Читать книгу Горящий Лабиринт - Рик Риордан - Страница 6

– Вон они! – закричала Мэг.

Серьезно, каждый раз, когда нужно было поговорить о чем-то важном, она молчала, как на допросе. Но стоило нам попасть в передрягу – она почем зря вопила «Вон они!».

Гроувер, проявив недюжинную силу, бросился вперед, таща за собой примотанное к нему мое безвольное тело.

Болтаясь за его спиной, я отлично видел стриксов, появившихся из мрака, их желтые глаза сверкали как монетки в мутном фонтане. Сколько их было – дюжина? Больше? Мы и с одним стриксом едва управились, и мне даже думать не хотелось о наших шансах выстоять против целой стаи, особенно теперь, когда мы, ковыляющие по узкому и скользкому выступу, превратились в весьма привлекательную добычу. Мне не верилось, что Мэг уговорит всех этих птиц покончить с собой, вмазавшись в стену.

– Арбутус! – завопил я. – Стрела сказала, что арбутус отгоняет стриксов.

– Это такое растение, – задыхаясь, проговорил Гроувер. – Кажется, оно мне как-то встречалось.

– Стрела! – позвал я. – Что такое арбутус?

– НЕ ВЕДАЮ! РОЖДЕНА БЫЛА В РОЩЕ – НО РАЗВЕ СИЕ ЗНАЧИТ, ЧТО Я САДОВНИЦА?!

Я с отвращением впихнул Стрелу обратно в колчан.

– Аполлон, прикрой меня, – Мэг сунула мне в руку одну из сабель и принялась копаться в своих сумочках, нервно поглядывая на приближающихся стриксов.

Какого именно прикрытия она от меня ждала, я не знал. Фехтовал я ужасно – даже когда не был примотан скотчем к сатиру и должен был сражаться с врагами, смерть которых не грозила проклятьем.

– Гроувер! – крикнула Мэг. – Что за растение – арбутус?

Она открыла первый попавшийся пакетик и высыпала семена в пустоту. Они взорвались, как нагретые зернышки кукурузы, выбросили листья и стебли, на которых появились клубни ямса размером с гранату. Растительные снаряды сбили нескольких птиц, стая испуганно заклекотала, но стриксы все напирали.

– Это клубни, – прохрипел Гроувер. – По-моему, арбутус – плодовое растение.

Мэг открыла второй пакетик и атаковала стриксов залпом из кустов, усыпанных горошинами зеленых ягод. Птицы легко обогнули ее снаряды.

– Виноград? – спросил Гроувер.

– Крыжовник, – ответила Мэг.

– Точно? – удивился Гроувер. – Форма листьев…

– Гроувер! – рявкнул я. – Хватит военной ботаники. Куда… ВНИЗ!

Благосклонный читатель, прошу тебя, рассуди, что на самом деле произошло в этот момент. Спрашивал ли я «Куда, вниз?!»? Разумеется, нет. Что бы там потом ни говорила Мэг, я просто хотел предупредить ее о стриксе, летевшем прямо ей в лицо.

И в том, что она не поняла моего предупреждения, я не виноват.

Я взмахнул саблей, пытаясь защитить свою юную подругу. Спасибо богам за мои кривые руки и отличные рефлексы Мэг – иначе не сносить бы ей головы.

– Прекрати! – крикнула она, отправляя стрикса в нокаут ударом второй сабли.

– Ты сама просила тебя прикрыть! – оправдывался я.

– Я не имела в виду… – Она вскрикнула от боли и споткнулась: на правом бедре у нее сочилась кровью свежая рана.

И тут нас поглотил яростный вихрь из когтей, клювов и черных крыльев. Мэг остервенело размахивала саблей. Стрикс нацелился мне в лицо, и его когти выцарапали бы мне глаза, если бы Гроувер не совершил нечто из ряда вон выходящее – он закричал.

Вы можете спросить: «А что же здесь странного? Если тебя окружили птицы, жаждущие впиться в твои внутренности, – самое время кричать».

Так и есть. Только звук, исходивший из уст сатира, не был обыкновенным воплем.

Он разнесся по залу как взрывная волна, разметав птиц, каменные стены затряслись, а меня охватил холодный безотчетный страх.

Не будь я примотан к сатиру скотчем, я бы бросился бежать. Я бы спрыгнул вниз с выступа, на котором мы стояли, – лишь бы спастись от этого звука. Но я был привязан, поэтому просто выронил саблю Мэг и зажал руками уши. Мэг, ничком упавшая на каменную дорожку, истекала кровью, ее тело под воздействием птичьего яда, похоже, начало неметь. Она сжалась в комочек и закрыла голову руками.

Стриксы умчались обратно в темноту.

Сердце бухало в груди. В крови кипел адреналин. Прежде чем я смог произнести хоть слово, мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов.

– Гроувер, – проговорил я, – ты что, призвал панику?

Я не видел его лица, но чувствовал, как он дрожит. Он лежал на выступе, завалившись на бок, отчего я оказался повернут к стене.

– Я не собирался, – прохрипел Гроувер. – Годами ее не использовал.

– П-панику? – переспросила Мэг.

– Крик потерянного бога Пана, – объяснил я.

Одно упоминание этого имени опечалило меня. О, как чудно мы с богом природы проводили время в древности, танцуя и резвясь в заповедных местах! А порезвиться Пан умел. Потом люди уничтожили почти все заповедные места, и Пан исчез. Это все из-за вас, люди. Из-за вас боги лишаются самого хорошего.

– Я и не знал, что кто-то кроме Пана может пользоваться этой силой, – сказал я. – Как тебе это удалось?

Гроувер то ли всхлипнул, то ли вздохнул:

– Долго рассказывать.

Мэг закряхтела:

– Ну хоть от птиц избавились.

Я услышал, как рвется ткань: видимо, Мэг перевязывала ногу.

– Что-нибудь онемело? – спросил я.

– Ага, – пробормотала она. – Все, что ниже пояса.

Гроувер зашевелился в нашей липкой упряжи:

– Я в порядке, только сил почти не осталось. Птицы вернутся – а затащить вас наверх я не смогу.

И он не врал. Крик Пана отпугивал почти все живое, но это была сложная магия. Прибегнув к ней, Пан потом три дня отсыпался.

Под нами эхо разносило по Лабиринту крики стриксов. Казалось, страх в их воплях («Летим прочь!») постепенно переходил в смятение («А от чего мы улетаем?»).

Я попробовал пошевелить ногами. И, к своему удивлению, ощутил, как в носках шевелятся пальцы.

– Можете меня освободить? – попросил я. – Похоже, действие яда слабеет.

По-прежнему лежа, Мэг дотянулась до меня саблей и перерезала скотчевые путы. Мы оказались в прямом смысле припертыми к стенке: три потные, мрачные, жалкие наживки для стриксов в ожидании смерти. Клекот демонических птиц внизу стал громче. Скоро они вернутся, злые как никогда. В тусклом свечении клинков Мэг стало видно, что в пятидесяти футах над нами спиральный выступ упирается в глухой кирпичный потолок.

– Вот вам и выход, – сказал Гроувер. – Я был уверен… Этот колодец так похож… – он помотал головой, не в силах поведать нам, на что именно он надеялся.

– Я тут не умру, – проворчала Мэг.

Ее вид говорил об обратном. Сбитые в кровь костяшки, ободранные колени. Зеленое платье – подарок от матери Перси Джексона – было похоже на ткань с когтеточки для саблезубого тигра. Она оторвала левую штанину легинсов, чтобы перевязать рану на бедре, но кровь уже пропитала повязку.

Однако глаза ее дерзко сверкали. Стразы по-прежнему блестели в уголках ее очков-«кошечек». А я знал: пока эти стразы сверкают, сбрасывать Мэг Маккаффри со счетов рано.

Она принялась перебирать пакетики с семенами и, щурясь, читала названия:

– Розы. Нарциссы. Сквош[5]. Морковь.

– Не то… – Гроувер постучал кулаком по лбу. – Арбутус – это что-то вроде… цветущего дерева. Проклятье, я же знал!

Мне были знакомы такие проблемы с памятью. Я тоже должен был знать многое: слабые места стриксов, ближайший тайный выход из Лабиринта, личный номер Зевса, чтобы позвонить ему и молить о спасении. Но в голове у меня было пусто. У меня задрожали ноги – возможно, это значило, что скоро я снова смогу ходить, – но это меня не сильно порадовало. Бежать мне было некуда, разве что был выбор: погибнуть под потолком или на полу.

Мэг всё копалась в семенах:

– Брюква, глициния, пираканта, земляника…

– Земляника! – заорал Гроувер так громко, словно решил снова повергнуть нас в панику. – Вот оно! Арбутус – это земляничное дерево!

Мэг нахмурилась:

– Земляника не растет на деревьях. Род фрагария, то есть земляника, принадлежит к семейству розовых.

– Да-да, я знаю! – Гроувер махал руками, будто это помогало словам быстрее выскакивать изо рта. – Арбутус относится к семейству вересковых, но…

– О чем вы вообще говорите?! – возмутился я. Было такое ощущение, что они подключились к Wi-Fi, которым пользовалась Стрела Додоны, и скачивают информацию с какого-нибудь botany.com. – Нас вот-вот сожрут, а вы спорите о классификации растений!

– Земляника подойдет! – настаивал Гроувер. – Плоды арбутуса похожи на ягоды земляники. Поэтому его и называют земляничным деревом. Я как-то встретил арбутусовую дриаду, и мы долго об этом спорили. Кроме того, я спец по выращиванию земляники. Как и все сатиры из Лагеря полукровок!

Мэг с сомнением разглядывала пакетик земляничных семян:

– Ну, не знаю…

Внизу из туннеля вылетела дюжина стриксов, вопящих от ярости и желания выпотрошить своих жертв.

– ДАВАЙ СВОИХ ФРЭГГЛОВ![6]

– Не фрэгглы, а фрагария, – поправила Мэг.

– БЕЗ РАЗНИЦЫ!

Мэг открыла пакетик и вместо того, чтобы бросить семена в пустоту, принялась медленно-медленно сыпать их по краю выступа.

– Быстрее! – я потянулся за луком. – У нас есть секунд тридцать.

– Подожди, – Мэг вытряхнула последние семена.

– Пятнадцать секунд!

– Жди.

Мэг отбросила упаковку и положила руки на семена так, словно собиралась играть на фортепиано (что, кстати, у нее получалось так себе, хоть я и пытался ее научить).

– Ладно, – сказала она. – Давай.

Гроувер взял свирель и начал играть безумную версию песни «Земляничные поля навсегда» в трехдольном размере[7]. Я позабыл про лук, достал укулеле и подхватил мелодию. Я не знал, поможет ли это, но решил: если уж меня разорвут, пусть лучше это случится под звуки «Битлз».

Стриксы были совсем близко, когда семена взорвались словно фейерверки. Зеленые ленты взмыли над пропастью, прикрепились к стене напротив нас и превратились в стебли, натянутые ровно, как струны гигантской лютни. Птицы легко пролетели бы между стеблями – но они вдруг обезумели и, пытаясь обогнуть растения, начали на лету сталкиваться друг с другом.

А стебли всё крепли, на них распускались листья и цветы и поспевали ягоды земляники, наполняя воздух сладким ароматом.

Зал задрожал. Там, где растения касались камня, кирпичи трескались и крошились, давая им укорениться.

Мэг убрала руки с невидимых клавиш:

– Лабиринт что… помогает нам?!

– Не знаю! – ответил я, яростно играя минорный септаккорд фа. – Продолжай!

Волна зелени мгновенно захлестнула стены зала.

Не успел я подумать: «Ого, а как бы они тогда росли при солнечном свете!» – как вдруг купол над нами треснул словно яичная скорлупа, и мрак разрезали яркие лучи. Вниз посыпались камни, они сбивали птиц и рвали стебли (которые, в отличие от стриксов, тут же вырастали заново).

Стоило птицам попасть под лучи солнца – и они с воплями рассыпались в прах.

Гроувер опустил свирель. Я отложил укулеле. Мы в изумлении смотрели, как разрастаются стебли, пока у нас под ногами не образовался настоящий земляничный батут, полностью закрывший собой пропасть.

Потолок рассыпался – и мы увидели ярко-голубое небо. Нас обдало горячим, сухим, словно из духовки, воздухом.

Гроувер подставил лицо солнцу. Он шмыгнул носом, и на щеках у него заблестели слезы.

– Ты ранен? – спросил я.

Он посмотрел на меня. Тоска в его глазах сверкала ярче солнечных лучей.

– Запах земляники, – сказал он. – Как в Лагере полукровок. Столько времени прошло…

В груди у меня затеплилось незнакомое чувство. Я похлопал Гроувера по ноге. В Лагере полукровок – тренировочном лагере для греческих полубогов на Лонг-Айленде – я пробыл совсем недолго, но понимал, что он чувствует. Я подумал о своих детях – Кайле, Уилле, Остине: как они там? Мне вспомнилось, как мы вместе сидели у костра, распевали «Моя мамаша была Минотавром» и поджаривали маршмэллоу на палочках. Такую дружбу встретишь не часто, даже если живешь вечно.

Мэг привалилась к стене. Она была бледна и тяжело дышала.

Порывшись в карманах, я нашел поломанный квадратик амброзии, завернутый в салфетку. Припас я его не для себя. Смертный, вкусивший пищи богов, рискует внезапно воспламениться и погибнуть. Правда, я обнаружил, что Мэг амброзия была не очень-то по душе.

– Ешь, – я вложил салфетку ей в руку. – Тогда паралич пройдет быстрее.

Мэг стиснула зубы, словно готовясь завопить «НЕ ХОЧУ!», но, видимо, мысль о том, что она снова сможет ходить, заставила ее передумать, и она принялась за амброзию.

– А что там, наверху? – спросила она, хмуро глядя на голубое небо.

Гроувер вытер с лица слезы:

– Мы дошли. Лабиринт привел нас прямо к базе.

– К базе?

Узнать о том, что у нас есть база, было приятно. Я надеялся, что это безопасное укрытие, в котором будет мягкая постель и, может быть, даже кофеварка.

– Ага, – Гроувер нервно сглотнул. – Если, конечно, от нее хоть что-то осталось. Давайте-ка это выясним.