Читать книгу Безжалостные клятвы - Ребекка Росс - Страница 5
Часть первая
Магия никуда не делась
3
У каждой истории две стороны
ОглавлениеДорогой Китт!
В последнее время я вся соткана из сожалений.
Каждое утро, стоит мне очнуться от серого забытья без сновидений, я думаю о тебе. Где ты сейчас? Может, тебе больно или страшно? Может, ты голоден? На земле ты или в подземном мире? Может, Дакр заковал тебя в цепи в самом сердце планеты, так глубоко в своих владениях, что у меня нет ни малейшего шанса отыскать тебя?
Если бы я только не отпустила твою руку в тот день! Я должна была остаться с тобой, когда мы помогали солдатам на холме. Я должна была догадаться, что рядом был не ты, а мой брат. Если бы я сделала хоть что-то из этого, сейчас мы бы были вместе.
Входная дверь открылась.
Айрис затаила дыхание и прекратила печатать. Но она узнала шаги Фореста, поспешно поднялась с пола и вышла из спальни, чтобы встретить брата.
Он стряхивал капли дождя с плаща и ботинок. Вечерело, а Айрис даже не знала, куда он ходил. Она словно отрывала корку с полузажившей раны. Когда мама возвращалась домой поздно ночью, Айрис точно так же волновалась за нее, но ничего не делала.
Еще одно сожаление.
Форест шмыгнул носом и замер, а потом повернулся к Айрис. Его лицо блестело от дождя.
– Ты что, сигары курила? – спросил он, не в силах скрыть изумления.
Айрис поморщилась. Надо было лучше проветрить квартиру.
– Нет.
– Значит, тут кто-то был? Кто? С тобой все хорошо?
– Да. То есть нет. – Она потерла бровь. Что сказать Форесту? – Заходил мой свекор. Спрашивал о Романе. О том, где он сейчас.
Форест тяжело вздохнул. Заперев дверь, он подошел к кухонному столу и поставил на него бумажный пакет – судя по запаху, ужин.
– И что ты ему сказала? – настороженно спросил он.
– Что Романа нет в Оуте. О Дакре я ничего не говорила.
Форест достал два сэндвича, завернутых в газету. Айрис видела, как брат стиснул зубы, словно обдумывал, что сказать.
– Вот, поешь, – наконец произнес он и выдвинул стул. – Взял твой любимый.
Айрис села за стол напротив брата и развернула сэндвич. И правда ее любимый – ржаной хлеб с индейкой и красным луком. На сердце у нее потеплело, пока взгляд не упал на кусочек маринованного огурца на хлебе. Она с трудом проглотила подкативший к горлу комок. Снова нахлынули воспоминания о Романе, о том дне, когда они сидели на скамейке в парке и она впервые разглядела, какой он на самом деле.
Ужинали они в тишине. Айрис обнаружила, что брат вообще стал очень молчаливым. Собственно, они оба теперь часто молчали, погружаясь в свои мысли. Она даже удивилась, когда Форест резко нарушил эту неловкую тишину.
– Прости, что меня не было дома, когда ты пришла. – Он помолчал и смахнул крошки с рубашки. – Был на собеседовании, пытался найти работу.
Айрис удивленно вскинула брови.
– Форест, это же прекрасно. Хочешь вернуться в часовую мастерскую?
– Нет. – Он покачал головой. – Там будут задавать много вопросов. В мастерской знают, что я ушел добровольцем на фронт, и я не хочу объяснять, что потом случилось.
Айрис все понимала. Но при этом ей не хотелось, чтобы брат скрывался и начинал все с чистого листа только потому, что Дакр вцепился в него и манипулировал, словно марионеткой.
Она хотела это сказать, но передумала.
Форест посмотрел на нее.
– Что такое?
– Ничего. Просто… горжусь тобой.
Лицо Фореста исказилось, словно он старался не заплакать, и Айрис поспешила легонько его пожурить:
– Но ты в следующий раз оставляй записку, что скоро придешь. Чтобы я не волновалась. Я сегодня пришла с работы пораньше… Хелена дала нам с Этти выходной, и…
– С чего это она дала вам выходной? – перебил Форест, предчувствуя надвигающуюся бурю.
Айрис прикусила язык. «Что ж, – подумала она. – Нет смысла оттягивать неизбежное».
– Айрис?
– Хелена попросила нас с Этти вернуться на фронт.
– Ну еще бы. – Форест положил сэндвич. – Ты всего две недели как дома, а она снова отправляет тебя на войну!
– Это моя работа, Форест.
– Ты моя сестра! Моя младшая сестренка, которую я должен был защищать! – Он провел рукой по мокрым волосам, сжав губы в тонкую линию. – Зря я бросил вас с мамой. Нужно было остаться дома, тогда бы ничего этого не случилось!
«Этого».
Фореста ранили, и Дакр исцелил его, чтобы он сражался на стороне врага. Мама запила и попала под трамвай, когда возвращалась домой пьяная. Айрис ушла на фронт военным корреспондентом, и во время обстрела ее едва не разорвало на куски взрывом гранаты.
Все так безнадежно запуталось, и одна нить переплеталась с другой.
– Зачем ты уходил? – спросила Айрис так тихо, что Форест мог и не услышать.
Отчасти она уже знала ответ: брат записался в армию, потому что однажды, возвращаясь домой с работы, услышал, как Энва играла на арфе. Ее песня донесла до него правду о войне и пронзила в самое сердце. Слушая ее, Форест видел перед собой окопы, словно сам был там. Видел, как Дакр оставлял за собой разрушения, уничтожая деревни. Видел дым, кровь и пепел, падающий как снег.
– Ты имеешь в виду, за что я сражался? – уточнил он.
Айрис кивнула.
Форест молчал, покусывая заусенец.
– Я сражался за нас, – наконец ответил он. – За твое будущее. И за мое. За людей на западе, которым нужна была помощь. Не за Энву. Она ни разу не появилась на поле сражения. Заставила записаться на фронт и ни разу не повела нас в бой.
– И я пишу ради того же, – сказала Айрис. – Зная об этом… ты все равно попытаешься удержать меня дома?
Форест вздохнул. Вид у него был измученный. Он потрогал живот. Айрис знала, что он коснулся шрама.
Болят ли его старые раны? В него попали три пули, две из которых задели жизненно важные органы.
«Он должен был погибнуть, – подумала Айрис, чувствуя озноб. – Я не знаю, благодарить ли мне Дакра за то, что спас Фореста, или проклинать за то, что обрек жить с этими болезненными шрамами?»
– Твои раны, Форест, – произнесла Айрис, поднимаясь из-за стола.
Она хотела облегчить его страдания, но не знала, что делать. Правда, Форест вообще не хотел, чтобы она знала о его шрамах.
– Все нормально. – Он откусил сэндвич, но лицо его побледнело. – Айрис, сядь и поешь.
– Ты не думал сходить к врачу? – предложила она. – Лишним не будет.
– Мне не нужен врач.
Айрис снова опустилась на стул. Эти две недели она старалась не давить на Фореста и придерживала большую часть вопросов при себе. Но теперь она собирается уехать, даст Форест ей добро или нет. Она отправится к Дакру – к Роману, – и ей нужно знать больше.
– Но шрамы все время болят? – спросила она.
– Нет. Не беспокойся обо мне.
Айрис ему не поверила. Она знала, что он часто себя плохо чувствует, и эта мысль причиняла ей боль.
– Форест, давай сходим к врачу вместе?
– И что мы ему скажем? Как объясним, что я выжил при таких смертельных ранениях? Как исцелился, когда должен был умереть?
Айрис отвернулась, чтобы скрыть подступившие слезы.
Форест замолчал. Его лицо вспыхнуло, словно ему стало стыдно за эту вспышку гнева.
– Посмотри на меня, Цветочек, – прошептал он.
Прикусив щеку, она подняла на него взгляд.
– Я знаю, что ты думаешь о Романе. – Он сменил тему разговора так резко, что удивил ее. – Знаю, что беспокоишься о нем. Но очень вероятно, что он у Дакра. Дакр исцеляет его раны, разрывает все его старые связи – с семьей, с жизнью в Оуте, с мечтами. С тобой. Со всем, что помешает Роману служить Дакру и что может побудить его сбежать, как это сделал я.
Айрис заморгала. По щеке покатилась слеза, и девушка поспешно смахнула ее, взглянув на шею брата. Он так и носил мамин медальон. Именно этот медальон придал ему сил и помог вырваться из хватки Дакра.
– Хочешь сказать, что Китт не вспомнит меня?
– Да.
У Айрис внутри все сжалось. Дышать стало больно, и она потерла ключицу.
– Я думаю, он не забудет.
– Слушай меня. – Форест наклонился к ней через стол. – Я знаю об этом больше тебя. Я знаю…
– Сколько можно это повторять?! – воскликнула она, не в силах сдержаться. – Говоришь, что больше знаешь, но ничего не рассказываешь. Только какие-то обрывки. Если бы ты просто был откровенен со мной – все без утайки рассказал, – тогда, может, я бы поняла!
Форест молчал, но взгляд не отводил. Гнев Айрис был подобен вспышке, яркой, но недолгой. Она ненавидела ссориться с ним. Она осела на стуле, словно у нее не осталось сил.
– Я не хочу, чтобы ты возвращалась на фронт, – наконец сказал Форест. – Там слишком опасно. Ты ничем не поможешь Роману. Лучше останься дома, в безопасности, как он бы того хотел. Он не вспомнит тебя – а если и вспомнит, то очень нескоро.
Брат завернул в газету остатки сэндвича и выбросил в мусорное ведро. Разговор был окончен.
Форест ушел в спальню мамы, которую занял по возвращении домой. Дверь он прикрыл тихо, но Айрис все равно вздрогнула. Она завернула остатки сэндвича и положила в холодильник, а затем пошла в свою комнату. Посмотрела на печатную машинку, стоявшую на полу так, как она ее оставила, с повисшим на валике листом бумаги. На недописанное письмо Роману.
Айрис не знала, зачем она пишет ему. Машинка была самая обычная; магическая связь между ней и Романом разорвалась. Однако она все же вытащила лист бумаги и сложила его. Просунула под дверцу платяного шкафа и подождала.
Когда она открыла дверь, все оказалось, как она и ожидала. Письмо лежало в тени на полу.
* * *
Айрис проснулась посреди ночи от звуков музыки.
Дрожа, она села в постели и прислушалась. Одинокая скрипка играла негромко, но пронзительно, возвышаясь до крещендо. Под дверью спальни мерцал свет, разгоняя темноту, и чуть пахло дымом. Происходящее показалось ей знакомым, словно Айрис уже проживала эти минуты. Она выскользнула из кровати, привлеченная музыкой и едва уловимым ощущением уюта.
К своему изумлению, в гостиной она увидела маму.
Эстер сидела на диване, закутавшись в любимый фиолетовый плащ и положив босые ноги на кофейный столик. Ее голова была откинута, глаза закрыты; между пальцами тлела сигарета. Темные ресницы выделялись на бледном лице. Она слушала музыку и выглядела умиротворенной.
Айрис с усилием сглотнула. А когда заговорила, голос у нее дрожал.
– Мам?
Эстер распахнула глаза и с улыбкой посмотрела на Айрис сквозь клубы дыма.
– Привет, дорогая. Посидишь со мной?
Айрис кивнула и села рядом с мамой на диван. В голове стоял туман и смятение. Ей нужно было что-то вспомнить, но она не могла понять, что именно. Видимо, она сильно хмурилась, потому что Эстер взяла ее за руку.
– Отпусти все мысли, Айрис, – сказала она. – И просто слушай музыку.
Напряжение в плечах ослабло, и Айрис позволила мелодии струиться сквозь нее. Она даже не осознавала, насколько ей не хватало музыки, как скучна была жизнь без звука струн.
– Но мы же нарушаем закон канцлера? – спросила Айрис. – Когда слушаем струнные инструменты?
Эстер затянулась сигаретой; в тусклом свете ее глаза горели, словно угольки.
– Думаешь, такая прекрасная музыка может быть незаконной?
– Нет, мам, но я подумала…
– Просто слушай, – прошептала Эстер. – Вслушайся в мелодию, дорогая.
Айрис оглядела комнату и заметила на буфете радио бабушки. Музыка лилась из маленького динамика так отчетливо, словно скрипач стоял в гостиной. Увидев радиоприемник, Айрис радостно подскочила.
– Я думала, мы потеряли его насовсем. – Она дотронулась до ручки регулятора.
Ее пальцы прошли сквозь аппарат. Она изумленно смотрела, как радио превратилось в лужицу серебристого, коричневого и золотистого оттенков. Музыка стала нестройной, смычок заскрежетал по чересчур туго натянутым струнам. С широко распахнутыми глазами Айрис обернулась и увидела, что Эстер начала исчезать.
– Мама, постой! – Она кинулась к ней. – Мам!
От Эстер осталось лишь фиолетовое пятно, сотканное из дыма и пепла. Айрис снова закричала, пытаясь удержать мать:
– Не уходи! Не бросай меня!
Голос надломился из-за рыданий. Казалось, что в груди у нее разверзся целый океан и легкие тонут в соленой воде. Она охнула, когда теплая рука на плече внезапно, словно якорь, потянула ее на поверхность.
– Айрис, проснись, – прозвучал глубокий голос. – Это всего лишь сон.
Она испуганно открыла глаза. Поморгала от яркого серого света и увидела Фореста, сидящего на краю кровати.
– Это всего лишь сон, – повторил брат, хотя выглядел не менее потрясенным. – Все хорошо.
Айрис сдавленно всхлипнула. Сердце бешено колотилось, но она кивнула, медленно приходя в себя. Однако образ Эстер не выходил у нее из головы, будто выжженный на веках. Она вдруг поняла, что впервые за две недели увидела сон.
– Форест, который час?
– Полдевятого.
– Черт! – Айрис резко подскочила. – Я опаздываю на работу.
– Не спеши. – Форест убрал руку с ее плеча. – И когда ты начала ругаться?
«Когда ты ушел на войну», – подумала она, но вслух не сказала, ведь правдой это было лишь отчасти. Нельзя винить брата за слова, слетающие с ее губ.
– Оденься по погоде. – Форест поднялся с кровати и бросил на нее многозначительный взгляд. – На улице гроза.
Айрис посмотрела в окно. По стеклу стекали капли дождя, и она поняла, что проспала потому, что было пасмурно. Она быстро натянула льняное платье на пуговицах и зашнуровала армейские ботинки. Делать прическу времени не было, и она просто на ходу пальцами расчесала узлы в волосах. Схватив сумочку, плащ и пишущую машинку, надежно спрятанную в черном футляре, она выбежала из спальни.
Форест стоял у входной двери с чашкой чая и печеньем.
– Проводить тебя? – спросил он.
– Не нужно. Я на трамвае поеду, – ответила она и удивилась, когда он протянул ей чай и печенье.
– Это чтобы поддержать силы.
Таким образом он извинялся за вчерашнее.
Айрис улыбнулась. Почти как в старые добрые времена. Одним глотком она осушила чуть теплый чай, отдала брату чашку и взяла печенье. Форест открыл ей дверь.
– Буду дома к половине шестого, – сказала она и вышла, вдохнув влажный утренний воздух.
Форест кивнул, но все так же стоял в дверях с обеспокоенным видом. Айрис чувствовала, как он смотрел ей вслед, пока она спускалась по скользким ступенькам.
Она съела печенье прежде, чем то успело размякнуть под дождем, и помчалась к трамвайной остановке. В вагоне было не протолкнуться, люди укрывались от непогоды по пути на работу. Айрис стояла в конце и не сразу поняла, насколько было тихо. Никто не разговаривал и не смеялся, как обычно бывало в трамвае. Настроение было странным, неспокойным – наверное, из-за погоды, – но неуютное чувство преследовало ее до самой работы.
Айрис остановилась на тротуаре перед зданием «Трибуны», увидев надпись, написанную над дверьми. Яркая, словно кровь, краска стекала по кирпичам.
Где же ты, Энва?
Айрис вздрогнула и вошла в здание и только тогда ощутила всю тяжесть этих слов. Видимо, кто-то написал их ночью, ведь вчера надписи не было. Кто оставляет эти послания? В самом ли деле он хочет уложить Энву в могилу, мертвую или спящую? Может, этот незнакомец потерял на войне кого-то близкого? Может, ему надоело сражаться ради богов?
Айрис не винила незнакомца. Каждый день она испытывала противоречивые чувства, думая о том, что случилось с братом. И все из-за того, что Дакр пробудился, а Энва поведала правду о войне. Айрис ощущала ярость, печаль, гордость. И опустошение.
Она тоже задавалась вопросом: а где сейчас Небесная богиня? Почему Энва прячется? Неужели ее и правда пугают смертные, желающие ей гибели?
«Где же ты, Энва?»
Хотя кроваво-алая надпись встревожила Айрис, она ожидала, что «Трибуна» будет гудеть как улей. Ожидала, что редакторы будут печатать на машинках, что будет поминутно звонить телефон, а помощники – бегать туда-сюда с сообщениями. И что Этти будет работать над новой статьей, выпив уже три чашки чая.
Однако и редакция встретила Айрис мрачной тишиной.
Никто не шевелился, словно все превратились в изваяния, лишь дым, поднимавшийся от сигарет и пепельниц, струился сквозь тени. Айрис шагнула в скованное тишиной помещение, и дыхание сбилось от тревоги. Хелена стояла посреди редакции и читала газету. Рядом с ней стояла Этти, прикрывая рот ладонью.
– В чем дело? – спросила Айрис. – Что-то случилось?
Множество глаз уставились на нее, поблескивая в свете ламп. Одни смотрели с жалостью и состраданием, другие – с настороженностью. Однако Айрис смотрела на Хелену. Та опустила газету и встретилась с ней взглядом.
– Мне так жаль, малыш, – произнесла Хелена.
«Жаль чего?» – хотела спросить Айрис, но слова застряли в горле, когда начальница протянула ей газету.
Айрис поставила пишущую машинку и взяла газету. Хелена читала статью на первой полосе.
«Вестник Оута», где когда-то работала Айрис. Так странно было держать эту газету в подвале «Печатной трибуны». Это снова показалось ей сном, пока она не увидела статью, так сильно поразившую Хелену.
Заголовок был напечатан жирным черным шрифтом – заголовок, который Айрис никак не ожидала увидеть.
ДАКР СПАСАЕТ СОТНИ РАНЕНЫХ В АВАЛОН-БЛАФФЕ
от РОМАНА К. КИТТА
Айрис уставилась на его имя, напечатанное в газете. Имя, которое она уже не чаяла снова увидеть в заголовке.
Китт жив!
Но радость схлынула, когда она начала читать статью Романа. Ее пробил озноб. По телу побежали мурашки, лицо вспыхнуло. Фразы пришлось перечитывать по несколько раз, чтобы вникнуть в смысл.
У каждой истории две стороны. Вероятно, вы знаете одну, рассказанную с точки зрения богини, которая втягивала ваших невинных детей в кровопролитную войну. Но, возможно, вы захотите услышать и другую сторону? Ту, в которой ваши дети будут исцелены, а не ранены. Ту, в которой ваша земля возродится. Историю, не сведенную к музейным экспонатам и историческим фолиантам, к которым многие из нас даже не прикоснутся, но историю, которая еще пишется. Прямо сейчас, пока вы держите эту газету и читаете мою статью.
Ведь сейчас я на передовой, в безопасности среди войск Дакра. И я могу рассказать то, что вы жаждете узнать, с другой стороны.
– Нет, – прошептала Айрис. К горлу подступала желчь, обжигая грудь огнем.
– Мне жаль, Айрис, – повторила Хелена, и огонек в ее глазах потух. – Роман нас предал.