Читать книгу Хладные легионы - Ричард Морган - Страница 3

Глава вторая

Оглавление

Вдоль передней кромки взмывшего вверх лезвия блеснул солнечный свет, а затем оно проворно двинулось обратно.

Эгар Драконья Погибель хмыкнул. Чуть склонил голову набок и почувствовал, как сталь царапает кожу. Строго приказал себе не шевелиться и уставился в потолок цирюльни.

Это оказалось труднее, чем он помнил.

– Не извольте беспокоиться, господин, – промурлыкал цирюльник и большим пальцем ловко снял с лезвия пену, стряхнул ее в тазик. Наклонился поближе, чтобы еще раз провести инструментом по намыленной шее Драконьей Погибели, и от сосредоточенности в его голосе зазвучали напряженные нотки: – Вы теперь в Ихельтете, коронованном владыке цивилизованных городов. В этом кресле сидели гостившие у нас сановники со всех уголков известного мира. И ничье горло не пострадало.

Эгар гневно покосился на цирюльника одним глазом – задача не из простых, когда голова повернута под таким углом.

– Я этим не в первый раз занимаюсь, знаешь ли.

– Что ж, господин, тогда вам будет приятно услышать, что нас двое. – Цирюльник опять вытер бритву начисто и повернул голову клиента в другую сторону. – Вот так, и не шевелитесь. Спасибо. Должен заметить, не припоминаю, чтобы мне раньше доводилось обслуживать вашу достопочтенную особу. Меня рекомендовал кто-то из ваших степных собратьев?

– Мои степные собратья не заплатили бы такие деньги.

Действительно, большинство маджаков в Ихельтете оставались бородатыми, как у себя дома, на северных равнинах. Зачем тратить кучу денег, чтобы соскрести с лица волосы, которые все равно отрастут через неделю? И вообще, зачем брить бороду? Она от солнца защищает, верно? Щекочет девок, чтобы знали – с ними был мужик, а не мальчишка. Ее можно подстричь, коли понадобится – если в имперской бригаде наемников, куда ты записался, действуют строгие правила на сей счет. А в остальном…

Наклонившись, чтобы изучить дело рук своих, цирюльник слегка нахмурился.

– Позвольте не согласиться, господин. На прошлой неделе у меня побывали ваши собратья. Молодые парни, и судя по разговорам, недавно в городе.

Эгар хмыкнул.

– Видать, им платят лучше, чем платили мне в их возрасте.

– Возможно. Насколько я помню, они были в одеяниях гвардейцев Цитадели.

– Гребаной Цитадели?!

Он бросил быстрый взгляд на цирюльника – уж не оскорбился ли тот? Имперцы были до нелепости щепетильны в вопросах религии, постоянно ссылались на придуманную клириками книгу, расписывающую все правила, и к их нарушениям относились без юмора. Обычно Эгару было плевать на чьи-то задетые чувства, но не стоит сердить человека, который держит бритву у твоего горла.

– Как вам сказать, господин… – Погруженный в работу цирюльник явно забыл о религиозном рвении. Он провел бритвой от глаза Эгара к уху; его движения были такими же плавными и отработанными, как голос и добродушные банальности, которые он произносил. – Ряды Священной гвардии сильно поредели во время войны. Множество праведников стали мучениками.

– Да что ты говоришь.

Эгар видел кое-какие боевые действия с участием мучеников во время южной кампании, от них даже его бывалой наемнической душе делалось не по себе. Мужчины и мальчики, которым едва исполнилось двенадцать-тринадцать лет, бросались на ряды ящеров с возгласами из Откровения на устах. Большинству в лучшем случае удавалось нанести единственный удар, прежде чем рептилии-пеоны приканчивали их когтями или зубами. Они тысячами умирали на поле боя, оглашая его воплями, пока командующие надзиратели следили за происходящим и возносили молитвы о победе.

На выступе скалы рядом с Эгаром другой командир наемников-маджаков сплюнул в грязь и покачал головой:

«И они еще называют нас берсеркерами?»

Что ж, в этом суть Ихельтета. Он убаюкивает цирюльнями и банями, книгами и сводами законов, а потом, внезапно, когда совсем не ждешь, хваленые атрибуты имперской цивилизации отваливаются, как тряпично-глиняная маска состоятельного прокаженного, и ты вдруг оказываешься лицом к лицу со скалящейся жутью, что таилась под ней, – с жестокими и самодовольными кочевниками, уверенными в собственном превосходстве и в том, что вера позволяет им насаждать господство везде, где получится.

«Не слишком обольщайся на наш счет, – как-то раз рассудительно сказала ему Имрана. – Не будь Черного народа, мы, скорее всего, так и остались бы кучкой кровожадных конных племен, грызущихся за территорию».

Цирюльник закончил орудовать бритвой, вытер лицо и шею Эгара влажным полотенцем и принес горящую свечу, чтобы подпалить волосы, растущие из ушей. Это был болезненный процесс: поджечь на долю секунды и потушить, прижав ладонь; повторить. Но Эгар стоически терпел, не протестуя. Скоро ему исполнится сорок, и об этом не хотелось вспоминать каждый раз, глядя в зеркало. Волосы в ушах, седина в бороде и шевелюре, морщины на лбу и щеках, которые никогда полностью не исчезали, как бы не менялось выражение лица, – все накапливалось, и Драконьей Погибели это было не по нраву.

А еще ему не нравилось то, как часто он об этом думает.

Последние пару лет в степи он почти не замечал перемен, потому что маджаки – не считая шаманов – почти не пользовались предметами с отражающими поверхностями. Но теперь, снова оказавшись в имперском городе, Эгар был вынужден вспомнить, что в Ихельтете хорошие зеркала высоко ценились, считались признаком богатства и утонченности. В домах и общественных зданиях их множество, с изукрашенными на любой вкус рамами. Они подстерегали в коридорах и салонах, куда ни сунься. У Имраны зеркал было особенно много – как Эгар полагал, ввиду ее положения при дворе и необходимости поддерживать безупречную внешнюю красоту. «В конечном итоге, – сказала она ему с легкой горечью однажды вечером, когда они сидели лицом к лицу в ванне с благоухающей водой, – несмотря на богатство, мудрость, связи и друзей при дворе, я по-прежнему женщина. И как бы меня не судили, все сведется к проклятой геометрии моих форм и тому, насколько она приятна глазу. Изгибы скул и ягодиц – вот моя судьба».

«Сдается мне, ты недооцениваешь парочку других своих достоинств, – лениво пророкотал Эгар, не скрывая похоти, и потянулся вперед, чтобы обхватить ладонью одну из опущенных грудей и потеребить сосок большим пальцем. Он не желал вторить ее серьезному тону. – От макушки до пят ты весьма приятна моему глазу. И кое-каким другим частям тела тоже, если вдруг не заметила».

Она слабо улыбнулась в ответ. И – как он и рассчитывал, собственно, – обхватила рукой набухающий член, плавающий у него между ног.

«Несомненно, того же эффекта добилась бы любая трактирная шлюшка вполовину моложе меня и в незашнурованном платье, просто коснувшись этой самой части тела. Прошлого не вернуть, Эг. Надо жить тем, что есть теперь. А я теперь старая. Практически карга».

Он фыркнул. «Тебе и сорока нет, женщина».

Впрочем, в глубине души Драконья Погибель подозревал, что уже пару лет как есть. По правде говоря, он никогда об этом не задумывался. Много лет назад, когда они встретились, вокруг бушевала война и все старались жить сегодняшним днем – да, тогда все было иначе. Тот факт, что Имрана на несколько лет старше, придавал ей темное экзотическое очарование и вызывал трепет, которого маджак ранее не испытывал, кувыркаясь в обычных борделях со шлюхами. Возраст и придворное изящество были пьянящим ароматом, окутывающим ее, вызывая у Эгара возбуждение и сводя с ума, как пачули или розовое масло, наполняя неуемным, неописуемым голодом.

Теперь, когда мысли о возрасте подкрадывались и к маджаку, ее сражения с тем же врагом в авангарде беспокоили его больше, чем он хотел признать.

«Да, Драконья Погибель. Это беспокоит тебя почти так же, как хрен с гербом, которого она взяла себе в мужья. В этом ты тоже не любишь признаваться, верно?»

«А-а. Этот».

«Этот, этот – рыцарь-командор Сарил Ашант, только что вернувшийся из Демлашарана, где упрямо и эгоистично не позволил повстанцам, чей бунт подавлял, себя прикончить. Взял и вместо этого приехал домой, осененный славой, предъявил законные права на награду – две недели увольнительной, с исполнением супружеского долга каждую ночь…»

«Хватит уже, Эг».

– Что-нибудь еще, господин? – Цирюльник стал отряхивать его воротник и плечи, что, строго говоря, не требовалось. – Может, массаж?

Эгар решил, что жестокое обращение с ушами стало пределом его возможностей на сегодня. И помещение цирюльни вдруг показалось слишком тесным. Он покачал головой, с усилием прогнал мрачные мысли. Встал с кресла, начал искать кошелек. Увидел, как свежевыбритый верзила в зеркале делает то же самое. Мысль опять застигла его врасплох: «Вот дерьмо, седины-то сколько!» Чтобы не молчать, отсчитывая монеты, он сказал:

– А мои соотечественники, они часто сюда приходят?

– Регулярно, господин. – Цирюльник принял плату. – Что-нибудь им передать?

Драконья Погибель уставился в зеркало, стараясь не показать внезапно нахлынувшую усталость. Что он мог им сказать? Какое послание передать молодым людям, охваченным той же идиотской, нерушимой уверенностью в себе, которую он испытывал, когда явился в этот город пару десятилетий назад?

Может, что-то вроде «наслаждайтесь, пока можете, потому что все продлится недолго»?

«Требуйте хорошей платы за потраченные годы жизни»?

Если они регулярно бреются в Дворцовом квартале, значит, усвоили этот урок лучше, чем он мог бы его преподать.

Мужчина в зеркале нахмурился. Цирюльник ждал ответа. За предательской усталостью скрывалось другое ощущение, неугомонное, словно дым; как дух, призванный, но еще не обретший формы. Эгар не смог подобрать ему название.

Встряхнувшись, он избавился от него.

– Не нужно, – сказал он и вышел на улицу, залитую палящим солнцем.


Некоторое время он шел куда глаза глядят, позволяя людскому потоку нести себя через Дворцовый квартал и успокаивать. Мимо проходили женщины в ярких накидках, будто конфеты, которых слишком много, чтобы выбрать одну, и он упивался этим зрелищем, как пьянящим ароматом духов. Рабы и слуги в ливреях тех или иных придворных сгибались под тяжестью носилок с грудами товаров пятифутовой высоты, а везунчики несли запечатанные послания из одного благородного дома в другой. Прошел вельможа, за которым по пятам шла свита, как шумные чайки летят за кормой рыбацкой лодки. Тут и там попадались небольшие отряды городских стражников, чьи кирасы ослепительно блестели на солнце. Встречались и нищие, а также уличные поэты, недостаточно грязные, уродливые или отталкивающие, чтобы их прогнали с этих улиц.

С рынка поблизости доносились смутные запахи фруктов и цветов, невнятные возгласы торговцев, расхваливающих товар.

Жара навалилась словно одеяло. Пыль слабо колыхалась под ногами прохожих.

Эгар перемещался по улицам, как пловец по течению, некоторое время наслаждаясь отчетливым, пронзительным удовольствием от того, что просто находится здесь, вернулся на место, которое мог больше и не увидеть. Но потом этого стало мало. Его взгляд неизменно скользил вверх и на запад, к величественным, затененным деревьями белым особнякам на Портовом холме. К одному конкретному особняку с мозаичным куполом в южной части, увенчанным башенкой-фонарем – наверное, прямо сейчас она…

«Хватит, Драконья Погибель. Ну, в самом деле. Угомонись».

Слишком поздно. Его взгляд остановился на полированной крыше «фонаря», которая блестела словно клинок, извлеченный из промерзших ножен. Настроение маджака испортилось. Он почувствовал, как разгорается беспричинный гнев.

«…прямо сейчас, наверное, отсасывает ему в той большой кровати…»

«Пора повзрослеть, Эг. Ты знал, что тебе придется с этим жить. Кроме того… – тут в нем проснулись коварство и проницательность степного кочевника, хоть Драконья Погибель и сам не знал, может ли теперь называть себя таковым, – слишком мало времени до молитвы, чтобы заниматься такими вещами. Он набожный ублюдок, не забывай. Она говорила тебе об этом».

Словно в подтверждение его мыслей, из какой-то оставшейся позади башни донесся призыв к молитве. Эгар заслонился кривой ухмылкой, как надежным щитом. Память об Имране была неразрывно связана со щемящим и бескрайним, словно горизонт, чувством, которое вызывал этот звук.

В те ранние дни, когда страсть вспыхивала между ними при каждом прикосновении и многозначительном взгляде, посягательство на святой час молитвы распаляло ее, будто пропитанный маслом фитиль. Широко распахнутые глаза, приоткрытые губы, напряженная смесь потрясения и наслаждения на лице – все от того, что он с ней делал, и какое время для этого выбрал. Иногда Эгар ловил отголоски воспоминаний о тех днях, и этого хватало, чтобы затвердеть до самого корня.

А потом, устроившись поудобнее в упряжке взаимного притяжения, они проводили вечера после соития на одном из балконов ее квартиры, оплетая друг друга скользкими от пота конечностями, слушая вечерний призыв и наблюдая, как солнце плавится в слоях раскаленного, пропитанного пылью воздуха над западной частью города.

Его улыбка померкла, стала уродливой под гнетом текущих событий. «Какая разница, что он долбаный рыцарь-командор – настанет день, Драконья Погибель, и ты просто…»

Он ухватил эту мысль за загривок.

«Ну, хватит уже».

Пора в другое место. Да, точно пора.


Привычка увела его на юг, к Бульвару Невыразимой Божественности. Вряд ли Арчет уже вернулась из Ан-Монала, но можно поболтать с Кефанином, пока ее нет. Поглазеть на Ишгрим, если она соблаговолит появиться. В любом случае, уныло напомнил себе Эгар, его работа – следить за их безопасностью; они с Арчет вежливо притворялись, что он расплачивается за долгосрочное гостеприимство, работая ее неофициальным охранником.

Не было уговора, что его обязанности сведутся к тому, чтобы быть заметным и чтобы каждый замечал, что он маджак. А также о маленьких кошельках с серебром, которые регулярно появлялись в карманах его одежды, когда ее возвращали после чистки и раскладывали в его комнатах.

Эгар всеми силами старался не чувствовать себя домашним псом.

Правда заключалась в том, что после рейда Цитадели на дом Арчет прошли почти три полных сезона, и все шло так, что вряд ли те же враждебные силы могли попытаться его повторить. Менкарак и иже с ним отступили. В Ихельтете установилось шаткое равновесие: будто в небе над городом повисли огромные весы, при этом одна чаша с медными гирями расположилась над императорским дворцом, а другая – над утесом, где высилась крепость Цитадели.

По доброй воле никто не хотел это равновесие нарушать.

Он опять ощутил знакомое чувство: беспокойство, не поддающееся определению.

«Конечно, Драконья Погибель, ты мог бы найти себе настоящую работу».

Он мог бы, и с таким-то титулом не было недостатка в предложениях; людей, именуемых Драконьей Погибелью, искать следовало большей частью на кладбище – те немногие, что остались в живых, были рассеяны по огромной Империи. Любой из расквартированных в городе полков убил бы за возможность назначить его командиром или даже офицером-знаменосцем. Но командный пост – пускай и синекура – означал ответственность, необходимость посещать парады и сотню других утомительных полковых дел, связанных с теми или иными военными финтифлюшками, а ему хотелось быть на каком-нибудь залитом солнцем балконе, трахаться с Имраной или пить и трепаться с Арчет. Настоящий командный пост был еще хуже – судя по тому, как все обернулось, его наверняка отправят на юг, в Демлашаран, чтобы там он посылал на верную смерть вновь обманутых и плохо вооруженных молодых мужчин, которые загадочным образом не навоевались в прошлый раз.

Война; последующие годы в степи в роли вождя – все это по-прежнему его угнетало. Застряло в горле, лежало камнем в желудке, словно непереваренная еда наутро после славной пирушки. Эгара не волновало, если за оставшуюся жизнь ему не придется никем командовать. Он уже отдал достаточно приказов другим людям.

«Пусть тупые уебки сами во всем разберутся, для разнообразия».

Он появился дома у Арчет в таком неважном настроении. Покинув многолюдную улицу, приостановился в прохладной тени под аркой ворот, чтобы вытереть пот со лба и шеи. Два молодых охранника, стоявших там на страже, опасливо ему кивнули. Опасливее, чем стоило ждать – он пару раз играл с ними в кости после дежурства.

Эгар заставил себя улыбнуться:

– Как делишки, ребята? Госпожу Арчет не видали?

Дозорный слева покачал головой:

– Пока не слыхали о ней, господин.

Эгар пожал плечами. Что ж, все дороги ведут к Кефанину.

Он пересек залитый солнцем мощеный двор, вошел в дом и немного побродил там, пока наконец не обнаружил евнуха, который беседовал с Ишгрим в одном из закрытых садовых двориков в задней части особняка. Эгар не расслышал, о чем они говорили, но брюзгливый настрой маджака наводил на мысль, что эти двое подозрительно спелись для девушки с такими формами, как у Ишгрим, и мужика без яиц. Рабыня смеялась, то и дело отбрасывая длинные волосы цвета свечного воска с глаз. Ее выпуклости непростительным образом колыхались под желтой льняной рубахой, натягивая ткань на бедрах и в груди. Кефанин сделал замысловатый жест обеими руками, вытряхнул откуда-то красный шелковый платок и растопырил пальцы так, что он повис между ними. Маленький каскад белых лепестков розы пролился на каменную скамью. Ишгрим ахнула и захлопала в ладоши, будто маленькая девочка. От движения ее груди приподнялись и выпятились – совсем не как у девочки, конечно. Зрелище вызвало волнение у Эгара в паху.

Совсем не то, что ему сейчас нужно.

Он кашлянул, оповещая о своем прибытии:

– Привет, Кеф.

Евнух поспешно вскочил.

– Мой господин.

– Арчет не видать?

– Нет. Будь все как обычно, я бы уже ждал ее возвращения, но…

– Но когда она отправляется в тот дом, полный призраков, никто ни хрена не может предсказать. – Голос Эгара прозвучал грубее, чем ему хотелось. – Да?

Кефанин дипломатично поджал губы:

– Не желаете освежиться, господин?

– Мне и так хорошо. – Эгар покосился на Ишгрим и в очередной раз подивился самообладанию Арчет. Будь девушка его рабыней – к тому же подарком императора, разве можно придумать более законный повод для обладания? – он воспользовался бы этим телом много месяцев назад. Она у него вспыхнула бы, как небо над степью в грозу, улыбнулась бы хоть разок, а то вечно ходит по дому с таким видом, будто волочит за собой ведро помоев.

Ишгрим покраснела и завозилась на каменной скамье.

– Ты ему расскажешь? – тихим голосом спросила она.

Тишина. Эгар увидел, как они переглянулись.

– О чем речь?

– Да так, пустяки. – Кефанин пренебрежительно взмахнул рукой. – Не стоит…

– О чем речь, Кеф?

Мажордом вздохнул.

– Ну ладно. Похоже, нам светит еще одна стычка с клириками. Цитадель пожелала напомнить о своем существовании.

– Они опять приперлись?! – Эгар ничего не заметил, когда вошел, и от осознания этого факта его охватил странный стыд. «Никудышный из тебя пес, Эг». – Ребята на воротах ничего не сказали.

Кефанин пожал плечами.

– Мы их взяли взаймы во дворце. Они не хотят лишних хлопот.

Опять это долбаное шаткое равновесие. Эгар вспомнил, какие настороженные взгляды бросали на него гвардейцы. Ощутил, как губы растягиваются в свирепом оскале.

– Они что, думают, причиной лишних хлопот буду я?

– Мой господин, не знаю, если…

– Предоставь это мне, Кеф.

Эгар сказал это, уходя. Теперь им овладела буря разнообразных эмоций, в самом центре которой было то самое смутно знакомое и не подавляемое беспокойство. Он решительным шагом пересек комнаты и залы особняка. Прошел через залитый сиянием внутренний двор. Под сенью арки с ее мимолетной ласкающей прохладой, мимо испуганных гвардейцев – «Мудаки!» – и все без единого слова. Опять на улицу с ее шумом и гамом.

Теперь, будучи сосредоточенным, он заметил их без труда: под одной из акаций, посаженных двумя рядами в центре бульвара. Худощавая, одетая в серое фигура надзирателя, а подле него, в дарующей прохладу тени – неизменная пара вооруженных людей; дешевые мышцы и профессиональные хмурые рожи, легкая кольчуга под накидками с гербом Цитадели; на бедрах – короткие мечи в ножнах.

Увидев, что сквозь толпу прохожих к ним направляется здоровенный маджак, оба мужчины, как по команде, положили руки на мечи. Эгар кивнул с мрачным одобрением, давая понять, что все видит, и встал перед надзирателем точно столб.

– Вы ошиблись домом, – сказал Драконья Погибель тоном светской беседы.

От гнева лицо клирика покрылось пятнами.

– Да как ты смеешь…

– Нет, вы меня не расслышали. – Эгар продолжал говорить терпеливо и вежливо. – В Цитадели явно произошла ошибка. Пашла Менкарак не держит вас в курсе. Посылая сюда, он сказал, как опасно стоять под этим деревом?

Надзиратель невольно бросил взгляд на ветви, простирающиеся над головой. Эгар любезным жестом опустил правую руку ему на плечо, чуть выше ключицы, и ткнул в нее большим пальцем. Надзиратель сдавленно взвизгнул. Его охранники запоздало встрепенулись: один вскинул мускулистую руку и схватил Эгара за левое плечо.

– Эй, хва…

Драконья Погибель рубанул правой ладонью и почувствовал, как ключица надзирателя хрустнула, словно ветка для растопки. Клирик завопил и рухнул, путаясь в своих одеждах и задыхаясь от боли. К тому моменту Эгар уже повернулся к охраннику, который его схватил. Вывернул нападающему руку, воспользовавшись трюком маджакского рукопашного боя, и ткнул его физиономией в ствол дерева. Другой охранник отреагировал на миг позже положенного и сделал не то, что надо, – вытащил меч. Эгар навалился плечом, пустив в ход весь свой вес, прижал руку с оружием к груди нападающего и основанием ладони ударил того в висок. В последний момент что-то заставило его сбавить силу удара, и наемник Цитадели упал, только оглушенный.

Между тем наемник, которого Драконья Погибель ткнул лицом в дерево, еще был на ногах и, невзирая на струящуюся из разбитого носа кровь, решил обнажить сталь. Он успел вытащить клинок из ножен на ширину ладони, когда маджак повалил его, пнув по ногам. Охранник упал на землю как подкошенный. Эгар шагнул ближе и пнул его по голове. Этого, вроде, оказалось достаточно.

Позади него надзиратель все еще визжал и метался на земле, путаясь в одеяниях, словно выброшенная на берег манта. Вокруг начала собираться заинтересованная толпа. Эгар бросил взгляд вверх и вниз по улице, высматривая подкрепление, но его не было, поэтому он занял позицию и от души пнул разодетого гостя из Цитадели в живот. Вопли прекратились, их сменили рвотные позывы. Эгар пнул еще раз, выше, и ощутил, как под сапогом ломаются ребра. Потом он присел рядом с надзирателем, схватил его за шиворот и подтащил ближе.

– Слушай сюда, – мрачно проговорил маджак и поднял голову клирика повыше, для пущей доходчивости. – Будь внимателен, повторять не стану. Видишь то окно? Второй этаж, третье от арки? Моя комната. С видом на эту самую улицу, да. Знаю, у твоих друзей и хозяйки этого дома были стычки в прошлом, но мне на прошлое плевать. И, главное, я не хочу однажды выглянуть из этого окна и узреть твою хмурую рожу. Понял?

Клирик начал сквозь зубы:

– У меня есть законное право…

Эгар пощечиной выбил из него остаток фразы.

– Мы тут не обсуждаем права, дружище. По-твоему, я похож на законника? Мы говорим о вежливой и разумной личной просьбе, обращенной от меня к тебе и твоим бородатым приятелям. Держитесь подальше от этого дома, мать вашу. Сообщи это Менкараку и убедись, что все всё знают. Потому что любого, кто не узнает, мне придется отделать – вероятно, сильно. А если ты сам сюда вернешься… – Драконья Погибель воткнул ноготь указательного пальца надзирателю под подбородок и приподнял его лицо. Посмотрел прямо в глаза, чтобы усилить эффект. – Ну, тогда я тебя убью. Дошло?

По выражению лица Эгар рассудил, что да.

Он встал, окинул взглядом корчащиеся тела и толпу зевак. Резко объявил:

– Представление окончено. Не на что смотреть.

Внезапно в словах эхом отразилось неуловимое чувство, которое сопровождало Эгара весь день – оно наконец выскользнуло из тени и приняло узнаваемую форму.

«Скука, – с легким потрясением понял он. – Драконья Погибель, тебе… скучно».

Хладные легионы

Подняться наверх