Читать книгу Игра в пятнашки - Рекс Стаут - Страница 3

В одну минуту седьмого я услышал шум лифта, в котором спускался Вулф, но был уже настолько погружен в дела, что не смог оторваться даже на секунду, чтобы повернуть голову и наблюдать за его появлением в кабинете. Я следил за ним на слух. Вот он приближается к столу, усаживается в кресле, рассчитанном на его вес четыре тысячи унций, устраивается поудобнее и нажимает на звонок. Вот с кряхтеньем тянется за книгой, которую читал и оставил двумя часами ранее, заложив ее фальшивой десяткой с автографом прежнего министра финансов, расписавшегося на ней красными чернилами в знак признательности за оказанные услуги. Затем я услышал, как Вулф обращается к Фрицу, когда тот принес пиво:

– Фриц, это ты оставил здесь деньги?

Естественно, тут уж я вынужден был вмешаться и оторвался от своих трудов:

– Нет, сэр, это я.

– Вот как? Благодарю, Фриц.

Вулф достал из ящика восемнадцатикаратную золотую открывашку, откупорил бутылку и налил пиво в стакан. Фриц удалился. Вулф дал немного осесть пене, но не до конца, и сделал два солидных глотка. Поставив пиво, он постучал пальцем по новеньким – не поддельным – купюрам, по-прежнему лежавшим веером под пресс-папье, и спросил:

– Ну? Что за вздор?

– Никак нет, сэр.

– А что же тогда?

И тут я с пылкой искренностью произнес:

– Я признаю, сэр, всю справедливость слов, сказанных вами в пятницу. Ну, относительно моих непомерных трудов и остатка на счете… Мне и вправду горько. У меня такое чувство, что я не вношу своего вклада в общее дело, в то время как вы по четыре часа в день обливаетесь по́том наверху, в оранжерее. Вот я сидел здесь и обдумывал все это… Нечасто на мою долю выпадают такие тягостные раздумья… И вдруг звонок в дверь. – На мое вступление Вулф отреагировал вполне предсказуемым образом: принялся читать, обратившись к отмеченному месту, но я продолжил: – На пороге стояла человеческая особь женского пола на третьем десятке, с потрясающими глазами, прекрасной фигурой, лакированными кожаными чемоданом и шляпной коробкой. Она громко заявила о своем знакомстве с домом, вами и мной, обнаружив завидную начитанность. Я привел ее сюда, и мы мило поболтали. Она не назвала своего имени – не сообщила о себе вообще ничего. Ей не нужен ни совет, ни информация, ни услуги детектива – решительно ничего. Все, что ей требуется, – это стол и кров на неделю. Причем столоваться она желает у себя в комнате. Ей приглянулась Южная, которая, как вам известно, располагается на одном этаже с моей. – Я слегка махнул рукой, изображая скромность, однако видеть этого Вулф не мог, поскольку не отрывал глаз от книги. – Вы, с вашим опытом и умом, наверняка уже вывели из моих слов, что я вынужден был согласиться. Она не только прочла обо мне, но и видела мою фотографию. Бедняжке хочется побыть рядом со мной. Как она выразилась, одну чудесную неделю. К счастью, деньжат у нее в избытке. Она заплатила за неделю вперед, по пятьдесят баксов за день. Вот откуда взялись эти деньги. Правда, я ничего ей не обещал, сказал, необходимо получить ваше согласие, и отвел ее в Южную комнату, где помог разобрать вещи, а потом запер. Там она сейчас и находится.

Он повернулся в кресле поближе к свету, практически спиной ко мне, я же невозмутимо продолжал:

– Она толковала о том, что ей надо где-нибудь перекантоваться до тридцатого июня. Там, где ее никто не найдет. Конечно, могла бы придумать объяснение получше. Никаких обязательств я на себя не брал, но готов пожертвовать временем и удобствами, если у меня будут привычные восемь часов сна. Похоже, девушка она образованная и утонченная. Возможно, захочет, чтобы я почитал ей вслух. Тогда придется позаимствовать у вас кое-какие книжки. Скажем, «Путешествие Пилигрима» и «Очерки Элии»[5]. Еще она кажется очаровательной и невинной. У нее чудные ножки. Если она нам понравится и мы с ней поладим, один из нас вполне мог бы на ней жениться. Но сейчас важнее другое: раз уж я таким ловким манером внес в наш бюджет свой вклад наличными, вы можете подписать мне новый чек взамен того, который я порвал в пятницу.

Я извлек новый чек из ящика, где он уже лежал наготове, встал и положил его Вулфу на стол. Тот отложил книгу, взял ручку с подставки, подписал чек и пихнул его ко мне. Затем обратил на меня взгляд, в котором читалась дружеская признательность.

– Арчи, – начал он, – представление получилось весьма впечатляющим. В пятницу я сгоряча не то сказал, а ты не то сделал, а fait accompli[6] в виде этого порванного чека загнал нас в тупик. Положение создалось щекотливое, но ты разрешил его восхитительно. Прибегнув к одной из характерных для тебя фантастически легкомысленных выдумок, ты обнажил всю абсурдность проблемы и таким образом снял ее. Превосходно и удовлетворительно.

Он достал банкноты из-под пресс-папье, сложил их в аккуратную пачку и протянул мне, заметив:

– Я и не знал, что в нашем неприкосновенном запасе есть пятидесятидолларовые банкноты. Убери-ка их лучше назад. Не люблю, когда разбрасываются деньгами.

Деньги я не взял:

– Не спешите. Нам светит заработок.

– Заработок?

– Да, сэр. Они не из сейфа. Они от посетительницы, как я и рассказал. В данный момент она находится наверху, в Южной комнате. Никаких фантастически легкомысленных и характерных выдумок. Она поживет у нас с неделю, если вы позволите. Привести ее сюда, чтобы вы определились?

– Еще не хватало! – возмущенно произнес Вулф и снова потянулся за книгой.

– Ладно, пойду приведу ее.

Я двинулся к двери, ожидая, что он остановит меня воплем, однако такового не последовало. Значит, он уверен, что это розыгрыш. Тогда я пошел на компромисс: заглянул на кухню и попросил Фрица зайти на минутку к нам в кабинет. Вулф даже не оторвался от чтения.

– Тут вот какая история, – обратился я к Фрицу. – Мистер Вулф полагает, будто я преувеличиваю. Наша гостья, которой ты относил коктейль в Южную комнату наверху… Она что, старая, изможденная, ущербная, страшная и кривобокая?

– Ну что ты, Арчи, – упрекнул меня Фриц. – Как раз напротив. С точностью до наоборот!

– Верно. Так ты запер ее там?

– Конечно. Я же отдал тебе ключ. И ты сказал, она, вероятно, будет обедать…

– Да-да, мы сообщим тебе. Ладно, на этом все.

Фриц метнул взгляд на Вулфа и, не дождавшись от него ни слова, вышел. Вулф выждал, пока не раздастся звук закрываемой кухонной двери, отложил книгу и процедил:

– Так это правда? – Судя по его тону, я ни больше ни меньше как напустил полную оранжерею насекомых-вредителей. – Ты действительно поселил женщину в моем доме?

– Вообще-то, не поселил, – запротестовал я. – Это слишком сильно сказано. И подразумевает, будто я преследую личные…

– Где ты ее взял?

– Я не взял. Говорил же вам: она сама пришла. Я ничего не выдумывал. Просто отчитывался.

– Выкладывай все снова. Только голые факты.

Сделать это было легче легкого. И не такие указания выполнять доводилось. Я в точности описал ему все случившееся, начиная с того, как открыл дверь и впустил девушку, и заканчивая тем, как запер гостью в Южной комнате. Вулф слушал меня, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, как и всегда во время подробных отчетов. Вопроса не задал ни одного – просто открыл глаза и рявкнул:

– Отправляйся наверх и верни ей деньги! – Потом посмотрел на настенные часы. – Обед через двадцать минут. Выпроводи ее из дому через десять. Помоги собрать чемодан.

Тут я заартачился. Оглядываясь назад, я признаю, что самым естественным было бы, как обычно, исполнить его распоряжение. В конце концов, я добился своего, достигнув сразу двух целей: влепил ему хорошенько за чертову привередливость при выборе работы и клиентов и к тому же получил новый чек взамен порванного. Девица сыграла уготованную ей роль. Так почему бы и не выгнать ее взашей? Но должно быть, что-то в ней, возможно то, как она укладывала вещи в чемодан, меня тронуло, так как я вдруг занял жесткую позицию.

Действуя в качестве его доверенного лица, заявил я Вулфу, я пообещал посетительнице, что он ее примет. Вулф только хмыкнул на это. Тогда я предположил, быть может, он сумеет разговорить ее, убедит отбросить таинственность, назваться и рассказать о своих неприятностях. Тогда нам светит гонорар, который позволит еще целый год выплачивать мне жалованье. Он снова хмыкнул.

– Ладно, – сдался я, – попробует бакаляу в другом месте. Возможно, в Восточном Гарлеме – там ведь полно португальцев. Не надо было мне заикаться об этом.

– Бакаляу? – переспросил он.

– Ага. Я случайно обмолвился, какое блюдо будет у нас на обед. Она спросила, что это такое, и я объяснил. Так она заявила, мол, соленую треску есть невозможно, как бы ее ни приготовили, пускай даже и по усовершенствованному вами и Фрицем португальскому рецепту. – Я пожал плечами. – Ладно. Все равно она может оказаться убийцей. Какая разница, если мы нарушим собственные правила, выставив ее из дому голодной до обеда? Ну, уломал я ее попробовать соленую треску, а теперь, выходит, должен выгонять ненакормленной? Кто я такой? – Я встал, взял семь пятидесятидолларовых банкнот со стола Вулфа и печально произнес: – Итак, мы возвращаемся к тому, с чего начали. Деньги ей придется вернуть. Значит, наш банковский счет я не пополнил и положение с моим чеком возвращается к прошлой пятнице. Выбора у меня нет.

Я потянулся к своему столу за чеком, который Вулф совсем недавно подписал, схватил его посередине большим и указательным пальцем за верхний край…

– Арчи! – взревел Вулф. – Не рви его!

До сих пор представления не имею, что́ ожидало бы квартирантку, останься решение за нами. Нежелание выгонять квартирантку из дому голодной, инстинктивная реакция на вызов, заключенный в утверждении о несъедобности соленой трески, и угроза порвать еще один чек возымели свое действие: девушку не выгнали до обеда. Более того, Вулф лично проинспектировал поднос, приготовленный для нее Фрицем.

При всем том никакого окончательного решения Вулф не озвучил, а мой вопрос оставил без внимания. Мы с ним обедали, как обычно, в столовой. Бакаляу с гарниром и овощами оказалась столь хороша, что на телятину меня уже не хватило, но орехового пудинга я все же отведал.

Когда было покончено с кофе и я последовал за Вулфом в кабинет, мне представлялось, что первым пунктом в повестке дня будет мисс или миссис Икс. Но Вулф даже не потрудился открыть заседание. После обильной еды – а обед у нас всегда такой – Вулфу требуется минуты четыре, а то и пять, чтобы удобно устроиться в кресле. Покончив с этим в тот вечер понедельника, он раскрыл книгу и принялся за чтение.

Жаловаться мне было не на что, хотя решение оставалось за ним. Девушка сидела наверху взаперти, уже накормленная, и он это знал. Вулф мог позволить ей остаться – вещь немыслимая, – или пригласить для беседы, или выгнать – а я, в свою очередь, мог посодействовать ему, но мог и отказаться.

Как бы то ни было, в мои намерения не входило оставлять первый шаг за ним. И когда он уткнулся в книгу, я лишь пару минут сидел молча, разглядывая его, потом встал и направился к двери.

Сзади донесся его возглас:

– Ты ведь не собираешься на прогулку?

Я повернулся и вкрадчиво поинтересовался:

– А почему бы и нет?

– Та женщина, которую ты протащил сюда тайком… Был уговор, ты избавишься от нее после обеда.

Бесстыдная ложь! Никакого уговора не было, и Вулф это знал. Однако он, несомненно, принял боевую стойку и сделал ложный выпад. Настал мой черед. Вероятно, приказ о выдворении квартирантки был бы отдан незамедлительно и бесповоротно, если бы нас не прервали. Раздался звонок в дверь. До прихожей мне оставалось всего два шага, и я их сделал.

После наступления темноты я никогда не открываю входную дверь, не включив предварительно на крыльце свет и не посмотрев через одностороннюю стеклянную панель. На этот раз оказалось достаточно беглого взгляда. Он был один, примерно вдвое меня старше, высокий и костлявый, с выступающей квадратной челюстью, в плотно сидящей темно-серой фетровой шляпе и с портфелем под мышкой. Я открыл дверь и поздоровался. Проигнорировав мое приветствие, он сообщил, что его зовут Перри Хелмар и ему необходимо срочно повидаться с Ниро Вулфом. Обычно, если Вулф находится в кабинете и является незнакомец, я оставляю пришедшего на крыльце, а сам иду доложить о нем. Однако на этот раз, пользуясь шансом уколоть Вулфа и оттянуть решающий поединок до отхода ко сну, я впустил визитера и, водрузив его шляпу на вешалку, повел в кабинет.

Какую-то секунду я полагал, что Вулф, взбеленившись, встанет и молча выйдет. На моей памяти он проделывал это не единожды, если приходил к выводу, что кто-то – необязательно я – совершенно невыносим. Подобная мысль действительно пришла ему на ум – такой вот его взгляд я знаю слишком хорошо, – однако уступила нежеланию покидать удобное кресло. Вулф сидел и, возмущенно насупившись, смотрел на посетителя.

– Должен объяснить, – начал посетитель хриплым ораторским баритоном, таким же строгим и сухим, как и он сам, – что явился к вам без предупреждения, поскольку мне известна ваша деловая репутация и я знаю мнение о вас моего друга Дика Уильямсона – Ричарда Э. Уильямсона, хлопкового брокера. Он говорит, однажды вы сотворили для него подлинное чудо. – Хелмар вежливо замолчал, предоставив Вулфу возможность отозваться на сие льстивое вступление, и Вулф наклонил голову на одну восьмую дюйма. – Я не прошу о чуде, но мне все же необходимы быстрота, энергичность и проницательность. – Он сидел в красном кожаном кресле, положив портфель на стоявший рядом столик. – И осмотрительность… Это важно. Вам они свойственны, как мне известно. Теперь два слова обо мне. Я являюсь старшим партнером уважаемой адвокатской фирмы. Наш офис располагается на Уолл-стрит, сорок. Исчезла девушка, за которую я несу ответственность. Есть основания опасаться, что она совершит какую-нибудь глупость и, возможно, даже подвергнет себя опасности. Ее необходимо найти как можно скорее.

Я открыл ящик, чтобы извлечь блокнот, и взялся за ручку. Что могло быть приятнее? Исчез человек, и старший партнер почтенной фирмы с Уолл-стрит в панике бросается к нам на ночь глядя, даже не задержавшись для предварительного звонка. Взглянув на Вулфа, я подавил ухмылку. Губы его были плотно сжаты в смиренном принятии неизбежного. Впереди маячила работа – работа, отвертеться от которой ему наверняка не удастся ни под каким разумным предлогом. И до чего же он это ненавидел!

– У меня конкретное предложение, – сказал Хелмар. – Я заплачу вам пять тысяч долларов и возмещу неизбежные расходы, если вы найдете ее и я смогу с ней связаться до двадцать девятого июня, то есть в течение шести дней. И я заплачу вдвойне – десять тысяч, – если вы предъявите ее мне в Нью-Йорке, живой и здоровой, к утру тридцатого июня.

Я с подобающим почтением пожирал его глазами, когда он говорил о пяти, а потом о десяти штуках, но, услышав дату, тридцатое июня, опустил взгляд на блокнот. Это могло быть простым совпадением, но у меня возникло острейшее предчувствие, что совпадения тут нет, а я уже научился доверять своим предчувствиям. Я чуть поднял взгляд, чтобы увидеть лицо Вулфа, но не обнаружил ни единого признака, что дата огорошила его так же, как меня.

Он глубоко вдохнул, не без изящества капитулируя перед необходимостью работы.

– А полиция? – без особой надежды поинтересовался он.

– Как я уже сказал, – покачал головой Хелмар, – важно проявлять осмотрительность.

– Потому обычно и нанимают частных детективов. Изложите мне факты вкратце. Поскольку вы адвокат, то должны знать, что мне нужно, чтобы решить, стоит ли браться за эту работу.

– А почему бы вам за нее не взяться?

– Не знаю. Расскажите о ней.

Хелмар поерзал на сиденье и откинулся на спинку кресла, но непринужденной его позу я бы не назвал, да и пальцы он сплетает и расплетает отнюдь не по привычке. Он явно был на взводе.

– В любом случае, – произнес он, – это конфиденциальная информация. Пропавшую девушку зовут Присцилла Идз. Я знаю Присциллу с пеленок и являюсь ее официальным опекуном, а также попечителем собственности по завещанию ее отца, умершего десять лет назад. Она проживает в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице. Этим вечером мне надо было заехать туда, чтобы обсудить с ней кое-какие деловые вопросы. Я прибыл туда в самом начале девятого, однако дома ее не застал. Горничная была встревожена, поскольку ожидала госпожу домой к обеду пораньше, а от той все еще не поступило никаких известий.

– Такие подробности мне ни к чему, – нетерпеливо прервал его Вулф.

– Хорошо, я буду краток. На письменном столе Присциллы я обнаружил адресованный мне конверт. В нем была записка от руки. – Хелмар потянулся за портфелем и открыл его. – Вот она. – Он извлек сложенный лист синеватой бумаги, но отложил его, чтобы достать из кармана футляр и надеть очки в черной оправе, потом снова взялся за бумагу. – Тут говорится: «Дорогой Перри…» – Он замолчал и поднял взгляд на меня, а затем на Вулфа. – Она называет меня по имени с двенадцати лет, когда мне самому было сорок девять. Так посоветовал ей отец.

Очевидно, он ожидал комментариев, и Вулф снизошел до них, пробормотав:

– Это ненаказуемо.

– Это я так, к слову пришлось, – кивнул Хелмар. – Тут говорится: «Дорогой Перри, надеюсь, ты не очень рассердишься, что я тебя подвела. Я не собираюсь делать глупостей. Просто хочу ощущать почву под ногами. Сомневаюсь, что ты получишь от меня вести до тридцатого июня, но после – непременно. И пожалуйста – я действительно этого хочу, – пожалуйста, не пытайся меня отыскать. С любовью, Прис». – Хелмар сложил и убрал письмо в портфель. – Пожалуй, стоит объяснить всю значимость тридцатого июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет, и, согласно завещанию ее отца, опека прекращается, и она вступает в полное владение своей собственностью. Это основное положение, но, как всегда, существуют и осложнения. Одно из них заключается в том, что крупнейшая часть ее собственности – это девяносто процентов акций весьма солидной и успешной корпорации, а кое-кто в ее руководстве отнюдь не рад тому, что моя подопечная вот-вот вступит во владение компанией. Другое – бывший муж моей подопечной.

– Живой? – нахмурился Вулф, так как неизменно отказывается вмешиваться в супружеские свары.

– Да. – Хелмар тоже нахмурился. – Этот брак – роковая ошибка моей подопечной. Она сбежала с этим парнем в Южную Америку, когда ей было девятнадцать, через три месяца бросила его, а в тысяча девятьсот сорок восьмом развелась. В дальнейшем никаких контактов они не поддерживали, но две недели назад я получил от него письмо, адресованное мне как попечителю собственности. В нем утверждалось, будто вскоре после свадьбы моя подопечная подписала некий документ, в соответствии с которым половина ее собственности по закону принадлежит экс-супругу. Сомневаюсь…

Тут я вмешался, так как и без того достаточно долго пребывал в неопределенности.

– Как, говорите, ее имя? – брякнул я. – Присцилла Идз?

– Да, она вернулась к девичьей фамилии. Мужа зовут Эрик Хаг. Сомневаюсь…

– Кажется, я встречал ее. Полагаю, вы принесли фотографию? – Я встал и подошел к нему. – Хотелось бы взглянуть.

– Конечно. – Хелмара совершенно не волновала мелкая сошка, встрявшая в разговор, но он все-таки снизошел до того, чтобы потянуться за портфелем и пошарить в нем. – У меня с собой три неплохих снимка. Я прихватил их из ее квартиры. Вот они. – Я взял карточки и принялся разглядывать, а он продолжил: – Я сомневаюсь, что его притязания имеют какую-то юридическую силу, но вот с моральной точки зрения… Тут вопрос может быть уместен. Уж точно для моей подопечной. Его письмо пришло из Венесуэлы. Думаю, она могла отправиться туда, чтобы повидаться с ним. Она твердо намеревалась… то есть намеревается… быть здесь тридцатого июня. Но сколько летит самолет из Нью-Йорка в Каракас? Думаю, не более двадцати часов. Есть в ней жилка сумасбродности. Первым делом необходимо проверить все списки пассажиров, улетевших в Венесуэлу. Если это в пределах человеческих возможностей, я хочу связаться с ней, прежде чем она увидится с Хагом.

Я протянул фотографии Вулфу:

– Есть на что посмотреть. Не только на снимках. Я действительно видел ее, как и думал. Совсем недавно. Совершенно позабыл где и когда, но мне смутно припоминается, что это произошло в тот самый день, когда на обед у нас была бакаляу. Я не…

– Черт, что ты там лопочешь? – перебил меня Вулф.

Я посмотрел ему в глаза.

– Вы меня слышали, – отрезал я и сел.