Читать книгу Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе - Страница 20

Но рядом со всеми этими появляющимися на короткое время ордами, чьи царства-однодневки рушились одно за другим, росло царство тобгачей, тоба по-китайски, которому было суждено, поглотив их все, создать в Северном Китае устойчивое государство, которое просуществует долго. Так франки, пережив бургундов, вестготов, лангобардов, создадут на руинах их королевств Каролингскую империю, призванную соединить германское настоящее с римским прошлым. Аналогичную задачу предстояло решить тоба, поскольку, объединив остальные тюркско-монгольские государства Северного Китая, они их до такой степени китаизировали, что сами, народ и династия, едва не растворились в массе китайского населения, в том числе и потому, что распространяли буддизм со рвением, напоминащим рвение Меровингов и Каролингов в пользу христианства. Наконец, как франки стали защитниками римского мира от новых волн вторжений германцев, тоба устроили на Хуанхэ свою «Стражу на Рейне» против монгольских орд, оставшихся дикими в глубине родных степей.

Мы видели, что тоба, очевидно тюрки по происхождению, в конце III в. н. э. обосновались на крайнем севере Шаньси в регионе Датуна. Энергичный вождь Тоба Гуй (386–409) обеспечил этой орде успех, отняв у мужунского царства Хоу Янь сначала Цзинь-ян, в наше время – Тайюань (396), потом – Чжуншань, сейчас Динчжоу, на юге Баодина (397) и, наконец, Е, называемый нами Чжан-тэ (398)[50]. В тот момент Тоба Гуй дал своему дому китайское династическое имя Вэй и определил своей орде постоянную столицу – Пинчэн (Тай) в пяти ли восточнее Датуна. Образованное таким образом царство Тоба Вэй включало уже территории Шаньси и Хэбея до Хуанхэ.

Тюркскому Китаю династии Тоба угрожала новая волна варварских нашествий – со стороны жу-жаней или, как переиначили их название китайцы, используя обидную игру слов, жуан-жуаней (то есть «отвратительных шевелящихся насекомых»). Судя по данным лингвистики, это была чисто монгольская орда, вроде давних сяньбийцев, родственниками которых их считают некоторые историки. Один из их вождей, Шэлунь, обеспечил благополучие своего рода, покорив около 402 г. соперничавшую с ним орду гаоцзюй, кочевавшую в районе между Кобдо и Урунгу и являющуюся предками тюрок, толосов и уйгуров. Жуан-жуани установили свое господство во всей Северной Гоби, от Ляохэ на корейской границе, на востоке, до верхнего течения Иртыша и подступов к Карашару на западе. С приходом жуан-жуаней впервые появляются титулы хана и кагана, являющиеся, таким образом, монгольскими титулами, которые сменяют древний титул шаньюй, использовавшийся хунну и, следовательно, бывший, вероятно, тюркским титулом.

В заслугу новым северокитайским правителям тоба или Вэям следует поставить то, что, столкнувшись с угрозой, которую представляло собой возникновение этой новой империи кочевников, они решительно избрали наступательную тактику, совершив несколько превентивных походов, антинабегов через Гоби. Тоба Гуй (386–409) подал пример победоносной кампанией, которая отбросила кагана жуан-жуаней Шэлуня далеко от великой излучины Хуанхэ (402). Тоба Сы (409–423), продолжая на севере защищать от жуан-жуаней подступы к Великой стене, расширил свои владения на юге, отобрал у южной национальной китайской империи крупный город Лоян вместе со всей частью Хунаня, зависимой от империи (423). Тоба Тао (423–453), наследовавший отцу, Тоба Сы, с самого начала царствования столкнулся с угрозой, исходившей от жуан-жуаней, наступление которых он отразил (424). Во главе своей конницы он предпринял в 425 г. поход против них: пересек Гоби с юга на север (очевидно, резиденция кагана жуанжуаней находилась на Орхоне), после чего атаковал еще одно варварское царство, Ся, основанное в Шэньси хуннским кланом Хэлянь, захватил его столицу или царский лагерь (Тун-вань, рядом с Баоянем на севере Шэньси) (427), в то время как его полководцы наступали на Чанъан (426): в 431 г. хэляни были уничтожены, а Шэньси присоединена к царству Тоба. В 436 г. армии Тоба Тао точно так же захватили царство Бэй-янь (нынешний Джехол), последний остаток владений мужунов, и аннексировали его. В 439 г. Тоба Тао завоевал государство Бэй Лян в Ганьсу (взятие Гуцзана, или Ганьчжоу). Дом Бэй Лян – династия хуннского происхождения, воцарившаяся там в 397 г. с родовым именем Цзэ-Цюй, – бежала в Турфан, который захватила, и царствовала в нем с 442 по 460 г.

Захватом Бэй Ляня тоба завершили завоевание всех прочих тюрко-монгольских царств, основанных в Северном Китае[51]. Остались только великое тюркское царство Тоба, называвшее себя китайским царством Вэй, и южная национальная китайская империя, где Нанкин напоминает нам Византий. Действительно: так же в VIII в. римский мир был поделен между франками, покорившими Запад, разрушив другие варварские государства, и Византийской империей, остававшейся владычицей Востока.

Впечатление, произведенное этими завоеваниями на народы Центральной Азии, было столь велико, что отныне Северный Китай обозначали именем Тоба, а вслед за ними его так называли даже византийцы: Табгач или Табхатч на тюркском, Тамгхадж на арабском, Таугаст на средневековом греческом.

Объединив Северный Китай, Тоба Тао возглавил масштабный поход в Гоби против жуан-жуаней и устроил им настояшую бойню (429), повторив операцию с тем же успехом в 443 г. В 445 г. тобайская армия Тоба совершила поход на Шаньшань (Лобнор), провинившийся тем, что перехватил ведущие на запад дороги, а в 448 г. тобайский военачальник Ван Ту-Гуй подчинил Карашар и Кучу. В 449 г. Тоба Тао предпринял третий поход на жуан-жуаней.

Тоба Тао был самой яркой личностью в этой энергичной тюркской династии, которая столь доблестно защищала от своих оставшихся кочевниками родичей древнюю китайскую цивилизацию. Человек исключительной храбрости, он сумел внушить ужас жуан-жуаням, которые, имей они дело со слабыми китайскими династиями, не упустили бы шанса совершать нападения на укрепленные границы страны. Таким образом, он поставил финальную точку в крупномасштабных вторжениях, примерно как Хлодвиг, сделавший то же самое для Галлии в битве при Тольбиаке. Сам достаточно китаизировавшийся, он не желал допустить, чтобы в его орде ослабла ее тюркская сила. Поэтому он отказался покинуть свои старинные кочевья в Пинчэне, возле Датуна, на самом севере Шаньси, на краю степей, ради завоеванных им исторических столиц Древнего Китая, Лояна и Чанъаня. Также он сохранил варварский, но предусмотрительный тюрко-монгольский обычай, требовавший, чтобы перед восшествием на трон тобайского царя его мать была убита во избежание ее вдовьих амбиций, притязаний и злопамятности. Излишне говорить, что при таком менталитете он проявил к буддизму глубокую неприязнь, в которой его чувства воина-варвара соединились с даоистской ненавистью его окружения. В 438 г. он приказал вернуться к мирской жизни буддистским монахам, а в 446 г. даже издал указ об их преследовании.

Эти преследования закончатся при его внуке Тоба Цзюне (452–465), получившем трон в результате дворцового переворота. Среди найденных в буддистских пещерах Юн-Гана статуй самые крупные, те, что принесли известность искусству эпохи династии Вэй, датируются именно временем его царствования, а вдохновившее их религиозное чувство, несущее греко-буддистское влияние и принесенное из Гандхары по караванным путям Тарима, наполняет эти произведения таким мистицизмом, что в них можно увидеть как бы предтеч нашей романской и готической скульптуры. Вероятно, собственно китайские династии были слишком отягощены национальными предрассудками и конфуцианским классицизмом, чтобы безоглядно поддаться привезенным из Индии мистическим урокам: буддистская скульптура императорских династий того же времени, в Нанкине и даже в Ляне, далека от того, чтобы излучать подобное рвение. Именно своему варварскому происхождению тоба, эти франки Дальнего Востока, обязаны созданием в Юн-Гане, а затем в Лунмэне эквиваленты наших Шартрского и Реймсского соборов, и это, возможно, одно из самых неожиданных последствий завоевания старого Китая степными кочевниками. Более того: на Западе Великие нашествия V в. после того, как основанное этими варварами общество в достаточной степени христианизировалось, оно, после нескольких темных веков, явило наше блестящее Средневековье. На Дальнем Востоке IV в. тамошние Великие нашествия произвели аналогичный результат еще раньше, поскольку уже через век Вэйский Китай был достаточно пронизан буддистской религиозностью, чтобы создать великие скульптуры Юн-Гана и Лунмэня.

Еще некоторое время, несмотря на китаизацию и распространение буддизма, тоба не теряли своей тюркской энергии. В царствование Тоба Цзюня (452–464) тоба оккупировали оазис Хами (456) и совершили поход на жуан-жуаней в Гоби (458). Правда, жуан-жуани со своей стороны захватили Турфан, свергли там династию Цзу-цюй и посадили на трон вассальный от них дом (460). При Тоба Хуне (465–471) тоба возобновили завоевательные походы на южную национальную китайскую империю, отбирая у нее территории: в 466 г. захватили Пэн-чэн (Синьчжоу в Ганьсу), в 467 г. завоевали бассейн Хуай-хо, в 469 г. – Шаньдун. В 470 г. тоба наказали тогонцев – орду сяньбийского, то есть монгольского, происхождения, обосновавшуюся в начале века в Кукуноре.

В религиозном плане Тоба Хун был настолько благочестивым буддистом, что в 471 г. отрекся от престола в пользу своего сына и ушел в монахи. Этот сын, которого мы будем звать Тоба Хун II (471–499), достигнув совершеннолетия, продемонстрировал такую же симпатию к буддизму, под влиянием которого гуманизировал все законодательство. Он завершил китаизацию тоба, перенеся в 494 г. столицу из Пинчэна (в Джчехоле) в Лоян[52], и как раз в это время по его инициативе началось обустройство знаменитых буддистских склепов в Лунмэне, южнее Лояна, скульптуры в которых датируются временем с 494 по 759 г. Однако, полностью восприняв китайскую культуру и буддистскую веру, тоба растеряли все воинские качества своих тюркских предков. Все их попытки завершить объединение Китая под своей властью, покорив южную национальную китайскую империю, провалились. Царь Тоба Цяо (499–515) предпринял последнюю попытку, но его полководцы не смогли прорваться за Хуай-хо, по которой проходила граница двух империй и стоявшая за которой имперская крепость Чжун-ли (Фон-ян, в Ань-хуэй) отразила все приступы (507).

После смерти Тоба Цяо царством тоба с 515 по 528 г. правила его вдова, царица Ху. Эта наследница древних тобгачей – последняя значительная личность династии, в которой еще проявляется тюркская сила. Женщина невероятно энергичная, временами кровожадная, властолюбивая, она тем не менее покровительствовала буддизму. Она украсила святилища Лунмэня и отправила в Северо-Западную Индию миссию буддистского паломника Сун Юня, оставившего нам любопытный отчет о состоянии Центральной Азии в то время. Сун Юнь прошел через Шаньшань (Лобнор), Хотан, Памир и, как мы увидим дальше, посетил в Бадахшане правившего там хана гуннов-эфталитов. Далее он направился в Уддияну и Гандхару (древний Кабул), откуда привез своей государыне интересовавшие ее буддистские документы (518–521).

У совершенно китаизировавшихся тобу начались дворцовые перевороты, семейные распри и гражданские войны. В 534 г. они разделились на две ветви – Восточную Вэй (Тун Вэй), включившую Хэбей, Шаньси, Шаньдун и Хунань с нынешним Чжан-тэ в качестве столицы (534–550) и Западную Вэй (Си Вэй), которая получила Шэньси и Ганьсу со столицей Чанъань (534–557). И та и другая будут свергнуты собственными министрами и, таким образом, в Чжан-тэ вместо Восточной Вэй будет основана династия Бэй Цзи (550–577), а в Чанъане вместо династии Западной Вэй – династия Бэй Чжоу (557–581). Но эти дома, ставшие китайскими, уже не имеют отношения к истории степи. Интересно, напротив, проследить за тем, как тюркская сила, такая мощная у первых табгачских царей, постепенно слабела, ассимилируясь, тонула в китайской массе. Вечная история, повторяющаяся, как мы увидим, на протяжении веков у киданей, чжурчжэней, Чингизидов, маньчжуров. Отметим, что, как это случится в дальнейшем с Чингизидами, а в более близкое к нам время с халхами, в потере тоба мужественности большая роль принадлежит влиянию буддизма. Эти свирепые вояки, затронутые буддистской философией, становились столь чувствительными к гуманистической проповеди шраманов, что не только забывали свою прирожденную воинственность, но даже переставали заботиться о своей самообороне.