Читать книгу Остров Сокровищ - Роберт Льюис Стивенсон - Страница 6

Не теряя времени, я рассказал матери всё, что знал и что, быть может, должен был бы рассказать гораздо раньше, и мы поняли, что попали в затруднительное и опасное положение. Деньги, если только они были у капитана, следовало по всей справедливости получить нам, но не похоже было на то, чтобы товарищи капитана, два образчика которых я видел, пожелали расстаться со своей добычей ради того, чтобы вернуть долги покойного моим родителям. Скакать сейчас же за доктором Ливси, как приказывал мне капитан, я тоже не мог, потому что тогда моя мать осталась бы совсем одинокой и беззащитной в пустой гостинице, да ещё с трупом капитана… Сюда в любую минуту могли заявиться его опасные товарищи, так что об этом нечего было и думать. Мы не решились оставаться в своём доме: любой ничтожный стук, будь то треск углей в печке или громкое тиканье часов, заставлял нас тревожно вздрагивать. Нам всюду чудились шаги, которые приближались к нам.

Тело капитана, распростёртое на полу, и мысль об отвратительном слепом нищем, который бродил где-то поблизости и мог вернуться назад каждую минуту, наводили на меня такой ужас, что волосы на голове становились дыбом. Надо было поскорее предпринять что-нибудь, мы долго обсуждали с матерью разные варианты и решили наконец отправиться вместе за помощью в соседнюю деревушку. Сказано – сделано. В одно мгновение очутились мы на улице и с непокрытыми головами побежали по морозу.

Уже начали сгущаться сумерки. Деревушка была совсем недалеко от нас, хотя и не видна была из нашего дома и лежала на другом берегу залива, за утёсами. Особенно ободряло меня то, что она находилась в направлении, совсем противоположном тому, откуда явился слепой нищий и куда он, по всей вероятности, и вернулся. Мы недолго были в дороге, хотя временами останавливались и прислушивались, не гонится ли кто за нами, но в лесу не слышно было ничего особенного, кроме тихого журчанья воды и карканья ворон.

Когда мы добрались до деревушки, повсюду в домах уже горели огни, они успокаивали нас своим тёплым светом, напоминали об уюте, простом и незатейливом быте обычных людей, которые знать не знают о пиратах, чёрных метках и страшных слепых нищих, собираются ужинать, молятся и укладывают детей спать. Совсем недавно я тоже был таким же обыкновенным ребёнком. А сейчас бегу вместе с матерью по пустынной дороге и только и надеюсь что на помощь добрых людей. Я никогда не забуду, как приятно и успокоительно подействовали на меня эти жёлтые огоньки, видневшиеся в окнах.

Но этим приятным ощущением дело и ограничилось, так как ни одна душа во всей деревне не согласилась вернуться вместе с нами в гостиницу «Адмирал Бенбоу». Чем больше говорили мы о наших волнениях и беспокойстве, тем сильнее льнули все эти люди – и мужчины, и женщины, и дети – к собственным домам. Имя капитана Флинта, как это ни казалось мне странным, было хорошо известно здесь и вселяло во всех ужас. Некоторые мужчины, работавшие на поле недалеко от «Адмирала Бенбоу», вспомнили, что видели не так давно незнакомых людей на дороге и приняли их за контрабандистов, так как они сейчас же скрылись из виду; кроме того, заметили они и маленькое судно в Логовище Кита, как мы называли это место. Одно упоминание о товарищах капитана пугало их, как мне кажется, до смерти. В конце концов, нашёлся один смельчак, чтобы поехать к доктору Ливси, но никто не согласился помочь нам охранять нашу гостиницу. Говорят, что трусость заразительна, но верно и то, что препятствия придают решимости и мужества. Когда все отказались идти с нами, моя мать обратилась с несколькими словами к толпе. Она объявила, что ни за что не захочет лишить денег своего сына-сироту.

– Если никто из вас не решается на это, то мы с Джимом пойдём одни! – сказала она. – Мы пойдём назад той же дорогой, какой пришли сюда, а вы можете оставаться здесь, хотя теперь я знаю, что мы напрасно проделали свой путь и просили вас о помощи! Вы трусы, и хоть и выглядите сильными мужчинами, душа у вас цыплячья. Мы откроем тот сундук, хотя бы это стоило нам жизни. Мне ничего больше не надо от вас…Миссис Кроссли, вы дадите мне вашу сумку, чтобы положить в неё деньги, которые следуют нам по закону?

Конечно, я сказал, что пойду с матерью, и, конечно, все загалдели и закричали, что это дурацкая храбрость с нашей стороны и что не найдётся желающих идти с нами. Всё, чем они ограничились, – был заряженный пистолет, которым меня снабдили на случай нападения, и обещание иметь наготове осёдланных лошадей, чтобы мы могли умчаться от преследователей на обратном пути. И ещё один паренёк всё же собрался поехать в дом доктора за вооружённым подкреплением.

Сердце колотилось у меня в груди, когда мы возвращались в эту холодную ночь домой, рискуя подвергнуться страшной опасности. На небе стала появляться полная луна, краснея сквозь туман, и это обстоятельство ещё увеличило нашу поспешность: очевидно, вскоре должно было сделаться светло как днём, и если за домом наблюдают, наше возвращение не пройдёт незамеченным. Мы бесшумно пробирались вдоль ограды дома, хотя кругом не видно и не слышно было ничего подозрительного, что могло бы напугать нас ещё сильнее. Наконец, к нашему величайшему облегчению, мы проскользнули в гостиницу.

Прежде всего я задвинул засов у наружной двери, и мы на минуту остались в темноте, одни с телом капитана. Затем моя мать принесла свечку, и мы, держась за руки, вошли в общую комнату. Покойник лежал в таком же положении, в каком мы его оставили, – на спине, с открытыми глазами и вытянутой одной рукой.

– Опусти шторы, Джими, – прошептала мать, – а то могут подсмотреть за нами с улицы. А теперь, – продолжала она, когда я спустил шторы, – нам надо достать ключ, но хотела бы я знать, кто решится дотронуться до него?

И она даже всхлипнула при этих словах.

Я решил быть мужественным и опустился на колени. На полу, около руки капитана, лежала круглая бумажка, зачернённая с одной стороны. Я не сомневался, что это и была «чёрная метка», о которой говорил покойный капитан. Взяв бумажку в руки, я увидел на одной стороне её ясно и чётко написанное: «Сегодня в 10 часов».

– В 10 часов, – сказал я, и как раз в эту секунду начали бить наши старые стенные часы. Этот неожиданный звук заставил нас вздрогнуть. Но затем мы обрадовались: пробило только шесть.

– Теперь, Джим, – сказала мать, – надо отыскать ключ от сундука!

Я обшарил карманы капитана, один за другим. Несколько мелких монет, напёрсток, нитки и толстые иголки, начатый свёрток табаку, карманный компас, нож с искривлённой ручкой, огниво – вот всё, что я нашёл в них, так что начал уже приходить в отчаяние.

– Может быть, у него на шее! – сказала мать.

Преодолев сильное отвращение, я разорвал ворот его рубашки. Действительно, кругом шеи, на просмолённой верёвке, которую я разрезал его же ножом, висел ключ. Эта удача придала нам отваги, и мы поспешили наверх, в ту маленькую комнатку, где капитан так долго прожил, и где стоял с самого приезда его сундук.

Этот сундук по виду ничем не отличался от тех, какие бывают у матросов. На крышке его была выжжена раскалённым железом буква Б, а углы потёрлись и расщепились, точно от долгого употребления.

– Дай мне ключ! – сказала мать и, несмотря на тугой замок, повернула его и в одно мгновение откинула назад крышку сундука.

На нас пахнуло сильным запахом табака и дёгтя. Сверху лежало платье, старательно вычищенное и сложенное. По словам матери, капитан, должно быть, никогда не надевал его. Под платьем лежала всякая смесь: тут был и квадрант, и обложки от табака, и две пары красивых пистолетов, старые испанские часы и разные безделушки, ценные только для воспоминаний владельца, была здесь также пара компасов, оправленных медью, и пять или шесть интересных вест-индских раковин.

Мы ничего не нашли ценного, кроме куска серебра и некоторых мелочей. Ещё глубже лежал старый плащ, побелевший от солёной воды. Моя мать нетерпеливо отбросила его в сторону, и тогда нам открылись последние вещи в сундуке: свёрток, завёрнутый в клеёнку, и холщовый мешок, в котором, судя по звону, было золото.

– Я покажу этим негодяям, что я честная женщина! – сказала моя мать. – Я возьму только ту сумму, которую он был мне должен, ни фартинга больше. Подержи-ка сумку!

И она начала отсчитывать деньги из холщового мешочка и класть их в сумку, которую я держал. Это была нелёгкая работа и заняла она много времени, потому что тут были монеты всяких стран и разного вида – и дублоны, и луидоры, гинеи и всякие другие, и притом все они были перемешаны между собой. Английских монет было всего меньше, а моя мать только по ним и умела считать. Когда мы ещё перебирали монеты, я вдруг схватил мать за руку – в тихом морозном воздухе пронёсся звук, от которого у меня душа ушла в пятки, – это было постукивание палки слепого нищего, нащупывавшего дорогу. Звук этот слышался всё яснее и отчётливее, видимо, приближаясь к нам, и мы сидели, затаив дыхание. Затем раздался резкий стук в наружную дверь, и вслед за этим ручка двери задвигалась и засов затрещал, точно кто-то пробовал отворить его. Потом наступило долгое молчание. Наконец, снова послышалось постукивание палки по дороге и – к нашей неописуемой радости – постепенно замерло вдали.

– Мама, – сказал я, – возьми все деньги!

Я был уверен, что наша дверь, заложенная засовом, вызовет подозрение и привлечёт к нашему дому всю шайку этих негодяев. Но в то же время я был так счастлив, что мне пришло в голову задвинуть засов.

Однако моя мать, несмотря на весь свой испуг, не соглашалась взять ни больше, ни меньше того, что ей следовало получить. Она говорила, что теперь ещё нет семи часов, и что она успеет покончить с этим, возьмёт только долг этого проклятого капитана. Она ещё спорила со мной, когда от холма донёсся тихий свист. Этого было достаточно:

– Я возьму то, что успела отсчитать! – сказала мать, вскакивая на ноги.

– А я прихвачу ещё это для ровного счёта! – прибавил я, беря свёрток в клеёнке.

Через минуту мы были уже внизу, бросив в спешке свечку около пустого сундука, а ещё через мгновение открыли дверь и очутились на свободе. Нельзя было терять ни секунды. Туман быстро рассеивался, и на небе уже светила полная луна; только около двери пока ещё была лёгкая тень, точно для того, чтобы скрыть первые шаги нашего бегства.

Вся дорога в деревню была залита ярким лунным светом. Но это было ещё не всё: до нашего слуха уже доносились шаги, и когда мы взглянули по направлению этих звуков, то увидели толпу людей, быстро приближавшихся к нашему дому, один из них нёс фонарь.

– Дорогой мой, – сказала вдруг моя мать, – бери деньги и беги. Я чувствую, что сейчас упаду в обморок!

Это было самое худшее, что только могло с нами случиться. Как я проклинал трусость соседей, которые не пришли нам на помощь, как осуждал мать за её честность, за её прошлую безумную смелость и теперешнюю слабость!

Мы были у самого мостика через ручеёк. Я помог матери спуститься с берега, но тут она потеряла сознание и упала на меня всей тяжестью. Не знаю, как хватило у меня сил поддержать её, и боюсь, что это было сделано не слишком нежно, я протащил её несколько шагов вниз по берегу и положил под арку моста. Дальше я не мог её вести, потому что мост был слишком низок. И так остались мы здесь ждать незваных гостей на расстоянии голоса от нашего постоялого двора.