Читать книгу Нечисть Северного леса - Рашит Равильевич Сайфутдинов - Страница 3

Конь верный, Бурушка, в трудностях и боях испытанный, шел спокойно, но споро. Ловко ступая по тропинке, перешагивая корни и обходя ямы.

Лес редел. Вот и тропинка заметнее и пошире стала. Совсем скоро из лесу они выберутся, и выйдут на большую дорогу. А там уже и до дома рукой подать, всего полдня пути.

Поскорей бы добраться… Чует сердце, что не все в порядке в родном селе. Смутно пока, но чует. Беда там приключилась. А потому торопиться надо. С каждой минутой это чувство все крепло. И, едва только выехав на тракт, Пахом пришпорил коня. Теперь, когда можно ехать быстрее, времени даром терять точно не стоит.

Однако, проехав едва две версты, притормозил.

Поперек дороги лежало дерево.

Нет, не сухостой это упал. Срубили дерево. Специально повалили тут так, чтобы дорогу перегородить путникам. Старый добрый прием, которым пользуются лихие люди. Предназначен для небольших обозов. Или путников, едущих на телегах. В общем, на такой случай, когда объехать преграду или обойти будет трудно. Вот остановишься, замешкаешься, а разбойнички уже тут как тут. Окружают, запугивают да грабят. Это в лучшем случае. Когда на уме только поживиться. Но бывает и иначе. Отчаявшиеся, те, кому нечего терять в этой жизни, или просто души темные, могут сначала напасть, убить, а уж потом от имущества избавить. Или просто, притаившись в засаде, меткую стрелу пустить. Тихо, без суеты, не показываясь, перебить тех, кто приблизился к поставленной ловушке.

Приходилось встречаться Пахому и с отчаявшимися, и с душегубами. Порой человек бывает более жестоким, чем зверь или нелюдь.

Но что тут поделаешь?

Чуть сбавив ход, он сосредоточился и огляделся вокруг. Внутренним зрением. Заросли возле дороги вроде бы так себе, вполне обычные.

Но вон, там, за дальним кустом, чуется, притаился некто. Небольшой, обросший. За рукоятку меча держится. Неподалеку от него еще двое. Вооружены. Намерения далеко не мирные. Четвертый чуть позади остался, готовится подкрасться незаметно. Еще один, лучник, среди листвы на дереве притаился. Стрелу готовит.

Но ближе всех – другое. Точнее, другая.

– Помогите! Кто здесь? – послышалось жалобно. Голос молодой женщины.

“Вот глупая”, – покачал головой Пахом. – “И как тебя угораздило…”

Неспеша двинулся дальше, к лежащему впереди дереву. Внутреннее зрение пусть и не позволяло видеть все детали, но не подводило. При нужном сосредоточении ума можно увидеть с его помощью не только то, что творится вокруг, но и различать намерения тех, кто рядом. Вот и сейчас Пахом видел ясно – не добрые это намерения. Нет, не грабить они тут пристроились. Убивать. И есть еще что-то у них на уме. Кроме убийства. Но что? Пока неясно.

Вот сейчас и выясним. При более близком контакте.

Почти вплотную подъехав к поваленному дереву, Пахом спешился.

И снова раздалось, еще жалобнее:

– Помоги, добрый путник! Погибаю…

“Сейчас поможем”.

Он шагнул в чащу. Краем глаза заметил движение. Одновременно позади – ловкие, неслышные шаги. Так подкрадывается матерый убийца, чтобы сделать свое черное дело. Быстро, беспощадно и погано.

Но почему-то быстрее всех оказался лучник. Стрела просвистела возле уха. А могла бы застрять в глазу, куда и целился поганец, если бы не молниеносное движение в сторону. Ловить стрелу Пахом не стал, а просто увернулся. И одновременно наотмашь двинул левой рукой назад, уходя еще больше в сторону и вниз. Непростой и необычный, но отработанный удар застал врасплох того, кто хотел напасть сзади – пришелся прямо в шею ребром ладони, четко и сильно. Уход вниз и в сторону позволил уклониться от удара ножом, который должен был настигнуть и добить. Но не настиг, не добил. Противник повалился в траву, даже не вскрикнув.

Пахом перекатился и укрылся за деревом. И вовремя. Лучник не зевал, вторая стрела вонзилась в ствол. И за каким лешим он стреляет? В этой ситуации лучник должен быть на подстраховке. Ждать непредвиденного случая. И своих прикрывать. А он стреляет почем зря, видя, что свои уже действуют по оговоренному плану. Стрела могла попасть по ним. По всем правилам надобно выждаьть. И, если у того, кто нападал сзади, сладить с Пахомом не получится – вот тогда-то и стрелу пускать. А этот… Либо дурак, либо прикидывается. Ну да ладно, до него еще доберемся.

А вот оставаться на месте нельзя. Вон, еще два злыдня повыскакивали, мечи наголо. А третий, тот, что обросший и лохматый донельзя, к коню подбирается.

Один из двоих весьма скорым оказался: в несколько прыжков уже тут как тут. Рожу скривил проивно и злобно, мечом махнул вроде как умеючи, наискось, да попытался в горло достать. Хотя умение умению рознь. Одно дело купцов да простой люд вот так рубить, совсем другое на опытного воина нападать. Ну кто ж так делает? Слишком широк размах. Открыл на краткий миг слабое место. Пахом этим и воспользовался. Уклон, шаг вперед, поднырнул под меч. Одной рукой перехватил запястье руки, оружие державшей, а другой двинул чуть ниже груди, вроде легонько, а броню промял. Парень охнул, выплюнув воздух, глаза полезли из орбит. Но сам ведь напросился. Негоже на путников нападать. Тем более, если видишь, что не просто путник перед тобой. Пахом ростом был высок, в плечах широк и могуч, и это не скрыть никак. Да еще в броню облачен. Пню безмозглому понятно, что легкой добычей он не станет. Кто ж так глупо засады-то устраивает…

Но танцевать танцы некогда. Второй с мечом оказался медленнее и предусмотрительнее, что, в общем-то, не особо ему помогло, когда на него налетело полубесчувственное тело напарника, и оба повалились на землю.

Третья стрела чуть не ужалила в плечо, но Пахом умел уходить от стрел. Ловить тоже научился, хоть и сложно это. Тем не менее, поймал. Упал, перекатился, подхватил лежавший булыжник. Да и запустил его – в густую листву, прямо туда, где сидел лучник. Неплохой стрелок, меткий. Да только после камешка вряд ли стрелять уже сможет… Увесистый камень-то. Такой, каким обычно проще по башке втетерить, а не метать по цели.

Готов лучник. С криком сверзился на землю. Судя по всему, очень неудачно. Поделом.

Пнув на ходу начавшего было подниматься остолопа с мечом, Пахом двинулся наперерез бородатому, тому, что хотел коня увести. Да не успел вовремя. Не любит чужаков Бурушка. А тех, у кого злое на уме, тем более. Развернулся и вдарил бородачу копытами в грудь – бедолага аж отлетел обратно в кусты.

Усмехнувшись про себя, Пахом пошел обратно. Туда, откуда до нападения разбойников доносились крики о помощи, но теперь смолкли. Бледная и перепуганная, девушка застыла.

– Давно с ними заодно работаешь, красавица? – спросил Пахом, стараясь не выглядеть особо мрачно.

Но ответа не получил. Присел напротив.

– Ну, чего молчишь, а?

Та как будто воды в рот набрала, никак со страхом справиться не могла.

Потом увидел Пахом, что руки у нее связаны веревкой спереди. Но не крепко.

– Давно, говорю, приманкой у душегубов работаешь? – В этот раз пришлось спрашивать более серьезно, с нажимом. Заглянул в глаза. Так, чтобы отмалчиваться не хотелось.

– Нет, – выдавила девушка наконец. – М… меня… заставили.

Пахом скептически кивнул.

– Ага. Заставили, значит…

Прислушался. Поднялся. Отступил в сторонку и резко двинул ногой в колено подкравшемуся было пареньку, тому, который поймал летящего напарника, и, видимо, как следует еще не получил. На силу не поскупился, удар получился достаточный, чтобы колено хрустнуло, а парень взвыл белугой, выронил нож из рук, рухнул пятой точкой в траву, а потом и лицом, впился зубами в землю, чтобы крик подавить.

Девица тем временем опомнилась и пустилась бежать.

Догонять ее Пахом не стал. Пусть себе бежит. Трудно сказать, по доброй воле, или нет, но роль приманки ей удалась. Если человек зовет на помощь, как не помочь? Именно на это и был расчет. Ты идешь на крик, а тут как раз поспевают недобры молодцы, да ножом сзади. Не помог нож – найдутся другие способы.

Вот только как-то не очень разумно прошло все. Лучник-дурень раньше времени стрелять начал. Остальные разбойнички силы не особо подрасчитали. Странно как-то все это, не обычно.

Ну да ладно. Разбойники обезврежены. Повязать да в город на суд отвезти бы, как положено. Но где город да суд, а где они… Да и спешить надо. Дома беда. Чувство, что случилось непоправимое, усиливалось.