Читать книгу Око Мира - Роберт Джордан - Страница 3

Время от времени дворец подрагивал, словно сама земля содрогалась от воспоминаний и тяжко вздыхала, не желая поверить в случившееся. Солнечные лучи, прорываясь сквозь трещины в стенах, выхватывали еще клубившуюся в воздухе пыль. Выжженные отметины пятнали стены, полы, потолки. На вспучившихся красках и позолоте когда-то ярких фресок чернели широкие мазки сажи, копоть покрывала осыпающиеся фризы с изображениями людей и животных, которые, казалось, пытались уйти перед тем, как безумие затихло. Мертвые лежали повсюду: мужчины, женщины, дети, – искавшие спасения, когда в них из каждого коридора ударили молнии, когда их объяло подкравшееся сзади пламя, когда у них под ногами потекли каменные плиты дворца, в которых они тонули еще живыми, – потом воцарилось безмолвие. Но, в странном контрасте с окружающим, неповрежденными остались многоцветные гобелены, сохранились фрески. Лишь там, где стены покосились, творения художников были попорчены. Мебель с превосходными резными узорами, отделанная золотом и драгоценной костью, стояла на прежних местах, только кое-где застывший волнами пол опрокинул стулья. Удар, поразивший разум и скрутивший рассудок, был нанесен точно в цель, не задев роскошную обстановку.

Льюс Тэрин Теламон бродил по дворцу, ловко удерживая равновесие, когда пол под ногами вздрагивал.

– Илиена! Любовь моя, где ты?

Светло-серый плащ его потянул за собой кровавый след, когда Льюс Тэрин Теламон перешагнул через тело золотоволосой женщины; черты ее красивого лица были искажены ужасом последнего мгновения жизни, а открытые глаза застыли в неверии.

– Где ты, жена моя? Куда все попрятались?

В покосившемся зеркале на вспученном мраморе стены человек уловил свое отражение. Королевские одежды серого, алого и золотого цветов – одеяние, некогда великолепное, из редкой ткани, привезенной купцами из-за Мирового моря, а теперь рваное и запачканное, – были запорошены пылью, покрывавшей и лицо, и волосы. На мгновение рука мужчины коснулась эмблемы на плаще – черно-белый круг, цвета которого разделялись волной. Что-то он значил, этот символ. Но вышитый круг задержал внимание не надолго. В удивлении Льюс Тэрин Теламон уставился на отражение в зеркале. Высокий, средних лет, когда-то красивый, но темные прежде волосы теперь по большей части поседели, морщины усталости и забот иссекли лицо, на котором выделялись темные глаза, видевшие слишком многое. Льюс Тэрин засмеялся и запрокинул голову; эхо покатило его смех по безжизненным залам.

– Илиена, любовь моя! Иди ко мне, жена! Ты должна увидеть это.

Воздух за его спиной зарябил, задрожал и уплотнился в фигуру человека. Возникший словно бы из ниоткуда мужчина осмотрелся по сторонам, на миг скривив губы от отвращения. Не такой высокий, как Льюс Тэрин, он был облачен во все черное, за исключением ослепительно-белого кружевного воротника и отделанных серебром отворотов высоких, до бедра, сапог. Он осторожно шагнул вперед, брезгливо подхватив полы плаща, чтобы не коснуться им распростертого тела. Пол дрогнул в слабом толчке, но все внимание человека в черном было приковано к смотрящему в зеркало и хохочущему мужчине.

– Повелитель утра, – произнес незнакомец, – я пришел за тобой.

Смех стих, как будто его и не было, и Льюс Тэрин, ничуть не удивленный, повернулся.

– А-а, гость! У тебя есть Голос, незнакомец? Скоро настанет время для Песни, и всех приглашают принять в ней участие. Илиена, любовь моя, у нас гость. Илиена, где же ты?

Глаза человека в черном расширились, взгляд метнулся к золотоволосой женщине, затем обратно на Льюса Тэрина.

– Шайи’тан тебя побери, неужели порча уже так вцепилась в тебя?

– Это имя… Шай… – Льюс Тэрин вздрогнул и поднял руку в оберегающем жесте, словно бы защищаясь от чего-то. – Не нужно произносить это имя. Это опасно!

– Хоть это-то ты помнишь! Опасно для тебя, глупец, не для меня. Что еще ты помнишь? Вспоминай, идиот, ослепленный Светом! Я не допущу, чтобы все кончилось, пока ты без памяти! Вспоминай!

Несколько мгновений Льюс Тэрин глядел на свою поднятую руку, зачарованно любуясь разводами копоти на ней. Затем вытер руку о еще более грязное одеяние и повернулся к незнакомцу:

– Кто ты такой? Чего тебе надо?

Человек в черном развернул плечи и надменно произнес:

– Когда-то меня называли Элан Морин Тедронай, но теперь…

– Предавший Надежду, – прошептал Льюс Тэрин. Воспоминания начали пробуждаться, но он мотнул головой, испугавшись их.

– Значит, кое-что ты помнишь. Да, Предавший Надежду! Так люди назвали меня, а тебя они прозвали Драконом, но я, в отличие от тебя, принял новое имя. Они дали его мне, стремясь меня оскорбить, но я еще заставлю их склониться пред этим именем и почитать его. А как поступишь со своим именем ты? После этого дня люди будут звать тебя Убийца Родичей. Как поступишь ты с этим именем?

Льюс Тэрин обводил взглядом разоренный зал.

– Илиена должна быть здесь и встречать гостя, – отсутствующим тоном пробормотал он, затем сказал во весь голос: – Илиена, где же ты?

Пол вздрогнул, тело золотоволосой женщины шевельнулось, словно откликаясь на призыв. Льюс Тэрин не замечал ее.

Элан Морин скривился.

– Посмотри на себя, – сказал он с презрением. – Было время, и ты первым стоял среди слуг. Было время, и ты владел кольцом Тамерлина, был верховной опорой и восседал на высоком троне. Было время, и ты призывал к себе девять Жезлов владычества. Взгляни на себя теперь! Жалкое растерзанное создание. Но и этого тебе мало. Ибо ты унизил меня в Зале слуг. Ты одолел меня пред вратами Пааран Дизен. Но теперь я более велик. Я не дам тебе умереть в неведении. Когда ты умрешь, последней твоей мыслью будет мысль о твоем полном поражении, ты осознаешь, сколь оно глубоко. Если я вообще позволю тебе умереть!

– Не могу понять, куда делась Илиена. У нее найдутся для меня неласковые слова, если она подумает, что я прячу от нее гостя. Надеюсь, беседа с ней понравится тебе, а ее-то она точно обрадует. Но предупреждаю: ты рискуешь провести остаток дней своих, рассказывая ей обо всем, что знаешь.

Отбросив черный плащ за спину, Элан Морин воздел руки.

– Как жаль, – посетовал он, – что здесь нет кого-нибудь из этих твоих сестер. Я никогда не был искушен в Исцелении, а сейчас я – последователь иной силы. Но ни одна из них не смогла бы дать тебе больше нескольких минут ясного ума, даже если ты и не успел бы сокрушить ее первой. То, что могу сделать я, моим целям послужит не хуже. – Его улыбка была неожиданна и жестока. – Но, боюсь, Шайи’таново Исцеление отличается от всего того, что тебе известно. Исцелись, Льюс Тэрин!

Он простер руки, и свет потускнел, словно бы тень легла на солнце.

Боль вспыхнула в Льюсе Тэрине, и он закричал; крик исторгся из самой глубины его души, крик, который он не мог остановить. Огонь опалил его до мозга костей, по жилам хлынула кислота. Он выгнулся дугой и рухнул спиной на мраморный пол, ударившись головой. Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди, каждый удар пульса вновь вгонял в него пламя. Он беспомощно содрогался и извивался в конвульсиях, его череп, грозя взорваться от боли, превратился в источник неимоверных страданий. Хриплые вопли разносились по всему дворцу.

Медленно, очень медленно боль отступила. Она отпускала Льюса Тэрина долго, чуть ли не тысячу лет; он лежал на полу, дрожа и судорожно хватая воздух горящим ртом. Казалось, прошла еще тысяча лет, прежде чем Льюс Тэрин сумел приподняться, напрягая непослушные мышцы-медузы; его качало из стороны в сторону, когда он, опираясь на ладони и колени, встал на четвереньки. Взор Льюса Тэрина упал на золотоволосую женщину, и вопль, сорвавшийся с его уст, не мог сравниться ни с одним криком, что прежде вырвала из него боль. Шатаясь, едва не падая, он подполз к жене. Чуть ли не все оставшиеся силы ушли на то, чтобы подтянуть Илиену к себе и обнять. Дрожащими руками Льюис Тэрин убрал волосы с лица женщины, вглядываясь в ее широко раскрытые глаза.

– Илиена! Да поможет мне Свет, Илиена! – Он склонился над ней, стараясь прикрыть собой, еле сдерживая в горле рыдания и стоны человека, которому незачем больше жить. – Нет, Илиена! Нет!

– Ты можешь вернуть ее, Убийца Родичей. Великий повелитель Тьмы может оживить ее, если ты будешь служить ему. Если будешь служить мне.

Льюс Тэрин поднял голову, и облаченный в черное человек невольно шагнул назад, увидев его горящие ненавистью глаза.

– Десять лет, Предавший Надежду, – тихо произнес Льюс Тэрин – тихо, как звучит обнажаемый клинок. – Десять лет, как твой гнусный хозяин разрушил мир. А теперь это. Я…

– Десять лет! Ты, жалкий глупец! Эта война длится не десять лет, а идет с начала времен. Ты и я сражались в тысячах битв на каждом обороте Колеса, тысячи тысяч раз, и мы будем сражаться до тех пор, пока не остановится время и не восторжествует Тень!

Последние слова он выкрикнул, взметнув вверх сжатый кулак, и теперь уже Льюс Тэрин отшатнулся, с трудом переводя дыхание, заметив, как сверкают глаза Предавшего Надежду.

Осторожно Льюс Тэрин опустил Илиену, нежно провел пальцами по ее волосам. Когда он встал, слезы застилали взор, но голос его отдавал холодом и металлом.

– Что бы ты ни сделал, этому не будет прощения, Предавший Надежду, но за смерть Илиены я уничтожу тебя, и твой хозяин не поможет тебе. Готовься к…

– Вспомни, ты, глупец! Вспомни тщету своего нападения на Великого повелителя Тьмы! Вспомни ответный удар! Вспомни! Даже теперь Сто спутников раздирают мир на части, и каждый день еще сто человек присоединяются к ним. Чья рука погубила Илиену Солнечноволосую, Убийца Родичей? Не моя. Нет, не моя! Чья рука поразила всякую жизнь, которая несла в себе хоть каплю твоей крови, всех, кто любил тебя, всех, кого любил ты? Не моя, Убийца Родичей. Нет, не моя. Вспомни все, и ты узнаешь цену за сопротивление Шайи’тану!

Внезапно по лицу Льюса Тэрина, покрытому копотью и грязью, покатились капли пота. Он вспомнил: туманное воспоминание, похожее на сон во сне, но он понял, оно – правда.

Стены отразили дикий рев человека, вдруг открывшего, что душа его проклята навеки, проклята за деяния его собственных рук. Он стал царапать лицо, словно желая вырвать глаза и не видеть того, что содеял. Везде, куда бы Льюс Тэрин ни устремлял взгляд, он видел мертвых. Были они растерзаны, изломаны, опалены огнем, наполовину поглощены камнем. Везде были безжизненные лица тех, кого он знал, тех, кого он любил. Старые слуги и друзья детства, верные соратники, прошедшие с ним через многие годы битв. И его дети. Его сыновья и дочери, замершие навсегда, лежащие словно сломанные куклы. Все пали от его руки. Лица детей обвиняли, невидящие глаза вопрошали, – и слезы его не стали для них ответом. Смех Предателя стегал как кнут, заглушая стоны. Льюс Тэрин больше не мог видеть эти лица, терпеть эту боль. Не мог вынести всего этого. В отчаянии он потянулся к Истинному Источнику, к попорченному саидин, и Переместился.

Местность оказалась ровной и пустынной. Поблизости несла свои воды река, широкая и прямая, но Льюс Тэрин ощущал, что на сотню лиг вокруг не было ни души. Он был один, в таком одиночестве, в каком может пребывать человек, пока жив, но от воспоминаний тем не менее убежать не удалось. Глаза преследовали его, преследовали по бесконечным пещерам разума. Он не мог спрятаться от них. Глаза его детей. Глаза Илиены. Слезы блеснули на щеках Льюса Тэрина, когда он поднял лицо к небу.

– Свет, прости меня!

Он не верил, что прощение придет. За то, что он сделал, – нет. Но Льюс Тэрин Теламон все равно кричал, обращаясь к небу, моля о том, чего не мог получить, моля о прощении, не веря в то, что может быть прощен.

Он по-прежнему касался саидин, мужской половины силы, которая правит Вселенной и вращает Колесо Времени, и ощущал маслянистое пятно, пачкающее его поверхность, – пятно ответного удара Тени, пятно, которое обрекло мир на гибель. Из-за него. Так как в гордыне своей он возомнил, что люди могут сравниться с Создателем, что они могут восстановить созданное Творцом, но людьми же испорченное. В гордыне своей он верил в это.

Льюс Тэрин потянулся к Истинному Источнику, жадно припав к нему, как умирающий от жажды – к сосуду с водой. Он стал быстро черпать Единую Силу, больше, чем мог направить без посторонней помощи, и кожу его словно охватило пламенем. Напрягаясь изо всех сил, он заставил себя вобрать еще больше, стараясь вычерпать все.

– Свет, прости меня! Илиена!

Воздух обратился в пламя, огонь стал жидким сиянием. С неба ударила молния, и всякий, кто хоть на миг бы узрел ее, выжег бы себе глаза и ослеп. Сорвавшись с небес, огненная стрела пронзила Льюса Тэрина Теламона и прожгла себе путь в недра земли. Едва она коснулась скалы, как та обратилась в пар. Земля заметалась и затряслась, словно живое существо в предсмертной агонии. На одно только биение сердца землю и небо связал сияющий стержень, но даже после его исчезновения земля еще ходила волнами, будто море в шторм. Расплавленные скалы взлетали в воздух на пять сотен футов, вздыбилась стонущая земля, взметнув еще выше пылающий фонтан. С воем примчались ветры – с севера и с юга, с востока и с запада. Они с хрустом переламывали деревья, словно те были тонкими прутиками, яростные порывы своими ударами и пронзительным свистом как бы помогали горе расти все выше к небу. Все выше к небу, все выше.

Наконец ветры стихли, земля успокоилась, подрагивая в такт отдаленному грохоту. От Льюса Тэрина Теламона не осталось и следа. Там, где он стоял, теперь, устремившись на мили в небо, возвышалась гора; пышущая жаром земных глубин лава еще выплескивалась из обломанной верхушки. Катаклизм сдвинул русло прежде прямой реки в сторону; теперь она большой дугой огибала гору, и в самой середине реки, разделяя ее на два рукава, возник длинный остров. Тень от горы почти достигала острова, ее мрачная полоса легла на равнину зловещей печатью пророчества. Какое-то время единственным звуком был глухой протестующий гул.

Воздух над островом замерцал и сгустился. Человек в черном стоял и разглядывал огненную гору, поднявшуюся над равниной. Черты его лица исказились от ярости и презрения.

– Ты не уйдешь так просто, Дракон. Меж нами еще не все кончено. И не кончится – до скончания времен!

Затем он исчез, а гора и остров остались одни. Остались ждать.