Читать книгу Миры и Судьбы. Книга вторая - Рита Харьковская - Страница 2

Маргарита провела ночь в аэропорту, как когда-то ее муж.

Как и Семен, она то металась по зданию, не зная, куда себя деть и как скоротать эту бесконечную ночь, то выходила на улицу, в надежде, что прохладный воздух остудит голову и поможет привести мысли в порядок.

Но аэропорт, как и весь город, был окружен трубами заводов, темными терриконами шахт. Воздух, насыщенный пылью и миазмами перерабатываемого раскаленного металла и добываемого угля, забивали обжигал легкие, не давая вздохнуть полной грудью.

Маргарита снова возвращалась в здание аэропорта, снова и снова пропускала через сознание и память все ту же жвачку мыслей:

Как? как могла внучка поступить с ней так жестоко?

Как? как она посмела не воспользоваться возможностью вырваться из той нищеты и нелюбви, в которой прожила всю жизнь.

 Как? как и почему не оценила, не поняла, не приняла предложенную ей любовь и помощь?

Что не так с этим ребенком?!

Первым же рейсом Маргарита улетела домой.

Уже когда самолет поднялся в воздух, измученная бессонной ночью женщина, глядя в иллюминатор, тихо шептала: "Будь ты проклят, чертов Город … ты убиваешь людей и калечишь души, ты – убогий, страшный и странный монстр … никогда! никогда больше я не хочу прикоснуться к твоей ядовитой земле…".

 ( И слово свое Маргарита сдержала. Это был ее последний визит в Рабочий Город.)

Из аэропорта Маргарита позвонила Аде и попросила приятельницу немедленно, прямо сейчас, приехать домой.

Ее душа разрывалась от обиды, а голова от мешанины мыслей, ей нужно было выговориться, с кем-то поделиться, и Ада, живущая рядом, вхожая в дом, посвященная во многие домашние секреты, подходила как нельзя лучше на роль слушателя и советчицы.

Если с ролью слушателя Ада справилась превосходно, кивала головой, где нужно, поддакивала, когда рассказ Маргариты предполагал именно такую реакцию, округляла глаза, удивляясь сказанному, то вот советчица из нее была "неправильная" … Ада давала совсем не те советы, на которые так рассчитывала подруга.

***

Многие, начитавшись рассказов Бабеля, насмотревшись разнообразных фильмов, наслушавшись веселых анекдотов, представляют себе еврейку эдакой крикливой, беспардонной бабенкой, в замызганном халате и рваных шлёпанцах на босу ногу. Такое описание не соответствует действительности в большинстве случаев.

Ада, единственная из большой еврейской семьи, выжила в Варшавском гетто. Ее родители умерли от голода еще в первые годы оккупации, братья и сестры сгинули в Треблинке.

Однажды ночью двенадцатилетнюю Аду вывезли в восточный район Варшавы, где поселили в семье поляков.

 Долгих два года, до самого освобождения города, Ада жила, не выходя на улицу ни на минуту, помогая приютившей ее семье по хозяйству, присматривая за детьми, ежесекундно готовая, в случае опасности, юркнуть в спасительный подвал. Может быть, именно эти страшные годы, годы становления личности и воспитания характера, и сделали Аду молчаливой и достаточно скрытной.

Из подвала, в холодный январский день, девочку вытащил ее будущий муж, принимавший участие в боях по освобождению Варшавы.

До конца войны Ада жила в той же семье в Варшаве, а в начале июня за ней приехал Додий и увез четырнадцатилетнюю красавицу еврейку в Город у Моря.

***

Ада слушала рассказ подруги и никак не могла понять, почему та не просто обижена или разочарована решением Регины остаться с матерью, а воспринимает поступок внучки чуть ли не как личное оскорбление:

– Подожди немного, –  говорила Ада: – Пройдет несколько месяцев, Анна справится с болью от утраты сына, может снова забеременеет, и Регина приедет.

– Может она и захочет приехать, только я уже не захочу ее звать! Вот правильно говорят умные люди: всегда доверяй первому впечатлению! Как не легло у меня к ней сердце с первого взгляда, так и жила в постоянном ожидании какой-то пакости от этой дикарки!

– Маргарита! Да что ты такое говоришь? Она же ребенок совсем, да и о семье, в которой девочка растет, ты сама же такие нелицеприятные подробности рассказывала!

– Знаешь, Ада, мне вот сейчас в голову пришла мысль, что Региночке нашей, вполне возможно, нравится жить в подобных условиях. Есть такие люди – мазохисты.

– Я в курсе, кто такие мазохисты, а вот ты языком ляпаешь, что попало!

– Что я ляпаю?! Ты ведь не жила в одном доме с ребенком, который постоянно за тобой наблюдает? Ничего не говорит, не смеется, не ластится, как нормальная девочка, а смотрит каким-то боковым зрением, а когда пытаешься перехватить взгляд, опускает глаза в книгу. На вопрос: о чем думаешь? начинает пересказывать сюжет романа, который читает. А книги?! Книги, которые она читает! Это совсем не для ее возраста! Ну не может двенадцатилетний ребенок понять Стендаля, Золя и Диккенса! Не может и не должен!

– Дети разные, Маргарита … ты остынь, Семену не торопись вываливать все, что мне сейчас рассказала, не расстраивай его, а потом примешь решение в отношении Регины.

Маргарита, уже немного успокоившись, согласно кивнула головой:

– Все ты верно говоришь, подруга. Только одного ты так и не поняла … ни сейчас, ни потом, да я думаю, что никогда и никто ничего не сможет решать за Регину. Она, молча, выслушает и сделает так, как захочет. Никакие убеждения и доводы не будут иметь значения. Хотя каждый разумный человек понимает, что девчонка поступает во вред себе.

Ада засобиралась и стала прощаться.

– На дачу возвращаешься? – Маргарита встала, чтобы провести подругу.

– Да, поеду уже. Надо за обедом проследить, вечером Додий на выходные приедет …

Маргарита только и сказала пришедшему с работы мужу, что Регина решила не оставлять раздавленную горем мать одну и пожить с ней.

Уже поздно вечером, уложив Семена спать, Маргарита решила написать письмо.

" Здравствуй моя родная, любимая внученька Мариночка ".

… Первые строчки письма легли на бумагу. Маргарита сделала первый глоток из бокала до краев наполненного коньяком …