Читать книгу Канун дня всех святых - Рэй Брэдбери, Ray Bradbury Philip K. Dick Isaac Asimov - Страница 5

Почему они ждали, переживая из-за одного маленького мальчугана?

Потому что…

Джо Пипкин слыл самым незаурядным мальчишкой на свете. Кто еще мог так неподражаемо свалиться с дерева и рассмеяться над самим собой? У кого хватило бы благородства на беговой дорожке, чтобы споткнуться и упасть при виде безнадежно отставших товарищей, дождаться, когда они подтянутся, и пересечь финишную ленточку вместе с ними? Кто еще мог с таким азартом облазить все зловещие дома в городе и рассказать про них остальным ребятам, чтобы отправиться ватагой бродить по подвалам и карабкаться по плющу на кирпичные стены, орать в печные трубы, писать с крыш, гикать, улюлюкать и обезьянничать? В день, когда Джо Пипкин появился на свет, со всех бутылок с шипучкой и газировкой сорвало крышки и пчелы жизнерадостно набросились на цветущих сельских девиц. В дни его рождения посреди лета озерная вода выходила из берегов и откатывалась, увлекая за собой волну бултыхающихся мальчишек под громоподобный хохот.

На рассвете, лежа в постели, ты слышал постукивание птичьего клюва в окно. Пипкин.

Окунаешься с головой в утренний воздух лета, прозрачный, как ледниковая вода.

В росе лужайки цепочка кроличьих следов, где мгновение назад не дюжина кроликов, а всего один бегал то кругами, то наискосок, в безудержном восторге перемахивал через заборы, сбивая верхушки папоротников, протаптывая в клевере колеи, словно рельсовые пути на сортировочной. В траве мильон торных тропок, но где же…

Пипкин.

И тут он восставал из сада, словно беспризорный подсолнух, круглолицый, загоревший в свежих солнечных лучах. Его глаза метали искорки азбукой Морзе:

– Живее! А то кончится!

– Что?

– День! Миг! Шесть утра! Окунайся в него с головой!

Или же:

– Лето! Оглянуться не успеешь, и бац – нет его! Шевелись!

И он нырял в подсолнухи и выныривал среди луковиц.

Пипкин, ах, бесценный Пипкин, самый лучший и восхитительный среди мальчишек.

Как он умудрялся так быстро бегать – уму непостижимо. Тенниски у него обветшали, окрасились зеленью лесов, по которым он носился, побурели во время прошлогодней уборки урожая в сентябре, замарались дегтем от беготни по причалам, где швартовались угольные баржи, пожелтели от собачьих неожиданностей, занозились от лазанья по деревянным заборам. Одежду он заимствовал у огородного чучела и давал поносить на ночь своим собакам для прогулок по городу, после чего на ней оставались обкусанные манжеты и следы падений на седалище.

Шевелюра? Его волосы кинжально щетинились во все стороны, как у дикобраза. Уши – чистейший персиковый пушок. Ладони в рукавицах пыли пропахли эрдельтерьерами, перечной мятой, персиками, уворованными в сельских садах.

Пипкин. Сгусток быстроты, запахов, мускулов, воплощение всех мальчишек, которые когда-либо бегали, падали, вскакивали, снова пускались бежать.

Никто никогда не видел, чтобы он сидел смирно. Никто не мог припомнить, чтобы он просидел в школе на одном месте дольше часа. Он заходил в школу последним и первым вылетал из нее как угорелый со звонком.

Пипкин, милый Пипкин.

Кто еще умел так петь йодлем, дудеть в дудочку-казу́ и ненавидеть девчонок больше всех мальчишек, вместе взятых?

Пипкин – его рука у тебя на плече и повествования заговорщическим шепотком о великих деяниях, совершенных за день, служили оберегом от всего мира.

Пипкин.

Господь вставал спозаранку, чтобы полюбоваться, как Пипкин выходит из дому, словно человечек на флюгере. Там, где Пипкин, там всегда отменная погода.

Пипкин.

Они стояли перед его домом.

Дверь распахнется настежь в любую секунду.

Пипкин выскочит в облаке дыма и пламени.

И вот тогда Хэллоуин начнется ПО-НА-СТОЯЩЕМУ!

Ну же, Джо, о-о, Пипкин, шептали они, давай!