Читать книгу Уязвлённое самолюбие - Риллер Эрот - Страница 5
4
ОглавлениеЕсли бы Альберта спросили, верит ли он в любовь с первого взгляда, он ответил бы, что верит, но, скорее в кино, чем в обычной жизни, потому как нельзя безоглядно верить в то, с чем, может быть, и не суждено никогда столкнуться. Вопрос, хочет ли он встретить такую любовь, он счёл бы риторическим, будучи уверен, что пользы от рассуждений о сюрреальных вещах не намного больше, чем от полировки танцпола башмаками. Он стоял на центральной аллее и смотрел на начинавшее сиреневеть небо, пытаясь отгадать, где зажгутся первые звёзды. Было ясно, что ни небо, ни звёзды его на самом деле не интересуют, а смотрит он на них лишь для того, чтобы не слишком походить на живой гиперболоид, готовый своим испепеляющим лучом-взглядом продырявить несчастную маленькую сумочку, в которой невозможно ничего отыскать, сколько ни ройся. Он то злился, то успокаивался, то снова выходил из себя, удивляясь своей взвинченности, пытаясь понять, что с ним такое происходит, и почему единственной, всецело поглотившей и занимавшей его сейчас мыслью была только одна: поскорее заговорить с той, которая всё никак не шла к нему навстречу. «Да-да, – надёжно подсказывало предчувствие. – Навстречу к тебе. Только к тебе».
Всученная природой при рождении зоркость благополучно иссякла в обоих сигнализаторах ещё в начальных классах школы, так что когда до встречи оставалось не более пяти саженей, было самое время протереть куском фланели зрительные оптимизаторы, чтобы лучше разглядеть ту, которая возбудила к себе интерес, будучи на расстоянии, когда не мудрено спутать не только возраст, но и пол. Это была необыкновенной красоты молодая женщина, вероятно, его сверстница, голубоглазая, около тридцати пяти вершков росту, с вьющимися волосами цвета янтарной охры, собранными в хвост и скрепленными заколкой. «Чего в этом хвосте больше: прилежности от Сенчиной или озорства от Кодряну?» – мелькнула мысль, и голова тут же превратилась в радиоприёмник. Наспех затянутый хвост едва ли тянул на полноценную причёску: дневная суматоха – ещё тот куафер, и обычно к концу дня если на женской головке и обнаруживаются следы утренней укладки, то сама укладка чаще всего не обнаруживается. Но её волосы были сами по себе настолько хороши, что отсутствие причёски не только не умаляло их достоинств, а напротив, делало даже более роскошными. Если бы рядом находился кто-то ещё, Альберт подумал бы, что её улыбка адресована не ему: люди, встретившиеся впервые, друг другу подобные улыбки не дарят, а их время, если и приходит, то несколько позже. Но вблизи никого не было, и сладкое бремя восторга от этой ослепительной улыбки воссело на него самого. На незнакомке был врачебный халат, нижний край которого отстоял примерно на ладонь от колена, и это при условии, что измерение осуществлялось бы прямо сейчас во время ходьбы, а не при усаживании на стул или, чего доброго, приседании на корточки, ибо две незастёгнутые нижние пуговицы поставили бы измерителя в совершенно недвусмысленное положение. Теребивший давно отцветшие кусты сирени тёплый сентябрьский ветер, заручившись лобби двух оппозиционных пуговиц, попробовал увлечь предмет своего внезапного интереса за собой. Предмет, будучи не слишком накрахмаленным, не оказал почти никакого сопротивления, и в следующее мгновение красивые стройные ноги незнакомки предстали взору Альберта. Он уже был готов прочесть на её лице смущение, но увидев, как её веселит халатное поведение халата, решил, что несколько поторопился выставить ей диагноз «скромница».
– Я правильно иду ко второму инфекционному отделению? – продолжая улыбаться, спросила незнакомка, остановившись в двух шагах от переминавшегося с ноги на ногу встречного, едва ли похожего на случайного.
– Меня зовут… Альберт, – растерянно пробормотал остолбеневший от неземной красоты старший ординатор, наспех добавляя в свой откровенно сальный взгляд присадки благочестия и порядочности. – А вас?
– Стелла, – учтиво и, вместе с тем, горделиво произнесла незнакомка и, слегка кивнув, протянула правую руку.
Её рука была необычайно нежна и красива. Ухоженные ногти, отливавшие лаком абрикосового цвета, говорили о том, что им редко отказывалось в маникюре, а банальное исчезновение пилочки вследствие рассеянности или отсутствие нужного оттенка лака по причине треклятого дефицита не являлись сколько-нибудь весомыми оправданиями для того, чтобы маникюр вдруг был отложен. На безымянном пальце уверенно восседал изящный золотой перстенёк с камнем цвета молодой листвы, вероятно, хризолитом. Рядом с ним, если всмотреться, был заметен ещё один золотой ободок, относившийся к скучной категории «обручальный». Безымянный палец правой руки Альберта после заточения в брак тоже был вправлен в похожий золотой хомутик. Но спустя некоторое время кожа под кольцом начала преть, палец стал зудеть, а само кольцо жутко нервировать. Стоило снять кольцо, опрелости прекратились. Зуд тоже. Правда, начала зудеть жена.