Читать книгу Миры и судьбы. Реальность и фантазии. Мир №2 - Rita Kharkovskaya - Страница 11

…Природа разнообразна и прекрасна. Завораживает и пугает бездонный космос в предгорьях Памира, со злыми, мохнатыми звездами, висящими над головой, с фиолетово-черным небом. Восторг и трепет вызывает сибирская тайга, высоченные кедры и лиственницы которой уходят в бездонное небо и сплетаются между собой ветвями, предупреждая неразумного путника, чтобы он и не вздумал посягнуть на их тайны, не зная этих чащоб. Вечноперетекающие пески пустынь навевают грусть и мысли о бренности всего сущего…

Но нет ничего прекраснее украинских степей. С их колосящимся разливом желтых пшеничных полей, с зелеными садами, окружающими хутора и деревни, со шпилями церквей в городах и городках.

Лёнечка не отводил глаз от пейзажей, мелькающих за окном поезда. Он, выросший в Ленинграде, влюбленный в этот город, в его ровную расчерченность улиц и проспектов, в Неву, берега которой соединяют разводные мосты, в белые ночи, понять всю прелесть которых можно только увидев их, чувствовал непонятный трепет, наблюдая бесконечное течение степи за окном. Что это было? Генетическая память? Предчувствие того, что именно в этих местах ему отныне предстоит жить, мужать и умереть?

…Никто не знал об этом…

– Мама, нам еще долго ехать? – спросил Ленечка, оторвавшись от окна.

– Уже скоро…

Проводник, проходя вдоль вагона, громко объявил:

– Следующая станция Волноваха! Готовимся к выходу, поезд будет стоять три минуты.

– Как Вы сказали? Какая станция? – вскинулась Ольга.

– Волноваха! – бросил на ходу проводник.

– Ленечка, собирай вещи нам выходить.

– Здесь?

– Да, здесь.

Ольга не знала, что это, город, городок, или вовсе деревня. Название было ей незнакомо, но что-то кольнуло в сердце, что то подсказало, это то место, где ей нужно быть. Ольга оглянулась, высматривая Ангела, но вагон был до отказа набит куда то едущими людьми и только.

За окном уже сгущались сумерки, где они с сыном проведут эту ночь, что будут делать завтра, Ольга не знала…

Выйдя из вагона, взяв за руку Лёнечку, она тихо пошла вдоль перрона по направлению к вокзалу. За полминуты до отбытия поезда из спального вагона вышла полноватая дама, ярко и дорого одетая. Дама остановилась и стала недоуменно озираться.

«Кто она? Почему одна? Неужели, как и мы, не знает куда отправиться и где заночевать?» – подумала Ольга, замедляя шаги. Дама улыбнулась и весело уставилась на Ольгу:

– Что, хохлушка, не встретил тебя твой Васыль?

– Да некому нас встречать, мы впервые в этом городе.

– Как впервые? А где же ночевать собираетесь?

– Да вот, переночуем на вокзале, а утром попробую найти работу.

– С вокзала тебя запросто в каталажку заберут, а пацана в детдом отправят. Кто тебе этот мальчишка?

– Сын.

– Не похож он на тебя, чернавку, – дама снова улыбнулась и подмигнула Ольге:

– Или нагуляла в славном городе мальца, а теперь не знаешь куда с ним деваться?

Ольга молчала, да и что она могла ответить.

Дама, подумав немного, сказала, как будто приняла важное решение:

– Ну что ж, хохлушка, сегодня твой самый счастливый день! Перед отъездом я выгнала домработницу, и ты можешь занять ее место, если конечно обещаешь не воровать, хорошо работать и не строить глазки моему мужу!

– Спасибо, я согласна.

Дама фыркнула:

– Согласна она, ну-ну, посмотрите на эту барыню… ладно – ладно, это я шучу… Да где же эта чертова машина?!

Словно услышав гневный призыв, к перрону подкатил автомобиль. Выскочивший пулей водитель бросился к даме, подхватил ее чемодан и начал оправдываться, объясняя задержку и умоляя не жаловаться хозяину.

– Ну, хорошо! Пусть у всех сегодня будет радость и праздник, я в хорошем настроении…

***

Так Ольга с сыном оказались в доме товарища Новака, который мудрою рукой распределял продовольственные потоки в славном городе Волновахе и его окрестностях.

Ольга трудилась, не разгибая спины и не поднимая глаз. Хозяйка была довольна идеальной чистотой в доме, а хозяин вкусными блюдами, которые подавались к столу на обед.

Однажды, вытирая пыль с пианино, Ольга, сама не зная почему, поддавшись какому-то порыву, открыла крышку, присела к инструменту и положила руки на клавиши. Сначала робко, ошибаясь чуть ли не в каждой ноте, а затем все уверенней, она начала играть Полонез Огинского, который так любил Людвиг.

Музыка лилась и лилась, а Ольга настолько погрузилась в звуки и воспоминания о муже, что не сразу заметила хозяйку, стоявшую в дверном проёме.

– А ты не так проста, хохлушка. Где это ты на пианино играть обучилась?

– Да так, в молодости еще…

Ольга замолчала, и как ни пыталась хозяйка, раздираемая любопытством, что-то у нее выспросить, замкнулась и отмалчивалась. Хозяйка обиженно надула губки:

– Ну не хочешь – и не говори. Но место свое знай и помни, кому ты всем обязана.

– Я помню, и всегда буду Вам благодарна.

– Вот так-то лучше!

В конце августа приехала Ниночка, хозяйская дочь, которая провела лето в Крыму, оздоровляясь и набираясь сил перед новым учебным годом.

Ниночка была рыхлой и не очень красивой девочкой, да и науки ей давались с трудом, а потому очень скоро, оказавшийся с ней в одном классе Лёнечка, начал заниматься с Ниной дома и подтягивать ее почти по всем предметам. Девочка стала делать заметные успехи, педагоги удивлялись и ставили себе в заслугу такой прогресс в обучении.

Радовались и родители Нины, они то прекрасно знали кому обязана их дочь хорошими отметками в школе, и, в знак благодарности и поощрения, на следующее лето отправили детей в Крым вместе.

***

Страшные голодные тридцатые годы выкашивали народ в Украине целыми деревнями, продразверстка отнимала последнее, а тех, кто не желал добровольно отдавать с таким трудом выращенный хлеб, раскулачивали и семьями ссылали в Сибирь. Мор и голод гулял по Украине, но

Всенародное бедствие никак не отразилось на семье Новаков. Дважды в неделю, по ночам, к дому подъезжала машина, из которой выгружались мешки и коробки с продовольствием. Вся эта снедь заносилась в кухню и пряталась по шкафам и ящикам. Ольге постоянно напоминали, чтобы она держала рот на замке, хотя хозяева уже знали о ее нелюдимости и молчаливости.

Воспитанная в православии Ольга зачастила в церковь, понимая, что в дом, где она сейчас живет, Ангел вряд ли заглянет, и надеясь встретить его в Доме Божьем. Батюшка, заметив новую прихожанку, стал настойчиво приглашать ее к исповеди, но Ольга отмалчивалась и, отстояв службу и поставив свечи, всем во здравие, быстро уходила. Если и могла бы она кому-то рассказать о своей жизни, о сомнениях, съедающих ее душу, то только своему Ангелу, а уж никак не малознакомому человеку. Пусть даже и священнику.

…Новый, 1937 год, в доме Новаков встречали весело и с размахом. Леонтий и Нина в этом году заканчивали школу и, за неимением «приличных» учебных заведений в Волновахе, их было решено отправить в Киев. Ниночке уже давно присмотрели и пригрели место в медицинском институте, а вот куда будет поступать Леонтий, он еще не решил.

Юноша учился блестяще, был любимцем почти всех педагогов, а потому его поступление в любой вуз не вызывало сомнений. Анкета у него, правда, была какая-то сомнительная, да еще и это необычное отчество… Кто он? этот вопрос многим не давал покоя, но Леонтий отмалчивался, не откровенничала и Ольга. Вопрос выбора профессии все еще был открытым.

Нина и Леонтий блестяще сдали выпускные экзамены и в конце июля уехали в Киев. Ниночка, как и предполагалось, поступила в Медицинский, и была определена на квартиру к дальней родственнице, чем-то обязанной семье Новаков.

Леонтий выбрал для себя обучение в Киевском авиационном институте, куда он поступил, невзирая на сомнительную анкету…

***

Несколько лет тому, примерно через год-полтора после того, как она начала работать в семье Новаков, Ольга написала письмо Ванде.

Адрес, накарябанный Доментием перед отъездом, женщина берегла, как зеницу ока, понимая, что это единственная ниточка, связывающая ее с дочерью.

Письмо, побродив по Грузии несколько месяцев, все же дошло по адресу. Примерно через полгода, уже устав ждать и не надеясь на ответ, Ольга получила весточку от Ванды. Писали они друг-другу редко, не чаще двух – трех раз в год. Да и письма эти были странными. Казалось и мать, и дочь о многом умалчивают, не желая расстраивать друг друга и нагружать своими проблемами. Ванда, как и мать, не имели никаких сведений ни об Иване, ни об отце, ни о Стефане и старших братьях Ольги.

Где они? В каком краю чужбины нашли пристанище? Об это знал только Бог, но он не торопился отправлять посланника с весточкой.