Читать книгу Миры. Реальность и Фантазии. Мир №1 - Rita Kharkovskaya - Страница 3

…сумеречное утро тяжело и долго рождалось за окном…

Я люблю это время года, середину ноября. Время, когда не совсем ушла осень, и еще не наступила зима. Время, когда можно выпить горячий кофе во дворе, но уже нужно накинуть куртку, чтобы не заледенеть. Время, когда вокруг разносится невесомый пряный запах умирающих водорослей, выброшенных на берег бесшабашной волной…

Осень всегда была для меня временем переоценки и переосмысления, временем раздумий и, наверное, тоски по-несбывшемуся…

Иногда я впадаю в самой непонятный сплин, когда ничего не хочется делать, когда жизнь кажется прожитой не так, когда опускаются руки и слезы, наворачиваясь на глаза, просто капают. Без всхлипов, без истерик…

И невозможно остановить, и невозможно объяснить ничего даже самой себе.

Чашка стояла на столе, и я монотонно перемешивала ложечкой кофе, уже начавший остывать.

Глаза не отрывались от легких полукружий в чашечке …мах за махом, круг за кругом… мах за махом, круг за кругом…

Пустой бездумный взгляд в бездонную глубину чашки, странная и страшная щемящая боль в груди…

Голова кружилась все сильнее и страшнее. Казалось, что жизнь несется по полукружиям в кофейной чашке, и нет конца этому кошмару…

Мир перевернулся, поплыл, снова перевернулся…

И все остановилось…

***

«Фуф, что за идиотское состояние? Я же знаю, что у истории нет сослагательного наклонения, жизнь такая, как она есть и именно я сделала её таковой, это мой выбор и моё решение»

Я повторила заученную фразу, приносящую ясность мысли и понятность жизни, встряхнула головой. Что-то тяжелое, мягкое и пушистое хлестнуло по спине. Ощущение было такое, будто на плече сидел невесомый кот, и это его хвост прогулялся между лопатками.

Замерев в недоумении, я посмотрела в кухонное окно…

Это был двор моего дома, но в то же время это был не он: серая тротуарная плитка стала желтовато-оранжевым булыжником, да и выложена она была не по всему периметру двора, а тропинкой между диковинными кустарниками, густыми и обсыпанными цветами. И сразу вспомнилась дорога в Стране Оз.

Двор увеличился и совсем потерял конечность, уходя в неведомую и невидимую перспективу. Крошечная ёлочка, совсем нежелающая расти, превратилась в разлапистую голубую ель, фасад дома увил изумрудный плющ…

Все было не так, но все было именно моё, вымечтанное, высмотренное в фантасмагорических снах.

Табунчик мыслей носился в голове нигде и ни на чем не останавливаясь и не давая осмыслить происходящее…

Я резко встала со стула, и поняла, что не стул это вовсе, а мягкое кресло-качалка, мечта последних лет. Бордово-черный ирландский шерстяной клетчатый плед скользнул на пол в большой, нет, не кухне, столовой, со стенами, обложенными расписным изразцом, и не разожженным камином за чугунной кованой решеткой…

Тревога погнала прочь из кухни, и снова меня ждали сюрпризы.

Узкая лестница на второй этаж стала пологой и совсем не помешала взлететь вверх. Что-то тяжелое, мягкое продолжало хлестать по спине. Ноги обнимал теплый бархат незнакомой одежды.

Я вбежала в свою мастерскую и впилась взглядом в зеркало на стене…

В отражении была я и не я… точнее, это была именно та женщина, которой я хотела-бы быть все годы, сколько себя помнила: лет неопределенных, но вовсе не юная дева, а скорее уже пожившая и что-то познавшая дама, при этом сохранившая и детскость взгляда, и гладкость кожи, и стройность тела…

Волосы… шикарные волосы, заплетенные в тяжелую пепельную косу.

Сразу навалилась томящая изморось сожаления: ну почему я не имела этой шевелюры в той, «до кофейной», жизни…

Но эти мысли немедленно ушли куда-то в неизвестность, как только я увидела свои цветы…

Гибискус жил рядом все годы, но это был тот, незатейливый и простенький, не менее любимый, но не такой прекрасный…

То, что предстало взгляду, казалось невероятным и невозможным в наших северных широтах. Огромные пышные кусты, усыпанные тарелками, блюдцами и блюдами роскошных цветов, повернувшихся своими личиками мне навстречу…

– О Боже! Как вы прекрасны! И как вас много! – невольно вырвалось…

А цветы тут же ответили:

– Привет хозяйка! Мы тебе рады!

Это было неожиданно, но не вызвало отторжения, как будто услышал голос друга.

Голоса цветов были разными, от звонких детских альтов до глубоких дамских меццо-сопрано, и сливались и переплетались. Каждый цветок старался обратить на себя внимание и получить восторженную похвалу. Цветы были посажены в роскошные винтажные вазоны и стояли в нишах огромных французских окон.

Все увиденное радовало, но и пугало одновременно.

Мой обожаемый дом изменился именно в той мере, как мне бы хотелось, никаких кардинальных перемен, только штрихи, только полунамеки, которые делают вещи совсем другими…

– И когда же вы научились говорить? – спросила я у цветов.

– Да мы всегда говорили, только ты нас не умела слышать, – ответили цветы и зазвенели смехом серебряных колокольчиков…

И снова я вынуждена была поверить им на слово, да и возразить было нечего.

Взглядом я проскользила по мастерской. И здесь неуловимые изменения…

Старинный ткацкий станок вместо суперсовременной вязальной машины, стены, увешанные гобеленами с сюжетами настолько сюрреалистичными, выполненными из пряжи такой необычной мягкости и красивости цветов и оттенков, что, уже ставшее привычным, легкое головокружение, усилилось ненамного и ненадолго…

И показалось, что чья-то невидимая рука вдруг потянула куда-то вниз, ухватив… нет, не за край подола, а за краешек души…

Но вскоре все прошло, и снова происходящее и увиденное стало как бы само-собой разумеющимся…

Где я? Что со мной? … табунчик вопросов снова начал собираться в голове…

Сформироваться в мысли, грубо требующие ответа, мыслишки не успели, потому что в противоположном окне…

Я увидела море…

Море, обожаемое мною в детстве и юности и так нелюбимое во взрослые годы.

Море, голубые волны которого, баюкали и ласкали часами в отрочестве. Море, отнимающее у меня смысл моей жизни, самое главное, что я сумела завоевать и вырвать у серого бытия: моего мужа, для которого оно (море) тоже было смыслом жизни, любимой профессией и манкой ловушкой, без которой тоскливо на берегу и которую проклинаешь, находясь в многомесячной разлуке с семьей…

Вся шелуха и флер негативного восприятия отлетели куда-то вдаль, а осталась слепящая лазурь и восторг, как в детстве…

И запах… запах перепревших водорослей, сводящий с ума, щемящий душу какой-то светлой тоской…

Море плескалось совсем недалеко от дома, словно окружая его со всех сторон…

И я увидела причал. И где-то там, вдали, летящий к пристани чайный клипер, самый прекрасный парусник, созданный гением человеческой мысли и фантазии…

Кипейно-белое громадьё парусов, казалось, парит над волнами и несется ко мне…

Я точно знала, что ко мне, да и не могло быть иначе…

Я сбежала по лестнице, касаясь брусчатки кончиками туфелек, пронеслась по двору и выпорхнула за резную калитку…

Такой легкости и невесомости в теле я давно не ощущала, и это было так прекрасно, так забыто-вспоминаемо…