Читать книгу Твой любимый киллер 2. В городе, где гаснут светлячки - Rebecca Night - Страница 3

POV Костя

– Ты с ума сошел, Бессонов! – вполголоса отчитывал меня Бабушкин. – Нахрена ты ее сюда притащил?

– Но мы же договаривались, что она будет заниматься расследованиями.

– Я помню, о чем мы договаривались. – Бабушкин тяжело вздохнул, устав со мной спорить. – Но в здании СК ей не место. А если кто-то узнает ее?

– Да кто узнает? Никто понятия не имеет, как она выглядит. Заседание было закрытым, ее лицо не удалось найти ни одному журналисту.

– Так! – воскликнул он, будучи не в состоянии сдерживаться, после чего все-таки понизил голос. – Мало того, что ты с маньячкой возишься, будто она твоя жена, так еще и спорить со мной будешь! Я и так на дохрена вещей глаза закрыл. Если б не ты, я бы засадил ее лет на двадцать пять.

– Я не спорю. – Я старался оставаться спокойным. – Если б не ты, она бы давно в тюрьме сгнила. Но она женщина не глупая. Ты же сам видишь. Она талантлива. И ты видишь, как она себя показывает.

– Талантливая убийца, ничего не скажешь, – сухо бросил Бабушкин. – Вот раскроете дело, я, может, тебе еще поверю. А до тех пор чтоб в офисе СК и волосинки ее не было. Ясно?

– Ясно.

Что ж, я был доволен уже тем, что он не выгнал меня с совещания с ней на пару.

– Влад, отвезешь ее? – спросил я у Ульянова-младшего, когда Бабушкин наконец покинул зал заседаний. – А то у меня что-то желания нет с ней общаться сегодня.

– Да, хорошо. – Влад вышел из помещения, и я увидел, как они на пару с Николь направились в сторону главной лестницы.

Я старался как можно меньше с ней пересекаться. Мне было очень тяжело с ней общаться, и зачастую приходилось переступать через себя, чтобы не удавить ее где-нибудь прямо в машине, хотя я и не был сторонником насилия над женщинами. Но женщиной это существо можно было назвать с трудом. Казалось, мне самому скоро понадобится психотерапевт.

POV Николь

– В кого я превратилась, Марат?

Примерно через неделю я вновь сидела в этом кресле и жаловалась на жизнь, а Марат старательно что-то записывал в свой большой блокнот.

– Я же никогда такой не была.

– А какой ты была?

– Ну… Я была сильной, ни от кого не зависела, не спрашивала разрешения, когда хотела выйти из дома. Никто не контролировал каждый мой шаг, держа на прицеле. – Я с досадой вспоминала те времена. – Я была самой собой. Испытывала палитру разных чувств. Я была свободной, сильной… У меня был стержень, а сейчас… он будто куда-то пропал.

– В каком смысле?

– В смысле я это больше не я… Будто я живу не своей жизнью.

– Ты же еще не адаптировалась к новой жизни. Ты так долго была в лечебнице, а сейчас оказалась в незнакомой тебе обстановке.

– Может, ты и прав… Но мне кажется, теперь я какое-то пресмыкающееся. Второсортное животное, которому бросают остатки пищи со стола.

– Что ты подразумеваешь под остатками пищи? – Марат нахмурился, зацепившись именно за это словосочетание.

– Да не важно. Просто я скучаю… по себе старой. По той, которой я была раньше. Той Николь все было нипочем. А эта чуть что плачет по любому поводу. Ненавижу это.

– Возможно, ты просто вошла в депрессивную фазу. Мы скорректируем тебе фармакотерапию.

– Блин… Почему моя жизнь теперь подчиняется каким-то фазам? Какого черта это происходит именно со мной? – Мой голос был полон раздражения и усталости.

– Поверь, многие люди, страдающие БАР, задаются этим вопросом. Но тебе придется принять свой диагноз и научиться жить с ним.

– Только и всего… – Я закатила глаза и на какое-то время просто уставилась в окно, после чего сказала: – Как меня все это бесит.

После разговора с Маратом мне всегда становилось немного легче. Казалось, он был единственным человеком, которому я могла рассказать буквально все, и он просто принимал меня такой, какая я есть. Ему не важно было, кого, в каких количествах и как я убивала в прошлом. Наверное, он был единственным, кто действительно верил, что я смогу жить по-новому. По-моему, я и сама в это толком не верила.

Всепоглощающая тоска. Дыра внутри, которая засасывала все хорошее. Это все, что я чувствовала за последнее время. И никто, даже Марат, не мог разделить ее со мной. Я чувствовала, будто я лишняя. Лишняя в работе, в этом городе, в его жизни. Мне в ней уж точно не осталось места. И это, похоже, меня расстраивало больше всего.

Я потеряла саму себя… я не чувствовала, что я вообще есть, что я это я… не понимала, кем являюсь. От прошлой жизни не осталось ничего. И никого, похоже, тоже не осталось. Я будто больше не ощущала почву под ногами. Став зависимой от других людей, я больше не могла быть уверенной в завтрашнем дне. Меня могли пристрелить в любой момент за банальный шаг не в ту сторону, за лишнее движение. Иначе зачем держать руку на кобуре, отпуская меня чуть дальше с этого воображаемого, но сильно короткого, поводка.

***

Он пришел следующим утром. Я проснулась от его стука в дверь и открыла, даже забыв спросить, кто там.

– Привет, – как обычно, сухо бросил Костя, проходя в номер.

Я потерла глаза, щурясь от яркого света, сочащегося из окна, плотные шторы на котором он только что распахнул.

– Здороваться не будешь? – спросил он.

– Не думала, что тебе это так важно, – сухо пробормотала я.

– Да нет. Если честно, мне все равно. – Он будто специально пытался задеть меня, изо всех сил демонстрируя свое равнодушие. – Я по делу.

Усевшись на край незастеленной кровати, он вновь положил на журнальный столик какую-то папку темно-синего цвета.

– Что это? – открывая небольшую бутылку воды, спросила я.

– Характеристики, которые ты просила. Ты была права, есть нечто странное.

Я нахмурилась, выдавливая очередной психотропный препарат из блистера.

– В смысле?

– Старшую девочку двенадцати лет учителя характеризуют как тихую, замкнутую, не имеющуюу друзей. Учится плохо, на контакт идет слабо, интересуется аниме и депрессивной музыкой.

Перестав, заглатывать таблетки немаленькой дозировки, я уселась рядом и взяла в руки папку.

– А младший ребенок?

– Мальчик, восемь лет, склонность к неконтролируемой агрессии по отношению к одноклассникам и сестре. Часто дерется. Конфликтен. Несмотря на это, учится хорошо, почти отличник. С мамой отношения не очень. Наш психолог говорит, что она в нем души не чает, балует, а он ее ни во что не ставит.

Я пробежалась по всем характеристикам и усмехнулась.

– Какая положительная семья, надо же.

– Есть идеи? – Он вопросительно уставился на меня. – Что нам это дает?

– Дети часто повторяют поведение родителей. Я не могу утверждать, но атмосфера в этой семье явно не была здоровой. Возможно, было какое-то насилие.

– И? Как нам это поможет найти преступника?

Я ненадолго задумалась, расхаживая туда-сюда по комнате.

– Если дети такие, то отец скорее всего вел себя как-то не так… В характеристике с работы написано, что он достаточно спокойный, сдержанный, занимал подчиненную должность. В романтических отношениях с кем-то замечен не был. Причем, в телефоне его вы тоже ничего не нашли?

– Ну, кроме порнухи в истории браузера – ничего. Никаких переписок, интересных заказов.

– А психолог с женой общался?

– Да, сказал, что тревожно-мнительная женщина, об отношениях особо не рассказывает, за исключением каких-то начальных этапов, когда он ее заваливал подарками.

– Странно все это.

– Согласен. – Костя тоже пребывал в глубоком недоумении.

– Обычно такие тихие и сдержанные во внешнем мире оказываются настоящими тиранами в домашних условиях, – размышляла я вслух.

– Ты-то откуда знаешь? – Он перевел взгляд прямо мне в глаза, и у меня мурашки пробежали по телу.

Я замялась на какое-то время.

– Ну просто… предполагаю.

– Думаешь, проблема была именно в нем самом?

– Да. И если мы поймем, что он был за человек, то скорее всего и поймем, за что его убили.

Вдруг у Кости зазвонил телефон. Он достал его из кармана и практически сразу взял трубку.

– Да, малыш? – вполголоса сказал он и поспешил уйти в ванную комнату.

Слово “малыш” резануло меня по сердцу. Есть такие слова, которые, как оружие, впиваются в тело и сразу же ощущаются, как некое физическое воздействие. Это было то самое слово. Потому что я не знала, в чей адрес оно звучит.

Несколько секунд я сомневалась, стоит ли мне издеваться над собой еще больше и подслушивать разговор. Но любопытство победило, и я тихо подкралась к двери в ванную и прислонилась к ней ухом.

– Нет, я сегодня пораньше приеду, не как обычно… На ужин? – голос Кости был таким ласковым и мягким, будто бы это вообще был не он. – Да, можно лазанью. Хотя даже если ты пельмени сваришь, я тебе руки расцелую.

У меня дыхание перехватило. На шатких ногах я отошла от двери подальше, решив больше не насиловать себя прослушиванием этого диалога. Подойдя к окну, я уставилась на бизнес-центры, которые хорошо проглядывались во влажном полуденном осеннем тумане. Как бы мне хотелось, чтобы он развеялся. Я будто не могла дышать из-за него. Я задыхалась.

– Так что ты говорила? – разрезал глухую тишину его голос.

Я не хотела оборачиваться, а ком в горле мешал что-либо сказать.

– Ника? Я к тебе обращаюсь. – В отношении меня его голос звучал, как звон стали.

Собрав все силы в кулак, я сглотнула ком в горле и постаралась выровнять дыхание.

– Да? Извини, я просто задумалась. – Мой голос казался ровным, хотя местами гулял.

– На чем мы остановились?

– На том, что, если мы поймем, что он был за человек, скорее всего поймем и за что его убили.

– Согласен.

Вдруг у него снова зазвонил телефон. Я подумала, что он снова уйдет в ванную, но на этот раз он почему-то решил ответить при мне.

– Да? Что? Подполковник, подожди, куда ехать? – Костя выглядел слегка обескураженным. – Да, сейчас буду.

– Что такое? – спросила я, хотя рабочие дела в тот момент, если честно, меня не особо интересовали.

– Да какое-то новое дело появилось. Сейчас поеду и узнаю. – Он даже не смотрел на меня, а, уставившись в телефон, отвечал кому-то на сообщение. – А ты пока подумай над нашим.

Мне, если честно, не хотелось думать совершенно ни о чем. Меня не особо волновали эти уголовные дела. Мне не очень-то интересно было, почему умирал тот или иной человек. Меня больше интересовал тот, кто его убил, ведь это был довольно жестокий человек, а значит, близкий мне по взглядам, примерно такой же разрушитель, в котором нет ничего святого.

Но с кем разговаривал Костя? Кто был на другом конце провода в тот момент, когда он так нежно просил приготовить лазанью на ужин? Вряд ли это была мама. Конечно, я все понимала. За прошедшие годы он вряд ли мог оставаться один, но раньше я почему-то об этом не задумывалась. Наверное, потому что у меня вокруг не было ничего, кроме больничных стен, и никого, кроме персонала больницы, и я думала, что и у остальных так же. Но, пока я прозябала в четырех стенах не очень приятного желтоватого цвета, жизнь вокруг продолжалась. Люди все так же создавали семьи, рожали детей, совершали преступления, умирали и убивали друг друга…

Интересно, не появились ли у Кости дети? А может, он женился? Хотя кольца на пальце я не заметила. Но ведь он мог его и не носить. Как же не хватало Русланы. Она бы быстро нашла всю информацию, которая была мне необходима на тот момент.

POV Костя

– То есть ты хочешь, чтобы я все здесь бросил и поехал в это захолустье? – недоумевал я. – А как же дело, к которому мы только приступили?

– Ну, с этим делом мы и без тебя способны разобраться, – парировал Бабушкин. – А там реально твоя помощь нужна. К тому же, что ты возмущаешься? Это твоя работа. Тем более, ты теперь в штате.

Я устремил взгляд в стол, ненадолго задумавшись. Раньше я бы поехал без вопросов, но теперь у меня есть девушка, с которой мы не так давно съехались. Не хотелось бы оставлять ее одну. К тому же, неизвестно, насколько это может затянуться.

– А что там случилось хоть?

– Уже несколько лет без вести пропадают дети. Сначала это было редко, но потом все чаще. Местное население начало напрягаться, сотрудники не справляются с расследованием.

– То есть как, вообще концов не могут найти? – удивленно спросил я.

Подполковник вздохнул и, не скрывая раздражения, сказал:

– А вот езжай и разбирайся. И эту свою возьми заодно, чтоб она тут лишний раз операм глаза не мозолила.

– Николь?

– Веронику Владимировну! – Он был чрезмерно напряженный, и я уже побаивался вступать с ним в дискуссию.

– Ладно. Вышли мне все материалы. Когда мне надо отправляться?

– Завтра.

Я был слегка возмущен этим фактом и даже хотел сказать ему пару слов по этому поводу, но по его лицу понял, что делать этого не стоит.

Выйдя из СК, я отправил Николь сообщение о том, что к вечеру следующего дня она должна собраться и быть готовой к командировке. Она позвонила, видимо, чтобы узнать подробности, но разговаривать с ней у меня желания не было, поэтому звонок был проигнорирован.

Я сел в машину и поехал домой, где ждала меня Настя.

***

Следующим утром я проснулся очень рано. Разбудила меня тревога, причины которой я никак не мог понять. Такое состояние начало появляться у меня после событий трехлетней давности, произошедших со мной из-за связи с Николь. Обычно после этого состояния происходит нечто не очень хорошее, поэтому часто я списывал его на интуицию.

Настя уже не спала. Она всегда просыпалась рано. С кухни доносился аромат свежих сырников, который привлек мое внимание себе и заставил меня подняться из теплой постели.

Это было великолепное осеннее утро. В окно на кухне пробивалось золотое утреннее солнце. Ночью прошел дождь, поэтому за окном было все буквально устлано мокрыми осенними листьями. Настя в шелковом белом халате мельтешила по кухне в наушниках, занятая приготовлением завтрака. Она не замечала меня, что позволило мне какое-то время понаблюдать за тем, как она пританцовывает в такт музыке и напевает что-то себе под нос.

Настя казалась мне великолепной девушкой. Она была очень чувственной, искренней, доброй и умной. Если бы ее нужно было охарактеризовать одним словом это было бы слово “нежность”. Это то, чем она меня окружала на протяжении уже двух с половиной лет, что мы были вместе. И я был безмерно рад этому.

Она долго проживала горе от потери матери. Первый год она часто плакала, и я просто находился с ней рядом, проводил с ней время. Так мы стали друзьями. Нам было просто интересно общаться друг с другом. Мы часто вместе смотрели фильмы и проводили выходные где-то на прогулках, много разговаривали. Так мы оба не заметили, как у нас появились теплые чувства друг к другу. И однажды, когда мы пришли в парк смотреть фейерверк на День города, мне захотелось ее поцеловать. Как оказалось, она была не против, и с того дня мы начали встречаться. Мы редко ссорились, но даже если это и происходило, то умели обсуждать проблему. Она всегда искренне говорила мне о своих чувствах, и я старался делать так же. Она поддержала мое решение закончить юрфак заочно, чтобы меня приняли в СК, и помогала мне, чем могла, особенно в периоды сессий.

Мы часто проводили время с моими родителями, которые были несказанно рады тому, что мы решили быть вместе. Они считали, что именно они приняли в этом непосредственное участие. Я это не отрицал.

Но безусловно, она не знала правду. Она понятия не имела, кто такая Николь, никогда не видела ее лица в рамках уголовного процесса, не знала о том, что я с ней встречался и безумно любил ее когда-то. Я считал, что эта информация может разрушить наши отношения. И, конечно же, она понятия не имела, что Николь вернулась, и уж тем более, что это именно благодаря мне убийца ее матери освободилась так рано. Она не знала, что я работаю с ней, и мне приходится проводить с ней время. И она ни в коем случае не должна была об этом узнать.

POV Николь

Покидав в спортивную сумку парочку вещей, которые должны были мне пригодиться в поездке, я принялась собирать таблетки. Их было немало, поэтому для них я выделила отдельную косметичку коричневого цвета. Там не было никакой косметики, она использовалась исключительно как аптечка.

Оделась я во все тёмное, ибо какого-то другого цвета в моем гардеробе практически не было. Я понятия не имела, куда мы едем, поэтому искренне надеялась, что тёплые вещи мне не пригодятся, потому что их я даже толком не успела купить после освобождения из диспансера. Со мной оставалось только старое драповое пальто черного цвета, купленное мною лет шесть назад.

Я долго ждала его, и приехал он совершенно один часов в девять вечера. Он зашёл за мной и сухо приказал спускаться к машине, затем повёл меня, словно конвоир, даже не предложив донести сумку. Только наручников на запястьях не хватало.

Я села в его джип на переднее сиденье, пристегнулась и уставилась в окно.

Мы ехали молча около часа, но сна у меня не было ни в одном глазу, потому что между нами стояла атмосфера недюжинного напряжения. Мне хотелось начать какой-то разговор, но я прекрасно понимала, что у него совсем нет желания болтать со мной, поэтому я терпеливо ждала, пока он начнёт его сам.

Трасса тянулась бесконечно. Мимо то и дело пролетали легковые автомобили и большегрузные фуры. Я наблюдала за потоком фонарей за окном, за придорожными кафешками и отелями, мойками и шиномонтажами, за стоянками дальнобойщиков и заправками.

Мы заехали на одну из заправок, и я нарушила молчание:

– Можно я тоже выйду, а то устала сидеть?

– Как хочешь, – сухо ответил он, вытаскивая ключ зажигания.

Я задумалась всего на пару секунд, после чего все-таки вышла из машины.

Было темно, а заправка освещалась только теплым светом уличных фонарей. Я куталась в свой черный свитер и старалась посильнее втянуть шею в воротник, ибо за пределами машины было достаточно прохладно.

Он тоже вышел, заблокировал двери, вставил в бак заправочный пистолет и направился к минимаркету.

– А мне надо идти с тобой? – крикнула я вслед. – Не боишься, что я сбегу?

Он остановился и обернулся на меня, оглядев с некоторым презрением.

– Если честно, мне все равно.

Эта фраза ещё долго эхом звенела в моей голове. Я решила остаться возле машины.

Его не было достаточно долго, и, когда я уже захотела сесть в авто, вспомнила, что двери были заблокированы. Пришлось стоять ещё какое-то время. Заправка была пуста ровно до того момента, пока на неё не заехал водитель газели. Это был тучный бородатый мужчина не очень опрятного вида, который тут же вышел из авто и оглядел меня с головы до ног.

Я сразу же бросила взгляд на минимаркет. Кости возле кассы почему-то не было, и мне оставалось лишь догадываться, куда он делся.

Мужчина быстро сбегал в минимаркет, оплатил бензин и вернулся к машине, продолжая пристально смотреть на меня.

– Что, забыла, как машину заправлять? – с усмешкой спросил он, видимо, решив, что это моя машина.

– Это не моя машина, – коротко бросила я.

– Ага, что-то я больше никого здесь не вижу. Ездишь с воображаемым другом?

Я промолчала, так и не придумав, что ответить на столь сомнительный комментарий.

Он, видимо, перепив какой-то “храброй” заправской воды, приобретенной в минимаркете, решил подойти ко мне.

– А можно познакомиться со столь прекрасной особой?

– Не стоит, – коротко ответила я, даже не сдвинувшись с места.

– Почему? Думаешь, если на джипе ездишь, то вся такая из себя крутая? С простыми мужиками уже не знакомимся?

Он стоял буквально в метре от меня, а я уже подумывала варианты, куда его ударить, чтобы было побольнее.

– Просто у меня принцип: не знакомиться с сомнительными старперами на заправках посреди ночи.

– М-м, дерзко. Но разочек-то можно сделать исключение? – Он улыбнулся какой-то неприятной сальной улыбкой и подошёл ещё сантиметров на тридцать ближе.

Я всем своим видом старалась не показывать никаких эмоций. Но в тот момент я поняла, что во мне ещё кое-что изменилось: страх. Страх, который я раньше практически не испытывала или по крайней мере точно не испытала бы в подобной ситуации, появился, словно из ниоткуда и разрастался по моему телу мелкой дрожью.

– Слушай, подойдёшь ещё хоть на шаг, самое ценное до дома не довезешь. Жена расстроится. – Я пробежалась взглядом сначала по его паховой области, а потом по обручальному кольцу на его безымянном пальце.

– А я настойчивый! – Он подошёл ещё ближе, сократив расстояние между нами буквально до двадцати сантиметров, из-за чего мне пришлось слегка отстраниться.

– А у меня психиатрический диагноз. Я три с лишним года в психушке пролежала.

Он рассмеялся.

– Так меня ещё не пытались отшить! Ты думаешь, я в это поверю?

Боковым зрением я заметила Костю, который покупал кофе на кассе минимаркета. Я просто молилась, чтобы он сделал это как можно скорее и обратил внимание на то, что происходит снаружи.

– Тут неподалёку есть хороший мотель. Не желаешь прокатиться? – никак не отвязывался мужик, а страх во мне все нарастал, ограничивая возможности мыслить трезво.