Читать книгу И быть подлецом (сборник) - Рекс Стаут - Страница 9

Вы наверняка слышали о том, что исключение подтверждает правило. Профессор Ф. О. Саварезе был как раз таким исключением.

Принято считать, что итальянец непременно брюнет и если не совсем коротышка, то, по крайней мере, невысок ростом; что профессор – сухой подслеповатый педант; что математик витает в заоблачных высях и лишь изредка спускается оттуда, чтобы навестить родственников.

Так вот, Саварезе, американский профессор математики итальянского происхождения, был высокий (на два дюйма выше меня) жизнерадостный блондин. Он ворвался в кабинет как утренний мартовский ветер.

Первые двадцать минут профессор рассказывал нам с Вульфом, как здорово и чертовски важно для практики было бы разработать набор математических формул, пригодных для раскрытия преступлений. Его любимый раздел математики, сказал он, связан с объективным численным измерением вероятностей. Прекрасно. А что такое работа детектива, как не объективное измерение вероятностей? Все, что он предлагает, это добавить вычисления – не как замену, но как вспомогательный инструмент.

– Я покажу вам, что́ имею в виду, – предложил он. – Можно мне бумагу и карандаш?

Математик подскочил ко мне, прежде чем я успел шевельнуться, взял блокнот и карандаш, которые я ему подал, и устремился к красному кожаному креслу. Карандаш с полминуты танцевал по бумаге, затем профессор оторвал верхний лист блокнота и подтолкнул через стол к Вульфу. Потом исчиркал следующий лист, через минуту оторвал и его и ринулся ко мне.

– Нужно, чтобы это было у вас обоих, – пояснил он, – тогда вы сможете следовать за моей мыслью.

Не стану притворяться, будто смог бы написать это по памяти. Оба листа сохранились у меня в папке с надписью: «ОРЧАРД». Вот что на них начертано:

– Это, – объявил Саварезе с сияющим видом (на лице его были написаны энтузиазм, дружелюбие и желание помочь), – второе приближение к нормальному закону распределения погрешностей, иногда называемому обобщенным законом погрешности. Давайте применим его к простейшей детективной проблеме, скажем к вопросу, кто из трех слуг в доме украл кольцо с бриллиантом из запертого ящика стола. Я должен объяснить, что X – отклонение от среднего числа, D – стандартное отклонение, k…

– Пожалуйста! – чуть не взвыл Вульф. – Вы что, пытаетесь сменить тему?

– Нет. – У Саварезе был удивленный и слегка обиженный вид. – Разве? Какова была тема?

– Смерть мистера Сирила Орчарда и то, как вы с ней связаны.

– О, конечно. – Он виновато улыбнулся и развел руками. – Быть может, позже? Это одна из моих любимых идей – применение математических законов вероятности и погрешностей к детективным проблемам. И возможность обсудить ее с вами поистине бесценна.

– В другой раз. А пока что, – Вульф постучал пальцем по обобщенному закону погрешности, – поговорим о другом. Кто из людей, присутствовавших на радиопередаче, поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом?

– Не знаю. Мне весьма интересно сравнить вашу работу с действиями полиции. Вот что вы делаете: пытаетесь перейти от вероятности к достоверности, как можно ближе. Скажем, начинаете с одного шанса из пяти, что я отравил Орчарда. Предположим, что у вас нет субъективного предубеждения. Тогда ваша цель – двигаться как можно быстрее от этой позиции, причем вас не интересует направление. Все, что я скажу или сделаю, продвинет вас в одну или другую сторону. Если вы движетесь в одну сторону, то один из пяти станет одним из четырех, одним из трех и так далее, пока не обратится в один из одного и ничтожно малую дробь, что будет достаточно близко к утвердительной достоверности, и таким образом вы придете к выводу, что это я убил Орчарда. Если вы движетесь в другую сторону, то один из пяти станет одним из десяти, одним из ста, одним из тысячи, а когда обернется одним из десяти миллиардов, вы приблизитесь к отрицательной достоверности и заключите, что я не убивал Орчарда. Существует формула…

– Не сомневаюсь. – Вульф превосходно держал себя в руках. – Если вы хотите сравнить меня с полицией, то должны позволить мне время от времени вставить слово. Вы когда-нибудь видели мистера Орчарда до той передачи?

– О да, шесть раз. Первый раз – за тринадцать месяцев до передачи, в феврале сорок седьмого года. Вы увидите, что я удивительно точен, так как полиция без конца расспрашивала меня об этом. Я вполне способен дать вам все, что смогу, для продвижения к утвердительной достоверности, поскольку субъективно вы, вероятно, предпочитаете это направление. Мне это сделать?

– Непременно.

– Я так и думал, что вам это понравится. Как математика меня всегда интересовало применение теории вероятностей к различным видам азартных игр. Генезис нормальных распределений…

– Не сейчас, – резко оборвал его Вульф.

– О, конечно! В силу некоторых причин исключительно трудно вычислить вероятность исхода скачек, и тем не менее люди делают миллионные ставки на бегах. Год с небольшим назад, изучая возможности некоторых формул, я решил ознакомиться с газетами, печатающими информацию о скачках, и подписался на три. Одной из них была «Бега» – эту газету издавал Сирил Орчард. Когда в полиции меня спросили, почему я выбрал именно ее, я смог лишь сказать, что не знаю. Забыл. Это выглядит подозрительно и для них, и для вас. Для меня же тут нет ничего странного. Обычная забывчивость, и не более того. Однажды в феврале прошлого года выпало подряд два результата, предсказанных Орчардом, и я пошел с ним повидаться. Он был не лишен интеллекта и, если бы интересовался математическими проблемами, мог бы мне пригодиться. Но они его не интересовали. Тем не менее иногда я с ним виделся, а однажды он провел вместе со мной уик-энд в доме друга в Нью-Джерси. В целом до дня той передачи я виделся с ним шесть раз. Это подозрительно, не так ли?

– До некоторой степени, – согласился Вульф.

Саварезе кивнул:

– Мне приятно видеть, что вы объективны, насколько это возможно. А вот как насчет такого? Когда я узнал, что популярная радиопрограмма государственной сети спрашивает мнение слушателей, стоит ли привлечь к участию в ней «жучка», продающего информацию о скачках, я написал письмо в поддержку этой идеи и попросил пригласить меня в качестве второго гостя программы, а также предложил, чтобы они позвали Сирила Орчарда. – Саварезе одарил нас сияющей улыбкой. – Как теперь насчет одного из пяти?

Вульф хмыкнул:

– Я не занимал подобную позицию – это вы приписали ее мне. Думаю, у полиции есть письмо, которое вы написали?

– Нет. Ни у кого нет. Кажется, сотрудники мисс Фрейзер не хранят корреспонденцию дольше двух-трех недель. По-видимому, мое письмо было уничтожено. Если бы я узнал об этом вовремя, мог бы не откровенничать, излагая его содержание в полиции. Впрочем, не факт. Очевидно, мое отношение к проблеме повлияло на вычисления вероятности того, арестуют ли меня за убийство. Но для решения мне требовалось знать наверняка, во-первых, что письмо уничтожено, а во-вторых, что сотрудники мисс Фрейзер смутно помнят его содержание. Я узнал об этих двух фактах слишком поздно.

Вульф шевельнулся в кресле:

– Что еще на пути к утвердительной достоверности?

– Давайте посмотрим. – Саварезе немного поразмыслил. – Думаю, это все, если только мы не займемся анализом распределений, а это следует оставить для вторичной формулы. Например, изучение моего характера a posteriori[8] показало бы вероятность того, что я способен совершить убийство ради истинной революционной формулы. Еще одна деталь – мое финансовое положение. Моего жалованья едва хватает на достойное существование, но я каждую неделю платил по десять долларов за «Бега».

– Вы играете на тотализаторе? Посещаете ипподром?

– Нет. Никогда этим не занимался. Я знаю слишком много – или, скорее, слишком мало. Более девяноста девяти процентов ставок, которые делают на бегах, есть результат выплеска эмоций, а не упражнений ума. Я ограничиваю свои эмоции профессиональной деятельностью. – Саварезе взмахнул рукой. – Это направляет нас в другую сторону – к отрицательной достоверности и выводу, что я не убивал Орчарда, и мы вполне можем туда отправиться. Начнем.

Мне не удалось бы подбросить Орчарду яд. Я сидел наискосок от него и не помогал передавать бутылки. Невозможно доказать, что я когда-либо купил, украл, одолжил или хранил у себя цианистый калий. Нельзя установить, что я извлек бы какую-либо выгоду из смерти Орчарда. Когда я прибыл в студию без двадцати одиннадцать, все уже находились на месте, и, конечно, попытка подойти к холодильнику и открыть дверцу не осталась бы незамеченной. Нет доказательств, что в моих отношениях с Орчардом присутствовал элемент враждебности или предубежденности. – Саварезе сиял. – Как далеко мы ушли? Один из тысячи?

– Не мы, а вы, – ответил Вульф не без враждебности. – Я вовсе не продвигался с вами по этому пути, да и ни по какому другому. Я хожу вокруг да около, выясняя то одно, то другое. Вы когда-нибудь бывали в Мичигане?

В продолжении всего часа, остававшегося до свидания с орхидеями, Вульф засыпал Саварезе вопросами, и тот отвечал кратко и по делу. Очевидно, профессору действительно хотелось сравнить методы Вульфа и полиции. Он вникал в каждый заданный вопрос – скорее с видом судьи, пытающегося составить собственное мнение, нежели подозреваемого в убийстве, которого подвергают допросу. Объективная позиция.

Это продолжалось до четырех часов, затем я проводил носителя объективной позиции к входной двери, а Вульф пошел к лифту.

Вскоре после пяти прибыл Сол Пензер. Его макушка едва достает до мочки моего уха, и сложения он самого субтильного, а в красном кожаном кресле кажется еще меньше. Он тоже весьма объективен, и я редко видел его обрадованным или расстроенным, что бы ни случилось с ним самим или с другими по его вине. Однако в тот день Сол выглядел раздосадованным.

– Я принял неверное решение, – сообщил он мне мрачно и нахмурился. – Никуда не годное решение. Мне стыдно смотреть в глаза мистеру Вульфу. У меня была наготове хорошая история, и я не сомневался, что она сработает. Все, что мне требовалось, это десять минут потолковать с мамашей, чтобы ее изложить. Но я недооценил эту даму. Я обсудил ее с двумя коридорными отеля и говорил с ней по телефону. У меня был хороший шанс захватить ее в вестибюле отеля или на улице, но я превратно судил о ней. Ничего не скажу тебе о ее мозгах и характере, но она определенно умеет постоять за себя. Я был очень близок к тому, чтобы провести день в тюрьме.

Он рассказал мне все, и я должен был признать, что это невеселая история. Ни один сыщик не любит возвращаться с пустыми руками после такого простого задания, а уж Сол Пензер тем более. Чтобы отвлечь Сола, я налил ему виски с содовой и вынул колоду карт, предложив перекинуться в джин-рамми. К шести, когда из оранжереи спустился Вульф, прервав нашу партию, я выиграл более трех долларов.

Вульф сел за свой стол и выслушал доклад Сола, не прерывая и не комментируя. В конце он рассудил, что Солу не за что извиняться, попросил его позвонить после ужина для получения инструкций и отпустил.

Оставшись наедине со мной, Вульф откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Казалось, он даже не дышит. Я сел за машинку и напечатал отчет Сола. Когда я шел к шкафу, чтобы положить его в папку, Вульф подал голос:

– Арчи.

– Да, сэр.

– Я обезоружен. Это все равно что толочь воду в ступе.

– Да, сэр.

– Мне позарез нужно поговорить с этой девушкой. Позвони мисс Фрейзер.

Я позвонил, но с тем же успехом мог и не звонить. Я слушал вместе с Вульфом. Мисс Фрейзер выразила сожаление, что нам пока нечем похвастать. Она готова сделать все, что в ее силах, чтобы помочь, но боится, что ее попытки позвонить миссис Шепард в Атлантик-Сити и уговорить ту привезти дочь в Нью-Йорк для беседы с Вульфом не возымеют успеха. Нет никакого сомнения, что миссис Шепард откажется наотрез. Мисс Фрейзер признала, что пользуется влиянием на эту девочку, Нэнсили, но только не на ее мать. Что касается звонка самой Нэнсили с предложением приехать одной, она и думать о таком не станет. Тем более что сама дала денег, чтобы мать и дочь смогли уехать.

– В самом деле? – Вульф позволил себе изобразить удивление. – Мисс Коппел сказала мистеру Гудвину, что никто из вас не знает, куда они уехали.

– Мы и не знали, пока не увидели сегодняшнюю газету. Отца Нэнсили вывели из себя – и это еще мягко сказано – все эти фотографы и репортеры, и он обвинил во всем меня. Я предложила оплатить поездку, но не знала, куда они решили уехать.

Мы дали отбой и обсудили положение дел. Я рискнул предложить два-три других направления расследования, но Вульф зациклился на Нэнсили. Должен признать, что не мог винить его за нежелание начинать новый раунд переговоров с уже отработанными кандидатурами. Наконец он изрек непререкаемым тоном, давая понять, что обсуждения закончены:

– Мне нужно поговорить с этой девушкой. Езжай и привези ее.

Я так и знал.

– В сознании? – небрежно спросил я.

– Я сказал «поговорить с ней», а не «говорить ей». Она должна быть в состоянии говорить. Ты можешь привести ее в чувство после того, как доставишь сюда. Мне следовало сразу же отправить тебя, зная, как ты действуешь на молодых женщин.

– Большое спасибо. Она не молодая женщина, а соплячка. Ходит в носочках.

– Арчи.

– Да, сэр?

– Привези ее.