Читать книгу Око Озириса (сборник) - Ричард О. Фримен - Страница 7

Проходя около десяти часов утра мимо овощной лавки, я увидел там мисс Оман. Она тоже заметила меня и помахала мне рукой, в которой держала большую луковицу. Я приблизился, приветливо улыбаясь.

– Хорошая луковица, мисс Оман. Вы, наверное, хотите подарить ее мне?

– Вот еще! С какой стати? Вы, мужчины, нередко переоцениваете свое обаяние.

– Мужчины? – Я вскинул брови, изображая удивление. – Речь идет всего лишь о луковице…

– Хватит, – огрызнулась она. – Не запутывайте меня и не болтайте вздор. Вы – взрослый человек, к тому же врач. Серьезная профессия обязывает к благоразумию.

– Согласен с вами, – смиренно начал я, но она перебила:

– Я только что заходила к вам в амбулаторию.

– Зачем? Вы ведь лечитесь не у меня? Или ваша женщина-врач вас больше не устраивает?

Мисс Оман стиснула свои красивые белые зубки и прошипела:

– Я насчет мисс Беллингэм…

Всю мою задиристость как рукой сняло.

– Надеюсь, она не заболела? – встревожился я, а мисс Оман криво усмехнулась:

– Нет, но порезала руку, причем правую. Для мисс Беллингэм болеть – непозволительная роскошь. Она привыкла трудиться, много писать, и правая рука – ее основной рабочий инструмент. Вы бы зашли и подлечили бедняжку.

Мисс Оман тотчас скрылась в глубине лавки, а я быстро зашагал в амбулаторию, чтобы взять необходимые инструменты и поехать в Невиль-корт.

Дверь мне отворила горничная мисс Оман. Годфри Беллингэм отсутствовал, а его дочь была дома. Я поднялся по лестнице; Руфь с забинтованной правой рукой, похожей на белую перчатку для бокса, дожидалась меня на верхней площадке.

– Как хорошо, что вы пришли! Филлис, то есть мисс Оман, сделала мне перевязку, но я хотела бы, чтобы вы посмотрели, все ли в порядке.

Мы направились в гостиную. Я принялся раскладывать на столе медицинские принадлежности, попутно расспрашивая пациентку о том, что с ней случилось.

– Такая досада! И как не вовремя! – поморщилась она.

– Почему не вовремя?

– Потому что у меня сейчас срочная и важная работа. Одна ученая дама-историк пишет книгу и поручила мне собрать все данные об Амарнских письменах. Понимаете? Тель-Эль-Амарнский архив – собрание переписки на глиняных табличках, восходящее к эпохе фараона Аменхотепа IV.

– Ну, не беспокойтесь, рука скоро заживет, – заверил я девушку.

– Как скоро? Работа не терпит отлагательства. Через неделю, не позже, я должна представить все необходимые выписки. Что теперь делать? Почему мне так не везет?

Я снял повязку и осмотрел рану. На ладони зиял глубокий порез, чуть не задевший артерию. Шевелить рукой мисс Беллингэм не могла, и на заживление раны требовалось, очевидно, не менее пяти дней.

– Пожалуйста, подлечите, чтобы я нормально держала перо, – попросила она.

– Нет, мисс Беллингэм, – покачал я головой. – У вас опасная рана. На ладонь я наложу твердую лубковую повязку. Не спорьте. Риск здесь не уместен.

– Господи! Я не выполню работу и сорву заказ. Клиентка из-за меня вовремя не закончит рукопись. Это катастрофа! Я неплохо знаю историю Древнего Египта, и мне обещали хорошо заплатить за мой труд. А теперь все пропало… – твердила она, едва не всхлипывая.

Я методично бинтовал руку, от всего сердца сочувствуя бедняжке. Я понимал, что непредвиденная травма означала для этой девушки серьезные денежные потери. Достаточно было взглянуть на ее выцветшее темное платье, чтобы убедиться, что семья испытывала нужду. Я почти уверил себя, что Беллингэмам предстоят какие-то экстренные расходы, – настолько сильно переживала Руфь. Внезапно меня озарила удачная мысль.

– Вашей беде можно помочь, – сказал я и в ответ на ее вопросительный взгляд добавил: – Прошу вас хорошенько обдумать мое предложение.

– Я вас внимательно слушаю, – прошептала девушка.

– Еще учась в колледже, я освоил стенографию. Пишу я, правда, не с молниеносной скоростью репортера, но все-таки довольно быстро, в том числе под диктовку. У меня бывает по нескольку свободных часов, обычно от полудня до шести вечера или до полседьмого. Вы могли бы по утрам ходить в музей и библиотеку, выбирать книги, отыскивать нужные материалы и делать закладки – правая рука при этом не особенно утруждается, – а я приходил бы к вам после двенадцати. Вы зачитывали бы мне нужные фрагменты, а я – стенографировал их. За два часа мы успевали бы столько же, сколько вы прежде – за целый день.

– Вы на редкость добры, доктор Барклей, – улыбнулась она. – Я не вправе отнимать у вас свободное время и никогда не соглашусь на это, но высоко ценю ваше участие.

Я был обижен ее категорическим отказом, но продолжал слабо настаивать.

– Пожалуйста, соглашайтесь. Что вас смущает? Что мы недостаточно хорошо знакомы? Вы считаете мое предложение дерзким по отношению к вам как к девушке? Но будь на вашем месте мужчина, я поступил бы точно так же, и он принял бы мою помощь как нечто вполне естественное.

– Сомневаюсь. Во всяком случае, я не мужчина, хотя иногда мне очень хочется им быть.

– Вы гораздо лучше в обличии женщины! – воскликнул я с такой горячностью, что мы оба рассмеялись.

В эту минуту в гостиную вошел мистер Беллингэм с увесистой стопкой новых книг, перетянутых ремешком.

– Вот тебе на! – удивился он. – Я смотрю, вам нескучно. Доктор и пациентка хохочут, как школьники. Что вас так развеселило? – Он положил связку на стол, и я вкратце объяснил ему, над чем мы смеялись. – Доктор Барклей прав, – сказал он дочери, – оставайся, детка, тем, кем ты родилась, то есть женщиной. Бог знает, какой бы из тебя вышел мужчина!

Видя, что мистер Годфри в хорошем настроении, я рискнул рассказать ему о своей идее насчет стенографирования, чтобы заручиться его поддержкой. Он внимательно и с явным одобрением выслушал и спросил Руфь, почему она возражает.

– Это доставит уйму работы доктору Барклею, – ответила она.

– Это доставит ему уйму удовольствия, – заверил я их обоих.

– Я бы на твоем месте подумал, прежде чем отказываться, – строго произнес мистер Беллингэм. – Или ты боишься быть обязанной доктору Барклею и поэтому упрямишься?

– Вовсе не поэтому, – покраснела она.

– Тогда не артачься. Добрый человек предлагает тебе помощь. Все в порядке, доктор. Руфь согласна. Ты меня слышишь, детка?

– Хорошо, отец. Спасибо вам, доктор. – И лицо ее озарилось улыбкой, которая сама по себе являлась для меня наградой.

Мы условились, где и когда встретимся, и я, как на крыльях, устремился в амбулаторию, чтобы закончить утренние дела и распорядиться насчет завтрака.

Часа через два я подошел к дому мисс Оман и застал Руфь в саду. Она прохаживалась по дорожкам с потертым ридикюлем в руке. Я предупредительно взял у нее сумочку, и мы вышли из калитки, сопровождаемые ревнивым взглядом хозяйки.

Привратник, сидевший в маленькой стеклянной будочке при входе в библиотеку, привстал, внимательно оглядел нас и пропустил в вестибюль, откуда мы прошли в огромный читальный зал круглой формы.

– Какой план на сегодня? – спросил я, когда мы заняли свободные места. – Посмотрите каталоги?

– Нет, я давно это сделала, все карточки у меня в сумочке. Книги заказаны и уже ждут нас.

Я положил свою шляпу и перчатки Руфи на полку, и мы направились к стойке за книгами. Это был счастливейший день в моей жизни. Два с половиной чудесных, ничем не омраченных часа я провел за удобным, обитым кожей столом, быстро водя пером по страницам записной книжки. Это занятие ввело меня в новый мир, в котором самым причудливым, невероятным и восхитительным образом переплетались наука и любовь.

Разумеется, до того дня я почти ничего не смыслил в древней истории. Об Аменхотепе IV я знал только, что он фараон, хеттов я считал мифическим, неизвестно где обитавшим народом, а клинописные таблички – ископаемыми «сухарями», служившими пищей разве что доисторическим страусам.

Теперь все изменилось. Мы уселись рядышком на скрипящие стулья, и, по мере того как Руфь Беллингэм шепотом (разговаривать в читальном зале строго запрещалось) повествовала мне о событиях той беспокойной эпохи, разрозненные обрывки моих знаний постепенно складывались в созвучия, чтобы потом слиться в единую гармоничную симфонию. За два с половиной часа мы проштудировали шесть объемистых томов, сделав все необходимые выписки.

– Все оказалось даже лучше, чем вы обещали, – прошептала Руфь. – Мне потребовалось бы два дня усидчивой кропотливой работы, чтобы осилить тот объем, что мы выполнили менее чем за три часа. Я, право, не знаю, как вас благодарить.

– Ну что вы! Я занимался с огромным удовольствием, эта работа полезна для моего развития. Что у нас дальше? Закажем книги на завтра?

– Да, я составила список. Пойдемте к каталогу, я отыщу номера и попрошу вас выписать карточки.

Отбор и заказ новых книг занял у нас еще четверть часа, после чего мы вернули дежурному библиотекарю те тома, которые прочли, и направились к выходу.

– Куда теперь? – спросила она, когда мы вышли из ворот, возле которых стоял на посту полицейский.

– Здесь недалеко есть уютная молочная, можем выпить по чашечке ароматного чая.

Она немного замялась в нерешительности, но потом послушно пошла со мной; вскоре мы уселись за маленький мраморный столик и принялись обсуждать все интересное, о чем прочли в библиотеке.

– Вы давно этим занимаетесь? – спросил я за чаем.

– Как профессией – всего два года, с тех пор как наше финансовое положение резко пошатнулось. Но я и раньше часто ходила в музей и библиотеку вместе с дядей Джоном, тем самым, который исчез, и помогала ему отыскивать разные нужные сведения. Мы были большими друзьями.

– Я наслышан о его учености.

– Да, для коллекционера-любителя он был весьма образованным человеком, посещал египетские отделы всех музеев мира, читал научные труды. Он имел глубокие знания по истории Древнего Египта, но в первую очередь его интересовали вещи, а не события. Таковы, наверное, все коллекционеры.

– Что же станет с его коллекцией, если он умер?

– Согласно завещанию, бóльшая часть ее перейдет в Британский музей, остальное он отписал своему поверенному, мистеру Джеллико.

– Мистеру Джеллико? Вот как?! Зачем поверенному египетские древности?

– Он тоже египтолог, причем рьяный. У него прекрасное собрание скарабеев и разных мелких вещиц, которые удобно хранить в частном доме. По-моему, увлечение Египтом и сблизило его с моим дядей. Кроме того, мистер Джеллико – отличный юрист, осмотрительный и умный.

– Судя по завещанию вашего дяди, это не так.

– Нет, тут мистер Джеллико не виноват. Он упрашивал дядю разрешить ему заново написать завещание, составив более грамотный текст. Но, по его словам, дядя Джон ни в какую не согласился. Он был упрямым, это общеизвестно. В итоге мистер Джеллико снял с себя ответственность, то есть умыл руки, хотя до сих пор говорит, что завещание дяди – бред сумасшедшего, и мы с отцом того же мнения. Вчера я вновь перечитала этот странный документ и совершенно не понимаю, как здравомыслящий человек мог нагородить такой огород.

– Значит, у вас есть копия? – оживился я, вспомнив просьбу Торндайка.

– Да. Желаете сами убедиться, что там полный вздор?

– Мне хотелось бы показать текст доктору Торндайку, – объяснил я. – Он мой бывший преподаватель, замечательный специалист. Он дал бы вашему отцу полезные рекомендации, но для этого ему непременно нужно своими глазами увидеть копию завещания.

– Я не возражаю, – пожала плечами Руфь, – но отец не любит, как он выражается, выклянчивать чужие советы.

– Ему ничего не придется выклянчивать. Доктор Торндайк независимо ни от кого интересуется вашим делом, причем с самого начала. Он энтузиаст и хочет бескорыстно помочь вам. Он даже просит об этом.

– Понятно, постараюсь уговорить отца. Если он согласится, я пришлю или принесу вам копию нынче же вечером.

Я оплатил счет, и мы вышли.

– Что все-таки за человек был ваш дядя? – спросил я, когда мы свернули в тихий переулок. – Не сочтите меня назойливым, но я никак не могу нарисовать его живой образ в своем воображении – получается какая-то мистическая абстракция, неизвестная величина юридического уравнения.

– Дядя Джон имел непростой характер, – задумчиво произнесла девушка, – его считали упрямым, своенравным и властным. Некоторые его причуды шокировали окружающих.

– Именно такое впечатление и производит его завещание.

– Не только оно. Возьмем, к примеру, ренту, которую он назначил моему отцу. Это не только нелепость, но и несправедливость. Родным братьям полагается поделить родительское состояние поровну, как и хотел мой дед. Заметьте, дядя Джон вовсе не был скупцом, но он всегда предпочитал поступать по-своему, и никак иначе, невзирая на обстоятельства и чье-либо мнение. Приведу один любопытный пример его странности и упрямства. Пустяк, но красноречивый. В его коллекции хранилось красивое кольцо эпохи XVIII династии. Предположительно оно принадлежало матери Аменхотепа IV, царице Тие. Я не согласна с этой версией, так как на кольце было изображено Око Озириса, а Тия, как вам известно, поклонялась Атону. Дядя Джон, питавший какую-то противоестественную страсть к мистическому Оку Озириса, заказал одному умелому ювелиру две точные копии с древнего кольца: одну для себя, а другую – для меня. Ювелир, само собой, пожелал снять мерку с наших пальцев, но дядя Джон решительно запротестовал. «Кольца, – заявил он, – должны быть точными копиями, то есть непременно таких же размеров, как оригинал». Вы представляете себе, что получилось? Кольцо оказалось мне слишком велико, и я не стала его носить, а кольцо дяди Джона еле-еле налезло ему на палец, так что, однажды надев, он уже не мог его снять. Носил он его на левой руке, поскольку пальцы у него там были тоньше, чем на правой, – это врожденная особенность.

– Значит, вы ни разу не надели свое кольцо?

– Нет. Я хотела его переделать, но дядя энергично восстал и не позволил, поэтому я спрятала украшение от греха подальше, и оно до сих пор лежит у меня в футляре.

– Упрямый старик, – заметил я.

– А какой упорный! Он измучил моего отца всякими бесполезными перестройками и переделками нашего фамильного дома, потому что вздумал разместить там свою коллекцию. Мы питаем к этому дому особое чувство. Наши предки жили в нем еще со времен королевы Анны, когда появилась вот эта площадь ее имени. Наш милый старый дом! Хотите посмотреть? Он тут, недалеко.

Я с радостью согласился. Будь это угольный сарай или рыбная лавка, я и то с удовольствием пошел бы туда, лишь бы продлить нашу прогулку. Но этот дом действительно притягивал меня, так как имел отношение к загадочно исчезнувшему Джону Беллингэму.

Мы спустились по тенистой западной стороне улицы. На полпути моя спутница остановилась.

– Вот он, – указала она рукой на старое здание. – Ныне мрачный и заброшенный, раньше он выглядел восхитительно, и мои предки любовались из окон живописными холмами Хэмпстеда и Хайгейта.

Дом показался мне зловещим. Все окна, начиная с подвального этажа и заканчивая чердаком, были закрыты ставнями. Я не заметил ни малейших признаков жизни. Массивная металлическая дверь в глубине портала местами проржавела и покрылась слоем копоти, словно от пламени факелов, которые несли лакеи, освещая путь какой-нибудь знатной леди из рода Беллингэмов, когда она поздно ночью возвращалась с бала в раззолоченных одеждах.

Всю дорогу домой Руфь молчала в задумчивости, я тоже. У меня создалось ощущение, будто душа пропавшего Джона Беллингэма вырвалась из старого дома его предков и теперь неотступно следовала за нами. Когда мы подошли к воротам Невиль-корта, мисс Беллингэм протянула мне руку:

– Огромное спасибо за помощь. Разрешите мне забрать сумочку?

– Да, пожалуйста, только выну записные книжки.

– Зачем? – опешила она.

– Как зачем? Ведь должен же я расшифровать свои записи.

На ее лице появилось выражение крайнего смущения. От неожиданности она даже забыла высвободить руку.

– Боже! – воскликнула она. – Как глупо с моей стороны! Что я натворила, доктор Барклей?! Ведь вы потратите на меня кучу времени!

– Ничего не поделаешь, – улыбнулся я. – В противном случае мои заметки совершенно бесполезны.

– Господи, мне страшно неловко. Право, бросьте эту затею!

– Нет, я не хочу, чтобы наше сотрудничество на этом закончилось, – заявил я трагическим тоном, сжимая ее руку. Тут только Руфь спохватилась и быстро высвободила ладонь. – Мы же не допустим, чтобы пропал целый день работы? – продолжал я. – Поэтому до свидания, до завтра. Я постараюсь пораньше прийти в читальный зал, а вы не забудьте карточки… и копию завещания для доктора Торндайка, хорошо?

– Разумеется. Если отец разрешит, я пришлю ее вам еще вечером.

Она передала мне записные книжки, снова поблагодарила и вошла во двор.