Читать книгу Черное Солнце - Ребекка Роанхорс - Страница 8

Город Това

325 год Солнца

(за 20 дней до Конвергенции)

Сим объявляется, что все дороги как на Земле, так и в Небе сходятся у Небесной Башни в Тове. Сим объявляется священной обязанностью Наблюдателей Башни поддерживать Баланс между тем, что над нами, и тем, что под нами. Это они, те, кто будет изучать закономерности Солнца и Луны и пророчествовать в соответствии с ними; кто будет следить за тем, чтобы шел Дождь и рос Маис; кто поднимет Разум, Науку и будет трудиться, дабы низвергнуть кровожадных богов древности. Если они не исполнят свою Задачу, все знают, что Война может начаться снова и люди будут страдать. Но больше всего пострадают Наблюдатели, ибо они погибнут первыми.

Об ответственности Наблюдателей,

от подписания договора Хукайи и введения

в должность Жреца Солнца, 1 год Солнца

Наранпа заставила жрецов собраться у подножия моста в Одо на рассвете, и этому никто не был рад. Она слышала совершенно непристойное для таких людей ворчание, проклятья и сквернословие. Кто-то жаловался, что остался без горячего завтрака, а разве кто-то может пройти через весь город без горячего завтрака? Наранпе очень хотелось избить жалобщиков. Или хотя бы накричать, чтобы они взяли себя в руки. Предполагалось, что завтра начнется Закрытие – двадцать дней поста и покаяния для того, чтобы подготовить дорогу для возвращения солнца в день летнего сонцестояния. Как эти адепты думают пережить Закрытие, если они скулят уже от того, что у них нет горячего завтрака.

– Будет удивительно, если, слыша эти жалобы, солнце вообще пожелает вернуться, – буркнула она себе под нос, достаточно громко для того, чтоб ее услышали лишь те, кто стоял рядом.

Честно говоря, утро выдалось очень холодным – верный знак того, что до зимнего солнцестояния осталось всего несколько дней. Жрецы и адепты надели меховые плащи и шерстяные краги в дополнение к своему жреческому облачению и даже сандалии заменили ботинками из выделанной кожи. И, несмотря на это, Наранпа не сомневалась, что к концу дня все полностью замерзнут подобно сосулькам, что свисали с крыши небесной башни.

Но это ведь не повод, чтобы жаловаться. В страдании было благородство, укрепляющее характер. Ну, или, по крайней мере, Наранпа на это надеялась и предполагала, что довольно скоро они это выяснят.

– Это шествие – хорошая идея, – добродушно протянул Хайсан, догоняя Наранпу, находившуюся во главе собравшейся группы. – Будем надеяться, что получится хорошее зрелище для Созданных Небесами в день Закрытия.

– Твоя маска, Хайсан, – напомнила Наранпа старому жрецу.

Он, по крайней мере, пытался. Хайсан был та дисса – главой ордена записи истории, – а потому хоть он и был ученым и исследователем, но при этом часто забывал о практических вещах.

– Ох. – Хайсан похлопал по карманам мантии, с каждым мгновением все сильней расстраиваясь. Наконец он сунул руку под большую медвежью шкуру, которую носил на плечах, и извлек черную маску, лоб и щеки которой покрывали крошечные булавки звезд.

Наранпа бросила короткий взгляд на двух других спутников – жрецов. Аба – сээги и глава Ордена Целителей и Иктан – тцийо, Нож и глава этого ордена. Оба были в масках и ждали: Аба – в белой мантии и соответствующем платье и мехах, и Иктан – в полностью красной маске и длинной юбке цвета заходящего солнца и свежепролитой крови.

Наранпа же была гаваа, главой Ордена Оракулов. Ее маска была солнечной – такой же ярко-желтой, как и подпоясанное платье, которое она носила под накинутым этим утром плащом, подбитым мехом. Маска представляла собой мозаику из длинных тонких золотых полосок, дополненную тонкими клинками из кованого металла, расходящимися во все стороны, как солнечный свет. Она всегда носила маску с честью, но сегодня к ней примешивался еще и страх.

– Я все еще не понимаю, почему мы должны это делать, – прошептала Аба, наклонившись к Иктану, но Наранпа все равно ее услышала. Аба была молодой, самой молодой из них четырех. Она стала главой своего ордена, когда ее учитель внезапно умер прошлой весной. Наранпа заняла свой пост через несколько месяцев после нее по той же причине, но она, по крайней мере, была на пятнадцать лет старше девушки, что означало как минимум на дюжину лет больше опыта, несмотря на то что Аба получила статус раньше ее.

– Для того чтобы показать городу, что жрецы все еще здесь, – сказала Наранпа, все еще глядя вперед. Она не обернулась, чтобы посмотреть, да и не могла бы сказать определенно из-за маски, но она была уверена, что Аба бросала убийственные взгляды ей в спину.

– Они и так знают, что мы здесь, – с ноткой раздражения откликнулась молодая женщина. – Они ведь платят десятину, не так ли? Делают подношения по праздникам? Присылают детей со всего Меридиана, чтобы те готовились стать жрецами?

– И они возмущены этим. – Теперь она повернулась к спутникам. – Я хочу показать им, что мы не какие-то там сморщенные кающиеся старички в башне, а живая, дышащая часть этого города. Что мы доступны. Что нам не все равно.

– Ох, – встревожился Хайсан. – Разве это разумно? Я имею в виду, это слишком радикально, Наранпа. Жрецы никогда не выставляли себя напоказ перед городом. Это к нам приходят, а не наоборот. Честно говоря, все и так идет хорошо.

– Ты только что сказал, что это была хорошая идея, Хайсан, – мягко напомнила ему Наранпа.

– О да. Ну, утреннее шествие. В остальном я не уверен.

– А я уверена, – сказала Аба, стуча зубами, – и я скажу: зачем менять то, что и так работает.

Но оно не работает! Наранпе хотелось возразить. В самом деле, почему, несмотря на требования договора, у дверей башни появляется все меньше и меньше адептов? Почему звучит все меньше и меньше просьб нарисовать звездные карты рождений, смертей и свадеб? Почему ходят слухи о неофициальной магии в нижних кварталах города? Почему растут культы старых богов, которые никак не получается искоренить? Почему это выглядит, как будто элите из Сотворенных Небесами больше нет дела до жрецов и даже проявление их уважения выглядит случайным и каким-то эгоистичным?

– Мы проголосовали за это, Аба, – обронила она. – И ты согласилась.

Молодая женщина фыркнула:

– Это было несколько недель назад, я не думала, что будет так холодно. – Несмотря на то что маска скрывала ее лицо, она хитрым движением склонила голову к Наранпе. – Если честно, я согласилась только из прихоти, Нара. Точнее, сделала поблажку для тебя. Я всегда считала это шествие ужасной идеей.

– Разумеется, – ровно ответила Наранпа, не клюнув на приманку сээги. – Но сейчас уже поздно отстутпать. Уже слышится барабанный бой и виден дым.

Аба пробормотала что-то недоброе, что Наранпа уже не разобрала, а потом и вовсе пропустила мимо ушей. Она все равно победила, что бы там ни говорила Аба, и потому позволила себе насладиться победой. Сплотить ордены жрецов, чтоб они прошли через весь город, было нелегко, так что она была полна решимости наслаждаться этим, пока была такая возможность.

Барабанщица, наряженная в бледно-голубое одеяние цвета утреннего неба, задавая ритм, шагнула вперед. Стоявший рядом с ней мужчина, в таком же синем одеянии, зажег кедровую ветвь, позволяя сладкому дыму подняться вверх. И Наранпа вздохнула с облегчением, когда шествие потянулось за ними.

Четыре жреца шли в ряд за барабанщицей и ее спутником, сопровождаемые своими адептами, вышагивающими в линию по одному, подобно хвосту падающей звезды – по сорок восемь за каждым.

Пока они шли по мосту над Одо, Наранпа с восхищением осматривала любимый ею город. Това на рассвете всегда был великолепным зрелищем. Отвесные скалы скрывались в тумане, знаменитые плетеные мосты покрывал иней, а лучи восходящего солнца делали все блестящим, неземным и потусторонним. Она знала, что позади нее находилась вечно неусыпная небесная башня, чьи шесть этажей росли из небольшого, стоящего наособицу холма, отделенного от остального города мостами. Именно там и жили жрецы, адепты и небольшое количество совместно проживающей прислуги. Также там находилась библиотека карт и свитков, террасса, где они все вместе принимали пищу, и на крыше – большая круглая обсерватория, открытая ночному небу.

Дом, – подумала она. Дом, который она любила, даже не будучи уверенной, что принадлежит ему. Но эту неуверенность порождала Утроба, и именно она заставляла Наранпу чувствовать себя недостойной, вновь и вновь требуя повторять про себя, что она – единственный на людской памяти Жрец Солнца, пришедший не из клана Созданного Небесами. Ведь несмотря на то, что башня была открыта для любого дитя, что пришло из Земель Договора, главами Орденов традиционно становились люди из Созданных Небесами Кланов Товы.

Кьютуэ, ее учитель, сделал Наранпу своей преемницей после долгих споров, но, поскольку писаного правила, запрещавшего это, не было, ее допустили, хотя так и не полюбили.

При таких обстоятельствах было бы правильным не высовываться, следовать традициям до конца и прожить в должности с комфортом. Но она не верила, что жрецы будут достойны ее невнимания.

Кьютуэ был доволен тем, что должность стала скорее церемониальной, чем управленческой, и сила, которой некогда обладало это звание, давно перешло к другим Орденам. Но ни один из них, к сожалению, не волновала жизнь за пределами башни. Еще будучи адептом, Наранпа видела, что жрецы с каждым годом все больше отдаляются от города, и это было печальной судьбой для тех, кто некогда был великой силой, объединившей весь континент. И уж она-то не будет бесстрастно наблюдать, как ее любимое жречество разрушится.

На миг оглянувшись на дорогу, она внезапно поймала взгляд адепта, мертвой хваткой вцепившегося в перила моста. Вместо того чтобы двигаться в такт колебаниям моста, адепт, сомкнув колени, пытался бороться с ним.

Этот тоже заболеет по собственной вине, подумала Наранпа.

– Веди вперед, – шепнула она Хайсану, замедляя шаг, чтобы пропустить других жрецов.

– Куда ты? – встревожился он.

– Я сейчас. – Она пропустила старика вперед, и тот сдался. Старый добрый Хайсан. По крайней мере, она всегда могла положиться на то, что он выполнит приказ. Аба наблюдала за ней, без сомнения, с любопытством. А Иктан не обратил на произошедшее никакого внимания, но она знала, что его глаза следят за ней. Она же пошла в ногу с пораженно уставившимся на нее адептом.

– Ж-жрец С-с-с-солнца? – У адепта застучали зубы, лицо залила бледность, а по вискам, несмотря на холод, побежала тонкая струйка пота.

– Мосты крепкие, – успокаивающе сказала Наранпа. – Мы не упадем.

– О да. Я з-знаю. Строители Товы – лучшие в мире. Н-но… Так много людей идут одновременно, – короткий взгляд назад. – Разумно ли это, идти вместе? Я имею в виду, даже великие вещи могут ломаться.

– Этот мост никогда не упадет, – заверила Наранпа, разглядывая адепта. Она понятия не имела, так ли это, но сейчас было не время придираться к словам. Судя по вьющимся волосам и широко расставленным глазам, адепт был родом с южной части континента, но люди часто перемещались из одной части страны в другую, женились, как им того хотелось. Лучше всего было, конечно, не допускать этого, особенно если учесть, что у адептов могло хватить смелости подвергнуть сомнению неизменность структур Товы.

– Откуда ты? – спросила Наранпа.

– Приношу глубочайшие извинения, Жрец Солнца. Я из маленькой деревушки, о которой вы и не слышали. Она находится на юге отсюда, на берегу притока реки Товагеш, который мы за его изгибы называем Маленьким Седуу – маленьким старичком. – Лицо адепта залила краска от смущения за эту провинциальность. – Я намереваюсь изучить целительство и вернуться домой.

– Как тебя зовут?

– Квайя.

– Это похвально, Квайя. Не каждому суждено остаться навсегда в башне. Ты знаешь, что Седуу звучит в Тове как Седох?

– Да, Жрец Солнца. Мы не настолько отличаемся, хотя… – Короткая заминка и вслед за этим поспешное: – Я никогда не пойму, как вы, тованцы, здесь живете. Мой дом находится на равнине, и мне кажется, строить там намного практичнее. Внизу – прекрасная река. – Взгляда под ноги уже не требовалось. – Почему бы не построить город там?

– Когда-то так и было, по крайней мере, по рассказам историков. Эти старинные постройки до сих пор используются в квартале Титиди. – И в Утробе, но этого упоминать она не стала. – Но наши предки, я полагаю, начали строить среди скал, чтоб защититься от ваших, – обронила Наранпа с терпеливой улыбкой. – Они были фермерами, и южане на равнине нападали на них. Кроме того, мы желали быть ближе к небесам. – Она обвела рукой окружающий пейзаж.

Короткий испуганный вздох сорвался с губ адепта.

– Мне так жаль. Я по поводу нападений.

– Уверяю тебя, все забыто. – Но даже когда она говорила это, перед глазами все стояли воспоминания о том, как отец проклинал жителей равнин, называя их ворами и варварами. Даже в объединенном городе старые предрассудки умирали очень медленно.

На лице адепта светилось сомнение.

– Не забывай, что в небесной башне наши взоры обращены к небу. Наш долг изучить узоры на небе так, чтобы их можно было повторить на земле.

– Но вы говорите об ордене гаваа, а я из сээги.

– Разве целители не смотрят на небеса, чтоб разгадать недуги своих пациентов?

– Да, конечно. – Согласие было очень поспешным. – Я просто…

Их ноги ступили на землю Одо, и мост неподвижно замер. С губ Квайи сорвался взволнованный вздох. Наранпа сочувствующе похлопала адепта по руке, получив в ответ облегченный кивок.

– Сегодня осталось пройти пять мостов. – Она надеялась, что адепт выдержит.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросил Хайсан, когда она присоединилась к идущим впереди шествия жрецам. Наранпа знала, как сильно он ненавидит любые отступления от сложившегося порядка.

– Разумеется, – заверила она его. – Просто одному адепту надо было отвлечься.

Хайсан нахмурился и оглянулся на хвост процессии.

– Это адепт Абы. Пусть бы она его и утешала.

– Все в порядке, Хайсан. Орден раздает нам обязанности, а не командует нашими сердцами. Я видела, что адепту нужна помощь, вот и все.

– Но…

– Довольно. Я буду утешать тех, кого захочу. А теперь будь внимателен. Мы приближаемся к самому Одо.

Одо был унылым и зловещим местом. Будучи старейшим из Созданных Небесами кварталов Товы, одновременно он был домом клана Черных Ворон. Те были одними из первых, кто поселился в городе в облаках, но время их господства давно прошло. Теперь уже другие кланы удерживали большую часть власти в городе, а Одо отныне просто терпели или жалели. Их существование было уроком для любого, пожелавшего бросить вызов Наблюдателям, и того, кто станет его последователем. Одо сливался с городом, но не был его частью. Одо терпели, но не любили, и Наранпа как никто другой понимала это.

Мост привел их гораздо ниже главного входа, так что для того, чтобы добраться до основного района, пришлось подняться по старой и истертой каменной лестнице. Шествие поднялось к вершине, и перед ним предстал дом Черных Ворон. Этот квартал славился мягкими вулканическими породами, из которых и строили дома. Когда Черные Вороны впервые поселились здесь, дома вырезались прямо в высоких скалах, и, пока они шли по главной дороге, Наранпа то и дело замечала древние строения, прячущиеся в боковых переулках или скрывающиеся между более новыми постройками. Многие дома были возведены из неровных кирпичей, добытых и изготовленных из такой же вулканической породы, только привезенной из-за пределов Товы. Сами же дома сейчас были отделаны деревом, либо обгоревшим, чтобы соответствовать черным кирпичам, либо – на богатых домах и фронтонах магазинов – окрашенным в багрово-красные тона. А еще все было украшено вороньим мотивом – особым вороньим черепом, что был выткан на знаменах, висевших на стенах, и вырезан на перемычках над дверями.

Толпы людей высыпали на улицы и замерли у своих черных домов, чтобы посмотреть на невиданную процессию. Большинство жителей было одето в традиционную тованскую одежду. Тканые юбки у мужчин и женщин или, только у мужчин, длинные набедренные повязки, свисавше до икр, носимые с крагами зимой или без них – в теплую погоду. Многие, особенно наиболее состоятельные люди клана, носили обозначавшие их ранг пояса. У большинства они были сплетены из шнура, у некоторых – сделаны из кожи и меха, расшитого бисером, и лишь у матроны и прочих членов Великого Дома фартуки и плащи были созданы из черных перьев или шкур черного ягуара, выдубленных и отполированных для красоты. Ветер пробирал до костей, так что на многих были меховые накидки или шкуры. Иные же решили бросить вызов холоду, чтобы явить тела с вырезанными на них хааханами, наносимыми кланом Вороны на кожу.

– Черные здания и черные взгляды, – пробормотал Хайсан себе под нос, так что это услышали лишь четыре жреца. – Такое начало дня не сулит ничего хорошего.

– Разумеется сулит! – так же тихо поправила его Наранпа. – Разве наши предки не учили, что все существует в двойственности, ученый? Земля и небо, лето и зима? А среди кланов – блеск Беркута должен уравновешиваться тенью Черной Вороны. Как огонь Крылатого Змея противостоит Водомерке.

– Это правда, – смиренно вздохнул он. – И все же Одо весьма беспокоит меня.

– Они нам не рады, – пробормотала Аба.

Разумеется, она была права. Они оба были правы.

– Почему это тебя удивляет? – спросила Наранпа. – Они винят нас в Ночи Ножей. И эту рану мы тоже должны залечить.

– Не собираюсь я ничего залечивать! – запротестовала Аба. – Меня и в живых-то тогда не было, так что я не могу отвечать за Ночь Ножей. Не знаю я, почему они меня ненавидят.

– Никого из нас не было, – согласилась Наранпа. – Кроме Хайсана, но он тогда был еще дитя. Но, живыми или нет, мы несем это бремя.

И все мы пожинаем плоды, подумала она, но решила, что лучше не произносить вслух что-то столь сомнительное.

В то время жрецы считали, что Ночь Ножей – жестокий разгром ереси, поднимающей голову в Одо, – необходима. Призыв к Ночи Ножей был сделан предшественником Кьютуэ, и, как думала Наранпа, по этой причине Кьютуэ и сделал все возможное, чтобы разделить власть с другими орденами. Конечно, сам он не говорил этого Наранпе, но об этом можно было догадаться. Пережитое в молодости преследовало его. Сотни погибли от рук тцийо. Черные Вороны были жителями Товы, членами одного из священных Созданных Небесами кланов Товы. И все же в них видели врагов жречества и убивали без жалости. Ночь Ножей была раной, что мучила город, раной в самом его сердце, и она изменила Тову, так что это до сих пор отзывалось в ней.

Но ужасная правда заключалась еще и в том, что жестокость произвела разрушительный эффект. Она посрамила Черных Ворон, отбросив клан на несколько поколений назад и заставив их подпольно поклоняться старому богу. По крайней мере, до недавнего времени, когда вновь поползли слухи о возрождении культа.

– О, наконец-то! Приближаемся к Великому Дому! – сказал Хайсан, когда они вышли на широкую аллею, расходившуюся на юге в разные стороны. – Посмотрим, встречает ли нас матрона клана.

Первая проверка, – подумала Наранпа. – Если Черные Вороны не выйдут поприветствовать наше шествие, это будет страшное унижение и верный знак того, что на самом деле мы враги.

Но, к великому облегчению Наранпы, матрона Черных Ворон, ожидая их, вышла навстречу.

Ятлиза была высокой и болезненно худой. На ней было длинное облегающее платье из шкуры пантеры, блестящая накидка из вороньих перьев изыскано спадала с плеч на землю, шею же обхватывал обрамляющий величественное лицо воротник из перьев редкого красного ары. Волосы были распущены по спине и украшены кусочками слюды, что ловили утренний свет, и на мгновение Наранпа почувствовала, как у нее в душе вновь зашевелился старый страх перед теми, кто родился в Созданных Небесами кланах. Как ты вообще можешь смотреть на такую женщину, как эта, и не думать, что она лучше тебя, что она пришла из другого мира, что она сама была звездой, сошедшей с небес?

Но ты была избрана! – напомнила себе Наранпа. Пусть кланы, Созданные Небесами, и состоят из властителей мира, но Кьютуэ поверил, что ты – будущее Наблюдателей. Без тебя не будет мира, и владения всех правительниц падут. Не забывай об этом.

Но помнить это было очень тяжело, даже болезненно. Она почти чувствовала, как осуждают ее другие жрецы. Тревога Хайсана за то, что она нарушает сложившийся порядок вещей, едва скрываемое презрение Абы, а Иктан… ну, Иктан – ее друг и никогда не осудит ее, но иногда она задавалась вопросом, не думает ли Иктан, что Наранпа не в себе, – пусть он и не говорит об этом.

После обмена несколькими заученными словами приветствий и восхвалений, с которыми, как показалось Наранпе, она справилась довольно хорошо, процессия снова двинулась в путь, направляясь в следующий квартал. Они нетерпеливо пересекли короткий мост, ведущий в Кун, и оставили за спиной черные здания и черные взгляды Одо.

Солнце к тому времени поднялось уже высоко, утренний мороз почти рассеялся, и утро стало хоть и свежим, но уже не особо противным. Словно почувствовав, что их западные соседи не оказали жреческому шествию восторженного приема, квартал Кун и клан Крылатого Змея приготовились к встрече всерьез. Едва шествие ступило на землю, в собравшейся толпе послышались хвалебные возгласы. Хайсан одобрительно хмыкнул, а Аба довольно засмеялась. Наранпа же почувствовала прилив признательности и ответила своим спутникам благодарным кивком. Возможно, теперь они не будут считать ее идею настолько уж глупой.

Она повернулась к Иктану, но он молчал под своей маской. Горожане радостно выкрикивали восхваления жрецам, размахивая зелеными лентами или танцуя под выстукиваемые барабанщицей, возглавляющей их процессию, ритмы, – так, что маленькие колокольчики звенели у них на коленях. После похоронного марша Одо это был настоящий праздник.

– Это излишне, – прошептал шагающий рядом Иктан. Наранпа вздрогнула. Он редко разговаривал на публике.

– Что? – спросила она, перекрикивая шум пения и приветствий.

– Закрытие – торжественный день, а не день празднований. Пусть Черные Вороны и вели себя немного угрюмо, но их поведение было более приличным, чем это. Что они вообще творят?

Она пожала плечами, раздраженная его словами.

– Возможно, они просто рады видеть нас и благодарны нам за нашу службу.

– И что же это за служба, Нара?

– Разве Кьютуэ не родился Крылатым Змеем до того, как присоединиться к небесной башне? – Для нее это было доказательством их общей истории, но едва эти слова сорвались с губ, как она поняла, что Иктан воспринял это плохо.

– Мы предназначены оставить в стороне всякое родство, едва войдем в двери небесной башни, – мрачным голосом сказал он. – Мы не должны оказывать поддержку нашим родовым кланам, а они не должны помнить нас. Иначе мы станем открытыми для подкупа. Но существует же наш долг перед небесами, не так ли? Они, в отличие от людей, постоянны. Незыблемы. – На последнем слове в голосе явно прозвучал сарказм.

– Не сейчас, Иктан. Пожалуйста. – Она уже свыклась с его цинизмом, но сегоднящний день должен был стать триумфальным. Могла же она хотя бы чуть-чуть получить удовольствие?

Она отвернулась от него и вновь обратила взор к толпе, намереваясь насладиться триумфом, но какая-то часть радости от встречи с приветствующим ее кланом исчезла, и к ней вновь вернулись старые тревоги.

Матрона Крылатых Змеев, Пейана, спустилась из Великого Дома, чтобы поприветствовать их на дороге. Она была столь же элегантна, как и Ятлиза, но от Пейаны исходили какие-то эманации, какая-то живость, которой не хватало Матроне Черных Ворон. В честь торжества на встречающей было надето платье из переливающейся чешуи крылатого змея, которое при ходьбе колыхалось, как собственная кожа, а на плечах у нее была мантия из ярко-зеленых и синих перьев, прошитых красными и желтыми нитями. Волосы же были уложены в два рога на макушке, а от ушей зеленым пламенем стекали нефритовые серьги.

После обмена церемониальными приветствиями шествие вскоре покинуло Кун, и вскоре у их ног был мост, ведущий к Солнечной Скале.

– Разве мы не пройдем через весь квартал? – спросила Аба.

– Кун – самый большой квартал Товы и простирается вниз по склонам скал, – ответил Хайсан, прежде чем Наранпа успела хоть слово сказать. – Попытаемся пройти его полностью – и это займет весь день! Если же мы пересечем реку здесь, то попадем в северную часть города в Восточных кварталах, где расположены лишь фермы. Там, конечно, нет необходимости проходить шествием, да и единственный путь в кварталы Созданные Небом, будет лежать через Утробу. – Он театрально содрогнулся.

– Мы переправимся через Товаше в Титиди через Солнечную Скалу, – добавила Наранпа. – Тогда мы пройдемся по Титиди и Тсаю и сможем вернуться в Отсу до заката. – Выпад Хайсана она старательно пропустила мимо ушей.

Солнечная Скала представляла собой плато на высоте двести футов[4], расположенное отдельно, в центре города. У ее склонов мчала воды река Товаше – дарующая жизнь артерия Товы. Ни один из кланов не правил на этой скале, и люди появлялись здесь лишь в церемониальные дни и в дни сбора Совета Ораторов.

Хоть переправа по этому мосту и была самой долгой, но прошла она без происшествий. Наранпа беспокоилась, как себя чувствует адепт из южных низин, но спрашивать об этом не стала. Долгий день начинал ее утомлять, и ей хотелось отдохнуть. Возможно, если бы Аба не смотрела столь осуждающе, она бы даже рискнула снять обувь и растереть ноги.

После великолепия Одо и Куна Солнечная Скала казалась пустынной и заброшенной. В двадцати шагах от моста поверхность земли была срезана, обнажая огромную круглую площадку. Чем-то она напоминала круглые жилища Великих Домов, принадлежащих кланам, но, в отличие от них, была открыта звездам подобно обсерватории на крыше небесной башни. По крутым ступеням, ведущим вниз, выстроились скамейки, и, когда шествие двигалось мимо восточного входа, Наранпа приказала остановиться.

Она услышала, как за ее спиной облегченно вздохнули адепты. В амфитеатр она шагнула первой, а остальные последовали за ней, располагаясь на скамьях и требуя воды у прислуги.

Следовавшая за шествием прислуга поднесла корзины, полные маисовых лепешек, оленины и фляг с водой, и принялась раздавать еду. Наранпа заметила, как женщина с барабаном, возглавлявшая шествие, размяла руки, прежде чем принять воду у девушки в коричневом одеянии прислуги.

Еще один одетый в коричневое слуга подошел к Наранпе, она рассеянно полезла в предложенную им корзину и совершенно не заметила, как он выхватил из рукава нож. И заметила блеск обсидианового клинка, лишь когда тот рванулся к ее груди. Она закричала, но было слишком поздно.

Внезапно кто-то дернул ее назад, она упала с каменной скамьи, ударившись головой о лавку позади себя, да так, что сотрясение прошло по всему телу. Зрение затуманилось, она инстинктивно замолотила руками, пытаясь отбиться от того, что, или кто, как она была уверена, пытается ударить ее. Но руки ее попадали только по воздуху, и к тому времени, как она достаточно успокоилась, чтобы разглядеть, что происходит, она поняла, что именно Иктан и оттащил ее назад.

И он занял ее место.

И нож его уже торчал в горле обряженного в коричневое слуги.

Наранпа только и могла, что хватать ртом воздух.

А потом кто-то закричал. Кто-то из адептов.

Наранпа с трудом встала, и к ней тут же протянулось множество рук, чтобы помочь, – как раз в тот момент, когда Иктан позволил телу несостоявшегося убийцы упасть на землю.

– Обыскать их, – лаконично приказал тцийо, и Наранпе потребовалось некоторое время для того, чтоб понять, что он обращается к двум адептам своего ордена. Перепуганная прислуга пороняла корзины и, пытаясь доказать свою невиновность, вскинула руки, пока будущие тцийо сновали вокруг них, по-деловому осматривая корзины и разыскивая оставшееся оружие.

– Небеса и звезды, – выдохнула Аба, хватая Наранпу за руку. – Ты в порядке?

Наранпа вцепилась в свою маску, срывая ее. Пусть делать это на людях было не принято, но ей не хватало воздуха, да и видеть ее сейчас могли только ее люди. Нет. Не только ее. Кто-то проник к ним и пытался ее убить.

– Кто это был?! – выпалила она, подходя к Иктану и лежащему рядом с ним мертвецу.

– Не стоило сразу убивать его, – пробормотал, приблизившись, Хайсан. – Теперь мы не сможем его об этом спросить.

– А также почему он это сделал! – на одном дыхании выпалила Аба из-за плеча Наранпы.

Наранпа оглянулась на девушку. Она тоже сняла маску, лицо ее раскраснелось от волнения, и Наранпа с трудом сдержалась, чтоб не дать ей пощечину. Аба слишком молода, напомнила она себе. И глупа, несмотря на то что пришла к власти.

– Нет необходимости спрашивать об этом, – тихим и размеренным голосом обронил Иктан. Он только что убил человека, только что спас ей жизнь, но уже был настолько спокоен, словно вышел на неторопливую прогулку.

Наклонившись, тцийо сорвал одежду с убийцы, обнажив его шею и грудь.

Наранпа судорожно вздохнула.

На теле виднелся вырезанный и окрашенный красным знак, который они уже видели этим утром на знаменах и над дверями – череп Черной Вороны.