспешивший подняться. – Меня не обучали в детстве воинским искусствам. И сражался в жизни я лишь раз – при городе Асоре, что в Ханаане, о чем уже рассказал тебе. Но мы, скотоводы, знаем толк в оружии, ибо ходим часто по дорогам, где полно лихих людей, от которых иной раз приходится отбиваться.

– А из лука ты так же ловко стреляешь, как выдумываешь сказки?

– Умею. Но лучший стрелок, которого я знаю, это друг мой – Ханох. А на мечах лучше других дерется другой мой друг – Звулун. Вместе со мной они при кузне работают сейчас.

– Так у вас там целый отряд удалой – при кузне? – усмехнулась принцесса. – Что ж вы тогда пыль глотаете на Дороге, а не идете воинами в армию отца моего непобедимого? Платит он хорошо тем, кто служит ему отважно.

– Мы и не помышляли об участи такой почетной, о дочь Владыки, – смутился Лот. – Мы ведь пришли в земли Та-Мери, спасаясь от голода и неурожая, что разразились в Ханаане. Думали – на одну зиму всего.

– Все вы, хериуша, приходите кормиться от даров земли нашей. И никто из вас не желает служить Владыке Та-Кемет, пока вас не заставишь силой! – неожиданно надменно воскликнула принцесса. – Ладно – иди пока! Отнесите в комнату гостя пищу его!

6

К ночи рана Лота снова разболелась. И хорошо, что пришел к нему Джахи, посланный принцессой. Добрый лекарь очистил рану и снова смазал своей чудодейственной мазью. А когда уходил, дал проглотить Лоту порошка, разбавленного в вине, и вскоре Лот крепко заснул. А проснувшись утром, почувствовал себя бодрым и почти уже здоровым. Тем сильнее ощущал он беспокойство неопределенности своего положения в стенах дворца. Не гостем он чувствовал себя здесь, а пленником – полевой птицей в золотой клетке.

Оказалось, что его пробуждения ждали. Только он поднялся с постели, явились служанки, чтобы помочь необычному гостю совершить утреннее омовение. А едва они ушли, вслед за ними вошел улыбчивый лекарь.

– Болит рана? – спросил, завершив втирание, Джахи, и попросил, чтобы Лот осторожно приподнял руку. – Теперь я могу сказать точно, что кость цела. А через несколько дней рана и вовсе заживет – и боль окончательно уйдет. Если ты, конечно, будешь беречь руку от тяжелой работы и пользоваться мазью, как я тебе говорил.

– Ты настоящий чародей, Джахи, – поблагодарил его Лот.

– Я всего лишь человек, прочитавший много мудрых папирусов в храме Хонсу,⁷⁴ – улыбнулся польщенный лекарь.

– Джахи, могу я тебя кое о чем попросить? – спросил, смущаясь, Лот.

– Проси, – сделал приглашающий жест лекарь.

– Ты ведь доложишь госпоже, что я почти здоров? Так не мог бы заодно испросить для меня разрешение покинуть дворец?

– Ты куда-то спешишь? – неподдельно удивился лекарь.

– Я боюсь вызвать гнев князя Аменанха. Он приказал мне вернуться сразу, как только я передам его подарок.

– Ах, вот ты о чем! – снисходительно улыбнулся Джахи. – Тогда тебе не о чем беспокоиться. От князя уже был с утра человек. И ему сказали все, что необходимо.

– Что ему сказали?

– Поблагодарили за подарок. И еще просили передать, что принцесса им очень довольна.

– И это все?

– А что ему еще должны были сказать?

– А как же я? Не было ли от принцессы каких-либо указаний насчет меня?

– Нет, насколько я знаю.

– Так напомни ей обо мне, добрый человек!

– Только если она сама меня вызовет и спросит. А это будет не скоро.

– Почему?

– Принцессы нет во дворце. И не спрашивай меня, где она.

– Но могу я в таком случае поговорить хотя бы с ее служанкой – Афири?

– И это невозможно. Первая Подруга принцессы всегда и повсюду сопровождает свою госпожу.

– И что же мне делать? – воскликнул в растерянности Лот.

– Отдыхай, – пожал плечами в притворном недоумении лекарь. – Поешь хорошенько. Служанки с подносами, полными блюд со стола госпожи, уже заждались у дверей твоей комнаты. Разве ты не голоден?

– Ах, ты меня не понимаешь! – отчаялся Лот.

– Я тебя понимаю, чужеземец, – тонко улыбнулся лекарь. – Ты растерян. Ты не знаешь, что для тебя лучше. Ты боишься совершить ошибку. А все потому, что ты мыслишь и чувствуешь как свободный человек. Но ты несвободен, как и любой из нас в этой стране. Ты – раб. А она – даже не госпожа твоя. Она – дочь божественного Владыки, и сама – богиня. Пойми это – и все для тебя будет просто.

Сказав это, лекарь кротко кивнул и вышел.

7

Тайный обряд в святилище храма Амона давно стал для стареющего фараона утомительной обязанностью. Ему шел уже шестьдесят третий год, и тридцать из них он единолично правил огромной страной, а еще прежде шестнадцать лет состоял соправителем своего отца. Особенно трудно давалась ему утренняя служба, когда приходилось вставать задолго до рассвета, чтобы с первыми лучами солнца ритуал был закончен.

Его будили в условленный час, омывали, умащивали, одевали в тяжелые блистающие золотом и каменьями одежды, водружали на полосатый клафт-ушерби⁷⁵ громоздкий хепреш,⁷⁶ покрытый голубой эмалью, и вручали скипетр. Прежде он выпивал перед выходом добрую чашу молока с медом, которая его бодрила. Но вот уже несколько лет желудок его отказывался принимать молоко – и приходилось пить подслащенную воду, в которую лекарь подмешивал какой-то порошок. Потом он, в сопровождение жрецов и приближенных слуг, шел в темноте, едва освещенной факелами, к Храму – четыреста двадцать два неспешных шага. Когда-то, когда он был еще совсем молод, он чуть ли не пробегал это ничтожное расстояние в нетерпеливом порыве предстать пред лицом своего небесного отца – так что жрецы едва поспевали за ним. А теперь он даже иной раз в душе досадовал, что Храм построили так далеко от покоев, особенно – когда случалось, что с неба хлестал холодный дождь или из пустыни дул горячий удушающий ветер.

На пороге Храма они ненадолго останавливались под высоким портиком с колонами из белого песчаника – и один из жрецов читал вполголоса быструю молитву. Потом был мучительный подъем на третий ярус – семьдесят пять высоких ступеней. Наконец они входили в «небесную комнату» – большой зал, где по углам стояли каменные изваяния баранов и гусей,⁷⁷ а стены были выкрашены синей краской, и фараон спешил усесться на широкую лавку. Отдышавшись, он делал знак, и его начинали раздевать, пока он не оказывался лишь в одном коротком нижнем схенти. Вся процедура проходила в полном молчании из уважения к молчанию фараона, первые слова которого должны были быть обращены к Амону – своему божественному предку, могучему покровителю и мудрому наставнику. В словах и не было нужды – каждый из участников ритуала знал, что и когда ему необходимо делать. Как только все было готово, один из жрецов приоткрывал небольшую дверь в тайную комнату – ровно настолько, чтобы в нее мог протиснуться несу-бити, держа в одной руке небольшой поднос с приношениями и зажженной свечей, а в другой котомку с необходимой утварью: баночки с умащениями, полотенца, сосуд с маслом и небольшую метелку.

В комнате стояла темнота. Фараон привычным движением ставил поднос на столик, стоявший справа от двери, брал свечу и обходил круглую комнату, зажигая масляные светильники, пока небольшое пространство не наполнялась дрожащим багряным светом. Оглядевшись внимательно, он начинал наводить порядок: доливал масло в чаши светильников, сметал со стен паутину, если обнаруживал, и подметал, покряхтывая и держась свободной рукой за поясницу, пол, в который раз подумав про себя, что надо бы сказать, чтобы метелке приделали ручку подлиннее. В этой комнате он был не грозным повелителем своей державы и живым богом своего народа, а всего лишь слугой повелителя небесного, избранным и приближенным из сотен тысяч других детей Амона.

Закончив уборку, он подходил к широкой тумбе из цельного куска желтого отполированного кварцита, убирал с нее вчерашнее блюдо с подношениями и протирал тумбу полотенцем, пропитанным благовонным маслом. Отходил к столу, вытирал насухо руки и снова подходил к тумбе, чтобы после короткой восславляющей молитвы испросить смиренно прощение у своего Хозяина за то, что осмеливается нарушить его покой. Закончив, он трижды кланялся и с осторожным благоговением снимал покрывало с идола.

Взгляды их встречались. Хозяин смотрел с кротким укором, словно вопрошая – зачем слуга будит его так рано? Фараон смущенно опускал голову и начинал без особого вдохновения бубнить длинную молитву.

Он не смотрел на Хозяина, как бывало раньше, пытаясь уловить в малейшем движении его золотого лица скупые намеки расположения или недовольства. Он даже не особо вдумывался в значение слов вызубренной за долгие годы молитвы. Слова сливались в одно длинное, как река, слово. Но он не плыл по этой реке, ловко управляя веслом. Он словно стоял на берегу, отрешенно наблюдая за своим призрачным отражением, и мысли его были далеко – сразу в нескольких местах. Они были ему неподвластны, они устремлялись туда, куда влекло их беспокойство его Ба. Он не хотел этого, он даже немного этого стыдился, но не мог не думать о предстоящих делах – тех, что не терпят отсрочки, и тех, что еще только намечены. О сыне, которого пора приобщать к тяжкой обязанности правителя, хотя он к этому не готов и, возможно, никогда не будет готов. О любимой дочери – слишком, не по-девичьи, своенравной. О другой, старшей, чей брак, суливший Дому надежную поддержку в будущем, оборвался так печально. И о себе – своей непомерной усталости от всех этих нескончаемых забот обо всем и обо всех, подтачивающих незаметно и бесповоротно его здоровье и почти уже сломивших его некогда непреклонную волю властвовать.

Он заканчивал молитву и начинал ухаживать за Хозяином. Сначала он тщательно очищал его золотое тело от вчерашних притираний. Затем щедро умащивал заново, меняя в определенной последовательности благовония, – и по комнате разлетались головокружительные густые ароматы. Хозяину нравились эти резкие запахи. Он смотрелся куда бодрее и, кажется, едва заметно улыбался. Фараон снова отходил к столу, мелко пятясь, чтобы не показать Хозяину непочтительно сгорбленную спину, вытирал руки и брал поднос с яствами. Нет, он уже давно не пытается кормить Хозяина из рук. Он просто оставит эти свежие сочные фрукты, эти отборные куски мяса, птицы и рыбы и эти изумительные сладости перед Хозяином. Боги не нуждаются в мирской пище. Они питаются почтением и послушанием своих слуг. Все что необходимо – это усладить их зрение и обоняние искренними дарами восхищения. И еще – возносить молитвы. Это они любят больше всего – слушать восхваления и мольбы. И фараон, восславив с воодушевлением Хозяина, начинает с ним разговор – как сын с Отцом. Теперь слова его звучат куда искренней, потому что он говорит о том, что тревожит его – и просит, просит, просит. За всех детей Та-Кемет. Только за себя он просить не смеет, ибо уверен, что Отец его любящий и без слов читает в сердцах – и не оставит он своего верного слугу и преданного сына без своей божеской милости до последнего дня, когда его бессмертное Ба, отделившись от бренного Хат,⁷⁸ отлетит вольной птицей в Дуат.⁷⁹

Все – пора. Он пятится к окну и начинает поднимать тяжелые непроницаемые шторы. Комната наполняется живым светом. Небо на горизонте уже горит красными языками, подожженное восходящим светилом. Это выплывает Амон-Ра из подземной реки, пересев из ладьи Месектет в ладью Манджет,⁸⁰ одолев в очередной еженощной битве злокозненного змея Апопа. Еще несколько минут – и на горизонте покажется всевидящее око Владыки.

Фараон смотрит на идола – как его золотое лицо оживает под игрой солнечных лучей. Он словно видит Ка⁸¹ Амона, переходящее из своего временного золотого пристанища в божественную светоносную плоть – Ра, чтобы наполнить новый день жизнью.

Что ж, он достойно выполнил свой долг. Ему осталось только прочесть последнюю восхваляющую молитву, незаметно затушить светильники, собрать вещи, трижды поклониться, получая благословение, и скромно уйти, оставив своего бога с его божественными делами. Но вечером, перед заходом, он придет снова, чтобы восславить Амона за еще один прожитый день и дать ему отчет о делах собственных, исполнить которые поручил ему его Хозяин. И чтобы с последним лучом заходящего солнца задернуть шторы, укрыть покрывалом лик Владыки и затушить огонь в комнате. Ночью Амон-Ра пребывает в Дуате, пока миром правит и стоит на страже его спокойствия божественный сын его – Хонсу.

8

Фараон отдыхал после утомительного ритуала, пока перед ним накрывали стол для утренней трапезы, когда ему доложили, что явилась его любимая дочь принцесса Нефрусебек.

На мгновенье морщинистое лицо фараона разгладилось светом радости, но тут же и озабоченно нахмурилось. Он сделал знак, чтобы повременили с завтраком, встал, оправил схенти и, как был, не надев даже парик, пошел к коридору, который вел в «комнату раздумий», где он обычно принимал особо приближенных людей для доверительных бесед. Едва он вошел, принцесса поспешила встать с мягкой лавки навстречу и припала к его руке, подставив для поцелуя лоб.

– Что-то случилось? – спросил он обеспокоенно, приподняв пальцем лицо дочери за подбородок.

– О, нет, отец мой! У меня все хорошо, слава Амону! – слишком горячо возразила принцесса. – Я всего лишь соскучилась по тебе, почему и осмелилась нарушить твой покой.

– Так рано? – чуть улыбнулся отец.

– А когда еще, среди дел своих неисчислимых, сможет найти Владыка Двух Земель минуту внимания для дочери своей скучающей? – сверкнула лукавым взглядом принцесса.

– Хорошо, если только это причина, – ответил фараон и повел дочь к лавке.

– Так о чем ты хотела мне рассказать? – спросил он, когда они уселись рядом.

Принцесса чуть замешкалась с ответом и неожиданно уткнулась смущенным лицом в плечо отца.

– Так что тебя беспокоит? – еще мягче спросил фараон, не упустив возможности еще раз поцеловать широкий лоб дочери.

Девушка резко встала и заходила энергично по комнате.

– Помнишь ли ты, отец мой, как не раз настаивал, чтобы дворец мой охраняло большее число стражников, а я упорно отказывалась? – спросила она, остановившись напротив отца.

Фараон утвердительно кивнул.

– Так вот, я теперь поняла, что ты был прав в беспокойстве своем.

– И что тебя заставило переменить свое мнение? – неприятно насторожился фараон.

– Мне стали докладывать, что не раз уже видели в саду тени чужих людей в ночную пору.

– Тени? – недоверчиво усмехнулся фараон. – Как же можно увидеть в ночной темноте чьи-то «тени»?

– Мне так сказали! – притопнула ножкой принцесса, и опять беспокойно заходила по комнате. – Я и сама чувствую, что за мной следят! Мне знакомо это чувство! Я – охотница! Я не раз сама выслеживала добычу и ждала, затаившись, наблюдая за жертвой, прежде чем спустить тетиву!

– Но кому это может быть надо – следить за тобой? И кто бы посмел на это решиться? – удивленно спросил фараон.

– А ты сам не догадываешься? – снова остановилась девушка перед отцом. – Только один человек не оставляет меня в покое своим дерзким вниманием! Только он может осмелиться нарушать без спросу мой покой! И только у него достаточно золота, чтобы подкупить стражников моего отца!

– Ты преувеличиваешь, дочь моя. Ты поверила россказням испуганных служанок, которым что-то померещилось в ночном саду, – спокойно ответил фараон. – Но я не оставлю твою просьбу без внимания. Я прикажу сегодня же сменить стражников в твоем дворце. Они все будут допрошены и, если вина их подтвердится, строго наказаны! И я удвою, или, если надо, утрою число стражников – самыми лучшими и доверенными из моих людей.

– Это не поможет! У него хватит денег, чтобы подкупить все твое войско! – дерзко ответила принцесса. – И я не хочу, чтобы мой сад превратился в солдатский лагерь или неприступную крепость, где я невольно будут чувствовать себя пленницей!

– Тогда чего ты хочешь?

– Мне нужно всего несколько преданных людей! Таких, в ком я могу быть уверенна, что они не соблазняться чужим золотом и не испугаются ничьих угроз!

– И где я должен найти для тебя таких людей?

– Тебе не надо никого искать. Я уже нашла одного. А он приведет еще нескольких, – сказала принцесса, отвернувшись к длинным полкам со свитками.

– И кто это?

– Один кузнец с Дороги.

– Кузнец?! – не сдержал насмешливого тона фараон. – Ты ходила на Дорогу искать себе преданных слуг и нашла какого-то «кузнеца»?

– Я никуда не ходила! – едва повернула надменно голову принцесса. – Этого человека прислал ко мне с подарками наш брат Аменанх.

– Ты меня удивляешь, дочь моя! Ты хочешь доверить охрану своего покоя слуге человека, которого сама же подозреваешь в излишнем внимании к тебе? Как мне тебя понять?! – воскликнул возмущенно фараон.

– Он не служит князю Аменанху! Это случайная услуга. Он свободный человек и чужеземец.

– Никогда Аменанх не наймет для столь деликатного поручения случайного человека – он слишком хитер для такой глупости. Тем более – какого-то хериушу!

– Этот человек не хериуша. Он из страны Нахарина. И благородного рода, связанного с царской семьей.

– Откуда ты можешь это знать?

– Я говорила с ним. Я неосторожно ранила его стрелой. Так получилось. И моему лекарю пришлось лечить его. Он показался мне человеком честным и мужественным.

– Это глупость! Это очередной каприз непослушной девчонки – и ничего больше! Ты не знаешь жизни и совсем не знаешь мужчин! – не на шутку рассердился фараон.

– Но я хочу, чтобы он служил мне! И он будет служить мне! – дерзко ответила принцесса, обернувшись к отцу.

– Нет!

– Почему – нет? Кто твои лучшие воины – разве не ливийцы и нубийцы? Кого собрал под себя князь Аменанх – разве не разбойников из числа хериушу? Так почему мне нельзя взять на службу нескольких удалых сынов Нахарина?

– Нет! Я не доверю жизнь и честь своей любимой дочери какому-то подосланному чужеземцу!

– Ты это сделаешь, если действительно любишь меня!

– Найди хоть один разумный довод – почему ты веришь этому незнакомцу и почему я должен довериться твоему выбору – и я, возможно, хоть на миг усомнюсь в своем решении!

– Он в меня влюблен – этот человек, – тихо, но решительно сказала принцесса, глядя в глаза отцу. – Разве любовь – не самый лучший залог преданности?

Фараон, на мгновенье пораженный словами дочери, не сдержал смеха.

– Почему ты смеешься? – возмутилась девушка. – Это не то, о чем ты думаешь! Он смотрит на меня как на богиню! Он даже не смеет на меня смотреть – настолько я высока в его глазах!

– Ты! Моя дочь! Ты, кто с презрением всегда смотрела на всех мужчин, говоришь со мной о любви? Я даже стал сомневаться – знакомо ли тебе само слово «любовь»?

– А с кем мне еще говорить об этом? – воскликнула обиженно девушка. – Идти за советом к твоей глупой супруге? Или же к сестре, которая знает о любви слишком много?

Фараон снова нахмурился.

– Уж не влюбилась ли ты сама? Скажи мне честно!

– Нет! – твердо ответила принцесса. – Я всего лишь хочу использовать чувство этого человека себе на пользу. Я хочу взять его в телохранители. Это – разумно!

– Это больше похоже на безумие! Хочешь иметь в своем доме белокурых сынов Нахарина? Я распоряжусь, чтобы таких нашли, и сам их отберу для службы моей дочери. Но этот человек больше никогда не войдет в ворота твоего сада!

– Он и сейчас в моем доме. И я не отпущу его, пока не получу твоего согласия! – упорствовала девушка.

– Ты оставила его в своем доме на ночь?! – пораженно воскликнул фараон, встал со своего места и пошел к дверям мимо дочери.

– Если ты не выполнишь моей просьбы, я никогда не выполню твоей! – в отчаяние крикнула девушка.

Фараон медленно обернулся:

– Что ты сказала?

– Оставь его мне – и я сделаю то, чего ты от меня ждешь!

Они в молчании смотрели друг на друга: дочь – с мольбой, отец – с укором и удивлением.

– Я подумаю, – бросил фараон угрюмо и вышел.

9

Было уже позднее утро, время приближалось к пятой черте, когда за Лотом зашли две служанки и объявили, что его требует госпожа. Следуя за ними через ряд залов, Лот очутился на широкой веранде, где увидел принцессу Нефрусебек, задумчиво смотрящую в сад. Услышав шаги, она нетерпеливо обернулась. Подведя Лота к госпоже, служанки поклонились и ушли.

– Ты тоже иди, – сдержанно бросила принцесса стоявшей рядом Афири и снова отвернулась.

– Я буду недалеко, – ответила девушка недовольно и неспешно прошла в одну из распахнутых дверей.

Стоя в нескольких шагах, Лот исподлобья разглядывал тонкий профиль принцессы. Одета она была просто, по-домашнему: на ней был лишь калазирис бледно-зеленого цвета, повязанный небрежным узлом на высокой талии узкой белой лентой, такого же белого цвета была плетеная наплечная накидка, а коротко отстриженные черные волосы обхватывал низко надвинутый на лоб медный обруч.

– Ты не хочешь поприветствовать свою госпожу? Тебя не учили родители почтительности? – спросила девушка с нескрываемой обидой.

– Прости мне мою невежливость, о, госпожа, но я теряю дар речи всякий раз, когда перед моим взором возникает твой лучезарный лик! – поспешил оправдаться Лот.

– Что ты хочешь этим сказать? – нервно встрепенулась девушка, едва сдержавшись, чтобы не посмотреть на него.

– Только то, Великая Дочь, что считаю недостойным себя не только говорить с тобой, но даже дышать одним воздухом.

– Вот как? Вчера, стоя под моими стрелами, ты не показался мне таким робким.

– Это не робость, моя госпожа.

– А что же?

– Я не знаю. Я недостаточно искусен в вашем языке, чтобы подобрать достойное слово.

– Но достаточно искусен, чтобы избежать ясного ответа на простой вопрос! – резко ответила девушка, развернулась и медленно пошла вдоль веранды, скользя пальцами по отполированным перилам.

– Сегодня утром я навестила своего отца, – сказала она, слегка повернув голову, чтобы убедиться, что Лот следует за ней. – Я испросила у него разрешение взять тебя на службу. Но твои льстивые слова и нерешительное поведение заставляют меня сомневаться – тот ли ты человек, за которого я тебя приняла? Скажи мне: что ты готов сделать, если удостоишься чести служить дочери Владыки?

– Все, что прикажешь, о дочь Владыки!

– Этого мало.

– Я готов умереть по первому твоему слову!

– Это сделает любой из последних рабов моего отца. Но что мне проку в твоей смерти? Ты мне нужен живой. Твои сильные руки, твое бесстрашное сердце и твой быстрый ум, который будет угадывать мои желания прежде, чем я вынуждена буду их объявить!.. Сможешь ли ты быть мне таким слугой? – вот что я хотела бы знать!

Дойдя до края веранды, принцесса остановилась, скрестила на груди руки и снова устремила свой взгляд в сад

– Я боюсь обмануть твои ожидания, госпожа, – ответил неуверенно Лот.

– Боишься? Что ж, это кажется разумным. А на самом деле – неслыханная дерзость! Будь на твоем месте один из детей Амона, даже самый высокородный из семеров моего отца, он бы уже лежал у моих ног, лобызая сандалии и уверяя меня в своей преданности!.. А ты – смеешь сомневаться?.. Нет, это не почтение ко мне заставляет тебя сомневаться, а высокомерие, присущее всем вам – мужчинам! Ты говоришь, что готов умереть ради меня, льстиво называешь мое лицо «лучезарным», а сам между тем только и думаешь, как бы без урона покинуть мой дом, чтобы быстрее предстать с докладом перед братом моим Аменанхом. А все потому, что ты смотришь на меня как на женщину – и нет в тебе почтения ко мне даже как к женщине, а есть лишь страх перед Домом моим и его мужчинами! Будь я просто молодой и хорошенькой девушкой, равной тебе по положению, ты бы и то уважал меня больше! Знаешь ли ты, как для меня унизительно сомнение твое?!

– Это не так, принцесса, – сказал Лот, заворожено глядя на тонкие плечи девушки, мелко задрожавшие, словно от холода. – Ты для меня больше, чем женщина. И уж точно – больше, чем любой из мужчин.

– Так что я для тебя?! – воскликнула она в нетерпении. – Но не говори, что богиня! Мне и этого мало!

– Ты для меня… ты для меня – сама жизнь!

– Я не понимаю! Объясни!

– Лучшее в этой жизни – о чем люди могут только мечтать. Этому нет названия ни в одном языке!

– И что?!

– Я не знаю! Я могу лишь встать перед тобой на колени, о Нефрусебек, – и делай со мной, что захочешь! – воскликнул отчаянно Лот, упав на колени.

Принцесса немного помолчала, словно обдумывая его слова, обернулась, подошла к склоненному Лоту и положила руку на его плечо.

– Афири выдаст тебе пять дебенов золотом, мою печать и пошлет двух стражников, чтобы они вывели тебя из города. Не вздумай идти к князю Аменанху! Он – враг моего Дома, а значит и мой враг! Через два дня ты вернешься сюда и приведешь с собой двух своих людей – самых преданных тебе и искусных в воинском деле. Одень их подобающе и вооружи. Вы будете жить в доме. Они – внизу, а тебе я выделю комнату рядом с моими покоями. Остальное я скажу тебе после… И не смей больше называть меня по имени!

Рука девушки, словно невзначай, скользнула по лицу Лота – и принцесса пошла прочь.

10

В тот день, когда Лот под защитой стражников вышел из города с пятью дебенами золота, выданными ему в качестве аванса за будущую службу принцессе, друзья встретили его у дверей кузни. Оказалось, что всю предыдущую ночь они почти не спали, обеспокоенные его отсутствием. А после, с самого утра, с жаром спорили о его судьбе и пришли к убеждению, что с Лотом случилась беда. Кто-то даже предложил идти всем вместе к воротам Иттауи – искать друга и требовать объяснений у начальника маджаев. И только увещевания благоразумного Хенума, что ничем они Лоту не помогут, коль вышла у него неприятность, а лишь навредят себе, удержали буйные головы от опрометчивого шага.

– Куда вы хотите идти, безумные? От кого собираетесь требовать объяснений? – кричал в ужасе горшечник. – Да вас сразу схватят как бунтовщиков! А попытаетесь сопротивляться – перебьют на месте! Поймите, это – Та-Кемет, владения Владыки! Здесь все принадлежит Великому Дому и находится под его судом и защитой!

– Но что же нам делать? – спросил приунывший Звулун.

– Прежде всего – зайдите в дом! – продолжал убеждать мисирец. – Даже на Дороге у фараона полно ушей и глаз. И несдобровать вам, если дойдет весть до стражников, что собралась толпа чужеземцев и что спорят они и кричат о чем-то – вмиг явятся. Еще и дня не прошло, как друг ваш ушел. Может и не случилось с ним ничего плохого.

– А если он и сегодня не вернется?

– Тогда уж я сам пойду к воротам поспрашивать. Коль взяли вашего друга за что-то, должна быть запись у писаря.

Словом, успокоил их кое-как здравыми речами горшечник. Но работать в тот день не хватило у них терпения – и все выходили они на Дорогу, выглядывая друга. А когда на следующий день, уже после полудня, увидели двух солдат, направлявшихся в сторону кузни, а с ними человека, разодетого богато на мисирский лад, не признали они в человеке этом Лота, пока он не подошел совсем уже близко. И был заметно смущен Лот своим видом – бородой обритой и коротким нарядным платьем. И встретили его друзья возгласами радости и удивления. А когда вошли они в дом, расселись за деревянным столом и выставили на радость кувшины с вином, начал Лот рассказывать друзьям о своем неожиданном приключении. И друзья не знали – верить ему или смеяться рассказу его как шутке. А горшечник Хенум – так вовсе не поверил, и даже возмутился его истории нескромной. И тогда Лот вытащил из богато расшитой сумы, что дали ему в доме принцессы, пять больших золотых колец и сказал уже серьезно:

– Хотелось бы мне самому, чтобы все, что приключилось со мной, оказалось сном или колдовским наваждением. Вот только все было так, как я рассказал. И эти пять золотых дебенов тому доказательство. Поступаю я на службу к принцессе Нефрусебек. Буду при ней – как асорец Нанэх при князе Аменанхе – личным телохранителем. И дала она мне это золото в качестве задатка за мою службу, и чтобы купил я оружие достойное и одежду подобающую для себя и для людей, которых мне приказано взять в помощь.

– И ты согласился? – спросил изумленно Звулун.

А Лот лишь посмотрел на друга удивленно, но ничего не ответил. А Хенум вдруг встал и заспешил уйти, словно чего-то испугался. Но Лот попытался удержать его и попросил остаться.

– Не уходи, достопочтенный Хенум! – сказал он. – Всегда ты был добр к нам, чужеземцам, помогая мудрыми советами. Так неужели сейчас, когда мы более всего нуждаемся в советах твоих, ты нас оставишь?

– Что же я могу посоветовать в таком деле? – воскликнул нервно горшечник. – Если правда, что ты говоришь, то какой тут может быть совет? Делай, что тебе приказано – и да хранят тебя твои боги!

И с этими словами горшечник вышел, смутив всех своим решительным уходом, похожим на бегство.

– Так что ты собираешься делать? – снова спросил Звулун, нарушив наступившее молчание.

– Ты ведь слышал, что сказал мисирец? Не искал я этого места. Но раз уж так вышло, не в моей воле что-либо изменить. Придется служить.

– И кого думаешь взять с собой на службу принцессе?

– Тебя вот и хотел взять. И Ханоха, если согласится. Кого же мне брать, как не проверенных друзей и лучших вояк? Пойдешь со мной, Ханох?

– Почему бы и не пойти? – усмехнулся Ханох. – Надоела мне эта кузня. Лучше уж в сторожа.

– А ты – пойдешь? – спросил Лот у Звулуна.

– Пойду, коль зовешь. Разве ж я тебя брошу? Только вот насчет бороды – нельзя ли ее не брить? – улыбнулся смущенно Звулун. – Вон ведь, Нанэх, ходит с бородой.

– То – Нанэх. Он у князя служит. И в Городе они только гости почетные. А мы будем служить Великому Дому. Есть разница! Да ты не расстраивайся, Звулун. Я сам себя неловко чувствовал без бороды поначалу. А потом как бы и забыл про нее. Даже лучше без бороды в такую жару. А завтра пойдем вместе по лавкам – выбирать вам достойную одежду солдатскую. И оружие самое лучшее.

– Да кто вам продаст оружие? Оружие в Мисре не каждому продают. А нам, чужеземцам, так вообще не продадут, – вмешался один из кузнецов.

– Продадут! – уверенно сказал Лот. – Вот у меня что есть для продавцов, кроме золота!

И Лот достал из-за пояса небольшую вещицу цилиндрической формы.

– Что это? – спросил, придвинувшись, Ханох.

– Это печать. Мне ее дали, чтобы я мог по ней вернуться в Город. Думаю я, что и оружейников на рынке эта печать сделает сговорчивей.

И о многом еще говорили в тот день друзья, пока, уже в сумерках, не вошел в кузню незнакомый человек, похожий видом на скромного служителя храма. Вошел и спросил Лота. А когда Лот назвался, сказал, что послан он горшечником из лавки напротив. И что есть у этого горшечника дело важное к Лоту, почему и просит он Лота пожаловать в лавку. Одного. И хотя приход незнакомца и странное это приглашение смутили Лота, но не нашел он повода отказаться идти к Хенуму – и пошел он за незнакомцем. А когда они подошли к дверям лавки, незнакомец остался на Дороге, пригласив молчаливым жестом Лота войти. Войдя, он сразу увидел Нанэха, сидящего по-хозяйски за столом. А испуганный Хенум стоял у гончарного круга, не смея взглянуть в лицо Лоту.

– Ну, здравствуй! – приветствовал его Нанэх, улыбаясь как дорогому другу. – Вижу, не ожидал ты меня здесь найти?

– Я всегда рад тебя видеть, – сдержанно ответил Лот.

– Вот и славно! – продолжал улыбаться Нанэх, и обратился к горшечнику: – Почтенный Хенум, мне неловко тебя просить. Ты – хозяин, а мы у тебя в гостях. Но не мог бы ты оставить нас ненадолго для доверительной беседы? Я буду тебе премного благодарен за это одолжение.

Горшечник лишь молча кивнул и поспешил выйти наружу.

– Я вижу, ты в новом платье? – продолжил беседу асорец, разливая по чашам пиво из большого кувшина. – Подарок Госпожи?.. О, не смущайся так! Я не собираюсь у тебя ничего выпытывать. Мы и без тебя знаем о твоих подвигах.

– О каких подвигах ты говоришь, Нанэх? – спросил Лот, подсев за стол. – Я тебя не понимаю.

– Ну, как же! О том, как ты храбро стоял под стрелами принцессы. О том, что был неосторожно ранен ею. И о том, конечно, что, покоренная твоим мужеством, благородным смирением и красноречием, Великая Дочь изъявила горячее желание видеть тебя у себя на службе. Разве столь сказочная удача могла бы выпасть человеку вовсе без достоинств? Принцесса своевольна и капризна – это известно всем. Но еще более она известна особым недоверием к мужчинам. Признайся, как тебе удалось ее очаровать?

– Ничего подобного я не делал, – еще больше нахмурился Лот. – Разве бы я посмел…

– О, мы и не сомневались в твоем благоразумии! – перебил его Нанэх. – И не подумай, что мы пришли тебя в чем-то обвинять. Напротив! Я послан князем, чтобы передать тебе его полное одобрение. Мы и не ожидали от тебя такого успеха.

– Я не имел удобного случая явиться к князю, если ты об этом.

– Это не важно. Пусть тебя не беспокоит несдержанное обещание явиться с докладом. Я послан лишь для того, чтобы убедиться, что ты в добром здравии и готов сдержать другое свое обещание.

– Какое? – насторожился Лот.

– Ты так быстро успел забыть? – усмехнулся недобро Нанэх. – Впрочем, забывчивость твоя вполне понятна и извинительна – после столь неожиданного успеха. Но я все же осмелюсь напомнить тебе, что обещал ты оказать услугу моему хозяину, если у него возникнет в ней необходимость. Разве это не будет справедливо? Во-первых, ты обещал служить ему первому. А во-вторых, разве своей удачей ты не обязан отчасти и ему?

– И какую услугу требует от меня твой господин? – спросил прямо Лот.

– Он пока ничего не требует, – сказал Нанэх, отхлебнув из кружки. – Он всего лишь напоминает тебе о твоем долге. И ждет подтверждения твоей верности. Потому что, если когда-либо он тебя и попросит о чем-то, а ты не выполнишь, Великий Князь сочтет это за предательство и оскорбление. А мой хозяин настолько же щедр к своим преданным слугам, насколько и беспощаден к тем, кто обманул его доверие.

– Ты пришел мне угрожать? – сказал Лот, вставая.

– Я пришел тебя предупредить, по-дружески, – ответил Нанэх, и тоже встал.

– Я не буду соглядатаем в доме принцессы, если этого ждет от меня твой господин! – твердо заявил Лот.

– А нам этого и не надо. Мы и без тебя, как ты мог убедиться, знаем обо всем происходящем во доме принцессы.

– Так чего тогда ждет он от меня? Предупреждаю, я не сделаю ничего во вред принцессе и Великому Дому! Я не давал на это обещание князю.

– Лот, ты совсем глупый? – снова недобро усмехнулся Нанэх. – Разве князь Аменанх может желать вреда своей сестре и своему Дому?.. Я все тебе сказал, что мне было велено моим господином. Теперь тебе одному решать, как поступать. Но, как друг, я советую тебе держаться князя. И – главное – меня! Ты не знаешь того, что знаю я. Ты просто ослеплен своей удачей. Но удача переменчива. Особенно для нас – людей пришлых, не имеющих за собой ни благородного имени, ни богатств, ни даже надежных покровителей. И потому я снова прошу тебя, Лот: будь мне другом, а не противником! Иди за мной, а не стой у меня на пути! Ибо только помогая друг другу, мы сможем обрести в этой стране то, зачем сюда и пришли – надежный достаток и звучное имя, которые передадим после свои детям. И последнее. Вот, посмотри внимательно на этой перстень в виде коршуна с расправленными крыльями – и запомни его хорошенько! Тот, кто однажды придет к тебе с этим перстнем, передаст повеление от князя. Выполни его, Лот! Иначе ты себя погубишь.

Сказав это, Нанэх одним махом опорожнил кружку, хлопнул с прежней дружеской улыбкой по плечу Лота – и широкими шагами вышел из лавки.

11

Оружие и воинское снаряжение продавали в специальных рядах, огороженных заборами. Лоту пришлось показать печать, чтобы стражники пропустили его с друзьями внутрь. А как только они вошли в обширный двор, к ним подошел статный мужчина, одетый в богатую, но несколько потрепанную одежду.

– Господин желает что-то купить? – спросил он у Лота, смерив его подозрительным взглядом с головы до ног.

– Да, добрый человек, мне нужно одеть моих людей для воинской службы и купить кое-какое оружие, – ответил приветливо Лот.

– У господина есть разрешение на покупку оружия? – недоверчиво ухмыльнулся человек.

Лоту вновь пришлось лезть за пояс. При виде печати мужчина на мгновенье опешил, а затем поспешил низко поклониться.

– Пусть господин соблаговолит немного подождать. Я должен сбегать за старшиной оружейников, – сказал он и бросился с удивительной для его солидной фигуры прыткостью к одному из строений.

Старшиной оружейников оказался сухонький старичок, на котором был лишь куцый схенти, а на тщедушной груди болтался огромный бронзовый амулет «хет»⁸² на скрученной льняной нити. Сопровождал его крепкий парень с хопешом,⁸³ подвязанном на боку.

– Меня зовут Пен-Нехбет! – важно представился старец. – Я старшина вольных кузнецов и оружейников!

– Меня зовут Лот, достопочтенный Пен-Нехбет. – слегка поклонился Лот. – Я только что поступил на службу Великому Дому и мне необходимо оружие и подходящая для воинской службы одежда.

– Ведь ты не сын Та-Мери? – близоруко сощурился старец.

– Нет.

– И вряд ли ты и твои люди будете служить на стенах, иначе бы все необходимое вам выдал ваш командир?

– Ты прав, уважаемый. Мы будем служить внутри стен.

– Даже так? – деланно удивился старец. – А есть ли у тебя, чужеземец, папирус от того, кто послал тебя за оружием?

– У меня есть печать, – с готовностью ответил Лот.

– Мне об этом сказали. Но этого мне мало, незнакомец. Печать можно подделать. Или украсть. В любом случае, ты унесешь ее с собой. Потому мне и нужен папирус с именем уважаемого человека, когда с меня придут спрашивать за оружие, которое я продал какому-то разодетому бродяге.

– Я не бродяга, почтенный! – резко возразил Лот. – Я сам держу лавку и кузню на Дороге вместе с ханаанцем Дитаном. Ты должен знать этого уважаемого купца!

– С Дитаном, говоришь? – заинтересовался старец. – Дитана я знаю. И про лавку его слышал. Беда в том, что я не знаю тебя. Но если бы и знал, и тогда бы не стал продавать тебе оружие без папируса от твоего господина. Таков порядок! Вот если бы он сам пришел…

– Но его сейчас нет! А мне необходимо оружие до завтрашнего утра! Если бы ты только знал, кто дал мне эту печать, ты бы не стал упрямствовать!

– Нет! – твердо сказал Пен-Нехбет. – Хочешь оружие, принеси папирус! Или пусть придет тот безумец, кто надоумил тебя купить в моих кузнях оружие!

Сказав это, старец развернулся и пошел от них.

– Так продай мне хотя бы одежду! – крикнул вслед Лот. – Неужели и это нельзя?

– Это будет тебе дорого стоить, чужеземец, – обернулся и встал старшина. – Очень дорого!

– Но ведь не дороже, чем золото? – крикнул Лот и выхватил из сумы массивное золотое кольцо.

При виде золота старец засомневался, а потом бросил недовольно:

– Идите за мной.

В большом амбаре было много различного товара, но старец сразу повел их к большой куче тряпья, наваленного в беспорядке прямо на земляной пол. Это были обычные солдатские схенти из небрежно сшитых полос папируса. Рядом была еще одна куча схенти – поменьше – из плотных полотен льна, настолько коротких, что больше походили на набедренные повязки.

– Я это не надену! – угрюмо бросил Звулун.

– Это все, что ты нам можешь предложить? – спросил недовольно Лот у старца.

– А что тебе нужно?

– Мне необходимо самое лучшее! По пять добротных нижних схенти на каждого из нас. По два прочных верхних схенти. Три нарамника,⁸⁴ обшитых кожей и украшенных медными бляхами, какие бывают у офицеров. Еще мне нужны крепкие сандалии и колпаки из телячьей кожи. Я бы купил и легкие щиты, если ты согласишься продать.

– У тебя не хватит золота на все это, – проворчал старец.

– Я знаю цены! – уверенно ответил Лот. – Я готов дать два дебена золотом, если ты продашь нам еще и оружие, которое мы выберем.

– Какое оружие ты хочешь и сколько? – спросил осторожно Пен-Нехбет.

Лот вопрошающе посмотрел на друзей и те начали оглядываться.

– Мне нужны только стрелы. Побольше стрел к моему луку, – сказал Ханох.

– А я бы взял копье и хороший меч, – сказал Звулун, чуть подумав.

– Мы возьмем сто стрел с колчаном, копье, меч и два кинжала, – сказал Лот, поймав бегающий взгляд старика. – И мы сами выберем оружие.

– Хорошо, – решился старшина. – Я продам тебе все, что ты сказал. Но на мече и кинжалах не будет клейм моих кузней. И я не дам тебе оружие сейчас! Оставь в задаток один дебен – и все, что ты для себя отложишь, принесут в твою лавку сегодня ночью. Согласен ты?

– Лот, а ты не боишься, что этот старик тебя обманет? – спросил Звулун, когда они вышли на Дорогу.

– Он и без того меня обманул, сговорившись на тройную цену. А товар он доставит, я уверен. Ни к чему ему лишний шум в таком выгодном, но рискованном деле. Да и где бы мы еще могли купить оружие?

– Хорошо, если ты прав. А скажи тогда, отчего ты купил лишь один меч? Или ты только с кинжалом ходить будешь?

– Так ведь есть у меня меч, – усмехнулся Лот. – Тот, что Аврам в Дамаске купил мне в подарок. И вряд ли бы я нашел меч лучше в амбарах этого хитреца Пен-Небхета. Думаю я, что надо бы нам два дебена из трех, что останутся, отправить Авраму в поместье. Зачем нам столько – во дворце? На всем готовом жить будем. Согласны вы?

– Мы-то согласны, – сказал Ханох. – Мог и не спрашивать. Только как ты человека в поместье пошлешь? В Мисре всякому следующему по дорогам грамота нужна. И если стражники гонца нашего остановят в пути без грамоты, отберут золото непременно, а самого на суд к писцу потащат.

– Есть у меня грамота. У Дитана для себя выпросил. Хотел сам сходить – с родными повидаться и на дочь посмотреть. Вот и пригодится.

– Раз так, тогда Сисоя пошли. Он парень хоть и молодой, но удалой. Да и по-мисирски немного разумеет.

– Согласен. И надо бы ребятам в кузне провизии прикупить. А что останется от последнего дебена – Дитану передать. Должна ведь быть и для него часть от нашей удачи – как хозяину лавки и сотоварищу в деле?

– Вот еще – Дитану! – не сдержался Звулун. – Мало он с нас заработал со своим братцем? Дитана часть и без того отложена. А больше давать ему – я не согласен!