Читать книгу Быть Джоном Ленноном - Рэй Коннолли - Страница 3

Джон Леннон не умещался ни в какие рамки. Он менял образы как перчатки и не мог надолго застыть ни в одном. Он был лабиринтом противоречий. Он рвался петь, но настолько не любил свой голос, что не раз намеренно исказит его на записи; он, ревнитель классического рок-н-ролла, со временем причислил себя к авангардным художникам; прирожденный лидер, порой он будет так покорно идти на поводу.

К концу дней он стал богемным миллионером, но по-прежнему любил романтично представлять себя героем рабочего класса, – хотя его растили в просторном доме, в уюте и комфорте, в славном зеленом ливерпульском пригороде, и от пролетария в нем не было ровным счетом ничего. Он выступал на сцене и писал – никакой другой работы ему не пришлось выполнять ни разу в жизни.

Но именно в отношении к Beatles он в полной мере проявил свои противоречия – и, возможно, свою дальновидность. Он создал группу, помог ей стать самым популярным музыкальным и культурным явлением XX века, а потом с небрежной и беспечной радостью превратился в иконоборца и уничтожил свою икону, разбив сотни миллионов сердец.

Фанаты десятилетиями будут спорить о том, что заставило Beatles расстаться, но, если смотреть в ретроспективе, лучшего с ними и случиться не могло. Джон уничтожил их на вершине славы – или, может, за шаг до вершины, – и тем, пусть и сам того не понимая, сохранил их, заморозил во времени, еще до того, как люди охладели бы к их музыке, – а это неизбежно случилось бы, останься они вместе.

Когда они распались, я был потрясен наравне со всеми – но, возможно, именно мне и не стоило бы. Ведь Джон уже изобретал себе новые образы, меняя маски одну за другой. Книжный мальчик, которому для счастья достаточно было сидеть в своей спаленке, малевать комиксы и перечитывать «Алису в Стране чудес», за порогом дома, в компании школьных друзей, обратится в вора, хулигана и дьяволенка. Язвительный студент художественного колледжа, сходивший с ума от рок-н-ролла, затем – паяц и самый остроумный из битлов, изменится до неузнаваемости в конце шестидесятых, приняв облик гуру от психоделики; а следом за тем, в 1971-м, на смену гуру явится иной Джон Леннон – ярый ревнитель феминизма, задумавший устроить свой пацифистский крестовый поход. Но и в семидесятых перемены не завершатся: его «потерянный уик-энд» – полтора года редких, но метких пьяных дебошей, в которых он, рождая шлейф печальной славы, будет совершенно слетать с катушек, окончатся практически в одну ночь, и он, новоиспеченный отец второго сына, превратится в затворника и скроется в своих нью-йоркских апартаментах.

Джон Леннон был всеми этими людьми – и еще многими другими. Но прежде всего он был прекрасным музыкантом, чутким поэтом и проницательным мастером чеканных формулировок, которые легко превращались в лозунги и афоризмы. Он слышал голоса своего времени задолго до того, как те зазвучали в полную силу, и был среди тех, кому удалось уловить в песнях дух эпохи.

Он был склонен к преувеличениям и эксцентричным выходкам, мог проявить жестокость и солгать, мог посмеяться над собой, временами впадал в неразумную ярость и часто поступал нетерпеливо и опрометчиво. Если он видел, что может учинить какую-нибудь шалость, то никогда не упускал этой возможности, – но он умел веселиться и всегда был творцом. Родись он на пару десятилетий позже, и мог бы легко заработать себе на жизнь, выступая как стендап-комик. «Я отчасти хотел бы стать комедиантом, – сказал он однажды. – Да не хватает смелости взять и рискнуть».

Он не всегда был белым и пушистым, он мог действовать сгоряча, и жить с ним было непросто, с чем соглашались и его первая жена Синтия, и его вторая жена Йоко Оно, и его любовница Мэй Пэнг. Но он обладал прекрасными манерами, и сколь бы ни был он ревнив, в столь же великой мере он был благороден, а еще – он никогда не лез за словом в карман. И казалось, в нем просто нет ничего постоянного, разве только во всем, что он делал, всегда таилось некое беспокойство, желание заняться чем-то иным, а возможно, и стать совершенно другим, только бы не оставаться собою прежним.

До Beatles прославленные артисты – за редчайшими исключениями, – были неизменно почтительны со своими импресарио, дипломатичны в разговорах с репортерами и подчеркнуто вежливы в теле- и радиоинтервью. Многие из них немало пеклись о том, чтобы никто не усомнился в чистоте их политических взглядов. Но только не Леннон. Он рубил сплеча и говорил все, что думал, – даже когда не обладал всей полнотой информации и когда промолчать было проще и, вероятно, мудрей. Он нарушал границы везде и всюду, и не всегда со злобой, – уж точно не в начале шестидесятых, когда его дерзким и колким нападкам сопутствовали неизменная улыбка и шутливый тон. Но даже когда он, возможно, никому не стремился нагрубить сознательно, его реплики, брошенные с язвительной усмешкой, нередко заставляли собеседников смущенно умолкнуть. Ему было присуще какое-то высокомерие – именно оно, похоже, безумно бесило старших и вызывало у них массу подозрений, зато со сверстниками Леннон явно был на одной волне.

Но почему он был таким? Откуда взялись эта дерзость и высокомерие? Когда и как возникла необходимость непрестанно менять свой облик? Что сделало Джона Леннона тем, кем он был? Да, скорее всего, именно родительский разрыв придал облик ранним годам его детства. Но равно так же в его душе, как и в душах каждого из нас, сплетались самые разные нити, и их узор в немалой степени определялся местом и временем его появления на свет. Время выпало на годы Второй мировой войны, а местом стал Ливерпуль – нефешенебельный порт на северо-западе Англии.