Читать книгу Соленая тропа - Рэйнор Винн - Страница 5

Когда мы навсегда покинули свой дом, у нас было две недели на то, чтобы вывезти свои немногочисленные пожитки в сарай к другу и придумать какой-то план действий. Дети не могли нам помочь: они оба еще учились в университете, снимали жилье вместе с другими студентами и едва сводили концы с концами. Брат Мота как раз уехал в отпуск и пустил нас пожить к себе, но через две недели он вместе с семьей должен был вернуться, и нам предстояло куда-то съехать. Мы находились всего в двадцати милях от дома, совсем рядом, но вернуться туда не могли. Это была пытка. В шоке от расставания со своим домом, не в силах осознать новость, услышанную от врача, мы провели первые дни как во сне, в каком-то тумане.

Голос разума настаивал, что нам нужно поскорее найти работу и съемное жилье. Мы ведь потеряли не только дом, но и свой маленький гостиничный бизнес, так что источника дохода у нас не осталось. Чтобы заново отстроить жизнь, нужна была работа. Но ведь не исключено, что времени нам оставалось всего ничего, прежде чем здоровье Мота окончательно пойдет на спад – сначала паралич, а за ним смерть. Я не могла оставить его дома и выйти на работу, я чувствовала необходимость проводить с ним каждую драгоценную минуту, пока он относительно здоров. Я хотела сберечь как можно больше воспоминаний, чтобы потом, когда останусь одна, перебирать их, словно сокровища.

Я ненавидела врача, который сообщил нам диагноз. «Лучшее, что я могу для вас сделать, Мот, это быть с вами честным». Это было худшее, что он мог сделать. Лучше бы он промолчал и позволил мне и дальше жить в неведении. Я не хотела видеть черную пропасть своего будущего при каждом взгляде на Мота. Эти дни мы пережили так, будто только что вернулись с поля боя, израненные, испуганные и потерянные.

Мы могли бы поселиться в палатке, пока не найдем варианта получше, но даже самое дешевое место в организованном кемпинге стоило восемьдесят фунтов в неделю – для нас это было слишком дорого, а пособие, положенное бедным на оплату жилья, не разрешалось использовать для оплаты туристического лагеря. Ни у кого из знакомых не было ни свободной комнаты, ни места в саду, куда нас могли бы пустить больше чем на несколько недель. Нам нужно было место, чтобы собраться с мыслями и осознать произошедшее. Стояла середина лета, самый сезон отпусков, и все дома на колесах уже арендовали туристы, причем задорого.

В идеальном мире мы нашли бы съемное жилье, но когда твой дом отобрали за долги, арендовать что-то практически невозможно. Банки считали нас неплатежеспособными и отказывали в кредите. Мы могли бы встать в очередь за муниципальным жильем для бедных, но наш случай не считался приоритетным, и пока нам могли предложить только комнату в общежитии для наркоманов и алкоголиков. Темноволосая девушка с тугим хвостиком и сильным валлийским акцентом, принявшая нас в отделе социального обеспечения, сказала:

– Ну если вы не умрете совсем скоро, хотя бы в течение года, то вы не так уж и больны, верно? Судите сами, вот и как мне тогда считать ваш случай приоритетным?

В этот момент мы точно поняли, что лучше поселиться в палатке.

Вернувшись домой к брату Мота, я уставилась в окно, оцепеневшая, не в силах больше ничего придумать.

– Я даже рад. Не представляю, как бы мы поселились в муниципальном жилье так близко от фермы. У меня бы сердце не выдержало.

Кроме того, мы бы сделались темой для разговоров всех соседей на много месяцев вперед – в деревне все знали всё про всех.

– Это факт. На ферме мы могли бы укрыться ото всех, да? На нашем острове.

Ферма была для нас именно что островом, во всех смыслах слова. Как только мы съезжали с дороги и углублялись в лес, весь мир оставался где-то далеко. Постепенно сквозь деревья проступал вид на ферму – и как будто открывалась другая вселенная: со всех сторон старые поля, разделенные живыми изгородями. Впереди тянулась гряда гор, величественных и высоких на западе, уходящих вдаль на востоке, а между ними змеилось нежное гладкое облачко. Крупный сарыч, расправив крылья, кругами уходил в небо и зависал в голубом воздухе, где-то между вершинами деревьев и горами. Как только лес за нами смыкался, мир дорог, деревень и человеческого шума оставался далеко позади. Но теперь, лишившись своей безопасной гавани, мы неслись на плоту отчаяния вниз по течению, сквозь густой туман, не зная, где пристанем к берегу, да и будет ли он вообще, этот берег.

Мот стоял у окна, глядя на заросли вереска и дрока на склоне холма. Как бы дома, но не дома.

– Кажется, я не выдержу, если мы здесь останемся. Нам нужно уехать из Уэльса, оставаться слишком больно. Не знаю, что мы будем делать дальше, я даже не знаю, сколько мне осталось жить, но сейчас мне нужно уехать отсюда подальше. Нужно найти другое место, которое станет нам домом.

Я набрала в легкие побольше воздуха.

– Тогда давай укладывать рюкзаки, а дальше будем думать на ходу.

– Решено. Отправляемся в путь по юго-западной тропе.

* * *

Укладывать рюкзак в двадцать лет и в пятьдесят – две разные истории. В последний раз мы ходили в поход еще до рождения детей, у Мота еще были длинные волосы, а я была на стоун[5] легче. Тогда мы просто покидали в рюкзаки всё, что показалось нам нужным, и отправились в путь, несмотря на тяжесть. Наши молодые тела легко восстанавливались после травм и растяжений. Маршрут лежал через Озерный край в Шотландии, и мы ежедневно проходили много миль, но ночевать останавливались на организованных кемпингах, почти никогда не разбивая палатку в случайном месте, «дикарями». Прошло тридцать лет, из которых двадцать я занималась тяжелым физическим трудом – такого рода нагрузка наносит организму повреждения, которые никогда не проходят полностью и в любой момент могут напомнить о себе. Кроме того, в последние три года, пока шел суд, я подолгу горбилась над ноутбуком, пытаясь построить для нас линию защиты, и теперь мои потерявшие подвижность суставы на каждом шагу грозили мне растяжениями и травмами. А Мот? Как он потащит тяжелый рюкзак? Мы попробовали сложить вещи как в прежние времена и оптимистично взвалили этот вес Моту на спину. В рюкзак на шестьдесят литров поместилась только наша старая оранжевая палатка и два чуть ржавых котелка. Дважды обойдя вокруг комнаты, Мот со стоном опустился на колени.

– Сними его с меня. Не могу.

– Значит, нам придется задуматься о другом снаряжении. Для начала о палатке полегче.

– У нас нет на это денег.

Почти все деньги, заработанные за последний год, ушли на судебное разбирательство и на пропитание, пока мы занимались тяжбой. К тому же оба наших ребенка учились в университете. Я вернула аванс всем, кто забронировал гостевой домик на лето, и у нас осталось триста двадцать фунтов. Правда, еще мы каждую неделю получали сорок восемь фунтов[6] пособия от государства: Мот уже почти не мог работать, и мы жили за счет дохода от сдачи гостевого домика. Это было так мало, что мы получили право на государственную помощь для малоимущих. Даже это небольшое пособие требовало постоянного адреса, поэтому мы зарегистрировали его на адрес фермы и договорились на почте, что все наши письма будут пересылать брату Мота. Сорок восемь фунтов в неделю. Можно ни в чем себе не отказывать.

Я перечитала «Прогулку длиной 500 миль» и еще раз сказала себе, что нам это по плечу. Марк Уоллингтон с легкостью прошел юго-западную береговую тропу из конца в конец с прокатным рюкзаком и лохматой псиной. Мы тоже справимся. Но нам придется пойти в обратном направлении, от Пула к Майнхеду. Первый отрезок пути, от Майнхеда до Падстоу, казался самым сложным, а последний, от Плимута до Пула, самым легким. Логичнее было отправиться в обратном направлении и дать себе время адаптироваться к походной жизни, прежде чем тропа станет особенно крутой. Оставалось только найти подходящий путеводитель. Однако очень скоро оказалось, что не существует путеводителей для маршрута в обратном направлении, с юга на север, – все они без исключения вели с севера на юг. Я перерыла все книжные полки в магазине туристического снаряжения, но в их огромной секции путеводителей не было того, что мне нужно. Бедная продавщица безропотно терпела мое благородное негодование.

– Как вы не понимаете, мне нужно идти в обратном направлении, начало пути должно быть попроще. Марку Уоллингтону было двадцать с хвостиком, у него и проблем-то никаких не было, кроме вылетающих заклепок. – Я чувствовала, что краснею от злости, паники и жалости к себе и что мои заклепки вот-вот вылетят.

– Простите, мэм, такого путеводителя просто не существует. – Худенькая продавщица тихонько ускользнула, а я села среди полок и загрустила. Если нам придется начать со сложного участка, не факт, что Мот вообще выдержит первую неделю пути. И что тогда? Я была не готова думать о том, «что тогда», мозг включал режим самозащиты. Все, о чем я могла думать, была тропа, наш поход: больше я ничего не видела. Мы приценились к подробным картам Картографического управления, но если бы мы купили карты всех участков, необходимые нам для похода, получилось бы слишком дорого и тяжело.

– Рэй, я не готов на протяжении пятисот миль читать путеводитель задом наперед. Значит, мы просто выйдем из Майнхеда и пойдем очень, очень медленно, – Мот гладил меня по голове, но мне хотелось только забраться в спальный мешок и расплакаться. Не раскисай. Ты должна быть сильной, это ведь не тебе предстоит умереть от удушья. Я едва сдерживалась, и вывести меня из равновесия было легче легкого.

Нам нужно было выбрать книгу, и, как следует приглядевшись, мы поняли, что выбора нет. Маленькая коричневая книжка Пэдди Диллона «Юго-западная береговая тропа: от Майнхеда до мыса Саут-Хейвен» в непромокаемой обложке и с подробной картой всего пути так удачно ложилась мне в руку и в карман Моту, что мы сразу же ее купили. Листая путеводитель за чашкой чая, мы поняли: когда Марк шел по тропе со своей собакой, он либо сбился со счета, либо что-то пропустил, либо за прошедшие с написания его книги десятилетия некий сейсмический сдвиг волшебным образом удлинил Корнуолл, потому что тропа теперь насчитывала не пятьсот миль, а шестьсот тридцать.

* * *

Нам пришлось купить кое-какое новое снаряжение – это было неизбежно. Крупные металлические замки на старом рюкзаке Мота заржавели и заклинивали, а у моего рюкзака порвался непромокаемый чехол, и теперь он пропускал воду. Стоимость качественной починки оказалась неподъемной. Два новых рюкзака обошлись бы нам почти в двести пятьдесят фунтов. После долгих поисков мы наконец купили два простых рюкзака, они стоили в два раза дешевле, чем один фирменный. Безо всяких наворотов, но достаточно функциональные. В следующие несколько дней мы сосредоточились на рюкзаках: набивали их, разбирали, паковали, распаковывали и ходили в них по дому. Ничего не получалось. Все, что мы хотели взять с собой, никак не помещалось.

– Нет, Рэй, рюкзак побольше я тащить не смогу. Давай поступим так же, как при отъезде с фермы. Давай еще раз всё перепакуем и возьмем только то, без чего нам точно никак не выжить. Больше ничего. Тогда, может быть, я справлюсь.

– Палатка слишком громоздкая. Она не влезает и слишком тяжелая для твоего плеча, но у нас нет денег на новую. Положение безвыходное.

– Может, поищем на сайте eBay?

Сделав ставку, мы напряженно ждали окончания аукциона, гадая, удастся ли нам купить то, что станет нам домом до конца лета, а может быть, и дальше. Три секунды… две… одна, и мы выиграли! У нас появилась почти новая палатка «Ванго» весом три кило – в четыре раза легче старой и во много раз меньше! Мы станцевали победный танец вокруг кухонного стола: за тридцать восемь фунтов мы только что купили себе новый дом.

Я позвонила нашей дочери Роуан в приступе отчаянной радости. Мне нужно было поделиться с ней этой крохой хороших новостей, хоть немного разрядить тяжелую атмосферу, которая установилась между нами в последние две недели беспросветной тоски. Я хотела снова стать для нее всемогущей мамой и все исправить, но как только в трубке послышались гудки, я пожалела о своем порыве. Да, дети выросли и поселились отдельно, но дом, который мы потеряли, был и их домом. Мот был их отцом, и принять его болезнь им было ничуть не проще, чем мне. Эти недели в корне меняли наши отношения с детьми: происходили события, от которых я не могла их защитить. Расстановка сил менялась, и меня это просто убивало. Я оказалась к этому не готова. Однако выяснилось, что мы их отлично воспитали. И сын, и дочь оказались на удивление адекватными взрослыми и были готовы ко всему. Это я по-прежнему пыталась оберегать их от мира и от любых проблем. Если я не буду тем человеком, который защищает их от бед, то кем же я стану? Это была последняя капля того, что в глубине души я считала «собой». Что останется, если исчезнет и она? Ничего.

– Что ты такое говоришь, мам, ты с ума сошла? Что, если он упадет со скалы? – голос Роуан вернул меня к реальности. – У вас нет денег, что вы собираетесь есть? Ты что, действительно считаешь, что вы сможете провести остаток лета в палатке? Но как? Папа иногда со стула встать не может, что будет, если у него случится приступ на скале? Где вы будете ставить палатку? Ты знаешь, сколько стоят места на кемпинге? Ты уже сказала Тому?

– Я знаю, Роу. Это полное безумие, но что нам остается? Мы не можем просто сидеть и ждать, когда государство выделит нам жилье, не такие мы люди. Нам нужен этот поход. Пока мы вместе, у нас все будет в порядке, не волнуйся.

Телефонная линия потрескивала в наступившей тишине.

– Я вышлю тебе новый мобильный, с нормальной батарейкой. Звони мне каждый день и бери трубку, когда я тебе звоню. И скажи Тому.

– Хорошо, Роу, я тебя тоже люблю.

* * *

– Привет, Том. Мы с папой решили пойти в поход по юго-западной береговой тропе. Это, наверное, займет не меньше двух месяцев, а может, и три.

– Ладно.

– Мы пройдем шестьсот тридцать миль и всю дорогу будем жить в палатке.

– Это круто.

Наш неуемный гиперактивный малыш вырос в мужчину не просто спокойного, а нездорово спокойного; а наша маленькая королева блесток и диско внезапно решила стать мне матерью.

А я сама, кем стала я? А Мот? Хватит ли нам шестисот тридцати миль, чтобы найти ответы на эти вопросы?

* * *

Через три дня нам доставили палатку, и мы собрали ее в гостиной: широкий и низкий купол зеленого цвета, который на полу выглядел шапкой мха на гранитном утесе. Мы разложили свои самонадувающиеся туристические коврики и забрались в сверхлегкие спальники, купленные по пять фунтов в супермаркете. Я вскипятила чай на крошечной походной горелке, и мы устроились в дверях палатки смотреть по телевизору «Мир садовода». Когда передача закончилась и мы попытались встать, оказалось, что Мот не может пошевелиться. Как он ни старался, встать у него не получалось. Наконец я вытащила его из палатки прямо в спальнике и поставила на ноги.

– А что, может быть, Роуан права? Это, пожалуй, не самое мудрое решение в нашей жизни.

– Разве мы когда-то искали легких путей?

* * *

Мы в последний раз укладывали рюкзаки, зная, что если мы что-то забудем или не сможем втиснуть, то нам придется обходиться без этого все лето. О покупке новых вещей не могло быть и речи: на это не было денег. Хорошо, если их хватит хотя бы на еду, особенно с учетом необходимости покупать продукты на побережье в разгар сезона отпусков.

Возле каждого рюкзака росла груда вещей, которые мы хотели взять с собой. Они явно туда не помещались, но мы все равно пытались их впихнуть. Я первым делом уложила одежду – самый минимум на два месяца, – и рюкзак сразу же заполнился наполовину. Делать было нечего, другого варианта сэкономить место не было. Разложив вещи по дивану, я отобрала только то, без чего никак не смогу обойтись. Старый хлопчатобумажный купальник, три пары трусов, пара носков, безрукавка, леггинсы и футболка с длинными рукавами, чтобы спать. Все остальное я надену на себя: еще одну пару леггинсов, короткое вискозное платье в цветочек, купленное в секонд-хенде, хлопчатобумажную безрукавку, толстые красные носки и дешевую куртку из флиса. Вот и всё.

Я скатала одежду в шарик и в непромокаемом мешке положила на дно рюкзака. Потом уложила все остальное. Самонадувающийся коврик, крошечную газовую плитку, баллончик с газом, сковородку из нержавеющей стали со складной ручкой, спички, эмалированную тарелку и кружку, ложку и пластиковую ложку-вилку, маленькую походную подушку, спальник (упакованный в чехол, он помещался в боковой карман), непромокаемую куртку и леггинсы. Затем всю ту мелочевку, без которой, мне казалось, я не смогу обойтись: фонарик, блокнот и ручку, складную зубную щетку и маленький тюбик зубной пасты, шампунь, быстросохнущее синее полотенце, гигиеническую губную помаду, туалетную бумагу, влажные салфетки для лица, мобильный телефон, складную зарядку к нему, двухлитровую пластиковую бутылку воды, которую я пристегнула к рюкзаку сверху ремнями. И кошелек со ста пятнадцатью фунтами – все, что у нас оставалось, – а также банковскую карточку. Мне же предстояло нести и еду: основную часть мы собирались покупать по пути, но для начала у нас была с собой жестянка с концентрированным сахаром, который был в объеме в два раза меньше обычного, пятьдесят чайных пакетиков, две пачки риса и две макарон, фрикадельки долгого хранения в пластиковой упаковке, почему-то оранжевого цвета, банка консервированной скумбрии, батончики-мюсли и две шоколадки «Марс». Это был наш неприкосновенный запас, который мы планировали хранить на крайний случай и, если что, пополнять по пути.

Я с трудом закрыла рюкзак и затянула ремнями. Он был переполненный, тугой, как футбольный мяч. Когда я села на него, он ничуть не промялся под моим весом.

Рюкзак Мота был очень похож на мой, хотя вместо платья в цветочек у него были армейские штаны, которые можно было закатать до колен, превратив в шорты. У него также была аптечка, перочинный ножик и маленькая подзорная труба, чтобы рассматривать путь впереди. Во внутреннем кармашке лежало тоненькое издание «Беовульфа» в переводе Шеймаса Хини[7] – эту книгу вот уже много лет Мот брал с собой в любую поездку. Вместо продуктов и походной кухни он нес палатку, пристегнутую к рюкзаку снаружи. Путеводитель Пэдди Диллона он положил в наколенный карман штанов, и вот мы были готовы трогаться в путь.

Взвесив рюкзаки, мы обнаружили, что они весят почти одинаково: каждый по восемь кило. Мне казалось, что для Мота это слишком тяжело, но он все равно поднял свой рюкзак и сунул руку в лямку.

Просунуть вторую руку в другую лямку он не смог из-за больного плеча, мне пришлось приподнять рюкзак снизу и помочь ему. Это нужно было делать до того, как я надену собственный рюкзак, потому что с ним на спине я не могла поднять руки достаточно высоко, чтобы надеть лямку на плечо Моту. Затем я надела свой рюкзак: сначала оперла его о колено, перекинула на спину и продела в лямку одну руку, а потом Мот приподнял его снизу, чтобы я смогла надеть и вторую лямку. Легкотня.

Мы стояли рядышком, словно две черепахи, которые упали на спину и не могут перевернуться.

– Это безумие.

Безумие, но выбора у нас не было. Если мы откажемся от своей затеи, нам придется задуматься о том, что жизнь не закончится с окончанием лета, и о том, что нас ожидает дальше. Мы были к этому не готовы.

– Приходится признать, что мы уже не такие супергерои, как раньше.

Мы загрузили рюкзаки в машину и отправились на юг, подальше от всего, что с нами случилось. Это всё был сон. Сон, а не реальность. Мы уезжали прочь от двадцати лет семейной жизни и работы, от всего своего имущества, от надежд, мечтаний, будущего, прошлого. При этом нас не ждало никакое новое начинание, жизнь не предлагала нам второго шанса. Земля разверзлась у нас под ногами, и мы оказались на краю пропасти, через которую невозможно перебраться. Чтобы спастись от нее, мы притворились другими людьми и просто сбежали. Что ждало нас впереди? Поход, только поход.