Читать книгу Круг земной - Робер Дж. Гольярд - Страница 4

В темноте он видел почти как кошка, но здесь была другая темнота, липкая и вязкая, мутной пеленой висевшая в десяти шагах во все стороны. Поначалу он довольно ловко перескакивал с кочки на кочку, даже посмеивался: луна нет-нет да и выглядывала из-за туч, давая вполне достаточно времени, чтобы оценить, куда прыгнуть. Где-то далеко позади мелькали огоньки факелов, слышались крики и собачий лай, постепенно затихая: те олухи явно дошли до края болота, а дальше – ни шагу. Насколько далеко он оторвался, Родрик не знал, но не меньше, чем на полмили. Огоньки вскоре пропали, а следом и звуки, осталось только бульканье и слабые всплески, обычные для такого рода мест.

За последние три года Родрик наслушался немало историй про Круахову Топь, и однажды даже пришлось научить уму-разуму пару мужланов, свято уверенных в том, что тот, кто не слушает, открыв рот, их детские байки, не имеет права пить пиво в местной замшелой харчевне. Какие-то «тёмные силы» пришли, да что-то поглотили, да теперь туда ходу нет, а тот, который пойдёт… вот Брин-дровосек пошёл, да пропал, и мертвяки там прямо по воде бродят – и прочее в таком же духе.

Всласть помахав кулаками, они уселись за один стол, потирая ушибленные челюсти, прихлёбывая из кружек и внимая мудрости своего нового знакомого.

– Это ж болото, дурни, – помнится, тогда говорил им Родрик, – а болото оно что в Нордмонте, что в Ллевеллине – один чёрт. Спьяну по любому туда лучше не соваться.

Идти надо там, где муравьиные кучи, густая трава, и сосна растёт. А если звериная тропа есть и лосиные следы – это ещё надёжнее. Лоси – они чуют, где пройти можно, и в колодцы не проваливаются. Если деревьев много – значит, земля. Там и отдохнуть получится, ну, или на поваленном стволе. Но между такими кочками, железно – мочажины. Хорошо, если просто водица застойная, а часто – вязкая грязь. Засосёт на счёт два. А ежели ровное пространство перед собой видишь, и кукушкин лён там тёмный такой – даже и не суйся, матерью Боанн клянусь – колодец.

Но и деревья не всегда помогают, хотя в этот раз Родрик был склонен списать свою неудачу на темноту. Сделав очередной прыжок, он провалился в топкую яму между корнями, сверху заросшую надёжным на вид ковром мха. Грязь плотоядно чавкнула, и Родрик, потеряв равновесие, упал назад и едва не по шею погрузился в вонючую жижу.

Проклятье… Вымазавшись по самое не хочу, царапая склизкую землю скрюченными пальцами, он с трудом выбрался на пригорок и лёг на спину, тяжело дыша и отплёвываясь. Впереди, похоже, был зыбун – топь, образовавшаяся на месте заросшего озера. Чёрный, с редкой порослью камыша, внешне почти неотличимый от какого-нибудь безобидного луга. Родрик привалился спиной к корявому стволу дерева. Нет, сейчас он дальше не пойдёт, по зыбуну ночью не пройти. Жаль, костёр развести нельзя – заметят, не так уж далеко он ушёл. Родрик огляделся и направился поглубже в лес – островок был не большой, но и не маленький, – стянул сапоги, штаны, кривляясь, как паяц – рубаху и, выжав воду, развесил одежду на ветках. Иначе не высохнет. Клацая зубами от холода, он сгрёб кучу сухих листьев и зарылся в неё с головой.

Утро вечера мудренее.

*      *      *

Проснулся он ни свет ни заря, разбуженный далёким криком выпи. Тело всё закоченело. Выбравшись из листьев, Родрик попрыгал, чтобы разогнать кровь, и принялся одеваться, торопливо соображая.

Назад пути нет. Стражники с крестьянами наверняка ещё день-другой, а то и дольше, будут там торчать да кусты по берегу обшаривать, и уйдут только тогда, когда убедятся, что беглец утоп. А может ещё, не дай то боги, пойдут следом: пять золотых кернов даже зайца могут заставить в берлогу к медведю залезть. Большинство из этих вилланов золотой монеты в руках не держали, а многие и не видывали. С другой стороны, идти вглубь болота тоже бессмысленно: насколько Родрик знал, Круахова Топь тянулась на восток на добрые полсотни миль, и он, даже если повезёт, месяц будет туда пробираться: в таких местах особо не разгонишься. На юг, во владения герцога Когара, вроде как дорога покороче, но насколько, он не знал. По здравому раздумью выходило, что идти надо назад, в Бедвир, а там уж – как получится. Шест с рогатиной сейчас вырежем, на ноги – болотоступы, благо, елового лапника тут в избытке, и вперёд.

Родрик посмотрел наверх. Небо было однообразно-серым, без единого проблеска. Плохо, конечно, но уж как-нибудь направление определим. Родрик покрутил головой: пришёл он, кажется, оттуда.

Решительно продравшись через кусты – вчера они не показались ему такими густыми, – он остановился в раздумьях. Покрутил головой. Нет, не оттуда. По эту сторону не было ни одного островка, только унылая кочковатая равнина с пучками травы, а в полусотне шагов – туман, тягуче плывущий над булькающей жижей. Справа, слева – везде туман. Родрик медленно пошёл по берегу, и спустя полчаса остановился в недоумении. Он помнил точно: кривая такая сосна, он разбежался и перепрыгнул сюда. Тут вам не море Арит, никаких приливов-отливов, не может быть, чтобы тот клочок земли скрылся под водой. И небо – проклятье! – непробиваемо свинцовое, солнца даже не видать.

Злясь на свою забывчивость, Родрик вернулся к месту ночёвки. Вот: здесь он спал, оттуда пришёл. Тщательно разглядывая каждую жухлую травинку, он двинулся назад по собственным следам. Родрик не считал себя ни следопытом, ни охотником, но здесь и не надо было быть семи пядей во лбу.

– Матолух мне в глотку! – членораздельно и громко произнёс он, остановившись на берегу. Никакого острова, никакой кочки там не было. Ни одной кривой сосны в пределах видимости. Всё понятно. Он прилетел сюда по воздуху, не иначе. Родрик уселся на землю, достал из мешка кусок солонины и принялся жевать. Вкус был мерзкий, с явным болотным запашком.

Непонятно, как такое может быть. Он же скакал вчера, как козёл, с кочки на кочку, на многих были деревья, а тут – сплошной зыбун с пятнами чёрной воды. Не привиделось же ему всё это, в самом деле!

Снова раздался крик выпи.

Нет, не выпи.

Выпь кричит громко и протяжно, как бык, или, может быть, как ветер гудит в трубе, или ил в болотах поднимается и опускается, а это не выпь. Снова крик. Родрик открыл рот, едва не поперхнувшись. Он готов был поклясться, что это похоже на петуха. Далеко-далеко. Откуда тут, мать твою, петух?!

Родрик прислушивался до звона в ушах, но крик не повторился. Ничего, только хлюпанье и журчанье. Навскидку уже должно быть около полудня, но небо и не собиралось проясняться. Родрик выругался. «Хоть бы уж тот носатый Ивар вышел на след», – зло подумал он. Так хотя бы стало понятно, в какую сторону идти.

Сплюнув, Родрик поднялся. Надо что-то делать. Свинцовый купол над головой имел такой вид, что мог висеть не день и не два. Раз уж он обнаружил, в каком месте ступил на этот дьявольский остров, от этого и надо плясать. Шёл он в южном направлении, значит, стоит забрать правее. Червячок сомнения, правда, противно запищал в голове (вчера, прыгая как кузнечик влево-вправо, легко было сбиться с пути), но Родрик приказал ему заткнуться.

Мечом Родрик срубил тонкое деревце раза в полтора длиннее собственного роста, потом срезал пару длинных веток и согнул их в петли. Сделал перекладины, укрепив среднюю часть, щедро устлал лапником, и не спеша приладил болотоступы к ногам.

Перехватил шест поудобнее и осторожно ступил на мох. На поверхности немедленно образовалась лужица воды, но не более того. Мох, вроде, плотный, должен выдержать.

Стараясь вставать всей ступнёй, он двинулся вперёд.

*      *      *

Родрик остановился, чтобы передохнуть. Кочка из осоки и торфа дышала и шевелилась, норовя вывернуться из-под ног незваного гостя.

Ноги гудели от постоянного напряжения, а дыхание срывалось.

За полтора дня он прошёл не больше десяти миль, в целом без происшествий – только один раз поскользнулся и шлёпнулся в неглубокую мочажину, вызвав гвалт стаи куликов. Ночевал вторую ночь на крошечном островке, обняв ствол мертвой осины, стуча зубами от холода и с тоской вспоминая зачем-то брошенный возле Подгорья плащ. Зачем? – сейчас он уже не мог объяснить. От солонины остался кусочек в палец толщиной; наверное, получилось бы сбить пращой одну из кричащих где-то птиц, но он так и не увидел ни одной, а ягод не было. Какие, к Вилу, ягоды в конце весны? По его расчётам болото должно уже скоро кончиться, но туман так и не рассеялся, и Родрик не был уверен в том, что не сбился с выбранного направления.

«Плевать, – угрюмо думал он, балансируя с шестом в руках, – ещё денёк, и куда-нибудь да выйду». Вот уж истинно: прóклятое место. Трудно было представить, что где-то в десяти, двадцати или сколько там милях светит солнце и ходят-бродят живые люди. А тут – серая тоскливая пустыня с серым туманом и кривыми деревьями. И серым небом, таким, как будто Родрик оказался внутри гигантского бычьего пузыря. Даже дышать здесь было тяжело, а свет – мутный и грязный – лился со всех сторон. Ни луны, ни звёзд. Темнело и светлело тоже одновременно со всех сторон, и мозги Родрика просто трещали по швам в усилиях понять, как такое может быть: ведь с какой-то стороны солнце должно всходить, а на какой-то – садиться?! Ведь в какой-то стороне по утрам и вечерам небо должно быть хоть чуточку светлее?

Мешок с деньгами невыносимо тянул вниз, и Родрик боролся с искушением оставить его где-нибудь в приметном месте, а потом вернуться и забрать. Почти десять фунтов золота, поначалу казавшиеся пушинкой. Но тут не было ни севера, ни юга, ничего, кроме булькающей грязи. Никакого приметного места. В животе урчало, колени дрожали от усталости, но сейчас его заботило только одно: до темноты найти какой-нибудь клочок суши, на котором можно хотя бы сесть без опасения провалиться в болотную жижу. «Вот доберусь до Глиннета, надерусь в хлам. Пригоршня золотых, не пожалею. Мяса, пива и девок. И жонглёры пусть так в дудки дудят, чтоб уши закладывало», – думал он, и под ложечкой уже сосало от предвкушения. Глиннет должен быть где-то рядышком, чуть южнее Бреотигерна. Родрик помнил эту деревню: с большим постоялым двором и сотней крестьянских домов вокруг. «Только бы не заплутать».

Родрик вздохнул поглубже, собираясь с силами, подрыгал ногами – и вдруг застыл истуканом. В сотне шагов впереди туман моргнул прорехой, на долю мгновения показав лесную чащу. О, праматерь Боанн… неужели почудилось?

Стоял долго, до рези в глазах всматриваясь в серую мглу. Ни-че-го.

Родрик почесал нос. Нет, торопиться он не будет. Не хватало ещё в последний момент утонуть в какой-нибудь луже.

– Потихоньку, полегоньку… – сказал он вслух. Не спеша проверил болотоступы, зачем-то внимательно осмотрел свой шест.

– Пошли.

Болото булькнуло согласием. Поколебавшись немного, Родрик всё же мысленно вознёс кратенькую молитву всем водяным и земляным исбри, которых смог припомнить, не особо, правда, надеясь, что из этого выйдет толк. В Бреотигерне его многие почитали за насмешника и безбожника, хотя сам Родрик себя таковым не считал. Просто сколько не молись Куанне, земляному исбри, или там его сестре-близнецу Ассе, покровительнице всех растений, ни единого росточка на поле не появится, ежели сам не пошевелишься.

Вот и сейчас: осторожно продвигаясь вперёд, за этими раздумьями Родрик ступил не туда, куда надо, и почти по колено погрузился в мягкую торфяную постель. Пошатнулся – и встал, не веря своему счастью. Обретя равновесие, Родрик осторожно потыкал шестом. Земля, как есть – земля. Туман здесь был такой густой, что в пяти локтях ничего не было видно. Родрик сделал шаг, другой – и едва не упёрся носом во внезапно вынырнувший из белёсой каши толстый сосновый ствол.

– Уф! – с чувством выдохнул он.

Оставалось надеяться, что это не просто очередной остров, и он выбрался, наконец, из проклятого болота. Родрик пошёл вперёд и вверх, по не очень крутому склону, стряхивая с себя листочки багульника и устало посмеиваясь: если судьба когда-нибудь ещё сведёт его со старыми знакомыми, ему будет, что рассказать в ответ на страшные истории о Круаховой Топи.

Туман, клочками висевший на берегу, вскоре рассеялся, однако наступающая темнота не давала возможности определить, куда Родрика завели боги. Это был обычный сосновый лес, с редкими елями и лиственницами, чем дальше – тем гуще. А под ногами – слава всем богам! – земля. Крепкая, устойчивая земля с похрустывающими сухими веточками и хвоей.

Он с силой топнул ногой, почти развеселившись. Твёрдая.

«Здесь переночую, – устало решил он, – а завтречка с утра всё выясню». Если до этого Родрик шёл в верном направлении, то где-то к западу он должен наткнуться на реку под названием Тауи, отделявшую владения герцога Бедвира от Круаховой Топи, а дальше уже всё просто.

Нога. Родрик замер, вглядываясь. Хотя и сумерки, но сомнений быть не может: за деревом, шагах в десяти, на земле сидел человек, вытянув перед собой ногу в грязном сапоге. Похоже, он спал.

Проверив на всякий случай, легко ли меч вынимается из ножен, Родрик принялся крадучись обходить дерево по кругу. Точно: тот человек спал, привалившись к стволу и уронив голову на грудь. Без оружия, обхватив правой рукой левый бок. Родрик всматривался, дивясь всё больше.

Вот так раз… вот так подарочек. Гаран.

Родрик обнажил меч, подкрался к старому знакомцу и легонько тронул лезвием вытянутую ногу.

– Экая ты скотина, – негромко сказал Родрик.

Гаран поднял голову.

– Порезали они меня, – глухо произнёс он. Только сейчас Родрик заметил тёмное пятно, расползшееся по камзолу под его ладонью.

– И поделом, – отозвался Родрик. – Если не они, так я бы тебя точно прикончил, старый ты мерзавец.

– А ты как будто по-другому поступил бы… они меня подловили. Что я мог сделать?

– Дурак ты, одно слово. И сволочь.

Гаран не ответил. Закрыл глаза и бессильно откинулся назад. Поколебавшись мгновение, Родрик засунул меч в ножны и опустился на колени.

– Дай гляну, – сварливо буркнул он. Гаран испустил тихий стон, когда Родрик отвёл его ладонь. Ругнувшись сквозь зубы – стало уже слишком темно, – он поднялся, натаскал веток, достал из кожаного мешочка кремень с кресалом (ещё во время первой ночёвки он повесил его себе на шею), и запалил огонь.

Родрик аккуратно разрезал камзол и рубаху. Рана была дрянная: глубокая, с оголившейся полоской ребра.

– Плохо дело. Промыть надо бы… котелка нет. Как ты с такой дырой умудрился досюда добраться?

– Веревку перетёр и рванул в сторону, только один успел меня тесаком зацепить, – не открывая глаз, пробормотал Гаран. – Не знаю, как через топь перебежал, тут и свалился. Боюсь, не дотяну до утра.

– Погоди… ты здесь давно?

– Не знаю. Пробежал немного, и упал. С вечера. Пару часов.

Родрик задумался. Гаран путает, конечно. Просто долго в беспамятстве валялся. Только странно, что так далеко сумел зайти с такой-то раной. Да и по болоту. И вообще, что живой – странно. Родрик видел немало подобных ран, при взгляде на которые даже неискушённому человеку становилось ясно – не жилец. К таким даже лекарей не звали, не было смысла. Не иначе, боги миловали.

– Петуха слышал? – помолчав, спросил Гаран.

– Петуха?!

– Да. Я на крик и побежал. Думал, может, деревня какая или на отшибе кто живёт. Не дошёл.

«Матолух мне в глотку». Родрик тоже слышал этого петуха-не петуха, только вчерашним утром. Неужели он два дня ходил кругами? Проклятье. Да нет, не может быть, такой большой остров он бы заметил. Хотя в тумане…

– И где он кричал?

– Там. – Гаран неопределённо дёрнул головой. – Я огонь видел. Полмили, не дальше.

Родрик поднялся, оглядываясь. Действительно: далеко, за деревьями, что-то тускло мерцало. Маленькое такое, если нарочно не смотреть, и не заметишь. И впрямь похоже на свет из окошка. Или фонарь.

– Я тебя донесу, – решительно сказал он.

– Не могу, – выдохнул Гаран. – Больно, Вил её дери.

– Донесу. А не то сдохнешь тут ещё.

Родрик подхватил Гарана за руку (тот слабо охнул) и взвалил его себе на спину.

– Не пищи. И имей в виду: как на ноги встанешь, я тебя прибью.

*      *      *

Хижина была старая и покосившаяся, с единственным окошком, забранным пузырём. Родрик опустил Гарана на мокрую от росы траву, привалив к вросшей в землю двускатной крыше; сам немного постоял, тяжко дыша, согнувшись и уперев ладони в колени.

– Тощий, а весит, как боров, – пробормотал он. – Сиди здесь, я посмотрю, что да как.

С противоположной стороны обнаружилась дверь, запертая на простой засов.

– Эй, есть хозяева? – крикнул Родрик. Исключительно для порядка, ибо заперта она была снаружи.

Не дождавшись ответа, он поднял засов. Дверь жалобно скрипнула кожаными петлями.

Никого. Чисто подметённый земляной пол, посередине – очаг с тлеющими углями, топчан с тюфяком у стены, застланный одеялом из лоскутов, ларь и стол на толстой ноге. Внутри глиняного кувшина с дырками горела лучина. Похоже было, что тот, кто тут живёт, только недавно вышел. С потолочной балки – Родрик даже икнул, и в желудке тут же плотоядно заурчало, – свешивались две палки колбасы. Поколебавшись мгновение, он сдёрнул одну и впился в неё зубами. «Заплачу́, сколько скажут». Колбаса была ошеломительно вкусная: кровяная, с луком и кусочками жира. Жуя на ходу и проглатывая кусками, он отправился к Гарану.

– Есть будешь?

Тот отрицательно качнул головой.

– Пить…

Родрик доел до конца, раздумывая обо всём сразу. Потом подхватил несчастного подмышки, заволок внутрь и уложил на топчан. Гаран лишь постанывал.

В углу обнаружилось кожаное ведро, наполовину с водой. Родрик принялся искать что-нибудь вроде кружки, и только сейчас обратил внимание на мелкие штучки, в беспорядке разбросанные по столу: разноцветные бусины, костяные палочки и бляшки с резными знаками. Бабский хлам. Кружки он не нашёл, так что напоил Гарана прямо из ведра, щедро облив его водой. Выпил и сам – добрых две пинты, едва не захлебнувшись от жадности: колбаса была солёная. Эх… пива бы. Хмыкнул с удовлетворением: вот она, жизнь человеческая. Ещё час назад жевал остатки солонины и мечтал о глотке свежей воды.

Глянул на Гарана – тот, вроде, спал спокойно, хотя и хрипло дыша, – и вышел из хижины. Прошёлся и, выбрав подходящее местечко под корнями мёртвого дерева, с вздохом облегчения скинул с плеча мешок с золотом, засунул его поглубже, навалил сверху листьев и хвои. Потом вернулся в дом, подбросил в очаг пару хворостин – их связка лежала в углу – и уселся на чурбак возле стола, твёрдо вознамерившись дождаться прихода хозяина жилища. Или, скорее, хозяйки, судя по безделушкам. Лучина, догорая, вспыхивала, и светильник пялился на Родрика подмигивающими глазками-дырочками.

Проснулся он от скрипа двери, даже не сразу сообразив, где находится. Светильник давно погас, и только догорающие в очаге угли отбрасывали на стены тусклые красноватые тени. Дверь приоткрылась и в щель опасливо заглянула голова с длинными волосами.

– Нижайше прошу прощения… – хотел начать Родрик, но вместо «нижайше» из пересохшей со сна глотки вырвался невразумительный хрип. Голова по-женски взвизгнула и исчезла.

– Хозяйка! – каркнул Родрик, вскакивая из-за стола. Нога споткнулась о чурбак, и Родрик повалился на пол, рукой прямо в угли. Крякнув от боли и проклиная собственную неуклюжесть, он едва не на четвереньках ринулся к двери. Напугал бабу, мать-перемать…

Выскочив наружу, он огляделся. Никого. Только тёмные стволы деревьев. Хоть глаз выколи, в трёх шагах ничего не видать. Странные люди. Бродят зачем-то по ночам, ходят.

– Добрая женщина! – крикнул Родрик. – Заплутали мы тут! Путники мы! Зла не хотим! Простите великодушно, ежели напугали!

Он замер, прислушиваясь, потом решил обойти вокруг дома. Хижина стояла посреди леса, на небольшой поляне и, вполне возможно, где-то неподалёку есть селение. Если женщина побежала туда, то… Родрик задумчиво почесал нос.

– Не бойтесь, хозяюшка! – ещё раз без особой надежды позвал он.

…если туда, жди гостей. Если Родрик шёл в верном направлении, то это – земли Леофрика Бедвира, а может, герцогство Когар. Но в этих местах беглецов уж точно не ищут, погоня наверняка отправилась по Западному тракту, к Эллесмере. Трудно предположить, что кто-то в здравом уме попрётся через трясину в самое сердце бедвировских владений, с густонаселёнными деревнями, городами и толпами стражников. Во всяком случае, сам Родрик рассуждал бы именно так. Он пожал плечами. Нет, он не побежит, хватит бегать. Опять в болото? Благодарствуем, удовольствие уже с лихвой получили, на ближайшее время нам хватит. Да и Гаран этот, будь проклят, лежит недвижный.

Родрик уселся на поваленный ствол перед хижиной, положил руки на колени и попытался придать лицу глуповато-миролюбивое выражение.

Какое-то шестое чувство подсказало ему обернуться. Так и есть: с дюжину, а то и больше факелов мелькали за деревьями, быстро приближаясь. Родрик встал, поправляя пояс, чертыхнулся, и ринулся в дом. Отстегнул ножны с мечом и засунул под топчан – лучше уж пусть видят, что он не вооружён. Раздул угли, запалил смолистую ветку, и с широкой добродушной улыбкой вышел за дверь – только затем, чтобы ощутить резкую боль от чего-то твёрдого, треснувшего его по лбу.