Читать книгу Ястребы востока - Роберт Говард - Страница 9

Кромак проспал меньше часа, но внезапно некий звук вырвал его из дремы и заставил насторожиться. В заполнявшей комнату почти осязаемой темноте даже его зоркие глаза ничего не могли различить, но кто-то или что-то осторожно приближалось к нему. Он вспомнил о зловещей репутации Баб-эль-Шайтана, и его передернуло – не от страха, а скорее из-за отвращения, укрепленного суевериями.

Затем включился практичный ум норманна. Скорее всего, его решил навестить в ночи глупец Тогрул-хан, стремившийся очистить свою честь убийством воина, возвысившегося над ним по прихоти местного властелина. Кормак беззвучно подтянул ноги, а потом максимально тихо, исключительно за счет напряжения мышц, сел на краю койки. Его кольчуга звякнула, и наползающие из темноты звуки на минуту смолкли – норманн представил себе, как Тогрул-хан напряженно вглядывается в непроглядный мрак блестящими змеиными глазами. Скорее всего, он уже перерезал горло бедняге Иакову.

Стараясь ничем не потревожить тишину, Кормак вытянул из ножен тяжелый меч, а затем, когда зловещий шум возобновился, напрягся, быстро оценил местоположение источника звука и прыгнул, словно громадный тигр, ударив стремительно и мощно. Рассчитал он все верно: меч ударил во что-то твердое, прошел сквозь мышцы и кости, и чье-то тело тяжело упало на пол.

Отыскав вслепую кремень и кресало, норманн запалил трут и зажег факел, подошел к замершей в центре комнаты на полу фигуре и остановился в изумлении.

Лежавший в стремительно расползающейся малиновой луже, высокий, крепкого сложения, волосатый, словно обезьяна, человек был Кадрой Мухаммадом. В правой руке он сжимал опасного вида кинжал, а ятаган его покоился в ножнах.

– Мы с ним не ссорились, – проворчал Кормак, недоумевая. – А как же… – Он окинул взглядом комнату. Дверь по-прежнему была закрыта изнутри на засов, зато в соседней стене раскрылся зияющий чернотой проем – отсюда пришел к нему лур. Тихонько прикрыв этот вход, Кормак поднял капюшон и надел шлем. А затем, выставив щит, решительно устремился по пути Кадры Мухаммада. Перед ним вглубь стены уходил тускло освещенный светом факелов коридор. Вокруг было тихо, только иногда лязгали по каменным плитам окованные железом сапоги самого воина. Звуки пьяного веселья стихли, и призрачное безмолвие окутало Баб-эль-Шайтан.

Через несколько минут Кормак оказался перед покоями Мясника Абдура, где обнаружил то, что и ожидал. Распоротое клинком тело нубийца Абдуллы скорчилось на пороге – курчавая голова болталась на кусочке кожи. Кормак толчком открыл дверь: свечи еще не прогорели. На полу в луже крови у располосованного дивана распростерся искромсанный голый труп Скола Абдура. Кто-то изрубил Мясника, словно тушу свиньи, и для Кормака было очевидно, что Скол умер в пьяном сне, не имея ни малейшей возможности побороться за свою жизнь. Его убийцей или убийцами двигала какая-то странная истерия или фанатичная ненависть – иначе каков был смысл так уродовать труп. Одежда Скола, изорванная в клочья, валялась рядом с телом. Кормак хмуро ухмыльнулся, кивая собственным мыслям:

– Значит, Кровь Вальтасара выпила и твою жизнь до конца, Скол.

Вернувшись к двери, он осмотрел тело Абдуллы.

– Убийц было больше, чем один, – пробормотал он, – и кого-то из них нубиец достал… – Даже после смерти чернокожий не выпустил из правой руки рукоять большого ятагана: клинок его был в зазубринах и окровавлен.

В это время послышался торопливый стук шагов по каменным плитам, и в дверях появилось перепуганное лицо Иакова. Глаза еврея полыхнули ужасом, он широко открыл рот и завизжал громко и пронзительно.

– Заткнись, дурак, – прорычал Кормак с отвращением, но Иаков лишь разразился причитаниями:

– Не берите мою жизнь, благороднейший из лордов! Я никому не скажу, что вы убили Скола… Я клянусь…

– Молчи, еврей, – рявкнул Кормак. – Я не трогал Скола и не причиню вреда тебе.

Это несколько успокоило Иакова. Теперь глаза его сузились в приступе жадности.

– Вы нашли камень? – он принялся шнырять по комнате. – Быстрее, нужно его отыскать и бежать отсюда… Я не должен был кричать, но я испугался, что благородный лорд убьет меня. Может, никто ничего не слышал…

– Как же, не слышал! – нехорошо ухмыльнулся норманн. – Сейчас ты убедишься в обратном.

Нестройный топот множества ног подтвердил его слова. Через пару мгновений в дверях показались бородатые лица и засверкало оружие. Кормак отметил, что недавние собутыльники выглядят необычно даже для пробудившихся от пьяного сна людей – моргают и зевают, словно потревоженные днем совы, и глаза у них мутные. Иаков отшатнулся, пытаясь вжаться в стену. А сам норманн замер с окровавленным мечом в руке.

– О, Аллах! – воскликнул оказавшийся в первых рядах Коджар Мирза, протирая глаза. – Франк и еврей убили Скола!

– Ложь, – прорычал Кормак угрожающе. – Я не знаю, кто прикончил этого пьяницу.

Явившиеся начали заполнять комнату: сначала проследовал Тисолино ди Строцца, а за ним потянулись и прочие вожаки разбойничьих отрядов. Кроме говорливого курда, тут были Надир Тус, Шалмар Кхор, Юсеф Эль Мекру и Юсус Зер. Тогрул-хана, Кай Шаха и Мусы бин Дауда нигде не было видно, а где находится Кадра Мухаммад, норманн хорошо знал.

– Сокровище! – воскликнул армянин взволнованно. – Давайте взглянем на камень!

– Молчи, дурак, – отрезал Надир Тус, глаза которого полыхнули гневом. – Скол лежит раздетый, тот, кто убил его, и взял камень.

Все, словно по команде, уставились на Кормака.

– Скол был жестоким властелином, – сказал Тисолино. – Отдайте нам драгоценный камень, лорд Кормак, и вы сможете спокойно продолжить свой путь.

С губ норманна слетело грубое слово на родном языке. Прежде чем ответить ди Строцца, он подумал: почему при этих словах глаза венецианца так странно расширились?

– У меня нет вашего проклятого камня. Скол был мертв, когда я пришел сюда.

– Так мы и поверили, – издевательски заметил Коджар Мирза. – Кровь еще не высохла на твоем клинке! – И он указал на доказательство – испещренный норвежскими рунами меч в руке Кормака, голубая сталь которого была окрашена в тусклый красный цвет.

– Это кровь Кадры Мухаммада, – прорычал Кормак. – Он тайком пробрался в мою комнату, чтобы убить меня. Его труп еще лежит там.

Произнося эти слова, норманн взглянул в напряженное лицо ди Строццы – застывшее на нем выражение не изменилось.

– Я сейчас схожу и проверю, правду ли он говорит, – сказал венецианец и шагнул было к выходу, но Надир Тус остановил его с ледяной улыбкой:

– Ты останешься здесь. – Подначальные ему головорезы начали по одному просачиваться в комнату, окружая высокого воина. – Иди ты, Селим.

Тот, ворча что-то себе под нос, удалился. Ди Строцца метнул на Надир Туса полный ненависти и гнева взгляд, затем быстро отвел глаза и застыл в неподвижности, но Кормак чувствовал, что венецианец готов в любой момент выскочить наружу.

– Странные дела творятся нынче в Баб-эль-Шайтане, – прозвучал низкий бас Шалмар Кхора. – Где Кай Шах, где сириец – и еще тот язычник из Тартарии? И кто подмешал в вино какую-то дрянь?

– Да! – воскликнул Надир Тус. – Я бы тоже хотел знать, кто добавил наркотик, который свалил нас с ног. Мы пришли в себя несколько минут назад! Почему, интересно, ты, ди Строцца, не заснул, как все остальные?

– Я уже объяснял, что и вино пил, и отключился, как и вы, – холодно парировал венецианец. – Только я проснулся несколько раньше и пошел в свою – именно в свою – комнату. А вот вы всей толпой направились сюда…

– Может быть, – ответил Надир Тус, – Но если нет, я вскрою тебе ятаганом глотку прежде, чем ты нападешь!

– Так, а что же вас привело в покои Скола? – перешел в наступление ди Строцца.

– Ну, – ответил перс, – когда мы проснулись и поняли, что были под действием наркотика, Шалмар Кхор предложил зайти к Сколу и посмотреть, не исчез ли он с камнем…

– Ты врешь! – заорал черкес. – Это был Коджар Мирза! Он сказал, что…

– Зачем мы тратим время на глупые препирательства? – вскинулся курд. – Мы знаем, что этот франк последним поднимался к Сколу в эту ночь. На его мече кровь – и мы нашли его стоящим над убитым! Зарезать его!

Выхватив ятаган, Коджар Мирза рванулся вперед, его воины двинулись следом. Кормак встал спиной к стене и расставил ноги, приготовившись отразить атаку. Но нападения не последовало: напряженная фигура гиганта норманна дышала такой угрозой, а его глаза так злобно сверкали над украшавшим щит черепом, что даже свирепый курд, которого готовы были поддержать десятки вооруженных мужчин, дрогнул и заколебался. И в эту минуту вернувшийся Селим локтем оттолкнул его в сторону, прокричав:

– Франк говорил правду! Кадра Мухаммад лежит мертвый в комнате лорда Кормака!

– Это ничего не доказывает, – заметил ди Строцца спокойно. – Он мог расправиться со Сколом и после того, как убил лура.

На мгновение воцарилась тревожная тишина. Кормак отметил, что сейчас, когда Мясник мертв, различные группировки и не пытаются скрывать свои разногласия. Надир Тус, Коджар Мирза и Шалмар Кхор образовали три отдельных кружка – их подначальные сбились в кучки позади главарей. Юсеф Эль Мекру и Юсус Зер стояли в стороне, поглядывая на эти свирепые, теребящие оружие группы в нерешительности. И только ди Строцца, казалось, не обращал внимания на наметившийся раскол.

Венецианец только собрался сказать еще что-то, как вперед, расталкивая всех оказавшихся на его пути, вышел тот, о ком недавно вспоминал Надир Тус. Это был сельджук, Кай Шах. Кормак обратил внимание на то, что на нем нет кольчуги, а одет он иначе, чем вчера вечером. Левая рука турка была обмотана чистой тряпкой и привязана плотно к груди, а загорелое лицо казалось удивительно бледным.

При виде Кай Шаха спокойствие впервые покинуло ди Строццу, и он резко шагнул вперед.

– Где Муса бин Дауд? – яростно воскликнул он.

– Я тоже хочу знать, где Муса! – ответил турок сердито.

– Я оставил его с тобой! – вскричал ди Строцца. Все остальные изумленно уставились на него, не понимая, что происходит.

– Но вы с ним планировали убить меня, – заявил Кай Шах.

– Ты сошел с ума! – рявкнул венецианец, полностью потеряв самообладание.

– Я? – прорычал турок. – Я искал этого пса по темным коридорам. Если ты и он действовали честно, почему вы не вернулись в комнату, когда, услышав, что Кадра Мухаммад идет по коридору, вышли ему навстречу? Я долго ждал, а потом шагнул к двери, высматривая вас, и когда повернулся, Муса бросился на меня из какого-то тайного укрытия, как крыса…

Ди Строцца с пеной на губах закричал:

– Ты безумен! Замолчи!

– Я увижу и тебя, и всех остальных в Геенне с перерезанными глотками, прежде чем позволю обмануть себя! – взревел турок, выхватывая свой ятаган. – Что ты сделал с Мусой?

– Ты чертов дурак, – бушевал ди Строцца. – Я был в этой комнате с тех пор, как покинул тебя! Ты знал, что сирийский пес будет играть с нами в ложь, если получит такую возможность и…

И в этот миг, когда воздух уже искрился от разлившегося вокруг напряжения, в комнату вбежал, спотыкаясь, полуголый перепуганный раб и повалился в ноги венецианцу, бормоча какую-то околесицу.

– Боги! – выл он. – Черные боги! А-а-а! Пещеры под полом и джинн в скале!

– Что ты несешь, пес? – взревел ди Строцца, откидывая раба на пол сильным пинком.

– Я видел запретную дверь, она открыта, – завизжал тот. – Лестница ведет вниз – к ужасной пещере с громадным алтарем, с него хмурятся гигантские демоны – и у подножия лестницы – господин Муса…

– Что! – глаза венецианца сверкнули, он схватил и тряхнул раба, как собака трясет крысу.

– Мертвый! – выдохнул несчастный сквозь стучащие зубы.

Изрыгая ужасные проклятия, ди Строцца бросился, расталкивая всех на своем пути, к двери, волоча за собой раба.

Кай Шах с мстительным воплем кинулся следом, рубя ятаганом направо и налево, чтобы расчистить себе дорогу. Разбойники, стараясь увернуться от его сверкающего клинка, завывали, когда острое лезвие находило цель.

Наконец, венецианец и его бывший товарищ вылетели наружу, а остальные, давая волю своей ярости, толпой помчались за ними. Ошарашенный происходящим Кормак выругался и, решив досмотреть безумную игру до конца, зашагал в том же направлении. Ди Строцца и на время забывшие разногласия разбойники дошли до конца извилистого коридора, а затем спустились вниз по широкой лестнице, которая вела к огромной, сейчас распахнутой, железной двери. Здесь движение остановилось.

– Это на самом деле запретная дверь, – пробормотал армянин. – Скол оставил след на моей спине только потому, что я однажды задержался возле нее.

– Да, – согласился перс. – Ее поставили и закрыли арабы много лет назад. Никто, кроме Скола, никогда не проходил через эту дверь – его, нубийца и пленных, которые уже не возвращались. Это логово дэвов.

Ди Строцца зарычал от отвращения и шагнул через дверной проем. В руке он сжимал горящий факел, который прихватил по пути. Широкие, вырезанные из скалы ступени вели вниз. Они были сейчас на нижнем этаже замка, ступени же уходили куда-то в недра земли. Когда венецианец зашагал дальше, волоча воющего раба, освещая факелом черные каменные ступени и разгоняя впереди длинные тени, он выглядел как Властелин тьмы, который тащит стенающую душу в ад.

Позади него шел Кай Шах с обнаженным ятаганом, затем – Надир Тус и Коджар Мирза. Разбойники с непривычной учтивостью расступились и пропустили следом лорда Кормака. Теперь они осторожно шли за норманном, бросая полные ужаса взгляды по сторонам.

Многие несли факелы, и когда их свет выхватывал что-то из темноты, издавали сдавленные крики: во мраке скрывались титанические фигуры и мерцали огромные злые глаза. Разбойники колебались, готовые в любой миг обратиться в паническое бегство, но ди Строцца неуклонно шагал вниз, поэтому остальные, призывая Аллаха и иных своих богов, медленно следовали за ним. Наконец показалась огромная пещера, в центре которой высился черный и мерзкий алтарь, весь в отвратительных пятнах; от него разбегались странные, подчиненные некой системе линии, выложенные из ухмыляющихся черепов. На твердом камне стен пещеры были вырезаны исполинские изображения – жуткие образы чуждых звериных, гигантских божеств, огромные глаза которых тускло блестели в свете факелов.

Кельтская кровь Кормака послала вдоль позвоночника холодную дрожь. Александр Великий заложил фундамент этой крепости? Ха! – среди греческих богов нет таких, как эти. Нет, эту мрачную пещеру окутывала аура неописуемой древности, как если бы запретная дверь была мистическим порталом, через который авантюрист шагнул в старший мир. Немудрено, что вывернутый мозг Скола Абдура порождал здесь безумные планы. Эти боги были зловещими напоминаниями о темной расе, более старой, чем римская или греческая – о народе, давно растворившемся во мраке времен. Фригийцы – лидийцы – хетты? Или еще более древний, более ужасный народ?

Рассвет эры Александра не был связан с этими жуткими изваяниями, но, несомненно, великий полководец поклонялся этим богам, как и многим другим, пока его смятенный рассудок не породил идею обозначить богом самого себя.

У подножия лестницы лежало изломанное тело – Муса бин Дауд. Его лицо было искажено ужасом. Послышался нестройный ропот:

– Джинн забрал жизнь сирийца! Давайте убираться отсюда! Это злое место!

– Заткнитесь, идиоты! – зарычал Надир Тус. – Мусу убило оружие смертного – видите, кто-то рубанул его по груди и рассек кости. Посмотрите, как он лежит. Кто-то прикончил его и сбросил труп вниз с лестницы…

Перс стал более внимательно осматривать тело мертвеца, и голос его стих. Левая рука Мусы была вытянута, а пальцы на ней отрезаны.

– Он что-то держал в этой руке, – прошептал Надир Тус. – Так сильно сжимал, что его убийца был вынужден отрезать ему пальцы, чтобы добыть это…

Люди зажгли факелы в нишах на стенах и придвинулись ближе, их суеверные страхи были забыты.

– Да! – воскликнул Кормак, кусочки головоломки сложились в его голове. – Это был драгоценный камень! Муса, Кай Шах и ди Строцца разделались со Сколом, и Муса забрал камень. Кровь была на мече Абдуллы, а у Кай Шаха сломана рука – повреждена ударом ятагана нубийца. Тот, кто убил Мусу, забрал и камень.

Ди Строцца дико зашипел, словно раненая пантера. Он потряс перепуганного раба.

– Пес, камень у тебя?

Тот в отчаянии начал говорить что-то, но голос его оборвался ужасным бульканьем, когда венецианец в приступе ярости выхватил свое оружие, перерезал несчастному горло и отбросил его окровавленное тело в сторону. Потом ди Строцца развернулся к Кай Шаху.

– Ты убил Мусу! – закричал он. – Ты последний, кто его видел живым! Ты забрал камень!

– Ты лжешь! – воскликнул турок, его темное лицо залила пепельная бледность. – Ты сам убил его…

Речь Кай Шаха оборвалась хрипом – ди Строцца с пеной у рта проткнул тело турка. Кай Шах закачался, как деревце на ветру, но затем, когда венецианец освобождал свой клинок, метко поразил того в висок. Турок шатался, с трудом удерживаясь на ногах и цепляясь за ускользающую жизнь с присущим этому народу упорством, но тут Надир Тус прыгнул вперед, словно лев, и под его разящим ятаганом Кай Шах упал замертво, рухнув на труп венецианца.

Забыв обо всем, кроме желания обладать камнем, Надир Тус, нагнулся и стал разрывать одежду на своей жертве. Он склонился так низко, будто отбивал глубокий поклон, и опустился на мертвых мужчин – Коджар Мирза раскол до самых зубов его собственный череп. И теперь уже курд потянулся к телу турка, но ему пришлось мгновенно выпрямился, чтобы ускользнуть от атаки Шалмар Кхора. В одно мгновение в пещере завертелась карусель порожденного вожделением безумия – люди бились, убивали и слепо умирали. Мерцающий свет факелов освещал картину этого сумасшествия, и Кормак, выругавшись, попятился к лестнице. Он видел утративших рассудок людей и раньше, но такому еще никогда не был свидетелем.

Коджар Мирза убил Селима и ранил черкеса, но сталь Шалмар Кхора разрубила ему руку до кости, а Юсус Зер подбежал и ударил курда под ребра. Тот упал, огрызаясь, как умирающий волк, и был изрублен на куски.

Юсус Зер и Юсеф Эль Мекру, наконец, сделали свой выбор и оказались соперниками: грузин связал свою судьбу с Шалмар Кхором, а араб присоединился к курдам и туркам. Но в азарте боя многие, главным образом, персы Надир Туса, с пеной у рта рубили всех, не различая своих и чужих. За пару минут на полу пещеры образовался ковер из мертвых тел. Юсус Зер, вооруженный двумя длинными ножами – по одному в каждой руке, – породил вокруг себя кровавый хаос, прежде чем сам упал с разбитым черепом, перерезанным горлом и разорванным брюхом.

И хотя битва не утихала ни на миг, разбойники сумели разорвать в клочья одежду Кай Шаха и ди Строццы. Поиски ничего не дали, и тогда они взвыли, словно волки, и вернулись к смертельной работе с новой яростью. Безумие вселилось в них – каждый раз, когда один человек падал, другие хватали его и разрывали его одежду на части в поисках камня, а потом продолжали рубить друг друга.

Кормак заметил пытающегося прокрасться к лестнице Иакова, и решил, что пора уходить отсюда. Но тут на него обратил внимание Юсеф Эль Мекру. Араб был йеменцем и бился более хладнокровно, чем другие, и даже в лихорадке боя принимал решения в собственных интересах. Возможно, видя, что все вожаки, за исключением Шалмар Кхора, пали, он решил, что будет лучше вновь объединиться в одну банду, а для этого следовало отыскать общего для всех врага. Впрочем, не исключено, что он искренне полагал: раз камень до сих пор не найден, он находится у Кормака. В любом случае, шейх внезапно отскочил прочь и, указывая рукой в сторону гигантской фигуры, замершей у подножия лестницы, закричал:

– Аллах акбар! Там стоит вор! Убейте назаретянина!

Призыв был точно рассчитан на психологию мусульман. Сначала битва остановилась, затем раздался кровожадный вой, и вовлеченные в запутанную схватку соперничающие группировки сплотились, образовав единую плотную массу. Теперь все они с горящими глазами бросились на Кормака с воплем:

– Убейте кафара!

Кормак яростно зарычал. Он должен был предвидеть это. Времени для бегства не оставалось. Он подобрался и достойно встретил врагов. Курд, атакуя в спешке, был проколот длинным мечом норманна, а гигант черкес, слепо бросившийся на тяжелый ромбовидный щит, отскочил, как от железной башни. Кормак прогремел свой боевой клич: «Cloigeand Abu[1]» – этот звучный рев заглушил вопли мусульман, – стряхнул обвисшее на клинке тело и взмахнул тяжелым оружием по смертоносной дуге. Посыпались искры, ятаганы задрожали – атака захлебнулась. Юсеф Эль Мекру погнал своих воинов вперед, ударив по ним, словно плетью, пламенной речью. Гигант армянин сломал свой меч о шлем Кормака и упал вниз с расколотым черепом. Турок полоснул норманна по лицу и взвыл, лишившись кисти руки.

Защитой Кормаку были его доспехи, непоколебимая удобная позиция и его ужасные удары. Голова пригнута, глаза ярко сверкают над краем щита, он бережет силы, отражая атаки или уклоняясь от врагов. Он принимает их на свой шлем или щит и отвечает с сокрушительной мощью. Вот Шалмар Кхор нанес страшный удар по шлему норманна, подключив каждую унцию своего могучего тела, и ятаган прошел через стальной колпак, разрезав кольчужный капюшон под ним. Ему удалось бы свалить и быка, но все же Кормак, хотя и наполовину оглушенный, устоял, словно был скован из железа, и нанес ответный удар со всей силы руки и плеча. Черкес вскинул круглый щит, но это ему не помогло. Тяжелый меч Кормака прошел через щит, разрубив руку, которая держала его, и врезался в шлем, сокрушив как стальной колпак, так и череп под ним.

Но горящие фанатичной яростью и бесконечной жадностью мусульмане не отступали. Они захлестнули его. Кормак зашатался, когда огромный вес лег на его плечи – один из курдов прокрался вверх по лестнице и бросился на спину норманна. Он вцепился в Кормака, как обезьяна, выплевывая проклятия и тыча ему в шею длинным ножом.

Меч норманна глубоко застрял в чьей-то груди, и он изо всех сил яростно пытался его освободить. Кольчужный капюшон спасал его от порезов, что пытался ему нанести повисший на спине курд, но прочие разбойники напирали уже со всех сторон. И, наконец, Юсеф Эль Мекру с пеной на бороде бросился на него. Кормак, подняв свой щит вверх, ударил взбешенного мусульманина ободом под подбородок, ломая ему челюсть, и почти в то же мгновение со всей силы мышц шеи и спины резко отбросил голову назад, разбивая шлемом лицо курду, воющему на его спине. Кормак почувствовал, как руки того ослабли. Он освободил, наконец, меч, но какой-то лур уцепился за его правую руку – враги окружили его так, что не было возможности даже сделать шаг назад, а живучий йеменец уже целил ему ятаганом в лицо и горло. Кормак стиснул зубы и поднял руку с мечом, оторвав болтающегося на ней лура от пола. Клинок Юсефа скрежетнул по изгибу шлема Кормака – по кольчуге – по кольчужному капюшону – удары араба были как блики света, и в этот момент было ясно, что они найдут свою цель. А еще этот лур цепляется, как обезьяна, к могучей руке норманна.