Читать книгу Нечисть Северного леса - Рашит Равильевич Сайфутдинов - Страница 2

Бледно-голубое, прозрачное, чистое, бездонное небо… Как описать тебя? Как не утонуть в манящей, свежей бездне, тянущей ввысь? Как точно передать ту жажду жизни, тот свежий глоток холодного утреннего осеннего воздуха, который не просто бодрит, пробуждает, а наполняет силами и просветляет?

Рана на руке уже почти не давала о себе знать, хоть и заживала непривычно долго – аж целых четыре дня. В четыре раза дольше, чем обычная. Несмотря на прихваченный для ускоренного заживления отвар, который Пахом всегда брал с собой. Нет, силушка богатырская не подводила, да и многолетние тренировки и обучение у волхвов и ведунов не прошли даром. Великим трудом обретенные способности не подвели. Все заживало как на кошке. Даже быстрее. Любая рана, резаная или колотая, любой ушиб и перелом. А тут поди ж ты – вроде так себе, ну тяпнул нелюдь очередной за предплечье, так и что? Бывало и похуже. Но рука после укуса все равно распухла, рана долго не заживала и кровоточила. Плохой кровью кровоточила. Пришлось применять отвар да обрабатывать усиленно. Глупо надеяться на естественную регенерацию.

Когда нечисть покусает – всякое бывает.

Ядовитая гадина попалась, люто ядовитая. Сама напала исподтишка. Вроде и биться долго не пришлось. Так, навалял как следует для начала. Ну негоже убивать без причины. Даже если столкнулся с чудищем, на вид препоганым, а если не вредное оно – то за что ж убивать-то? Будь тварина злая или добрая, красивая или страшная, а во всякой смысл есть. Недаром ведь ее мать-природа создала.

А потом, видя, что не хочет сдаваться гадина, злится, бесится, нападает, слюной едкой брызжет, – решил добить.

Лихо нападала тварь. Ловко и злобно. Но и Пахом не лыком шит – изловчился и порубил ее. Порубить-то порубил, а тварь все не сдыхала. Напополам разрубленная взяла да и как сиганет – прямо в лицо, ладно хоть рукой прикрыться успел. А она в руку-то и вцепилась кривыми зубищами своими. Еле отодрал. Башка чешуйчатая, безглазая, размером с собачью. Челюсти мощные: пробили броню, прокусили. А слюна разъела остатки и въелась в кожу.

Наконец, отбившись и раскромсав остатки нечисти, Пахом убедился, что не представляет она уже опасности. Хоть и шевелятся еще обрубки да ошметки, но в единое целое уже не срастутся. Вряд ли. Не бывает такого. Тем не менее, для безопасности Пахом все же раскидал останки подальше да закопал поглубже. Старался не прикасаться особо к тому, что осталось. Раз слюна разъедает, то и кровь, и остальные внутренности у твари поганые и ядовитые. Лишний раз лучше не трогать. Ни ему, ни тому, кто в те места забредет…

А зебрести может только отчаянный путник. Или заблудившийся.

Как бы то ни было, тварь уже не навредит никому.

Все, что напоминает о ней – это время от времени возникающая глухая, ноющая боль в предплечье. Опухоль сошла еще позавчера. Значит, опасность позади. Яд полностью нейтрализован. Можно не беспокоиться и позабыть.

Тем не менее, до конца это сделать не получалось. Уж больно необычный укус. Сильный яд. Откуда эта тварь тут взялась?

За годы странствий Пахом повидал много чего. И мрачного, злого. И светлого, доброго. С чем только не сталкивался! Действительно, велик и удивителен белый свет. Разнообразны и бесчисленны создания, населяющие этот мир. И тонка грань, отделяющая этот мир от параллельных, сопутствующих…

Не раз приходилось видеть то, чего в принципе не должно быть. Чудеса, одним словом. Взять хотя бы огненного человека, с которым пришлось иметь дело двенадцать лет назад, в годы уже вроде и не юные, но и не зрелые. Если точнее, это был и не человек вовсе. А крылатое, двуногое и двурукое человекообразное существо, плоть которого – сгущенный огонь. Не жидкий и не твердый, но и не обычный. Пришелец из иных миров, так и не прижившийся в этом. Обладавший разумом. Далеко не примитивным. Увы, сложилось все более чем печально для него…

Но огненный человек относительно безвреден.

А встречались и создания, с которыми приходилось биться не на жизнь, а насмерть.

Вспомнилась деревня, на которую обезумевший колдун навел вурдалаков. Ожившие мертвецы в полнолуние напали на деревню. По всем правилам, той же ночью должно было и пасть колдовство это, а мертвецы – снова стать мертвыми. Но нет. Ни свет дня не останавливал их, ни заговоры, ни обереги. Ни даже прямая оборона: жители деревни той за себя постоять умели, врага били насмерть… Но вот как убить врага, который уже мертв, и не страшны ему никакие повреждения? Хоть башку снеси, хоть на части руби. Отделенная от тела голова скалится, челюстью хлопает, перекатывается, цапнуть норовит. Располовиненное тело машет конечностями, хватает мертвыми пальцами, рвет плоть. А жертвы нечисти недолго убитыми остаются, пополняют темную армию.

Так случилось, что Пахом мимоходом в той деревне был, как раз в месте том, где колдун промышлял. И прибыл, когда все началось. Хвала высшим силам, что не один он был – с братом названным, Ильей. Где брат сейчас пропадает? Который год ни весточки от него, ни слуха, ни привета. Странствует ли, искореняя зло на свете, как заповедовали учителя, волхвы-наставники? Или нашел место тихое, осел, семьей обзавелся – женился на красавице местной да детишек завел, как и мечтал иногда, после особо лютого боя, когда из последних сил выбиваешься, но одерживаешь победу над врагом? Вот тогда-то особенно и хочется покоя. Хочется свой семейный очаг, свое гнездо завести. Ведь все зло не истребишь, а годы идут… Или сгинул в неравном бою, столкнувшись с противником не просто более сильным, а еще и везучим. Ведь будь ты хоть в десять, в сто раз сильней, – а одолеть просто так богатыря, которого обучали быть непобедимым, побеждать того, кто мощнее, выживать там, где любой другой пропадет, – это ой как непросто.

Вот и в тот раз с Ильей приняли они неравный бой. Жуткий до одури. Трое суток бились с мертвецами, с пополняемой с каждым трупом армией. И сами бы полегли, но не сдались, не ушли бы с поля боя. Все к тому и шло. Уж почти все жители деревни той, покусанные или разодранные вурдалаками, восставали иными существами, нелюдями. Да только не душегубы Пахом с Ильей, чтобы оставшихся жителей подставлять под неминуемую гибель. Закрылись, как могли, в избе одной, что покрепче была, забаррикадировались. И подземным лазом хотели уже уйти, благо, укреплена изба была хорошо, копать было чем, да и погреб имелся. А мертвецы окружили, ставни, двери ломают, по стенам стучат… Как вдруг – стихло все. И стоны нечеловеческие, жуткие. И рычание дикое. И вой адский, надрывный, тоскливо-грызущий. Все стихло.

Подождали какое-то время. Потом решился Пахом выглянуть наружу. Выглянул осторожно, украдкой, сначала сквозь разбитые ставни – и глазам своим не поверил. Лежат всюду, вповалку, друг на друге, искореженные, изломанные тела. Неподвижные. Выждали еще. Вышел на улицу сначала Пахом, потом Илья следом. И впрямь глазам не поверишь. Успокоились вурдалаки. Не нападали. Не шевелились даже. Как же так? Чары колдуна рассеялись. А потом, когда с горем пополам убрали все в деревне, трупы огню предали, разыскали того колдуна. В своем логове убитый лежал. Видать, кто-то одолел его. И хорошо…

Хотя, если подумать, хорошего тут мало. Со всей деревни только пятеро выжило. Из тех пятерых лишь двое рассудок сохранили. В деревне жить не остался никто – бросили все, да ушли кто куда. И вряд ли найдут пристанище несчастные эти люди. Пахом с Ильей хотели их с собой забрать, в родное село отвести – там народ гостеприимный, всегда отовы помочь и приюить. Но не пошли. Разбрелись своей дорогой. Печальная история.

Однако ж, как бы печальна не была, жизнь на том не заканчивается. Надо дальше жить, дело свое делать.

А дело Пахома – использовать свою силу во благо. Как бы тяжко не было.

Ерунда эта рана. Тело излечить можно всегда. А вот душевные раны тяжелее бывают. И не всегда полностью излечиваются. Так-то…

И сейчас возвращался Пахом домой, в родные края. Сердце туда уже неудержимо тянуло. Там можно и отдохнуть, и исцелиться, и сил набраться.