Читать книгу Сиреневое счастье - Регина Хайруллова - Страница 3

Дмитрий Иванович – высокий мужчина двадцати с небольшим лет – сидел в гостиной своей дальней родственницы Екатерины Максимилиановны Киндяковой. Он, как и всегда, был одет во фрак, а во рту держал дедовскую трубку, дым которой причудливо вихрился и поднимался. Тёмные волосы он тщательно зачесал, так что не выбивался ни один волосок, что выглядело если не забавно, так по меньшей мере странно в сочетании с торчащими в стороны усами. Глаза Дмитрия Ивановича флегматично скользили с болтливого собеседника на предметы дорогой мебели и обратно. Мысли его уплывали в сад, прилегавший к дому, где уже зацветала сирень, и дальше – в рощу, где его ожидала прекрасная незнакомка.

– Так придёте, Дмитрий Иваныч? – в сотый раз спрашивал Семён Ставрыгин противно высоким голосом.

– Не думаю, что там будет нечто новое.

– Так зачем же новенькое? Будут всё те же и всё то же. Лизонька, говорят, проберётся тайком, – сказал Семён Семёнович и подмигнул.

Дмитрий Иванович вздохнул и отложил потухшую трубку. Ставрыгин ужасно надоел, но отказать ему – всё равно, что запереть перед собой все знатные дома Симбирска. Ставрыгин – невзрачный и тощий дворянин, считавший, что будущее России давно не в руках дворянства и что надо покинуть эту страну как можно скорее. Однако он, к сожалению Дмитрия Ивановича, её не покидал, а продолжал нести чиновничью службу и обыгрывать Дмитрия в карты.

– Я что вспомнил, вас Екатерина Максимилиановна просила.

– Как? Меня? – Ставрыгин встрепенулся. Если к Дмитрию Ивановичу он относился фамильярно и порой пренебрежительно, то Екатерину Максимилиановну он по-настоящему уважал за её добродетели, ум и богатство.

Семён, не прощаясь, вышел из комнаты, а Дмитрий, довольный своим обманом, отправился в рощу, пока Ставрыгин не вернулся.

Дмитрий Иванович

Листья уже распустились, и от этого вековые деревья казались совсем юными. Птицы заливались пением, окрыляя всякого, кто их слышал. Тропинка, вдоль которой желтели лютики и блестела на солнце трава, свернула и вывела к скамеечке над самым обрывом, где росли кусты сирени. Отсюда открывался вид на могучую Волгу и строящийся мост, который должен был возвыситься над рекой и связать меж собой два берега.

Дмитрий поёжился от холодного ветра и внимательно посмотрел на скамейку, которая с недавних пор стала для него волшебной, ведь именно на ней появляется незнакомка.

Со спины – тень от сиреневой шляпки, изящный изгиб шеи, обнажённые золотоватые плечи, грациозные руки с тонкими аристократичными запястьями и узкая спина, обтянутая тонкой тканью. В профиль – прикрытый шляпой лоб, аккуратный нос и удивительная бледность лица, подчёркнутая едва красными губами; плавно вздымающаяся грудь, полуприкрытые платьем колени. Последнее Дмитрия удивляет и одновременно с этим будоражит. Из-под шляпки не вылетает ни локона, так что нельзя узнать, какого цвета её волосы, хотя Дмитрию кажется, что они непременно золотые. Незнакомка столь тонка и хрупка, что, когда дует ветер, Дмитрий боится, как бы она не улетела вслед за ним, как бы мираж не рассеялся. В такие моменты ему особенно сильно хочется обхватить её за талию и прикоснуться губами сначала к изящным запястьям, а после… Целовать её до скончания века, пока оба они не обратятся в пепел.

Незнакомка

Но одна красота не смогла бы надолго очаровать Дмитрия, потому он наслаждался тем, что девушка никогда не сидела просто так. Незнакомка проводила линию за линией, создавая противоположный берег, она касалась кистью, и весь нарисованный мир оживал и светился частичками её души. Она, что было для Дмитрия несомненным, любила искусство. Если бы не эта любовь, Дмитрий никогда бы не стал тратить время на незнакомку в откровенных нарядах, которым, конечно же, соответствует вполне определённая профессия.

По субботам или воскресеньям Дмитрий издали наблюдал за её движениями и молча восхищался, вопреки своей натуре, которая сразу требовала всё, что ей приглянулось.

Но завтра всё изменится.

А пока Дмитрий отправился к масонскому храму, прозванному в народе Статуйкой. Это была высокая беседка из красного кирпича. Храм украшали четыре портика и купол, над которым возвышалась фигура Иоанна Крестителя. Статуйку построил ещё в восемнадцатом веке его предок, и о ней ходило немало легенд. Поговаривали даже, что это вовсе не масонский храм, а часовня над могилой юной Киндяковой.

Дмитрию представилась его незнакомка, лежащая под этим огромным зданием, придавленная кирпичами и позабытая всеми, кого она когда-либо знала и любила. Одинокая, несчастная, обречённая оставаться на этом самом месте веками. Дмитрий встряхнул головой и повернулся, чтобы уйти, но, к своему несчастью, увидел Лизу Искоеву, которая в последнее время всё чаще появлялась рядом: то в роще, то у Ставрыгина, то у Екатерины Максимилиановны.

У Елизаветы – Лизоньки, как назвал её Семён, – плотное, малооформленное тело, которое не спасают даже корсеты. У неё толстые запястья, круглое лицо с застывшим выражением удивления: чуть приоткрытый рот и широко раскрытые глаза. Вздёрнутый нос её часто морщится, и от этого на подбородке появляется ямка. У неё рыжие кудрявые волосы, которые вечно выбиваются из причёски. Лизе лет пятнадцать, на вид примерно столько же, а вот по развитию не наберётся и на пять лет, в этом, по крайней мере, не сомневается Дмитрий.

– «Не узнавай, куда я путь склонила, в какой предел из мира перешла… О друг! Я всё земное совершила; я на земле любила и жила!» – процитировала она, склонив голову. – Ах, как красиво! Не правда ли, Дмитрий Иванович? – улыбнулась Лиза и восторженно посмотрела на Дмитрия.

– Совершенно ничего красивого. Зачем вы здесь? Давно призраков не видели?

– Ах, не пугайте меня, Дмитрий Иванович, – попросила Лиза.

– Почему же? Раз вы такая несмышлёная, то надо и напугать.

Лиза потупилась и покрылась румянцем. Дмитрию вспомнилась воздушная хрупкая красота незнакомки и её бледность, и румянец Лизы стал ему противен.

– Вы преследуете меня и краснеете всякий раз, как видите. Отчего это?

– Сегодня солнце печёт, – пробормотала девица и залилась краской ещё сильнее. – Я хотела спросить вас… – робко начала она, не поднимая глаз.

– Действительно, – Дмитрий поглядел на серое небо и усмехнулся. – Не обгорите, Лизавета, – бросил он и ушёл.