Читать книгу Мрачный залив - Рэйчел Кейн - Страница 9
6
ОглавлениеСЭМ
Мой клиент, занятие с которым назначено на восемь тридцать, – богатый пожилой мужчина, спокойно оплачивающий названную мной ставку и, по счастью, ответственно относящийся к своим обязанностям начинающего пилота. Он приходит вовремя и подготовленным, и те полтора часа, в которые я его тренирую, проходят быстро. Десять часов утра, чудесный погожий день. Я загоняю «Сессну» обратно в ангар, мы завершаем урок, пожимая друг другу руки, и он уходит прочь бодрой пружинистой походкой.
Мое настроение тоже улучшается. Летать – невыразимое удовольствие для меня, что-то вроде терапии, которая приносит душе истинный покой. Когда я возвращаюсь на землю, это состояние быстро улетучивается, но оно действительно полезно мне.
Я составляю отчет, прежде чем уйти – на сегодня у меня больше не записано ни одного клиента, – и тут голос за спиной застает меня врасплох:
– Здравствуйте, вы Сэм Кейд? Летный инструктор?
Я оборачиваюсь и отвечаю:
– Да. В чем дело?
Я слегка резок, потому что не люблю, когда посторонние вот так подходят ко мне. Но потом немного успокаиваюсь, потому что он не выглядит подозрительно. Одежда на нем простого покроя, но дорогая: брюки цвета хаки, рубашка-поло и куртка-бомбер; наверное, он считает, будто в ней похож на летчика. Образ дополняют дорогие поляризованные очки в стиле «пилот». Это белый мужчина, молодой, лет тридцати. Коротко стриженные темные волосы едва видны из-под бейсболки с эмблемой клуба «Флорида гейторс».
– Я хотел узнать, не найдется ли в вашем расписании времени для меня, – говорит он. – То есть я хочу учиться летать. Меня зовут Тайлер Фарос.
– Извините, вы сейчас не вовремя, – отвечаю я ему. – Но мы можем назначить встречу и провести пробный полет со мной в качестве пилота, чтобы я мог объяснить вам весь процесс. Вам также нужно записаться на наземные тренировки. Это не очень дешево, и большинству людей требуется не меньше шести недель, чтобы их пройти, не считая собственно летного обучения. – Я излагаю это без запинки, потому что знаю последовательность наизусть. Мне часто звонят люди, считающие, что научиться летать – это легко и быстро. Мало кто лично приходит на летное поле, но меня не удивляют и такие случаи.
– О… – произносит он. – Прошу прощения. Полагаю, мне следовало позвонить перед тем, как прийти. – Голос у него не высокий и не низкий, с региональным американским акцентом, который я пока не могу распознать. Он протягивает руку, и я пожимаю ее. Мы почти одного роста, но за поляризованными стеклами очков я не могу рассмотреть выражение его глаз.
– Интересная фамилия – Фарос, – замечаю я. – Греческого происхождения?
Мое предположение, похоже, ничуть не задевает его.
– Ха, большинство людей не могут распознать такие тонкости.
Я пожимаю плечами.
– Я много путешествовал. – Полагаю, службу в армии можно описать и так. Повидать мир, поубивать людей… – Я дам вам бланки, которые нужно заполнить для поступления на наземное обучение, если вас интересует, хорошо?
– Вы тоже будете учить меня там?
– Я вполне могу это сделать. Обычно лучше, если один и тот же инструктор проводит наземную подготовку и летное обучение, поскольку тогда можно быть уверенным, что мы ничего не упустим.
– Думаю, это вполне годится, – отвечает он.
Мы входим в маленький офис, который я делю с несколькими другими инструкторами, и я собираю все нужные бланки и прайс-листы. Он медленно и внимательно просматривает их. Я чувствую себя чуть более спокойно – но ненамного, и это странно. Обычно я неплохо разбираюсь в людях, но этого человека никак не могу распознать. В эмоциональном плане он – чистый лист. Полностью нейтрален.
У меня нет сейчас оснований сомневаться в нем, но в инструкторской работе есть одно правило: ты должен с самого начала оценить человека. Мне плевать, богат он или беден, раз уж в состоянии заплатить за урок, но дело не в этом… мне нужно видеть его характер, уровень напряженности или расслабленности. Вдобавок в глубине моего сознания постоянно присутствует необходимость узнать, зачем тот или иной человек хочет летать. Я не хочу обучать самоубийцу или, хуже того, террориста.
Пока что он не похож ни на того, ни на другого, но что-то меня настораживает.
– Извините, мистер Фарос, но сейчас я не могу уделить вам больше времени, – говорю я ему наконец. – Мне нужно ехать по другим делам. Вы можете заполнить бумаги и переслать мне их, если решите пройти обучение.
– Хорошо, – кивает он, – я понимаю.
Мы снова пожимаем руки, но он не уходит – просто стоит и смотрит на меня. Я не могу понять выражение его лица.
Потом он произносит:
– Я знаю, кто вы.
«О господи». Я подбираюсь и отвечаю, стараясь сохранять нейтральный тон:
– Лицензированный пилот? Вам лучше надеяться, что это так, если вы хотите, чтобы я вас учил.
– Вы живете с женой серийного убийцы.
Я собирался отмахнуться от этого, видя, куда он клонит, но неожиданно чувствую, как волосы у меня на затылке встают дыбом, словно шерсть ощетинившегося волка.
– Гвен Проктор – моя семейная партнерша, а не его жена.
– С бывшей женой, я имел в виду, – говорит он. – Извините.
Я хочу проворчать в ответ что-нибудь еще, но не делаю этого. Просто жду. Я до сих пор не вижу от него проявления каких-либо особенных эмоций, даже сейчас, когда большинство людей продемонстрировало бы что-нибудь… неловкость хотя бы.
– Я не намеревался вас оскорбить, – продолжает он.
– Вижу, – соглашаюсь я, и – чудо из чудес! – мой голос звучит совершенно ровно. – Так что да, вы знаете, кто я такой. И я предпочел бы не впутывать свою личную жизнь в работу, если вы не против.
– Конечно, – говорит он. – Извините. Я не должен был спрашивать.
– Все нормально, – говорю я. Раньше никто не давал мне определений через мои отношения с Гвен и детьми, и это неприятно. Я начинаю в очень отдаленной степени понимать, как постоянно чувствует себя Гвен. – Извините, мне действительно нужно идти. И, я думаю, вам лучше найти другого летного инструктора. Ничего личного, я просто… не хочу смешивать такие вещи.
В первый раз я вижу в нем проблеск чего-то похожего на чувства.
– Ничего. Мне жаль, что я вас побеспокоил. Я просто думал, что вы сможете мне помочь.
Я знаю, что не должен делать этого, но что-то в его подавленном тоне задевает меня. Я спрашиваю:
– Помочь с чем?
– Я… – Он делает вдох, потом медленно выдыхает, прежде чем выговорить следующие слова: – Моя сестра тоже была убита.
Эти слова пронзают меня, словно пуля, и на секунду я теряю способность дышать. В моей голове вихрем проносятся картины – фотографии с места преступления, кошмарно изуродованное тело моей сестры, лицо Гвен, снимок Мэлвина Ройяла в зале суда… и я понимаю, что молчание затянулось слишком надолго.
– Мэлвином Ройялом? – спрашиваю я.
Мне казалось, что я знаю всех родственников жертв, но Тайлер Фарос мне вроде бы незнаком.
– Нет, – говорит он. – Просто… кем-то. Его так и не нашли.
Такой кошмар мне не довелось пережить – не знать, кто убил мою сестру. Не увидеть, как его предали правосудию. В течение пары секунд я даже не могу найти ответ, потом говорю:
– Извините. Должно быть, это ужасно тяжело. – И тут до меня доходит. – Вы… пришли сюда не ради обучения полетам, верно?
– Нет, – подтверждает он почти шепотом. – Я… кое-кто рассказал мне о вас, и я подумал, что вы сможете помочь. Что с вами можно поговорить. Потому что я больше ни с кем не могу поговорить о ней.
«Я неправильно оценил его», – думаю я. Он не бесчувственен. Он просто наглухо замкнут, закован в эмоциональный бронежилет. Боится проявить хоть толику чувств, поскольку если он хотя бы приоткроет эту дверь, то, вероятно, не сможет контролировать то, что вырвется наружу.
И я понимаю это, потому что был на его месте. Я так жил некоторое время, до того как перешел к более мрачным чувствам, о которых не люблю вспоминать.
– Вы пробовали обращаться к врачам? Пройти терапию? – спрашиваю. Я знаю, что многие мужчины против этого – особенно если винят в случившемся себя. Мне понадобилось много времени, чтобы двинуться в нужном направлении. – Потому что, если вам кто-то нужен, у меня есть контакты хороших специалистов…
Тайлер уже мотает головой.
– Нет-нет, все нормально. Я просто… я подумал, что вы, возможно, поймете. Что мы сможем немного поговорить. Но если вы заняты, я пойму.
Я занят. Но не настолько. Я, по крайней мере, могу уделить ему несколько минут. В свое время скорбь исказила мой внутренний мир, сделав его темным и неправильным, и мне понадобились годы, чтобы уйти от этого. Долгий, трудный подъем к относительной стабильности. В моей голове проносятся инструкции, которые стюардессы в самолете дают пассажирам: «Сначала наденьте кислородную маску на себя, потом на других». Я пока не уверен, что полностью надел свою кислородную маску. Или что в нее поступает кислород.
Но в то же время я вижу скорбь этого парня, даже если не могу почувствовать его боль. Может быть, потому, что он сам не смеет чувствовать ее.
Поэтому я говорю:
– Давайте выпьем кофе и поговорим об этом, хорошо?
Тайлер испускает долгий прерывистый вздох и кивает.
– Спасибо, мистер Кейд.
– Сэм, – поправляю я его. – Зовите меня Сэмом. Как звали вашу сестру?
– Клара, – отвечает он. – Я не… на самом деле, я хочу поговорить не столько о ней, сколько… Просто о том, как вы справляетесь с этим. Особенно когда не можете выкинуть все это из головы. Вы ведь не можете, верно?
– Иногда – да, – говорю я. – Иногда я могу не думать об этом часами. Иногда могу подумать пару раз за весь день. Но вы правы. Оно никуда не уходит.
Мы входим в маленький уголок отдыха, устроенный специально для персонала, берем по чашке кофе и садимся. Тайлер, похоже, все еще чувствует себя неловко. Он наконец-то снимает свои солнечные очки и без них выглядит совсем молодым. Уязвимым. Глаза у него усталые – как будто они видели слишком многое.
– Я злюсь, – признается он. – На то, что с ней случилось. Это нормально?
Господи, до чего же это нормально!
Я делаю глубокий вдох и начинаю объяснять ему, почему это плохо.
Не уверен в том, что объясняю хорошо. Парень слушает меня. Реагирует он слабо, но я теперь вижу значение этих реакций: того, как он чуть заметно вздрагивает или опускает взгляд. Не открывается, хотя я почти ощущаю, как бы ему этого хотелось. Но он сохраняет свою маску.
Когда мы слишком близко подходим к моим собственным ранам, я направляю разговор в другую сторону. И когда мои часы жужжат, напоминая мне о срочных делах, я с удивлением обнаруживаю, что прошел целый час. Кофейная чашка, стоящая передо мной, по-прежнему полна, хотя кофе уже остыл; Тайлер выпил свой кофе полностью. Я выливаю свой напиток в раковину и говорю ему, что теперь мне действительно надо идти.
Он благодарит меня за то, что я уделил ему время, но на этот раз не предлагает рукопожатие. Однако, как и прежде, немного колеблется, потом задает еще один вопрос:
– Как вы думаете, ваша сестра обиделась бы? Если б узнала о…
Он не заканчивает фразу, вероятно, понимая, что переходит черту. Потому что это действительно так, и я знаю, что меня это должно разозлить. Но почему-то не злит.
– Если б моя сестра узнала, что я счастлив с Гвен? – угадываю я. Он кивает. – Честно? Я не знаю. Хотел бы думать, что она пожелала бы мне счастья, потому что я желал счастья ей. Но я не знаю.
Тайлер кивает.
– Спасибо, Сэм. Я… я никогда раньше не говорил об этом. Вот так вот, с кем-то, кто понимает… – Он перекатывается с пятки на носок и обратно, и на секунду я вижу подлинное страдание, которое он таит. Потом достает из кармана солнечные очки, надевает их и в один момент снова прячется в свою броневую скорлупу. – Я знаю, что это было нелегко. Спасибо, что поговорили со мной.
Он не ждет моего ответа. Просто поворачивается и уходит.
Этот разговор оставляет у меня странное ощущение. Но и хорошее тоже почему-то. Может быть… может быть, эта часть меня действительно начинает исцеляться. Прошло уже достаточно много времени.
Но я обнаруживаю, что гадаю: действительно ли я помог ему или причинил боль? Потому что я не знаю. Просто не знаю.
* * *
Мой трудовой день завершен; пройдя занятия на симуляторе, я направляюсь домой. Дышать стало легче, и я снова чувствую себя почти – почти – нормально. На половине дороги мой сотовый телефон звонит. Номер незнакомый, и я уже собираюсь сбросить звонок, но все-таки нажимаю кнопку на гарнитуре и отвечаю:
– Алло?
– Здравствуйте. Можно мне поговорить с Сэмом Кейдом?
– Вы с ним разговариваете.
– О, спасибо. Я Эмори Осгуд из газеты «Теннессиец». – Голос у женщины на другом конце линии молодой, в нем слышится наигранная печаль. Я моментально настораживаюсь, хотя это не похоже на один из этих проклятых автоматических спамерских звонков. – Если вы не против, я проверю произношение имени. Гвен Проктор. Обычно я не стала бы спрашивать, но в сообщении, полученном нами, оно написано двумя разными способами. – «Какого черта она звонит мне?» Я уже хочу спросить ее об этом, однако повторяю имя Гвен по буквам. Прежде, чем успеваю задать вопрос, женщина продолжает: – О, спасибо. Конечно же, очень важно, чтобы мы составили объявление правильно. Вы не могли бы еще подтвердить название похоронного бюро?
Во рту у меня пересыхает. Не думая, я сворачиваю с дороги на стоянку у бакалейного магазина, заняв первое же попавшееся свободное место. Дрожащей рукой дергаю вверх рычаг ручного тормоза.
– О чем вы говорите?
– Я звоню по поводу некролога, – объясняет она. – Относительно мисс Проктор… – Сейчас ее голос звучит неуверенно, словно она застигнута врасплох. Мое сердце неистово колотится, на теле выступает холодный пот, меня подташнивает.
– Что с ней случилось? – спрашиваю. Я не могу узнать собственный голос, он кажется мне чужим. – Когда?
– О, сэр, простите, мне казалось… подождите, разве это не вы подали объявление? Так не должно было произойти, я просто… я не знаю, что сказать. Я прошу прощения за то, что так поступаю с вами… Вы в порядке? – Теперь в ее голосе слышится неподдельный ужас.
– Не я… – Я загоняю назад неожиданный всплеск ярости. Глаза у меня горят, все тело содрогается. – Что случилось, черт возьми?
– Я… – Я слышу, как она делает глубокий вдох. – Сэр, у меня действительно нет никаких сведений. По электронной почте на мой компьютер поступила заявка на то, чтобы разместить в газете некролог, и ваше имя указано в качестве лица, с которым можно связаться по этому поводу, вот почему я вам звоню. Я не понимаю, что происходит…
Я вешаю трубку. Только с третьей попытки набираю номер сотового телефона Гвен. С трудом втягивая воздух, слушаю далекие пустые гудки. Как будто весь мир вокруг меня проваливается в темный колодец.
А потом она отвечает.
– Сэм? Привет, как у тебя прошел день?
Как будто все в порядке. Как будто ничего не случилось.
Потому что ничего не случилось. Слава богу!
Горло мое сжимается от облегчения, и я не могу даже говорить, потом откашливаюсь и произношу:
– Отлично, милая. Все отлично. Я… я еду домой. Ты там?
– Да, – говорит она. – Собираюсь готовить ужин. Что ты думаешь насчет…
– Да что угодно, на твой вкус, – искренне отвечаю я. Я не могу рассказать ей о том, что случилось минуту назад. Не хочу портить ей настроение. – Мне нужно ехать, я скоро буду дома, ладно?
– Ладно, – говорит Гвен, и я слышу, как ее тон слегка меняется. Она понимает: что-то не так. Я обрываю звонок, пока она не спросила еще что-нибудь.
Потом набираю номер мисс Эмори Осгуд, и меня переключают на нее с основного коммутатора «Теннессийца», нашей местной газеты.
– Эмори, это Сэм Кейд, – говорю я. Она снова пускается в пространные извинения, но я, не слушая, обрываю ее. – Кто-то прислал заявку на некролог. Каким образом?
– Ну… на нашем сайте есть бланк; его нужно заполнить, потом мы проверяем заявку, вот почему я позвонила вам – потому что ее имя в одном месте было напечатано так, а в другом по-другому, а указанный номер похоронного бюро неправильный. В заявке указано ваше имя и телефонный номер. Сэр, что случилось…
– Гвен Проктор жива, – говорю я ей. – И я не посылал эту заявку.
– О боже мой, мистер Кейд, я еще раз прошу прощения… я… зачем кому-то так поступать?
– Жестокий розыгрыш, – объясняю я ей. – Просто удалите эту заявку. И не принимайте никаких объявлений о моей смерти, смерти мисс Проктор или ее детей, Ланни и Коннора, пока я или она не подтвердим их. Считайте все это злобной шуткой, потому что, скорее всего, так оно и есть. Хорошо?
– Хо… рошо. Ничего себе! Я никогда не слышала, чтобы что-то такое случалось. И еще раз извините…
– Все в порядке. – Все совсем не в порядке, но я не хочу, чтобы Эмори расстраивалась из-за этой ситуации. Она не сделала ничего плохого. Я потираю затылок, разминаю закаменевшие, ноющие мышцы шеи. – Полагаю, кто-то освоил новый крутой трюк. Нужно запомнить это на будущее. Нам обоим.
– Да, сэр, – говорит она. – Я рада, что со всеми все в порядке.
– Я тоже рад, Эмори. Я тоже рад.
Теперь, когда шок миновал, реальность снова обрушивается на меня во всей своей мрачности. Я надеялся, что никто не начнет заново этот крестовый поход против Гвен, но я ошибался.
Чертовски ошибался.