Читать книгу Осколки времени - Райса Уолкер - Страница 5

«Каунти-Холл», Лондон

10 сентября, 15:16

Из красного двухэтажного автобуса на уже переполненный тротуар высыпают туристы. Сегодня теплый солнечный день, поэтому я не удивлена, что в этом районе полно людей. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы избежать толпы, переместившись ранним утром, когда улицы были пусты. Я никогда не была в Лондоне, и хотя я, вероятно, слишком нервничаю, чтобы полностью насладиться им, все же было бы неплохо пару часов прогуляться вдоль Темзы, увидеть Биг-Бен и собраться с мыслями за чаем и крампетами[2]. Хотя я не знаю точно, что такое крампет, звучит очень привлекательно.

Но мои планы относительно раннего приезда были нарушены. Стабильная точка, которую Кэтрин показала мне вчера вечером, как раз перед тем, как нас так грубо прервал Макс, находится прямо внутри узкого каменного входа в здание. Он полностью скрыт тенями. Кэтрин использовала это место для участия в марше Женского Освободительного Движения в 1971 году, и она клянется, что меня никто не увидит, только если кто-то встанет в тоннеле прямо рядом со мной.

Я поправляю булавки, удерживающие бордовый шарф на месте, и натягиваю рюкзак на одно плечо. Мне все еще кажется странным появляться на людях средь бела дня. Однако, похоже, Кэтрин была права. Никто из проходящих мимо людей не удостоил меня взглядом, когда я вышла из ниши. Хотелось бы мне не удивляться, когда информация Кэтрин действительно оказывается полезной, но на этой стадии ее болезни это правда большая редкость.

Повернувшись к реке, я замечаю огромного белого льва, стоящего на страже у южного входа на Вестминстерский мост. Я прошлась по этой улице несколько раз на картах Google, прежде чем покинуть Кэтрин, и, хотя некоторые знаки изменились с тех пор, как в картах появились эти изображения, у меня все еще есть приятное чувство, что я была здесь раньше.

Несколько пассажиров экскурсионного автобуса читают справочник, стоя возле льва и пытаясь сориентироваться, в то время как другие направляются к дорожке вдоль Темзы, не останавливаясь. Думаю, они знакомы с этим районом или, может быть, они мельком увидели ту самую достопримечательность, когда ехали по мосту (Лондонский глаз[3] было бы довольно трудно не заметить).

Молодой парень в темных очках прислоняется к основанию статуи льва. Я не узнала в нем Трея до тех пор, пока он не улыбнулся. Он не побрился, и на нем была соломенная шляпа (не из тех, что носят лодочники, а больше походящая на федору).

Я стою некоторое время, пораженная, а потом бегу ему навстречу. Ну, я пытаюсь бежать, но через каждые пару шагов мне приходится уворачиваться от пешеходов. Когда я наконец подхожу к нему, он заключает меня в объятия, сопровождаемые долгим поцелуем.

– Как… и почему… ты в Лондоне? И что это за хипстерский вид?

Трей ухмыляется:

– Ну, твоим путем, конечно, быстрее, но самолеты тоже часто летают из Вашингтона в Лондон. Несколько раз в день, если точнее. И так как ты отправилась на день вперед, у меня было время догнать тебя. Я взял ночной рейс и поспал в самолете. Что же касается шляпы и очков, то считай их мужской версией твоей маскировки шарфом. Это идея Кэтрин. Она считает, что нам нельзя быть замеченными, пока мы здесь. Но мне это даже нравится.

– Ты очень похож на своего отца. Только моложе и неряшливее. И ты не ответил на вопрос «почему?».

– Это должно быть очевидно. Я здесь, потому что ты здесь.

– Но… ты не должен быть здесь, – я делаю шаг назад, медленно качая головой.

– Ты не рада меня видеть? – вопрос абсолютно риторический. В его глазах читается улыбка, и я уверена, что ответ был написан на моем лице, как только я увидела его.

Но он, должно быть, знает, что его присутствие здесь беспокоит меня, потому что быстро добавляет:

– Слушай, я знаю, что ты хочешь сказать. Мои родители в курсе, что я здесь. Они… ну, не скажу, что они были вне себя от радости, но они и не пытались меня остановить.

– Кэтрин…

– Кэтрин заплатила за билет, Кейт. Коннор собирался прилететь вместо меня, но был рад, что я вызвался. Он предпочел остаться с Кэтрин, на случай, если… ну, если он ей понадобится. Твой отец занят в Делавэре, а тебе нужна поддержка. Кирнан не связывался с тобой, поэтому тебе придется смириться.

– Нет. Ты для меня не тот, с кем придется смириться. И ты это прекрасно знаешь. Я просто… я не знаю, во что мы можем вляпаться. Мама вряд ли обрадуется, узнав, что я скрывала от нее что-то.

И хотя я знаю, что именно мне придется сделать это, рассказать маме тайну, которую я хранила в течение последних нескольких месяцев… тайну, которую ее собственная мать хранила всю свою жизнь, тайну, которая отравила большую часть разума ее давно потерянной сестры, – это не совсем то, чего я очень жду. Я все еще не знаю, как мне все это объяснить ей, хотя подозреваю, что мне придется показать на практике, точно так же, как когда я рассказывала все папе.

– И даже мама понимает, что Пруденс не стабильна. Она просто еще не знает почему.

Трей поднимает ладони вверх в жесте «ну и что»:

– Нестабильность Пруденс – это еще одна причина, по которой кто-то должен быть с тобой.

– Я не собираюсь оставаться здесь надолго, Трей. Вряд ли у нас будет время на осмотр достопримечательностей или еще чего-то подобного.

– Я здесь не для осмотра достопримечательностей. Несколько лет назад мы с мамой уже были здесь в роли туристов. А сейчас я в качестве прикрытия. Вторая пара глаз. Моральная поддержка.

Я успокаиваюсь и неуверенно улыбаюсь ему. Не стану отрицать, что мне нужна моральная поддержка и он только что перелетел через Атлантику, чтобы быть рядом. И он не раз говорил, что хотел бы сделать что-то, чтобы помочь мне, и что чувствует себя бесполезным. И это именно то, что он способен сделать, поэтому я не удивлена, что он ухватился за этот шанс.

Но лучше бы я делала все в одиночку. Кэтрин должна была это понять. Думаю, она бы поняла это, если бы все еще была в здравом уме. И да, она, возможно, не знает о пистолете в моем рюкзаке, но она точно знает о ключе ХРОНОСа. Если возникнут проблемы, этот медальон – мой запасной выход, и этим выходом не сможет воспользоваться Трей. Или мама. Поэтому, несмотря на то, что я действительно рада его видеть, все же беспокоюсь, что он может стать очередным оружием Пруденс, которое она использует против меня.

И все же Трей значительно крупнее меня. И крупнее мамы. Это может сыграть на руку, если мне понадобится помощь, чтобы дотащить ее до аэропорта Хитроу. Я не знаю, как отнесется служба безопасности аэропорта к тому, что он сядет в самолет с женщиной без сознания, но мы будем решать проблемы по мере их поступления.

– Они, наверное, знают, что ты здесь, – говорю я. И даже не знаю, кого имею в виду под «ними». Людей Сола? Пруденс? Джулии?

– Возможно. Коннор сказал, что он был осторожен, заказывая билет. И, в отличие от тебя, я никогда никому не обещал, что не отправлюсь в Лондон. Поэтому… что делаем дальше? Мы предупредим твою маму или просто появимся в дверях ее комнаты в отеле?

– Если бы я знала номер комнаты, может быть. Было бы немного странно спрашивать у нее это, когда она была в Лондоне, а я в – Бетесде. Я позвоню ей еще раз, как только мы окажемся в вестибюле. Сейчас я знаю только, что она живет в номере с балконом на четвертом этаже. И вроде бы в дальнем конце отеля – она сказала, что может коснуться Глаза, протянув руку.

Глаз, о котором идет речь, – это Лондонский глаз, также известный как Колесо Миллениума. Когда мама упомянула об этом, у меня в голове возник образ высокой башни с окошком в виде игольного ушка наверху, так что я представляла ее на восемьдесят седьмом этаже какого-нибудь отеля-небоскреба. Затем я загуглила его и была поражена жутким чувством дежавю, когда на экране появилось изображение огромного колеса обозрения, даже большего, чем то, на котором я каталась на Всемирной Выставке 1893 года.

Разница в размерах еще более очевидна, когда видишь его своими глазами. Это колесо проносится высоко над «Каунти-Холлом», опускаясь почти до реки.

Раннее послеполуденное небо почти полностью ясно-голубого цвета, хотя облака вдалеке, когда мы идем к Глазу, подсказывают, что может начаться дождь. Мы проходим мимо нескольких витрин, в том числе небольшого кафе, где продают сладости и кофе. Баннер возле Лондонского аквариума приглашает нас поплавать в маске с трубкой посреди акул. Кажется, именно этим я и занимаюсь последние несколько месяцев, поэтому я с радостью прохожу мимо.

В конце концов мы сворачиваем к главному входу отеля и, пройдя несколько метров по каменному тоннелю, входим в вестибюль. Нам открывается большая комната, частично освещенная голубоватым светом стеклянного потолка в виде купола. Хотя здесь не так уж много народу, я чувствую, что выделяюсь из толпы в этом шарфе, будто все смотрят на меня. И, возможно, они и правда смотрят, но я предполагаю, что в их мыслях вертится «девушка в хиджабе», а не что-то еще о моей внешности.

Я сажусь на одну из мягких скамеек в центре вестибюля и достаю телефон, дважды проверяя время. Сейчас 15:25, а это значит, что я только что завершила свой последний разговор по телефону с мамой.

– Молись, чтобы Пруденс не оказалась с ней в одной комнате. Надеюсь, что она спустится к нам сюда. Одна. Мне будет очень трудно объяснить ей все это, если Пруденс будет искажать каждое мое слово.

– Да. Я очень даже не против избегать Пру.

Я не могу его винить. В последний раз, когда Трей видел мою тетю, она была одета в почти-ничего-не-скрывающее кружевное белое платье, пытаясь выдать себя за меня в его спальне, в темноте ночи. Да, ничего не произошло, но она отлично дала мне понять, что она может добраться до людей, которых я люблю, поэтому мне лучше не перечить ей. Я могу только догадываться, не связалась ли она с мамой после трех десятков лет, чтобы донести до меня свое послание.

– Кейт? – В голосе мамы звучит удивление, когда она берет трубку, и в то же время радость.

Я отправилась на день вперед и позвонила ей, прежде чем покинуть Кэтрин, чтобы убедиться, что она и Пру действительно прибыли по расписанию. С точки зрения мамы, мы закончили тот разговор меньше трех минут назад.

– Ты что-то забыла мне сказать? – спрашивает она.

– Не совсем. Послушай, мам… ты одна?

– Да, – она вытягивает слово, будто смеется надо мной. – А что?

– Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.

– Ладно, – говорит она, немного понизив голос. – Ну, давай. Пруденс здесь нет… у нас смежные комнаты, но я только что стучала к ней, и она не ответила. Думаю, она вышла на минутку.

Я оглядываю вестибюль в поисках Пруденс, хотя подозреваю, что она ушла с помощью ключа ХРОНОСа, а не более привычным способом. Она, вероятно, находится за много километров и много лет от этого отеля.

– Нет, мам. Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз. Не могла бы ты спуститься в вестибюль?

– О, очень смешно, Кейт.

– Мам, пожалуйста. Я здесь, внизу. Клянусь тебе. Здесь огромный стеклянный купол над вестибюлем, похожий на солнечные часы, – да, я могла бы взять эту информацию на сайте отеля, но надеюсь, что ей это не придет в голову. – Я все объясню, когда увижу тебя, но мне нужно, чтобы ты спустилась одна. Без Пруденс. Пожалуйста. На мне бордовый шарф, и мы сидим на одной из этих квадратных скамеек…

– Мы? Мама с тобой?

– Нет.

Последовала пауза, а затем она фыркает:

– Ну, конечно же, нет. С чего бы мне вообще предполагать, что она захочет увидеть свою дочь, пропавш… – Она внезапно замолкает, а когда через несколько секунд продолжает, ее голос звучит более приглушенно: – О. Так вот почему ты здесь. Она мертва, да?

У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю, как вчера вечером стояла в гостиной Кэтрин и спрашивала то же самое о маме.

– Нет! Нет, мам. Кэтрин не умерла. Пожалуйста. Не могла бы ты просто встретиться со мной в вестибюле?

– Ладно, ладно. Я сейчас спущусь. Одна, раз уж ты так настаиваешь. Очень надеюсь, что это какая-то кросс-атлантическая шутка.

Но она не одна. Я понимаю это, как только двери лифта начинают открываться, потому что лифт залит знакомым голубым светом. Мама смотрит на меня извиняющимся взглядом, подходя к нам. Пруденс идет за ней по пятам, ключ ХРОНОСа открыто висит на длинной серебряной цепочке. Синий свет медальона резко контрастирует с черной водолазкой с длинными рукавами, которую носит Пру. Этот выбор одежды кажется довольно странным в такую теплую погоду.

Двое мужчин выходят за ними из лифта, и сначала мне кажется, что они с ними. Один высокий, другой ростом ниже среднего, и оба выглядят так, будто проводят немало времени в тренажерном зале. Высокий ловит мой взгляд и мгновение выглядит растерянно, затем они оба идут к стойке консьержа, склонив головы в разговоре.

– Прости, – шепчет мне на ухо мама, обнимая меня за плечи. И хотя я подозреваю, что она не могла запретить Пру тащиться следом, все же так будет сложнее.

– О боже, Дебора! – взвизгивает Пруденс, прежде чем шагнуть вперед и заключить меня в объятия. Я напрягаюсь в ожидании, что сейчас между моих ребер проскользнет лезвие ножа, но она просто кладет руки на мои плечи и держит меня на расстоянии вытянутой руки. – Ты не говорила мне, что приедет Кейт! И ты не говорила мне, что она такая прекрасная.

Это даже отдаленно не соответствует действительности. И все же, должна признаться, мне немного досадно слышать, как мама смеется над этим. Но ведь мамы должны думать, что их дочери прекрасны, верно?

Смех, однако, раздражает скорее Пру.

– И почему я не удивляюсь, услышав это от тебя? Последние семнадцать лет меня не покидало странное чувство, что я каким-то образом родила твою дочь. Твое лицо, твои кудри… – она смотрит на меня долгим озадаченным взглядом и качает головой. – Хотя сейчас их не разглядишь, под этим… с какой стати ты носишь хиджаб, Кейт? И у нее такие же зеленые глаза, как у Гарри, поэтому я не уверена, что в этой смеси есть что-то от меня.

Мама оглядывается на Пруденс:

– Не то чтобы я жалуюсь. То, что Кейт выглядела как ты, всегда было утешением для меня, ведь ты… ушла…

Ее голос затихает, когда она смотрит на Пруденс, которая все еще сжимает мои плечи. Я чувствую быстрый рывок, и шарф растекается лужицей по моим плечам.

– Я никогда не понимала смысла этих вещей, – говорит Пру. – Это всего лишь волосы.

– Это лучше, чем татуировка в виде лотоса, – шиплю я достаточно громко, чтобы Пруденс услышала, но достаточно тихо, чтобы мама не смогла разобрать слов.

Пожав плечами, чтобы отстраниться от нее, я мельком замечаю двух мужчин, которые следовали за ними из лифта. Оба выглядят так, словно находятся в полной боевой готовности и смотрят прямо на меня. Это явно охрана. Вопрос, конечно же, в том, чья охрана. У того, что пониже ростом, что-то прикреплено к уху. У того, что повыше, возможно, такая же штука, но его волосы длиннее, поэтому я не могу толком разглядеть. Но то, что я могу разглядеть, – это его рука, странно лежащая на талии и спрятанная прямо под пиджаком. Значит, это вооруженная охрана.

– А кто этот красивый молодой человек? – спрашивает Пру.

Я неохотно отвожу взгляд от охранников и смотрю на Трея, который стоит в метре слева от меня, выглядя неловко.

Он делает шаг к маме, демонстративно игнорируя Пруденс:

– Трей Коулман, мисс Пирс. Я рад наконец-то познакомиться с вами.

Мама берет протянутую руку и на мгновение сжимает ее.

– Можешь звать меня Дебора, – говорит она и поворачивается к Пру. – Как бы я ни была счастлива видеть Кейт, я понятия не имела, что она присоединится к нам. И я определенно не знала, что она путешествует вместе со своим… парнем. Они встречаются всего несколько недель, и…

– Да ладно, Дебора, – говорит Пру, театрально закатывая глаза. – Ты такая старомодная. Разве ты не видишь, что они влюблены друг в друга? Я уверена, что никто из них не заинтересован ни в ком больше.

Последняя фраза буквально сочится сарказмом, хотя я не уверена, насмехается ли Пру надо мной за то, что я недавно проводила время с Кирнаном, или над нами вместе, из-за ее маленького приключения в спальне Трея.

Мама, похоже, тоже уловила этот тон, потому что озадаченно посмотрела на Пруденс, прежде чем снова повернуться к нам:

– Что ж, приятно познакомиться с тобой, Трей, даже несмотря на то, что я сейчас немного сбита с толку. А Гарри знает, что ты здесь, Кейт… и что вы путешествуете вместе?

Я на мгновение задумываюсь над своим ответом. У папы сейчас достаточно переживаний, и я не хочу навлечь на него мамину ярость. Наконец, я просто киваю.

– Но почему, Кейт? Это такие огромные расходы, и я уже говорила тебе, что мы с Пруденс скоро вернемся в Вашингтон. Я беру отпуск до конца месяца. Мой руководитель в университете в Генуе очень понимающе отнесся к этому, когда я объяснила ситуацию.

Значит, Пруденс не призналась, что благодаря ей мама получила грант на исследования. Отлично. Это не так важно по сравнению со всем остальным, что она сейчас услышит, но это еще одна неприятная новость, которую мне придется рассказать маме.

– Разве не очевидно, Деб? Она не могла дождаться встречи со своей тетушкой Пруденс после стольких лет!

Улыбка на лице Пру слишком широкая и яркая, чтобы казаться искренней, по крайней мере, на мой взгляд. Мама, кажется, тоже не убеждена, но она улыбается в ответ, сначала немного нервно, а после ее губы начинают подрагивать. Она тянется к нам и обнимает одной рукой Пруденс, а другой – меня, сжимая нас обеих в объятиях.

– Прости меня, Кейт, – говорит она, и в ее глазах собираются слезы. – Конечно, ты хотела приехать. Это просто невероятно – найти ее после стольких лет. Ты остаешься здесь или… – она снова смотрит на Трея, немного смущенно.

– Я забронировал комнату, – говорит Трей. – Не здесь, у них все было занято. Я остановился в «Парк Плаза» в нескольких кварталах отсюда. Думаю, что Кейт собиралась остаться с вами?

Я киваю и улыбаюсь, хотя вовсе не собираюсь сегодня ночевать в Лондоне. Если все пойдет по плану, мама полетит самолетом в Вашингтон, а я буду спать в своей постели у Кэтрин.

Пруденс хлопает в ладоши, будто чувствует себя обязанной вернуть всеобщее внимание к себе. Слабая полоска яркого голубого света пробивается сквозь толстую ткань ее левого рукава, когда она двигает руками. Довольно странное место для хранения запасного ключа ХРОНОСа, но думаю, что это объясняет ее одежду не по погоде.

– Хватит об этом! – говорит она. – Мы должны это отпраздновать! У них в библиотеке самое божественное послеобеденное чаепитие, с шампанским и этими маленькими бутербродами и…

Мама поднимает руку.

– Помнишь, Пру? – говорит она немного покровительственным тоном, который я слишком хорошо помню еще с тех пор, как была ребенком, и она пыталась угомонить мои порывы поехать в Диснейленд, или завести щенка, или еще что-нибудь. – Ты спрашивала, когда мы регистрировались в отеле. Нам следовало зарезервировать столик на несколько недель вперед.

Плечи Пру поникли, как у ребенка, который только что пропустил грузовик с мороженым. Но тут она распахивает глаза, и улыбка возвращается на ее лицо. Она хватает ключ ХРОНОСа на серебряной цепочке и, моргнув, исчезает.

Я ожидаю, что мама будет ошеломлена, но она скорее выглядит раздраженной.

– Черт возьми! Она сделала это снова! Ты ведь тоже это видела, Кейт? Трей?

Мы оба киваем, и она продолжает чересчур громко, как это всегда бывает, когда она напряжена:

– Ну, слава богу. Мне казалось, что я схожу с ума. Это уже третий раз за последние несколько дней. Вчера вечером, перед тем как мы покинули Италию, я смотрела прямо на нее, и… раз! И она исчезла. Это… невозможно!

Теперь на нас пялятся люди, и не только охранники, которые все еще дежурят возле стойки консьержа. Я не уверена, потому ли, что кто-то еще видел, как Пруденс исчезла, или потому, что мама волнуется, но мы привлекаем слишком много внимания. Я шикаю и веду маму обратно к скамейке.

– Именно поэтому я здесь, мама. Мы можем сейчас подняться в твою комнату? У меня есть логическое объяснение тому, что ты видела.

– Нет, – настаивает она. – Не может такого быть. Она прикасается к этой… штуке… и исчезает. Как же этому может быть логическое объяснение?

– Эта штука, – тихо шиплю я, – называется ключом ХРОНОСа, и именно по этой причине Пруденс только что исчезла. И когда ей было четырнадцать. Ключ позволяет ей перемещаться назад или вперед во времени.

Мамины глаза сужаются, и она одаривает меня своим «Ну да, конечно» взглядом, но, кажется, ее уверенность в невозможности объяснения, поколебалась. Она знает, что происходит что-то действительно странное, и она, должно быть, знает, что это связано с медальоном. Она просто не хочет в это верить.

Самый быстрый способ убедить ее – это демонстрация. Однако, в отличие от Пруденс, я не склонна перемещаться в переполненном вестибюле, особенно когда за нами наблюдают охранники.

– Давай вернемся в твою комнату, ладно?

– Нет. Нам нужно подождать здесь. Пру скоро вернется. По крайней мере, до этого она возвращалась. Но… – Она снова начинает оглядывать вестибюль. – Раньше это не занимало так много времени. Она возвращалась сию же минуту.

Я тяну ее за руку:

– Пру пойдет в твою комнату, если нас здесь не будет, верно?

Трей, который до сих пор хранил молчание, наклоняется и добавляет:

– Вам, вероятно, не хочется, чтобы все слышали то, что Кейт расскажет вам обо всем этом.

Мама снова начинает возражать, но вдруг замечает пару средних лет, сидящую через две скамейки от нас и наблюдающую за нами. Они, кажется, по большей части раздражены, поэтому это скорее реакция на шум, а не на необычную выходку Пруденс. Мужчина быстро переводит взгляд на большую клумбу в метре слева от нас, когда я смотрю на него в ответ. Женщина рядом с ним наблюдает еще мгновение, прежде чем решить, что клумбу рассматривать интереснее.

Мама сжимает губы.

– Пойдем отсюда.

Я краем глаза наблюдаю за охранниками, когда мы направляемся к лифтам. Кажется, они в замешательстве. Спустя мгновение тот, что пониже ростом, кивает в нашу сторону, и высокий парень торопливо пересекает комнату. К счастью, вестибюль широкий, и мы находимся на приличном расстоянии от него. Когда двери лифта закрывается перед нами, он все еще находится примерно в десяти шагах.

Как только мы оказываемся в маминой комнате, она сразу направляется к мини-бару. Я редко видела, чтобы она пила что-нибудь покрепче вина, но она опрокидывает крошечную бутылочку водки, выпрямляется и крепко зажмуривает глаза. Легкая дрожь пробегает по ее телу, и она садится на край одной из двуспальных кроватей.

Спустя мгновение она открывает глаза:

– Окей. Начинай объяснять.

Я достаю ключ ХРОНОСа и уже собираюсь начать, как вдруг замечаю окно. Хотя мама, возможно, и шутила о том, что может протянуть руку и прикоснуться к Глазу со своего балкона, она была практически права. Я не знаю, насколько хорошо пассажирам видны помещения из прозрачных наблюдательных капсул, которые медленно движутся к земле, но нет смысла рисковать.

Трей проследил за моим взглядом и задернул шторы. Без яркого солнечного света, проникающего внутрь, медальон заливает всю комнату голубым светом. Но мама и Трей этого не видят, поэтому я включаю лампу, стоящую у кровати.

Снова усаживаясь рядом с мамой, я протягиваю ей ключ:

– Я знаю, что ты ненавидишь эту штуку, и я это понимаю. Поверь мне, я прекрасно тебя понимаю. Может быть, я и смогу объяснить, не используя его, но так тебе потребуется гораздо больше времени, чтобы поверить во все это.

Я пробегаю пальцами по ключу, чтобы установить стабильную точку, а затем откатываю время назад до 15:25, сразу после того, как я позвонила маме из вестибюля. Сейчас будет немного неприя…

– Нет, – мама хватает меня за руку. Ее пальцы касаются края ключа, и она отдергивает их назад, как будто обожглась. – Я не хочу, чтобы ты пользовалась этой штукой, Кейт. Сними ее. Убери подальше.

– Прости, мам. Мне бы очень этого хотелось, но… – Я снова вывожу стабильную точку, двигаясь на этот раз быстрее, чтобы успеть моргнуть, прежде чем она отреагирует.

Когда я перемещаюсь, мама стоит у окна и смотрит на Темзу. Я тихонько откашливаюсь, чтобы привлечь ее внимание.

Она смотрит на кровать, где я сижу, и говорит:

– О, вот ты где… – прежде чем понимает, что в комнате находится ее дочь, а не сестра. На мгновение у нее отвисает челюсть, и она замирает, лишившись дара речи.

– Прости, мам, – повторяю я. – Примерно через двадцать минут ты все поймешь. – И затем я возвращаюсь в 15:46, примерно на десять секунд после того, как переместилась.

Мама теперь сидит на кровати, а не стоит у окна, но ошеломленное выражение ее лица почти не отличается от того, которое было у нее, когда я переместилась. Кроме того, она выглядит так, будто вот-вот упадет на ковер.

– Ты же была здесь… ранее. Почему я вспомнила об этом только сейчас? Что происходит, Кейт?

– Это тошнотворное чувство пройдет гораздо быстрее, если ты просто будешь держать руку на…

– Нет! Я не буду трогать эту штуку. Я хочу, чтобы ты его сняла. Прямо сейчас. Я серьезно, Кейт.

– Я не могу, я очень, очень хочу этого, но сейчас все так запутано, и мне нельзя его снимать. Вообще-то я и тебе принесла запасной.

– Нет, – снова говорит она, придвигаясь к тумбочке. – Держи эту штуку подальше от меня. И сними это. Пожалуйста, Кейт. Я не знаю, какая магия заставляет это работать, но оно проклято.

– Это вовсе не магия, – я хочу добавить, что и не проклятье тоже, но, учитывая те неприятности, которые эта штука принесла мне за последние несколько месяцев, мама может быть права.

– Это из будущего, из начала двадцать четвертого века. Кэтрин перенесла его с собой в 1969 год. Именно в этом году она и застряла. Она была в команде под названием ХРОНОС, которая изучает историю, отсылая людей назад, чтобы наблюдать за событиями тогда, когда они происходили. У них… ну, это был не несчастный случай, скорее саботаж. Поскольку в то время Кэтрин была беременна, вы с Пруденс тоже оказались в затруднительном положении. Пру унаследовала ген, который позволяет ей использовать ключ. Вот почему она исчезла много лет назад. Этот ген не… – я замолкаю на мгновение, пытаясь найти правильное слово, – не выражен в твоей ДНК, но ты передала его мне. Вот почему я вижу этот свет. Помнишь, как я называла его голубым светом, когда была ребенком? Во всяком случае, когда ген активен, как это случилось у меня и Пруденс, человек может использовать ключ для перемещения между стабильными точками в разные времена и места. Вот так я и попала в Лондон.

Она смотрит на Трея, и он качает головой:

– Нет, я не могу видеть свет и пользоваться ключом. Я попал сюда самым обычным способом, восемь часов с Британскими Авиалиниями.

– И именно с помощью ключа я вернулась назад и изменила твои воспоминания. Я установила стабильную точку в этой комнате, а это значит, что я могу настроить время по координатам и вернуться к тому времени, когда ты была здесь ранее, сразу после того, как мы поговорили по телефону.

Я замолкаю на мгновение, ожидая, что она начнет задавать вопросы. Ее остекленевший взгляд беспокоит меня, и я решаю рассказывать ей все остальное в общих чертах. О том, что ее биологический отец охвачен манией величия и одержим желанием уничтожить значительную часть человечества, она должна узнать предпочтительно до того, как Пруденс вернется. И думаю то, что Кэтрин устроила их неудачный брак с папой, чтобы они произвели на свет меня, может подождать, наряду со многими другими пунктами, от которых у меня кружится голова каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в них.

– Мам, – начинаю я, выуживая из сумки запасной медальон. – Мне очень нужно, чтобы ты это надела. Потому что то, что случилось только что, когда я вернулась и говорила с тобой… это была лишь крошечная рябь, небольшое изменение во времени. Ты помнишь это и вроде как не помнишь… только потому, что видела, как это произошло. Ты была здесь, когда я собиралась внести изменения. Но если произойдет серьезный сдвиг во времени, если кто-то снова изменит всю временную линию, и ты не окажешься под защитой ключа, то ты не осознаешь, что произошли изменения. Такое случалось и раньше. Все это началось еще тогда, когда мы были в Айове. Помнишь мои так называемые панические атаки?

Это почему-то привлекает ее внимание. Она внезапно встает с кровати, слегка вздрогнув, когда замечает Трея в кресле у окна, как будто она забыла, что он находился там. Затем она бросает на меня еще один странный взгляд и уходит в ванную, закрыв за собой дверь.

Через несколько секунд я слышу, как в раковине течет вода. Я жду около минуты, затем встаю и стучу в дверь. Нет ответа.

– Мам? – Вода утихает, и я стучу еще раз, громче.

Трей подходит и обнимает меня:

– Может быть, тебе стоит дать ей минутку? Она пережила довольно многое сейчас.

Я откидываю голову ему на грудь.

– Да знаю я, знаю. Но Пруденс может появиться в любую секунду и…

– Хочешь, я пойду в холл и буду следить?

– Я сомневаюсь, что это поможет. Пру, вероятно, установила стабильную точку в коридоре или в своей комнате. Может быть, даже здесь.

– Верно, – он встает лицом ко мне. – Но все же это лучше, чем ничего. Твоя мама, кажется, нервничает из-за меня. Может быть, ей будет легче слушать, если меня не будет в комнате. Не думаю, что Кэтрин продумала эту часть. Хотя, честно говоря, я тоже не продумал.

Мне совсем не нравится мысль о том, что Трей будет торчать в коридоре один. К сожалению, я не могу подобрать подходящих слов, чтобы объяснить ему это без того, чтобы это не звучало так, будто я думаю, что он не может позаботиться о себе, и он, вероятно, прав насчет мамы. Поэтому я киваю. Он быстро целует меня и выходит на улицу.

Я возвращаюсь и сажусь на кровать, стараясь терпеливо ждать.

У меня это плохо получается. Кажется, прошло только двадцать секунд, и я произношу:

– Мама? Трей вышел, чтобы мы могли поговорить наедине. И нам действительно нужно поговорить, прежде чем вернется Пруденс. И это может произойти в любую секунду, поэтому не могла бы ты, пожалуйста? Мне нужна твоя помощь.

Мама выходит и прислоняется к стене возле кровати. Она выглядит усталой. Обычно я не думаю о ней, как о женщине средних лет, но морщины вокруг ее глаз сейчас кажутся глубже, чем несколько недель назад.

– Значит, все, что говорила мне Пруденс, правда? Ну, я проверила кое-что из того, что она рассказала. Я никогда не обращала внимания на всю эту мифологию киристов. Честно говоря, я вроде как даже избегала этого. Тот факт, что эти киристы использовали ее имя… было больно каждый раз, когда я его слышала.

Я с трудом себя сдерживаю, чтобы не сказать ей, что даже такое не помешало ей дать мне именно это кошмарное имя, но я прикусываю язык и позволяю ей договорить.

– Когда Пру рассказывала мне о «Кирист Интернэшнл», мне нужно было только ввести в поисковик «сестра Пруденс», чтобы убедиться в ее истории. Ее изображения всплывали повсюду, некоторые были настоящими фотографиями. Но… ты хочешь сказать, что она действительно использует эту штуку для путешествий во времени? И ни у кого здесь не поехала крыша?

– Ну, у тебя точно не поехала, – я похлопываю по месту рядом с собой на кровати, потому что мама, кажется, все еще нетвердо стоит на ногах. Как только она присаживается рядом, я продолжаю: – Да, Пруденс использует ключ для путешествий во времени.

– А что насчет всего остального? Она сказала, что наш отец… не папа, а какой-то другой, биологический отец, о существовании которого я даже не знала, жив. Он застрял где-то в будущем, и она пытается помочь ему избежать какой-то глобальной катастрофы. Это тоже правда?

– Нет. То есть да, Сол жив, но он и Пруденс создают катастрофу, а не предотвращают ее, – ее глаза сузились. – Хотя я не знаю, понимает ли это сама Пру.

Терпеть не могу находить оправдания для Пруденс. Я все еще слышу, как она на Всемирной Выставке говорит мне, что я могу либо присоединиться к киристам, либо встать в очередь вместе с остальными овцами, которых ободрут и зарежут. Мысль о том, что она невинная жертва, мне не очень нравится. Но я также знаю, что маме будет нелегко принять мое подозрение, что ее сестра, которую она очень любит, – злая стерва, убивающая людей.

Я делаю глубокий вдох, тщательно подбирая слова:

– Думаю, что Сол солгал ей о своих планах, по крайней мере, в самом начале. И я знаю, что она часто пользовалась этим ключом. Так часто, что даже меняла свою собственную временную линию. Меняла свои собственные воспоминания. Это нехорошо. Кэтрин говорит…

Я тут же жалею, что не могу вернуть свои последние слова обратно, потому что мамины глаза тут же вспыхивают при упоминании имени Кэтрин.

– А откуда ты знаешь, что мама не лжет? Она лгала мне всю мою жизнь! Может быть, этот Сол действительно пытается…

– Нет! – говорю я, вкладывая в это слово всю уверенность, какую только могу собрать. – Нет, мам. В 1912 году Сол протестировал это в одной деревне в Джорджии. Я видела груды тел детей, даже младенцев, которые умерли, потому что Сол бросил что-то в их колодец.

От одной мысли о сцене в Божьей Лощине у меня на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится сморгнуть их.

Выражение лица мамы немного смягчается, когда она смотрит на меня, но она все еще не убеждена.

– А Пруденс?

Сначала я не понимаю ее вопроса, а потом качаю головой, когда понимаю, что она спрашивает, была ли ее сестра причастна к резне.

– Нет. Я не думаю, что она знает про это. Но я не могу быть уверена в этом.

– Как ты вообще можешь быть уверена в том, что произошло в 1912 году, Кейт? Как ты можешь знать, что Сол был виноват?

Потому что я там была. Я слышала, как он смеется, видела, как он кружится, подняв лицо к небу, словно трупы перед ним в той часовне были даром небес.

Упоминание о том, что в последнее время я близко лично общалась с маньяком… точнее, с несколькими из них, только усилит переживания мамы. Вместо этого я решаю немного приврать ради блага.

– Я смогла посмотреть это в ключе, мама. Сол был счастлив, когда натворил это. Блаженно счастлив. Думаю, что теперь у нас появился шанс остановить его. Кое-что изменилось за последние несколько дней. Теперь у меня есть союзники, люди, которые могут мне помочь.

По крайней мере, я надеюсь, что они у меня есть. Я все еще не могу избавиться от ощущения, что я все еще одна, или даже хуже того, если то, что Джулия думает о Кирнане, правда.

– Мне нужно как можно скорее вернуться в Вашингтон, – говорю я. – Я просто должна была сначала убедиться, что ты в безопасности. Я знаю, что она твоя сестра, но ты не можешь ей доверять. Я даже не уверена, в своем ли она уме.

По выражению лица мамы я могу сказать, что она тоже задумывалась над последним. Она собирается что-то сказать, но раздается стук, и за дверью слышится голос Пруденс:

– Дебора? Ты здесь?

Вот тебе и предупреждение от Трея.

Мама направляется к двери. Я хватаю ее за руку и вкладываю ей в руку запасной ключ ХРОНОСа.

– Пожалуйста, мама, – шепчу я. – Ты должна держать это при себе. И мы должны вернуться в Вашингтон. Пожалуйста.

Она берет ключ, вздыхает и кладет его в карман.

– Только на время, – она вытирает руку с медальоном о джинсы так, будто прикоснулась к чему-то противному. – Мы закончим этот разговор позже. И я не оставлю Пруденс здесь одну. Я не могу.

Пру входит, как только мама открывает дверь. Трей стоит позади нее у стены коридора, не сводя глаз с чего-то слева.

– Почему вы не подождали в вестибюле? – Пруденс бросает сердитый взгляд в мою сторону, прежде чем снова посмотреть на маму. – Ты ведь знаешь, я бы вернулась спустя мгновение!

– Разве? – Мама шмыгает носом. – Твой опыт в этом не так уж и безупречен. Когда ты исчезла в первый раз, тебя не было больше тридцати лет.

По лицу Пруденс видно, что это ее ранило, и я почти (почти) чувствую жалость к ней.

– Деб, я же тебе все объяснила. Это была не моя вина. Ты же сказала, что веришь мне! А сейчас… я отправилась назад, чтобы забронировать столик. К чаепитию.

Это театральное представление Пруденс, кажется, работает, хотя я почти уверена, что мама никогда не купилась бы на такое в моем случае, даже когда я была маленьким ребенком.

Она одаривает Пру извиняющейся улыбкой:

– Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы все так вышло. Просто… все это так странно. Я больше не знаю, во что верить.

Пруденс бросает на меня самодовольный взгляд и, взяв маму за руку, тащит ее в коридор.

– Я знаю, – сочувственно говорит она. – Так много на тебя свалилось. Почему бы нам не спуститься вниз и не обсудить все за чаем и пирожными?

Пру ведет маму налево. Она все еще болтает о чае, но ее голос затихает, когда они сворачивают на перекрестке прямо по коридору и направляются к лифтам.

Мой взгляд был прикован к ним, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Трей все еще смотрит на то же самое место, справа от двери. Должно быть, он чувствует, что я наблюдаю за ним, потому что бросает взгляд в мою сторону, а затем обратно. И тут я замечаю тень на ковре. Это мужчина. Он кажется неестественно высоким, хотя я предполагаю, что это иллюзия из-за освещения в коридоре.

Кем бы он ни был, яркий синий свет, льющийся с его стороны, подсказывает мне, что у него есть ключ ХРОНОСа. И, хотя очертания тени на полу слишком расплывчаты, чтобы быть уверенной, мне кажется, что он держит пистолет.