Читать книгу Размышления над пропастью - Рина Марка - Страница 5

Моё путешествие по Атлантике к берегам Южной Америке началось в канун 1862 года. Мои родители просили отложить экспедицию и встретить Рождество дома с семьёй. Но корабль, перевозивший эмигрантов а южную Америку отплывал именно теперь, а следующий рейс будет по мере комплектации судна пассажирами. Я член Королевского географического общества, и моё путешествие было направлено на исследование местности, жизни и быта племён Амазонии, а именно племени Ач- Ху, о котором я знал не понаслышке. Корабль класса клипер дал последний гудок и отправился в длительное плавание навстречу новым приключениям. В этой экспедиции я был один, не считая жены, об этом позже. Моя команда распалась по разным причинам. Первая экспедиция в сердце Анд унесла две жизни, мой близкий друг и соратник Пол женился и как молодожен наслаждался семейной жизнью, уехав в свадебное путешествие. Моя экспедиция предусматривала не только исследовательскую миссию, у меня был личный интерес, отчего я взял с собой жену, подвергая её опасности.

Наше первое путешествие с Полом и командой из трёх человек произошло год назад. Хорошо подготовленные, оснащённые по последнему слову техники Викторианской эпохи, мы, полные надежд и энтузиазма ступили на историческую землю туземцев.

Джунгли сразу встретили нас не приветливо, с первой проблемой столкнулись как только стали искать проводника. Желающих заработать было много, рисковать- ни одного. Наконец нашли одного аборигена готового нам помочь. Но как только он получил аванс, тут же исчез в джунглях. Нам не оставалось ничего, как самим прокладывать дорогу. Я уже говорил, что мы были хорошо подготовлены как физически, так и теоретически. Вкус романтики ощущение молодого здорового тела влекло нас навстречу нового и не ведомого. Но джунгли диктуют свои правила и вносят свои коррективы. Мы были уже три дня в пути, и нас не покидало чувство что за нами следят. Мы осторожничали, прислушивались, принюхивались, опасность была везде. Ядовитые насекомые, растения, ползучие гады, хищники, туземцы, палящее солнце, тропический ливень и не известность. Чувство романтики сменилось сомнением и безысходностью. Все дни были похожи друг на друга. Шла вторая неделя, запасы были на исходе, настроение ухудшалось. Мы шли сверяясь с картой, по пути набрасывая свою собственную, это было частью нашей работы. Мы могли бы охотиться, но боялись выстрелами привлечь к себе внимание или напугать туземцев, хотя, мы здесь для того, чтобы вступить в контакт с ними. Но сами сознательно оттягивали время.

И вот оно настало. Как мы и предполагали, произошло это на рассвете, когда Морфей крепко овладел нашим сознанием и телом. Нас окружило племя туземцев. Выглядели они так, какими мы видели их на фотографиях и картинках. Воспользоваться оружием мы не успели, да это и не входило в наши планы. Но лишиться его- значит лишиться покоя. Мы подняли руки, пытаясь изобразить на своих лицах дружелюбие. Нам повезло, нас не стали вязать как дичь к палкам, нам даже не связали рук. Мы пытались вступить в контакт, но никто испанского или португальского не знал. Шли мы ещё два дня, нас ни разу не покормили, да и сами индейцы ничего не ели.

Племя встретило нас громким улюлюканьем, или так они приветствовали вернувшихся воинов. Интерес к нам был неподдельный, вероятно они не видели ранее белого человека. Они обнюхивали нас, трогали руками, копались в нашем снаряжении, дергали за одежду. Стихли все только тогда, когда появился вождь. Его нельзя было не узнать по боевой раскраске, татуированному телу и осанистой походке. Во всем его облике чувствовалось величие. Взгляд его был пронзительным, и не обещал ничего хорошего. Он не сводил с нас глаз в течении всего разговора со своими воинами. Было не по себе, зная что говорят о тебе, но не понимаешь в каком подтексте. Вождь отдал последнее распоряжение и нас связали. Мы пытались криками и жестами привлечь к себе внимание, но видели только удаляющуюся спину вождя, как удаляющуюся надежду. Шанс упущен, наша участь была решена. Мы знали, что наше путешествие опасное мероприятие, мы шли на этот риск осознано, каждый из нас готов был умереть, но только не такой нелепой смертью. Не только жажда странствий привела нас сюда, но и тщеславие. У нас был шанс прославиться, стать героем для своей страны и своей Королевы, а тут такой бесславный конец…

Наше отчаянное положение сменилось надеждой с появлением жреца. Этот не менее красочный персонаж чем вождь, произвёл на нас не однозначное впечатление. С одной стороны он имеет авторитет равный вождю, а с другой- связь с духами делает его сильней и ставит выше вождя. Человек, находящийся в нашем положении, готов рискнуть и довериться любому, кто даст хоть маленькую надежду на жизнь. Теперь мы зависели от мнения жреца. Во время ритуальной церемонии нас привели к костру, скованных страхом и веревками. Закончив обряд, шаман что то трижды прокричал и нас увели к нашему месту пребывания под деревом, развязав руки и накормив. Это был хороший знак. Как то все расступились, ушли по своим делам, как будто разом потеряли к нам интерес. Мы в свою очередь всячески пытались выказать своё дружелюбие, старались вести себя достойно, чтобы не спровоцировать туземцев

Так прошёл месяц. Мы не собирались бежать, и племя это поняло. С нами стали общаться, мы изучали их язык, он был не сложен. Слова были короткие и отрывистые. Весь язык был основан на противоположности понятий и воспроизведений. Если да- было су, то нет- ус, воин- ач, враг- ча и т. д. За пол года, что пробыли в племени, мы научились понимать и говорить на их языке. Ач-ху – в переводе: ач- воины, ху- бог. Это были воины бога. Они были не высокого роста, коренастые, верхняя часть тела татуирована, нижняя прикрыта юбками из листьев и перьев, как у мужчин, так и у женщин. Множество бус и браслетов из костей, зубов, меха и кожи украшали запястья. Спали на шкурах, ими же и укрывались. Жилище представляло из себя хижину из пальмовых листьев и веток, обтянутых кожей. Таких хижин в деревне было более двадцати. Сложилось мнение, что племя не были кочевниками, они вели оседлый образ жизни, занимаясь земледелием, охотой, рыболовством, собирательством. К нам относились хорошо. Позже мы узнали почему.

Как и предполагали, спасательную роль сыграл жрец, который увидел в нашем присутствии некое знамение, какое- нам не сказали. Мы убедили туземцев, что не представляем для них угрозы, рассказали о целях экспедиции. Они охотно нам помогали, брали с собой на охоту, учили самобытным промыслам, обработке кожи, искусству татуировки, уходу за своей внешностью. Этому ритуалу отводилось особое место. Как мужчины, так и женщины часами украшали и раскрашивали себя. Мы тоже приобщились к этой процедуре если шли на охоту. Это своего рода оберег, чтобы охота была удачной. Можно сказать, что мы были вхожи во все двери, кроме одной, нам было запрещено присутствовать на ритуальных обрядах. Это своего рода таинство проходило,,при закрытых дверях,,. Жрец впадал в транс и общался с богами. Приносились жертвы, как правило- коза. Возле костра собиралось племя и в безумном танце, под бой мангуаре просили о милости богов, и боги, как не странно их слышали. Так мы были свидетелями,,чуда,,. У дочери вождя не было детей, и после такого обряда она забеременела. И тогда у меня родилась безумная мысль- привезти сюда жену, в браке с которой мы семь лет, и семь лет лучшие врачи Англии оказывались бессильны в лечении бесплодия.

Эленор, которую я любил больше жизни, бредила мечтой о ребенке, впадая каждый раз в депрессию после без результатного лечения. Чтобы не видеть её страданий (жалкий трус),я сознательно уезжал из дома подальше, как в этот раз, когда собирали экспедицию в Южную Америку, я не раздумывал, страсть к риску и приключениям взяла верх над благоразумием и долгом. Теперь мне хотелось все исправить, дать жене надежду и свою поддержку, развеять её страхи и отвлечь дальним путешествием от мрачных мыслей. Я не знал ещё как я это сделаю, но был одержим этой идеей.

Жрец не разделял моей радости, и не торопился с ответом. Мне казалось, что я был убедителен, но он все оттягивал время, ссылаясь на богов, которые молчали. Месяц прошёл в ожидании, пять- с тех пор, как мы пребывали в племени Ач- Ху. Наконец жрец призвал меня:,,Все имеет свою цену.,,

– Я готов заплатить любую сумму.– сказал я

– Деньги- ничто, только жизнь имеет цену. Готов ты рискнуть?

– Чем? Собственной жизнью?

– Я так не сказал. Я не знаю что потребуют боги за свои услуги, но ты должен будешь чем то жертвовать.

Я задумался. В племени никогда не приносились человеческие жертвы, это я знал наверняка. Что же могли потребовать боги? Обычно, кроме жертвенного животного подносились и другие дары- фрукты, табак, молоко. Я готов был отдать отару овец и табун лошадей в придачу, я принял решение и стал собираться в дорогу. С не большим отрядом туземцев, мы с Полом выдвинулись в джунгли. В племени остались три наших соплеменника, которые продолжали исследовательскую миссию, а мы с отчетом о проделанной работе вернулись в Англию.

Эленор, как я и ожидал, пришла в полный восторг о предстоящем путешествии, она собирала вещи, без умолку щебетала, строила планы, торопила время. На отчёты и сборы у нас ушли ещё пол года. За это время в джунглях от малярии скончались два наших товарища. В племени остался один Нил, ждущий моего возвращения. Пол женился и остался в Англии.

И вот мы на быстроходном парусном судне,,Мимоза,, вышли в Атлантический океан. Эленор была счастлива не смотря на морскую болезнь и длительность путешествия. Её влекло неизведанное, как и меня, и надежда. Если я ещё сомневался в правильности своих действий, то Эленор была настроена решительно.

В джунглях нас встречали и сопровождали туземцы из племени Ач- Ху, что гарантировало нам безопасность, к тому же мы шли коротким путём, который был нам неведом в первом путешествии. За четыре дня мы дошли до деревни. Нас встретили громко и радостно. Приятно было осознавать что нас ждали, нам с Эленор выделили отдельную хижину. Мы в свою очередь одарили туземцев необходимыми вещами, привезёнными из Англии.

Постепенно быт налаживался. Когда я был занят, Эленор проводила время с женщинами племени, обмениваясь опытом, помогая по хозяйству. Мы с Нилом выполняли свою работу, вели записи, составляли карту местности, знакомились с соседними племенами. За полгода, что мы не виделись, Нил стал настоящим аборигеном. Загорелый, татуированный, с выгоревшими на солнце волосами, статный и красивый, он был больше похож на бога, сошедшего с Олимпа, нежели на воина.

Время шло, а жрец все молчал. Торопить его было не целесообразно, и я терпеливо ждал.

Наконец настал день, когда шаман позвал меня: – Сегодня проведем ритуал, боги благосклонны. Принесем в жертву животное, ты же должен пожертвовать богам самую дорогую твоему сердцу вещь.

Я машинально коснулся груди. На шее у меня висел медальон с фотографией моей сёстры. Это самое дорогое что у меня осталось от неё. С Элис, так звали сестру, нас связывали не только родственные отношения, мы были близки настолько, насколько могут быть близки близнецы. Умерла она молодой, в двадцать четыре года от туберкулеза у меня на руках. Умирая, вложила мне в руку медальон: – Не расставайся с ним, я буду присматривать за тобой оттуда.

Я поклялся себе, что ничто не заставит меня отказаться от него, тем более добровольно. Это был мой талисман, моя вечная память о любимой сестре, предать которую я не в силах.

У меня есть прекрасный кинжал из дамасской стали, инкрустированный драгоценными камнями, его я и отдам, чем не царский подарок.

Наконец нас с Эленор, одетых по местному обычаю, подвели к разведенному костру. Языки пламени вырывались в небо, прямо к звёздам. Зрелище было ярким, самобытным. Под звуки барабана и песни шамана, аборигены исполняли свои мифические танцы. Это волновало и тревожило, завораживало и затягивало как омут, водоворот которого кружил голову и заставлял биться сердце в унисон с мангуаре. Я был плохим католиком, равно как и атеистом, но здесь, находясь среди людей племени- проникся их духом, их магнетизмом.

Обряд прошёл успешно, так сказал шаман. Боги приняли наши дары, оставалось ждать. Чудо случилось спустя два месяца. Я даже не удивился, настолько верил в силу ритуала и людей, совершивших его. Одно условие было- Эленор должна родить здесь, находясь под защитой племени и богов. Мы согласились с этим условием, поскольку все шло как нельзя лучше. В племени рождались дети, и редкий случай, если кто то умирал из них.

И вот настал момент рождения чуда. Пока женщины суетились вокруг роженицы, помогая родам, старейшины племени совершили священнодействующий обряд вокруг костра- это должно помочь благополучным родам. Наконец раздался плач ребёнка, и я счастливый ринулся к хижине, но меня остановили женщины. Что то пошло не так, тревога закрылась в сердце. Но тут неожиданно раздался ещё один плач. Эти два голоса звучали как песня в моей душе. После стольких лет ожидания- такая награда! О боги, велика сила ваша! По обычаю Ач- ху, новорожденных детей не дают сразу матери, женщины проводят свой ритуал очищения, отец тоже может увидеть дитя после обряда, но мне сделали исключение. Я увидел своих детей; крохотных мальчика и девочку. Я был на седьмом небе от счастья! Пока жрец не призвал меня…

Радостный я бежал к нему, готовый излить свою благодарность. Движением руки он остановил меня:,,Боги дали тебе двух детей для того, чтобы отнять одного из них, ты чужеземец и не чтишь наших законов, ты не выполнил своего обещания, не отдал им самое ценное что у тебя есть. А теперь они сами возьмут то, что считают достойным себя. Но они оставили выбор тебе, с кем из своих детей готов расстаться?,,

Я стоял сражённый его речью, не мог поверить в услышанное. Племя, которое я считал своей семьёй, требует жертву! Я стоял столбом и с трудом верил в происходящее. Позже шаман объяснит мне и я проанализирую ситуацию, но это будет потом, а пока мой мозг отказывался что то понимать, а тем более принимать решение. Да и какое решение я должен принять? В пользу кого оно должно быть? Почему меня ставят перед таким жестоким выбором? Минуту назад я готов был петь оду богам, а теперь я не знал на кого вылить свой гнев, кого обвинить в чудовищном преступлении? Я упал на колени, осознавая своё бессилие и свою вину. Шаман торопил. Ребёнок не должен знать материнской груди, таким образом он лишается её защиты и становится уязвимым, и тогда боги принимают его в свою обитель под своё покровительство.

Что за бред! Почему я, цивилизованный человек стою и все это слушаю? При этом я понимал, они сделают это с моего согласия или без, они не станут подвергать опасности племя в угоду чужеземца.

– Сделайте это сами. Только не говорите Эленор, это убьёт её.

Эленор сказали что дочь не выжила. Дочь! Кто б сомневался? Они оставили воина. Я долго не мог подойти к Эленор, я просто не владел собой, как мне смотреть ей в глаза? А она все звала меня, и я понимал, что нужен ей как некогда. Я должен разделить с ней горе, но моё горе помутнило мне разум, и никто его со мной не разделит. Я сидел рядом с женой, охваченный ужасом, устремив взгляд на вход в хижину, быть может сейчас, в этот момент мою дочь приносят в жертву.

Когда все стихло, и аборигены разошлись по своим домам, я вышел из хижины и побрел в джунгли к догорающему костру. Я не собирался искать следы ритуального убийства. Подойдя к костру, я сорвал цепочку с портретом со своей шеи и швырнул её в огонь.

– Это ты хотел, ненасытный, кровожадный бог? Сестра, дочь, кто следующий? Чья жизнь тебе ещё нужна? Может моя? Так возьми её, зачем она мне теперь.

Огонь потрескивал, то затухая, то разгораясь, как будто говорил со мной. За этим адским пламенем находился тот, кому я посвящал свою тираду. Я чувствовал его присутствие, его дыхание, его превосходство и своё ничтожество. И тут я разрыдался не сдерживая более себя, казалось, джунгли плакали вместе со мной, проливая слёзы в виде дождя. Не шевелясь, просидел я до рассвета.

Деревня просыпалась, и я очнулся от своих грез, чувствуя в себе перемены. Какие? Я ещё не знал, но твёрдо знал, что они произошли. Эленор прижимала малыша к груди, я зашёл поздороваться. Несмотря ни на что, она была счастлива, её мечта осуществилась и ей не обязательно знать какой ценой. Она протянула мне сына. Я инстинктивно отдернул руки, как будто получил ожог. Почему ему дарована жизнь, а не ей? Этим вопросом я буду задаваться вечно, равно, как если бы было наоборот. Здесь не может быть правильного ответа. И мне бы смириться с этим, не мучать себя и не доводить до исступления. Но анализируя, спрашиваю себя: как мог произойти такой не равноценный обмен? Я пожертвовал жизнью дочери ради памяти мертвого, хоть и близкого человека. Как мог забыть простую истину: мертвое – мертвому, живое – живому. И кого я пытался обмануть?