Читать книгу Миры и судьбы. Реальность и фантазии. Мир №3 - Рита Харьковская - Страница 3

глава первая

Ранним утром поезд пришел на Витебский вокзал. В самом разгаре были Белые ночи. Прохладный свежий воздух заставил девушку поёжиться, она достала тонкую шерстяную кофточку набросила ее на плечи и заспешила к зданию вокзала.

В справочном бюро Регина узнала, как добраться до Выборгского района, где находилось здание института, и отправилась в путь.

Уже близился полдень, взошло такое редкое, а потому желанное, в этом краю солнышко. Оно разогрело серый камень здания и тротуар возле него, становилось жарко и душно, а Регина все еще продолжала сидеть у запертой двери с надписью» Приемная комиссия».

Наконец-то, уже ближе к полудню, возле нее остановилась пожилая, хорошо, даже вычурно, одетая дама, не в первый раз проходившая мимо и давно заприметившая девушку, сидящую на парапете и ожидающую невесть чего.

– Что ты здесь сидишь? Ждешь кого-то? – вопрос заставил Регину вздрогнуть и очнуться от полудремы.

– Жду, когда приемная комиссия откроется. Документы подавать в институт приехала.

– Рано ты приехала. До начала приема документов еще неделя. Первого июля приходи.

Регина встала, подняла свой портфель и, никуда не торопясь, не зная толком куда идти и как пережить эту неделю, побрела к трамвайной остановке.

Витебский вокзал жил своей жизнью: кишел сновавшими уезжающими, провожающими, прибывающими и встречающими людьми.

Регина отыскала свободное местечко на деревянной скамейке, присела и стала думать, как быть дальше. Как пережить эту неделю.

Очень скоро девушка поняла, что никому до нее нет дела. Люди сновали взад и вперед, дважды ее попросили присмотреть за вещами, узнав предварительно, уезжает она куда-то или встречает кого-то. Регина ответила, что встречает, и ей безбоязненно доверили чемоданы со скарбом. Понемногу в голове сформировалась и вызрела мысль, что вот здесь, на этом вокзале, она и пересидит неделю. А что? Лоток с горячими пирожками совсем рядом, автомат с газировкой тоже – пережить очень даже можно.

Все так и получилось.

Утром Регина умывалась в общественном туалете, покупала себе парочку пирожков и отправлялась на прогулку вдоль перронов.

Она смотрела, как прибывают поезда, улыбалась, глядя, как обнимаются люди, встретившиеся после разлуки, горько вздыхала, когда видела слёзы на глазах у провожающих уходящий поезд. Устав, снова возвращалась в здание вокзала, находила свободное местечко и открывала недавно купленную здесь же, на вокзале, книгу.

Никто не обращал внимания на девушку, сидящую на скамейке и читающую книжку, никто не знал, что книга читана-перечитана уже незнамо в какой раз и Регина сможет скоро ее цитировать на память. Конечно, девушка вполне могла бы отправиться в центр города, пойти в кино, в музей или галерею, да просто побродить по проспектам и улицам, но она решила все отложить «на потом». Все увеселения стоили денег, а их нужно приберечь.

За прошедшую неделю Регина основательно пропиталась вокзальными запахами, да и минимальная гигиена в общественном туалете была явно недостаточной, а потому, когда ранним утром Первого июля, девушка протянула свои документы уже знакомой ей даме, сидевшей за столом приемной комиссии института, та брезгливо наморщила носик, унюхав запах вокзала и неделю немытого тела.

– Как прошла неделя в славном городе Питере? – дама улыбнулась.

– Нормально.

– И где же ты жила? – продолжала, все так же улыбаясь, расспрашивать дама.

– На вокзале, – Регина не видела смысла врать и что-то придумывать.

– Ну на вокзале, так на вокзале. Давай свои документы. Факультет уже выбрала?

– Выбрала. Вот, – Регина протянула аттестат.

– Так- так, что тут у нас … – дама надела очки и опустила глаза на серую книжицу. Потом сдвинула очки на кончик носа, взглянула на Регину, снова в аттестат, снова на девушку.

– Почему к нам? Почему не в своем городе поступаешь?

– У вас институт престижней.

– Откуда ты знаешь?

– Соня сказала.

– Ну если Соня, тогда да, – продолжала улыбаться дама:

– Сонина рекомендация дорогого стоит.

Регина поняла, что дама шутит, и попыталась как можно приветливее улыбнуться в ответ.

– Вот тебе бумага, пиши заявление. Какой факультет ты выбрала?

– Экономика и Финансы.

– Не советую, конкурс на этот факультет просто огромный, может Технологический?

– Нет. Экономика и Финансы. Соня посоветовала.

Дама еще раз взглянула в открытый аттестат, словно надеясь увидеть там что-то новое:

– Аттестат у тебя хороший, может, и поступишь, давай, пиши…

Уже приняв документы и глядя на переминающуюся у стоявшего в углу портфеля, явно хотевшую о чем-то спросить, но не решающуюся, девушку, дама добавила, разговаривая больше сама с собой, чем с Региной:

– Идти тебе некуда, на вокзале жить – не дело, абитуриентов заселяют с началом экзаменов, что же мне с тобой делать?

Регина замерла в своем углу, готовая принять любое решение дамы, да и выбор у нее был невелик: или вокзал или…

– Хорошо. Не знаю, что получится, но попробуем, – и обратилась к секретарю:

– Пиши ей направление в общежитие, а я пока пару слов черкану.

Уже через пятнадцать минут, объяснив, как добраться до общежития, дама вручила Регине направление и запечатанный конверт:

– Отдашь коменданту. Только не вскрывай и не читай, – дама наблюдала за реакцией девушки.

Регина вскинул голову, и столько неподдельного удивления и возмущения тем, что ее могли заподозрить в нелицеприятном действии, было во взгляде девушки, что дама поняла без слов: не вскроет и не прочтет. А потому, сама не зная отчего, смутившись, добавила:

– Я пошутила. До встречи на экзаменах.

Общежитие находилось недалеко от учебного корпуса, так же быстро Регина отыскала коменданта, моложавую, верткую бабенку, протянула ей направление и письмо. Та долго читала, хмыкала себе под нос, что-то недовольно бурчала, потом спросила:

– А кем ты нашему декану приходишься?

Регина молчала, недоуменно глядя на коменданта и не понимая о ком идет речь.

– Той женщине, что письмо это написала? – уточнила комендант.

– Никем. Документы в институт подавала, там и увиделись.

– Ну никем, так никем… только вот куда же мне тебя поселить? Везде ремонт идет, готовимся к новому учебному году…

Регина ждала, какое решение примет комендант.

– Хорошо, пойдем, есть несколько комнат отремонтированных. Только веди себя тихо, не вздумай с работягами шашни крутить. Знаю я вас, хохлушек.

Уже через полчаса Регина, заправив кровать свежим постельным бельем, долго стояла од струями теплого душа, смывая с себя вокзальные ароматы…

Вскоре дверь комнаты открылась и вошла всё та же комендантша. Ей явно было скучно и нечем себя занять, любопытство, столь свойственное женщинам, подталкивало порасспрашивать эту странную девушку, которую декан факультета настоятельно порекомендовала поселить в общежитие вопреки заведенным порядкам.

– Ну, здравствуй еще раз. Я Алевтина Вениаминовна, а тебя как зовут?

– Регина.

– А полное имя как?

– Регина Андреевна.

– Ну и имечко у тебя, – засмеялась Алевтина: – Язык сломать можно.

– Да и у Вас не простое, – улыбнулась девушка.

– Бойкая ты, сразу видно, что с Украины.

– Откуда Вы знаете?

– А я сама тоже из Харькова, вот только живу в Питере уже почти двадцать лет. Тоже, как и ты приехала поступать в начале шестидесятых, вот и прижилась. Да и тетка у меня здесь. Блокадница.

Регина внимательно слушала, даже не задавала никаких вопросов, а Алевтина, сама не зная почему, вдруг разоткровенничалась и стала рассказывать девушке о городе, о людях в нем живущих, о себе и уже старой тетке, у которой «совсем крыша поехала», о том, как надоело Алевтине ей» жопу подтирать»…

Комендантша все болтала и болтала, словно ее прорвало. Регина молча слушала. Наконец Алевтина, (словно) очнувшись, смолкла на полуслове, уставилась на Регину:

– Умеешь ты, девка, человека разговорить. Прям дар у тебя какой-то. Ни с кем я так откровенно не разговаривала в последние годы.

(… Регина непонимающим взглядом смотрела на женщину. Она еще не знала, что этот Дар не раз сыграет с нею злую шутку. Что часто люди, чья откровенность ей не нужна была и даром, будут выворачивать перед нею души наизнанку. Что станут вытаскивать на свет Божий такие скелеты, о существовании которых и самим вспоминать страшно. А потом сами себе не смогут простить своей же откровенности, и станут молча ненавидеть свою слушательницу. Не простив девушке того, что стала невольным свидетелем их нелицеприятностей и проблем, их душевного стриптиза …)

– Ну хорошо, пойду я, а ты обживайся пока, – Алевтина направилась к двери, обернулась на пороге:

– И не болтай ни с кем о том, что я тебе тут понаговорила.

Регина улыбнулась:

– Да я вообще-то не из болтливых.

– Ну вот и хорошо.

Дверь за Алевтиной закрылась. Девушка наконец-то осталась одна.

глава вторая

Алевтина продолжала чуть ли не ежедневно захаживать в комнату новенькой абитуриентки. Больше не было душеизлияний, но взрослую женщину словно тянуло увидеть эту странноватую девушку. Она внимательно смотрела ей в глаза, сама не понимая, что надеется в них увидеть. Регина была приветлива и ни словом, ни взглядом не напоминала о разговоре, состоявшемся в первый день.

Вскоре Алевтина успокоилась. Она отыскала учебники по математике и принесла их девушке. Регина в незнамо-какой раз повторяла и решала задачи. О сочинении и обществоведении она не беспокоилась, гуманитарные науки ей давались легко, а вот математику, которая была профильным предметом, нужно было сдать дважды: устный и письменный экзамен. Денег, выданных матерью, становилось все меньше, как бы жестко не экономила Регина. Выходить за рамки рассчитанного бюджета, было нельзя. Девушка была уверена, что поступит, не может не поступить, а там и стипендию дадут… в общем, как-то будет.

– Ну, и долго ты пирожками давиться собираешься? – на пороге комнаты стояла Алевтина, распахнувшая дверь, как всегда, без стука.

Регина поперхнулась, не успев проглотить кусок, и долго откашливалась:

– Откуда Вы знаете?

– Я что, по-твоему, слепая? Или совсем дура? Давай-ка я тебя в столовку устрою, посуду там мыть или овощи чистить. До экзаменов еще три недели, потом, если поступишь («Поступлю» – пробурчала Регина), еще два месяца, пока стипендию получишь, а так – сыта уж точно будешь. Лет то тебе сколько?

– Позавчера семнадцать исполнилось.

– Что ж ты не сказала!?

– А что изменилось бы, если бы сказала?

Алевтина смотрела на девушку, не зная, что ответить. Потом снова повторила:

– В столовую работать пойдешь? – и уточнила: – Посуду мыть и картошку чистить?

Регина задумалась ненадолго. Она хорошо знала предметы по которым предстояло сдавать экзамены, лишнее повторение и зубрежка ничего бы не дали, а вот в обморок хлопнуться на экзамене ей вовсе не хотелось:

– Пойду.

– Ну так идем, чего откладывать. Там моя подруга поваром работает, похлопочет, чтобы тебя временно, без прописки, взяли.

Вопрос с питанием был решен и Регина повеселела. Ее не напрягал труд на кухне, почерневшие от картофельных очистков руки хорошо отмывались каустической содой, в которой мылась посуда. Работала девушка всего четыре часа в день, так что времени на повторение предметов оставалось предостаточно.

Настал август, время экзаменов…

Все прошло так, как и было запланировано (… кем? Региной? или кем-то свыше?), девушка сдавала экзамены один за другим. На письменной математике решила задачи не рекомендуемыми двумя, а тремя способами, устную тоже сдала без проблем. Сочинение написано без ошибок, тема раскрыта так, как рекомендовано вышестоящими инстанциями, без отсебятины, своевольничания и юношеских взбрыков. Ну а обществоведение – это как книжку пересказать, память у Регины была с детства хорошая.

Во второй половине августа Регина увидела свое имя в списке зачисленных на первый курс.

Первая победа! Первое достижение! Как хочется об этом рассказать всему миру! Как хочется, чтобы за тебя порадовались!

Конечно, порадовалась Алевтина, конечно, порадовалась декан факультета, которая преподавала на курсе математику и принимала у Регины экзамен. Девушка видела, что педагог довольна ее ответами и искренне рада, что не ошиблась, решив принять участие в абитуриентке. Но Регине хотелось большего. Ей хотелось, чтобы ею гордились близкие люди, знавшие ее с детства.

А потому, однажды вечером, когда соседки по комнате убежали за новыми впечатлениями в центр города, девушка написала письма: Аде, Соне… и Анне.

(… только оказавшись в Ленинграде, оставшись в полном одиночестве, Регина поняла, как она скучает за матерью.

Девушка в сотый раз прокручивала в памяти всю свою коротенькую жизнь и искала для Анны оправдания: это грузинское воспитание настроило мать против дочери, это Толик постоянно пилил маму за падчерицу, это отец загуляла, когда мама была ею беременна, это покойная Маргарита не смогла найти с мамой общий язык, это она, Регина, сама была неласковой и смотрела волчонком, а мама… она хорошая, просто несчастная …)

Уже через неделю Регина получила ответы. Соня радовалась за нее и поздравляла, написала, что у Анны родился сын, но они почти не видятся. Только однажды Ева пошла в гости к подруге, но та даже не показала ей мальчика, сказала: " Пока не окрещу, никому на него смотреть не дам! А то еще сглазят, как Гришеньку».

Ада в длинном письме рассказывала новости. Написала, что Нора тоже поступила в Педагогический институт, на иняз, что Марик совсем от рук отбился, работает в ресторане, в оркестре, чем не порадовал ни Аду ни Додия. Сокрушалась по поводу того, что Регина не приехала поступать в Город у Моря и искренне не понимала, почему девушка уехала так далеко.

Напоследок Регина оставила письмо от Анны…

На конверте, почерком Анны, был написан ленинградский адрес дочери. А в конверте лежало нераспечатанное письмо.

Регина поняла, что мать даже не вскрыла его, словно отсекая всякую связь, словно еще раз давая понять: отстань, ты мне не нужна и неинтересна.

Регина разрыдалась, как никогда в жизни. К такой оплеухе она явно не была готова.

– Ну, и чего ты ноешь? – полюбопытствовала соседка по комнате:

– В институт просочилась не без помощи декантессы, чье-то место заняла, и слёзы горькие льешь? С чего бы это?

Регина вытерла глаза:

– Я сама поступала! Ничьё я место не заняла и никто мне не помогал!

– Да ладно тебе, сиротой казанской прикидываться! Знаем мы все про тебя, рассказали…

Регина, не желая вступать в бессмысленные споры, а тем более оправдываться, вышла из комнаты и отправилась искать Алевтину, думая, что именно она стала первоисточником гнусной сплетни.

Найдя комендантшу, которая как раз собиралась идти домой, быстро изложив весь только что состоявшийся разговор, спросила в лоб:

– Это Вы рассказали?

– Да что ты такое говоришь? Как ты могла подумать?

– А кто тогда?

Алевтина задумалась:

– Когда ты документы подавала, кто-то был еще в кабинете?

– Ну да, секретарь. Она и направление в общагу выписывала.

– Ну тогда все ясно! Мерзкая девка, интриганка и склочница, ее пол-института недолюбливает, а вторая половина боится ей на язык попасть. Она и растрепала, что видела, а чего не видела – придумала.

– И что же мне теперь делать? – снова чуть не плача спрашивала Регина.

– А что тут сделаешь? Живи, как жила, не обращай внимания.

– Я не могу. Не умею.

– Придется учиться, – вздохнула Алевтина:

– Этот город многим хребты переломал…

– Мне не переломит.

– Ну-ну… дай то Бог…

глава третья

Через несколько дней в коридоре общежития Регина встретилась с Алевтиной:

– Зайди ко мне через часок, – позвала комендант:

– Разговор есть.

Весь час девушка думала зачем это она понадобилась Алевтине, какой-такой разговор ее ожидает? Ровно в назначенное время она постучала в дверь кабинета.

Алевтина сидела за столом, что-то высматривала в своих гроссбухах и явно мялась, не зная как начать разговор. Регина не торопила и не начала расспрашивать сама о причине приглашения.

– Можно я сяду? – спросила через пару минут.

– Садись конечно, – Алевтина продолжала так же молча крутить в пальцах карандаш, заставив девушку начать нервничать. Потом, словно решившись наконец, подняла от записей голову, встретилась взглядом с Региной:

– Вот о чем хотела с тобой поговорить. Тебе трудно будет жить в общежитии, не тот у тебя характер, чтобы уживаться с пятью незнакомыми девицами. Да и девки разные в Питер приезжают, одни за учёбой, а другие начинают по кабакам и барам шастать, ребят по ночам в комнату водить. Какая уж тут учёба… Вот я и подумала, может, ты переедешь к тётке моей? У нее, правда, только одна комната в коммуналке, но огромная, так что места вам обеим хватит. Живет она на Васильевском, до института далековато добираться, но это все же лучше, чем засыпать на занятиях после бессонной ночи… Да и мне полегче будет: тетка под присмотром. Что скажешь? – Алевтина вопросительно смотрела на девушку. Потом добавила:

– Я тебе в первый день, когда мы только познакомились, наговорила много лишнего. Ты не думай, тётка нормальная у меня, только после блокады голода постоянно боится, вот и чудит иногда. В общем лучше и мне и ей, если рядом всегда кто-то будет. Да и тебе тоже… Так что подумай. Только не долго, у меня забот своих невпроворот, кого- то другого присмотрю…

Что тут было думать? За прошедший месяц, после того, как в комнату к Регине подселили других абитуриенток, девушка уже нажилась в коллективе.

Ей надоели постоянные попытки соседок вытащить ее на очередное увеселение, раздражали непонимающие и насмешливые взгляды и непрекращающиеся душевные разговоры, когда девушки были в комнате. Регина ничего о себе не рассказывала, ее скрытность злила соседок и давала повод что-то придумывать и додумывать, что вовсе не улучшало отношения с одногруппницами. И хотя, после вступительных экзаменов, на место троих провалившихся, подселили новых студенток, Регина понимала, что по большому счету вряд ли что-то изменится, если она останется в общаге. До начала занятий оставались считанные дни и, если переезжать, то нужно это делать сразу, уже сейчас.

– Спасибо Вам, Алевтина Вениаминовна, конечно, я согласна. И за тётушкой Вашей присмотрю и в комнате убирать буду. Когда перебираться будем?

– А чего тянуть? Иди, собирай свой портфельчик, – усмехнулась Алевтина.

Уже через пару часов Регина впервые вошла в огромную Питерскую коммуналку. Даже прожив в доме достаточное время, девушка так толком и не знала, сколько же семей там живет.

Квартира, расположенная на четвертом этаже, опоясывала по кругу дом-колодец, выходивший фасадом на одну из Линий Васильевского острова. В нее было три входа: парадный и два с «черной» лестницы, огромная коммунальная кухня, которой пользовались не все семьи. Некоторые умудрялись отгородить кусочек места в немаленьких комнатах, где и устраивали себе импровизированные кухоньки с примусами для готовки и столиками для еды. Ванная комната поразила Регину. Отделанная бледно-розовым мрамором, по площади она была раза в три больше той комнатенки, в которой выросла девушка, а саму ванну хотелось скорее назвать мини-бассейном. Даже немаленькая квартира Ады не шла ни в какое сравнение с этими апартаментами. Вдоль длинного, широкого (хоть на машине проезжай) коридора были видны наглухо закрытые двери. Ни тебе вечной беготни детей, такой обычной для коммуналок Города у Моря, ни разговоров и ссор соседок на общей кухне, ни висящих на крюках и гвоздиках лоханей для стирки и детских велосипедов. Идеальная стерильная чистота и тишина.

Алевтина открыла дверь и пригласила девушку в комнату. У открытого окна, в кресле-качалке дремала пожилая женщина. Алевтина тихонько потрясла ее за плечо :

– Тётя, просыпайся, я тебе новую жиличку привела, ту, о которой рассказывала пару дней тому.

Старуха приоткрыла веки, но было видно, что еще не совсем очнулась от сна. Алевтина торопилась, а потому обернулась к Регине:

– Я завтра заскочу, а вы пока тут знакомьтесь. Муж из рейса пришел, гостей сегодня ждем, обед готовить нужно, а пока тётушка проснется, полдня пройдет.

Алевтина чмокнула тётку в щеку, подмигнула Регине:

– Не робей, тётка у меня классная, – и выскользнула из комнаты, тихонько притворив за собою дверь.

Регина продолжала стоять у двери, переминаясь с ноги на ногу, продолжая держать в руках портфель, не зная, что сказать и что делать дальше.

– Не стой у порога, – услышала голос из кресла-качалки:

– Возьми стул, садись рядом со мной, познакомимся поближе.

Девушка огляделась. В центре комнаты стоял овальный обеденный стол, накрытый кружевной скатертью, вокруг стола – четыре венских стула на гнутых тонких ножках, с высокими спинками. Точь в точь, как тот, на котором так любила сидеть у окна ее прабабушка.

Регина взяла стул и подошла к окну. Села.

– Здравствуйте, меня Регина зовут. Меня Ваша племянница привела.

Старуха улыбнулась:

– Да знаю я, знаю… Алевтина небось наговорила, что я совсем из ума выжила? Ну так это она напрасно. Все в порядке у меня с головой. Меня Ольга Пантелеймоновна зовут, но ты, если хочешь, можешь звать меня баба Оля.

Регина вздрогнула, как от удара током. Уже много лет она никого так не называла. Рука непроизвольно потянулась к груди и сжала кулон. В глазах заблестели слёзы.

– Что с тобой, девонька? Ты чего плакать собралась?

– Так бабушку мою звали, точнее прабабушку… я, когда маленькая была, ее бабой Олей называла.

– Ну значит буду тебе вместо прабабки, будем жить-поживать…

И они стали жить-поживать.

Утром Регина уезжала в институт, и, хотя, на метро добираться было гораздо быстрее, девушка так и не привыкла к подземке, добиралась двумя трамваями. Ехать трамваем было всегда интересно, можно любоваться городом, который не был похож ни на один из тех, что видела Регина.

Прямые улицы и проспекты, серые вычурные дома, минимум зелени. Ленинград был строгим и холодным, прекрасным в своей надменности, завораживал и держал на расстоянии.

После занятий, тем же маршрутом, Регина возвращалась домой.

Работу в столовой пришлось оставить сразу же с началом учёбы, институт – это не школа, нагрузки колоссальные, ни помощи ни послаблений девушке ждать было не от кого. Судя по всему, до декантессы тоже дошла мерзкая сплетня, и требования к Регине возросли вдвое, чтобы никто не смог заподозрить ни малейшей протекции.

Баба Оля ждала приезда жилички, они вместе готовили немудреный обед, кушали, Регина убирала со стола и садилась за учебники. Иногда приезжала Алевтина. Привозила полные сумки продуктов, чмокала тётушку в щеку:

– Ну как вы тут? Уживаетесь? Довольна ты жиличкой? Помогает тебе?

– Все у нас хорошо, не беспокойся Алечка.

Алевтина, обведя взглядом комнату, убедившись, что везде чистота и порядок, начинала прощаться:

– Ну всё, я побегу, дел невпроворот, скоро заеду.

После этих визитов баба Оля почему-то всегда становилась грустной:

– Возьми стул, посиди со мной, деточка, – звала она Регину.

Девушка отодвигала учебники и садилась рядом с любимым креслом бабы Оли.

Старая женщина начинала вспоминать свою жизнь, свою молодость, но каждый раз разговор переходил к Блокаде Ленинграда. К страшному голоду и еще более страшному холоду, в котором жили, выживали и умирали люди. В блокаду умерли двое детей бабы Оли, ее муж погиб на фронте, не дожив до Победы несколько недель. Из всей родни у нее осталась только Алевтина.

Регина слушала эту повторяющуюся каждый раз историю и понимала, что старая женщина только и живет в этих воспоминаниях, а здесь и сейчас – так… доживает…

– Всех забрала страшная война, будь она проклята, все давно в земле, а я все живу и живу, – баба Оля горестно вздыхала.

Регина не знала, что сказать. Да и нужно ли что-то вообще говорить в таких случаях. А потому тихонечко поглаживала высохшую, морщинистую руку старой женщины…

глава четвертая

Наконец-то, на смену холодной Питерской весне, пришло лето, а вместе с ним Белые Ночи и летняя сессия.

Первый учебный год вымотал Регину до предела, она была на грани нервного истощения. Девушка панически боялась не сдать вовремя зачет или экзамен, а потому, вместо того, чтобы любоваться Белыми ночами на Марсовом поле, где любили собираться студенческие компании, сутки напролет просиживала за учебниками.

После сдачи экзаменов, девушка собиралась поехать в Город у Моря.

Ада, с которой у Регины завязалась оживленная переписка, настойчиво приглашала ее, предлагала оплатить перелет, но девушка, приняв приглашение, от денег отказалась, да и ехать она хотела поездом.

Минимум впечатлений за ее короткую жизнь, вполне компенсировался двухдневным путешествием на верхней полке плацкартного вагона. Регина предупредила Алевтину, что после экзаменов уедет на два месяца, та повздыхала немного, попыталась соблазнить девушку отдыхом на даче в Парголово вместе с бабой Олей, но безуспешно. Девушка так устала от питерских холодов, что ей хотелось только одного: солнца, тепла и моря.

Сессия успешно сдана, прощальный поцелуй бабе Оле, и уже через двое суток, ранним утром, Регину вновь, как много лет тому, приветствовал на перроне мягкий баритон:

«… есть город, который я видел во сне…»

Выйдя из вагона, девушка заозиралась: неужели ее не встретят? Конечно ехать недалеко и дорогу она знает, но ведь телеграмма с датой приезда была отправлена, да и как-то неприлично заявиться вот так, прямо с вокзала, к практически чужим людям, не смотря на то, что тебя пригласили.

Регина подхватила свой, уже потрепанный портфель, и медленно пошла к вокзалу, думая, что может она поторопилась с приездом: чужие люди, чужая семья со своими проблемами…

Мужская рука обхватила плечи, мужские губы чмокнули в висок, перед лицом возник огромный душистый букет последних, а потому уже немного растрепанных, пионов.

– Ну и куда это мы устремились мелкой рысью меня не дождавшись?

Регина обернулась. Ей улыбался повзрослевший Марик.

Уже к полудню молодые люди были на даче, где их ждали Ада и Нора.

Дни, заполненные солнцем и морем дикого пляжа, сменялись вечерами в Городе, прогулками по бульварам и улицам, посиделками за выносными столиками кафе, поздними ужинами в ресторане, где продолжал работать Марик.

Его музыка, его одухотворенное лицо, казались Регине прекрасными, не напрасно когда-то, много лет тому, его сестра Нора сказала: " Красив, как молодой еврейский бог.

Марик относился к девушке ровно, ничем не выделяя ее из многочисленных Нориных подруг, а Регина, уставшая от нелюбви и одиночества, придумывала себе тайный смысл в его словах и взглядах и влюблялась с каждым днем все сильнее.

Вечером Марик, Нора и Регина в обязательном порядке должны были вернуться на дачу. Никаких ночевок в городской квартире! Если «детей» не было после часа ночи, Ада начинала нервничать, обзванивать всех знакомых, и вполне могла пуститься на поиски. Ну а если бы где-то нашла непослушных отпрысков – скандал был бы неминуем. Страшный скандал! Ведь Ада была настоящей, «правильной», еврейской мамой. И никакого значения не имеет тот факт, что Марику уже двадцать пять, а Норе и Регине по восемнадцать.

Регина обожала ранее утро. Встав, пока еще весь дом спал, она шла к морю, долго стояла на краю обрыва, дожидаясь, пока над горизонтом, прямо из ультрамариновой глади, начнет появляться серпик солнца. Потом долго плескалась и барахталась в теплой, еще не закаламученной курортниками, воде. Наплававшись, ложилась прямо в песок и смотрела в такое же голубое, как и море, небо, слушала орущих чаек и грелась в первых, еще совсем не жгущих, лучах солнца.

Регина, уже накупавшись, лежала на спине, раскинув руки.

Что-то ползло по животу, мешало и раздражало. Девушка взмахнула рукой, пытаясь согнать надоедливую муху, но та, не улетая, продолжала щекотать живот. Регина открыла глаза и села на песок. Улыбающийся Марик щекотал ее травинкой:

– А ты ранняя пташка. Нора обычно дрыхнет чуть не до обеда.

– Я утро люблю.

– Я тоже… Пойдем поплаваем?

Регина, так и не научившаяся толком плавать, потупилась:

– Я не умею. Так, барахтаюсь, чтобы не пойти ко дну.

– Ну это совсем не проблема, – Марик улыбался, глядя, как смутилась девушка: – Я тебя научу. Поднимайся, пошли в воду.

Юноша протянул Регине руку, помогая встать с песка, и они устремились в море.

Следующие дни были для девушки самыми счастливыми в жизни.

Утром, стараясь никого не разбудить. Марик тихо скребся в дверь ее комнаты, Регина, быстро одев купальник, выскальзывала во двор. Тихо отворив скрипучую калитку, молодые люди бежали к морю. В своей комнате ворочалась и вздыхала Ада: " Ох, дети – дети…»

Регина уже через считанные дни плавала вполне приличным кролем и научилась нырять с пирса. Казалось, она провела на этом пляже, в этом море, всю жизнь, так комфортно ей было в воде, так гармонично смотрелось на песке пляжа ее загорелое тело.

Вскоре к утренним купаниям добавились вечерние. Регину не пугала темная глубина моря и она с радостью приняла приглашение Марика купаться по ночам. И снова молодые люди были одни.

Нора не собиралась ни вставать ни свет ни заря, ни сбивать ноги ночью, спотыкаясь на узкой тропинке обрыва, ведущей к пляжу. Она предпочитала либо читать книгу, либо отправиться к соседкам-подружкам, а море – да куда оно денется, подумаешь важность какая: море… накупаюсь, когда и если захочу.

Уже далеко за полночь Марик и Регина вернулись домой. Стараясь никого не разбудить, по очереди смыли соленую воду под теплыми струйками летнего душа во дворе, нашли на столе накрытую салфеткой тарелку с булочками и кувшин компота. Стакан был один и юноша, наполнив его до краев, отдал девушке. Сам попытался пить из кувшина. Конечно, облился. Липкие сладкие вишневые струи текли по торсу. Молодые люди смеялись, зажав рты руками.

Потом Марик снова отправился в душ. Потом они тихо проскользнули в дом и, когда Регина, уже почти прошла к своей комнате, Марик придержал ее руку, прижал палец к губам и кивнул в сторону своей двери, словно приглашая.

Здесь. В эту ночь. Все и случилось в первый раз.

Марик смотрел в лицо девушки, полусидя в постели, опершись на локоть. Регина, молча, лежала рядом, наблюдая за юношей через неплотно сомкнутые веки.

– Почему ты мне не сказала?

– О чём?

– Что у тебя это в первый раз.

Регина улыбалась:

– А если бы сказала, это что-то бы изменило?

– Нет, наверное. Просто не хочу, чтобы ты потом пожалела, что поторопилась.

– Я не пожалею. Я тебя люблю.

(… бедная, глупая, никем не ученая девочка… она еще не знала, что нельзя говорить мужчине о чувствах первой, нужно набраться терпения и обождать, пока твой избранник дозреет до признания, как бы не разрывал тебя поток эмоций. Ну а если не дозреет – так тому и быть. Не торопись облагодетельствовать мужчину своей любовью. Пойми, для начала, что ему она, твоя любовь, нужна. Никто этого Регине не объяснил, в книгах об этом не говорилось …)

Тихонько, на цыпочках, Ада вошла в комнату девушек. Кровать Регины была пуста. Постояв в конце коридора, глядя на плотно закрытую дверь комнаты сына, Ада вздохнула: " Ох, дети – дети " – и отправилась к себе досыпать.