Читать книгу Теодосия и последний фараон - Робин ЛаФевер - Страница 7

Единственной пользой, которую можно извлечь из нашей встречи с мистером Бингом, была возможность рассказать ему, пока мы шли к маме, о фон Браггеншнотте. Бинг явно встревожился и заторопился поскорее доставить нас с мамой в гостиницу, чтобы самому возвратиться в музей и попытаться задержать слугу Хаоса. Впрочем, я была уверена, что фон Браггеншнотта давным-давно и след простыл. Своей цели он уже добился – дал мне таким необычным способом понять, что слугам Хаоса известен каждый мой шаг.

Может быть, я не зря взяла оружие, которым снабдил меня Квиллингс.

Когда впереди показался величественный фасад и элегантный внутренний дворик отеля «Шеферд», я облегченно вздохнула. Чем ближе к отелю, тем больше появлялось вокруг горланящих продавцов и уличных артистов, и, скажу честно, видеть их было намного приятнее, чем ревущую толпу, из которой я недавно выбралась. Не обращая на них внимания, я поплелась вслед за мамой вверх по ступеням крыльца. От слабости у меня дрожали и подкашивались колени, и я мечтала только о том, чтобы лечь на кровать и закрыть глаза. Но об этом можно было только мечтать. На самом же деле я должна была придумать, каким образом мне вернуть золотой шар, причем как можно скорее, поскольку вокруг меня уже кружатся, как акулы, слуги Хаоса. Я даже думать не хотела о том, что будет, если шар бога Ра попадет к ним в руки. В этом случае останется лишь надеяться на то, что они не сумеют правильно активировать золотой шар.

Когда мы поднялись к себе в номер, мама решила, что нам обеим следует отдохнуть до того времени, когда наступит пора переодеваться к обеду. Что ж, хорошее предложение. Я закрыла за собой дверь своей комнаты, прислонилась к ней и глубоко вздохнула. Постояла так с минуту, собираясь с мыслями, затем решительно оттолкнула себя от двери.

– Ничего не случилось, пока меня не было? – спросила я у Исиды.

Она мяукнула, затем грациозно спрыгнула с кровати, подбежала ко мне и принялась тереться головой о мою лодыжку.

– Надо понимать, что ничего не произошло. – Я оглянулась через плечо, проверяя, хорошо ли прикрыта дверь, а затем подошла к плетеной корзинке. Приподняла лежавшую на дне корзинки подстилку Исиды, но тут же остановилась. Лишняя предосторожность не повредит.

Я вскочила, схватила с кровати подушку и подпихнула в щель под дверью, чтобы законопатить ее. Затем подошла к окну и плотно задвинула шторы. Сделав все для того, чтобы из комнаты наружу не просочилось ни единой капли магической силы, которой обладает Изумрудная табличка, я снова вернулась к корзинке и вынула фальшивое дно, которое сделали для меня по распоряжению Вигмера, и облегченно вздохнула, увидев под ним завернутую в старые газеты табличку. Однако, обжегшись молоком, мы начинаем дуть на воду, поэтому, лишившись золотого шара, я решила убедиться воочию, что в газете лежит именно табличка, а не что-нибудь еще. Я осторожно развернула несколько газетных слоев, затем тонкую свинцовую фольгу, которая не пропускала наружу волны магической энергии, которую излучала табличка, – по этому излучению опытный маг мог обнаружить табличку. Наконец показалась тусклая поверхность зеленого камня, и я облегченно перевела дыхание. Вот она, Изумрудная табличка, за которой столетиями охотятся оккультисты, маги и алхимики всего мира. И которая по иронии судьбы оказалась заброшенной в хранилище ненужных артефактов в подвале нашего музея. Но эта табличка хранит в себе нечто гораздо большее, чем секреты алхимии. На самом деле это зашифрованная карта, способная привести к тайному хранилищу артефактов, принадлежавших некогда самим египетским богам и обладающих силой, которую невозможно себе представить. Силой, которая может стать смертельно опасной для всей нашей планеты, если попадет в злые руки – например, к Змеям Хаоса.

Я погладила табличку, затем снова завернула в фольгу и газеты.

– Молодец, – похвалила я Исиду, укладывая в корзинку табличку и накрывая ее фальшивым дном и подстилкой. – А вот я ужасно опростоволосилась с шаром.

Исида потерлась головой о мою ногу, словно желая утешить меня. Я взяла кошку на руки, зарылась лицом в ее мягкую шерстку. Немного успокоившись и набравшись новых сил, я подняла голову и, глядя прямо в ярко-зеленые глаза Исиды, подробно рассказала ей обо всем, что случилось со мной за сегодняшний день.

Когда я дошла до истории о том, как потеряла шар бога Ра, Исида прекратила «месить» меня своими лапками и принялась внимательно слушать, при этом взгляд ее золотисто-зеленых глаз стал осуждающим. Или мне это просто показалось?

– На самом деле я не виновата, – сказала я кошке. – Я оказалась в опасности, нужно было спасаться, и все произошло так стремительно… Знаешь, такое с каждым могло случиться.

Исида моргнула, подумала и снова принялась «месить» меня, цепляя платье своими острыми коготками.

– Не думаю, что ты можешь отправиться в город и поискать мой ридикюль, верно?

Исида ничего не ответила.

Едва не плача от отчаяния, я подошла к двери, вытащила из-под нее подушку, отнесла ее на кровать, а затем встала у окна.

«Гаджи, конечно, рассказал мне, где находится та конюшня, но, черт побери, отыскать ее в незнакомом чужом городе будет не проще, чем иголку в стоге сена, – думала я, глядя сквозь окно на крыши домов. – Как мне попасть в этот идиотский Старый квартал, не зная ни слова по-арабски? А если даже попаду, что дальше? В Каире, наверное, сотни торговцев коврами – как найти среди них того одного, который мне нужен? Того, за лавкой которого находится конюшня».

Чем дольше я размышляла над всем этим, тем сильнее чувствовала безысходность своего положения. Может, прилечь ненадолго, чтобы сосредоточиться?

Я легла на кровать, уставилась в потолок, медленно поглаживая пристроившуюся рядом Исиду, а затем в мою дверь негромко постучали.

– Да? – воскликнула я.

– Ты уже переоделась к обеду, милая? – послышался мамин голос. – Уже пора спускаться в ресторан.

– Нет, мама. Что-то не хочется мне идти.

Послышался звук открывшейся двери, шелест юбок, и вот мама уже стоит рядом с кроватью, на которой я лежу. Она посмотрела на меня своими чудесными встревоженными глазами и спросила:

– Что с тобой, моя дорогая? Ты не заболела?

Ах, как мне хотелось обо всем рассказать маме, выложить ей все-все-все! И как же я устала хранить тайны! От этого у меня постоянно болит голова.

Сегодня я с самого полудня только и размышляю над тем, как бы это объяснить маме, с кем она пила сегодня чай в кабинете директора Службы Древностей. И рассказать, что фон Браггеншнотт, которого она знает как торговца антиквариатом с сомнительной репутацией, на самом деле совсем другой человек. Но если я попытаюсь предупредить маму насчет фон Браггеншнотта, она непременно захочет узнать, откуда мне все это известно. А чтобы это объяснить, придется рассказать маме буквально все, но именно этого я поклялась не делать. Замкнутый круг какой-то!

– Голова у меня немного болит, – сказала я. – Наверное, я слегка перегрелась на солнце.

– В таком случае тебе, наверное, нельзя будет участвовать в раскопках, – нахмурилась мама.

Проклятье! Не хватает еще из-за этих тайн лишиться единственной радости, которую сулит наше путешествие!

– А может, солнце здесь и вовсе ни при чем, возможно, на меня так толпа подействовала. Я чувствовала себя там не в своей тарелке. Да еще потерялась.

– Да, да, – сказала мама, и ее лицо побледнело. – Ты должна быть внимательнее и следить, чтобы такое больше не повторилось, ты поняла? Мы не дома, не забывай. Ходить по Каиру и ходить по Лондону – две большие разницы.

Я подумала, что это нечестно со стороны мамы – обвинять в том, что я потерялась, только меня.

– Ты заставила меня сильно перепугаться, Тео, – мягко продолжила мама. – Я никогда не простила бы себе, случись с тобой что-нибудь.

Мама приложила свою руку к моей щеке, и от удовольствия я зажмурила глаза.

– Прости, мама. Я не думала, что так получится. Толпа была такая большая, что я просто растерялась. Все кричат, пихаются, толкаются…

– Тсс. Я знаю, дорогая. Теперь все позади, все хорошо. Давай-ка я приложу тебе ко лбу холодный компресс. – Она прошла к умывальнику, намочила свой платок, отжала, затем вернулась и положила его мне на лоб. От мокрого платка тонко пахло мамиными духами, сиренью. – Я пойду вниз и распоряжусь, чтобы тебе прямо сюда принесли чашку бульона и тост, хорошо?

– Отлично. Спасибо, мама.

Она наклонилась, поцеловала меня в щеку, а затем направилась к двери.

– Мама?

– Что, милая?

– А можешь попросить, чтобы принесли еще сардин для Исиды?

Мама помолчала и только после долгой паузы ответила:

– Хорошо. Значит, бульон, тост и сардины.

Затем она закрыла за собой дверь, и я снова осталась одна.

Ну, все, хватит ныть, хватит жалеть себя… Хватит. Пора разработать план. Иными словами, придумать ряд действий, которые позволят мне… одним словом, план должен быть хорошим, вот и все. Да, очень не хочется смиряться с потерей золотого шара, но его поиски, как мне кажется, дело совершенно безнадежное. Табличка – дело другое, она намного важнее шара, потому что может привести любого, в том числе и Змей Хаоса, к хранилищу, где полно таких же могущественных артефактов, как шар, а может быть, и посильнее даже. Так что забудьте, дорогая Теодосия Трокмортон, о потере золотого шара и сосредоточьте все свое внимание на том, чтобы не дать слугам Хаоса завладеть Изумрудной табличкой.

В свое время мы обсуждали с Вигмером возможность того, что Змеи Хаоса обнаружат мое местонахождение. Чтобы этого не случилось, Вигмер собирался любыми способами попытаться отвлечь их внимание от Египта, но, похоже, слуги Хаоса на эту наживку не клюнули.

Теперь мне – опять мне самой – нужно каким-то образом держаться от них подальше и водить их за нос до тех пор, пока я не передам Изумрудную табличку в руки уаджетинов. А как только это будет сделано, у слуг Хаоса просто не останется причин преследовать меня.

Впрочем, нет, одна маленькая причина останется, и зовут эту причину «месть». Но неужели такая серьезная организация, как Змеи Хаоса, станет размениваться на такую мелочевку, как месть одиннадцатилетней девчонке? Или у них нет дел поважнее, а вокруг – рыб покрупнее, чем я?

На следующее утро мы встали пораньше и начали собираться в дорогу. Мама хотела успеть на экспресс, который отходил в Луксор в девять часов, но я так тянула резину – нарочно! – что в конечном итоге мы на этот поезд опоздали. Почему я это сделала? Да потому, что слуги Хаоса думали, будто знают все наши планы наперед, а я хотела сбить их с толку и показать, что это не так. Мама, разумеется, ничего о Змеях Хаоса не знала и поэтому была просто вне себя.

Наконец все было готово, и мама вызвала экипаж.

– Больше никаких осликов, хотя бы на время, – сказала она при этом.

Когда карета прибыла, гостиничный портье отнес в нее все наши чемоданы и сундуки, следом уселись мы сами и покатили на вокзал.

На улицах сегодня было по-прежнему многолюдно (по-другому в Каире не бывает), но спокойно: нормальная толпа людей, которые заняты своими повседневными делами. Всю дорогу я присматривалась – не преследует ли нас кто-нибудь, но никаких следов погони не заметила. И к нашей карете никто не приближался, если не считать нескольких торговцев сладостями и лимонадом да кучки чумазых ребятишек, выпрашивавших бакшиш[1].

И на вокзале сегодня было спокойнее, чем вчера. Никаких ораторов на пустых ящиках, никаких орущих мужчин с налитыми кровью глазами. Когда мы вышли из кареты, я посмотрела в сторону мальчишек-погонщиков с их осликами, надеясь увидеть среди них Гаджи, но не увидела.

Что же он теперь будет делать, бедняга, без работы и без денег?

– Теодосия!

– Да, мама? – откликнулась я, отводя взгляд от мальчишек и осликов.

– Останься здесь с багажом, а я схожу проверить, забронировали нам билеты на десятичасовой поезд или нет.

Тут мама бросила на меня такой укоризненный взгляд, что я вздрогнула. «Помни, я тебя еще не простила», – вот что говорил этот взгляд. Вздохнув, я поставила на землю свой саквояж и корзинку с Исидой, а затем уселась на мамин огромный дорожный чемодан – у нас в Англии их еще называют «пароходными кофрами». Быстро осмотревшись, я убедилась в том, что нигде поблизости не видно людей, которые похожи на слуг Хаоса, слегка расслабилась и принялась просто рассматривать прохожих.

Затем кто-то легонько постучал меня сзади по плечу, и от неожиданности я едва не свалилась с кофра. Обернувшись, я увидела перед собой Гаджи. Он был не один – со своей обезьянкой на плече.

– Здравствуйте, мисс.

– Привет! – ответила я, чувствуя, как внутри меня расправляет свои крылья надежда. – Ты был вчера вечером на конюшне?

– Нет, – нахмурился Гаджи. – Гаджи уже говорил вам, что не хочет туда идти. Там его ждет только большая выволочка.

– Ну да, разумеется… – Мои плечи опустились, крылья надежды тоже. Я быстро оглянулась, ища глазами маму – вряд ли ей понравится, что ее дочь вот так запросто болтает с одним из местных оборванцев. По счастью, мама о чем-то разговаривала сейчас с железнодорожным кассиром, и я вновь повернулась к Гаджи.

– Ну и ладно, все равно я рада тебя видеть. Хочу как следует отблагодарить тебя. – Судьба этого мальчишки не давала мне покоя с той минуты, когда я узнала, что из-за меня он лишился работы. – Я обещала тебе хорошо заплатить. – С этими словами я полезла в карман своей юбки.

– Очень хорошо, что мисс об этом помнит, – усмехнулся Гаджи.

– Вот. – Я вытащила несколько монет и протянула их ему. Оглянувшись, я увидела, что мама закончила свои дела у кассы. – Ты должен уйти до того, как вернется моя мама, – сказала я Гаджи. – Удачи тебе и спасибо!

С этими словами я легонько подтолкнула Гаджи, давая знак, чтобы он уходил. Я должна вести себя предельно осторожно, если не хочу, чтобы мама до самого отъезда из Египта посадила меня под замок.

– Но мисс…

– Ты помнишь, сколько у тебя было бы неприятностей, надумай ты вернуться к своему хозяину без ослика? Вот и у меня их будет столько же, если мама увидит, что я разговариваю с посторонними. Пожалуйста, уходи. Я действительно очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.

Гаджи понимающе покосился в сторону моей мамы, кивнул головой, а затем молча растворился в толпе пассажиров.

И как раз вовремя, потому что рядом со мной уже появилась мама и привела с собой носильщика.

– С кем это ты здесь болтаешь, Тео? – с ходу спросила она.

– Ни с кем, мама.

– Не лги. Я видела, как ты разговаривала с мальчишкой-египтянином.

– Ах, это, – небрежно махнула я рукой. – Он просто просил бакшиш.

– Ну хорошо, – сразу успокоилась мама. – Но не забывай вести себя осторожнее и не вступай в разговоры с кем попало. Если я не буду уверена в том, что ты…

– Можешь быть уверена, мама! Я просто сказала ему «нет» и велела немедленно уйти.

– Отлично, – коротко кивнула мама. – А теперь пойдем, пока и этот поезд не ушел без нас.

Мы безо всяких приключений добрались до вагона и вошли в свое купе. Оно было роскошнее, чем то, в котором мы ехали из Александрии в Каир, и больше напоминало не купе, а уютную гостиную. Мы с удовольствием уселись на мягких диванчиках, мама вытащила свой блокнот и принялась что-то писать в нем, а я подтянула ближе к себе корзинку с Исидой.

– А можно я выну ее… – начала я.

– Нет. Ни в коем случае, – не поднимая головы, ответила мама.

Я громко вздохнула, затем приблизила лицо почти вплотную к крышке корзинки и прошептала:

– Прости, Исида. Мама сказала «нет».

Пусть Исида знает, по чьей милости ей приходится сидеть взаперти в тесной корзинке. Затем я посмотрела на маму. Она действительно собирается до самого конца путешествия все свободное время либо писать что-то в дневнике, либо перечитывать написанное? Какая скука! Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что она там пишет, и словно невзначай спросила:

– А ты на всех раскопках ведешь свой дневник, мама?

– Да, дорогая, – рассеянно ответила мама. – На всех.

– И на тех раскопках, когда я родилась, тоже?

Рука, в которой мама держала авторучку, замерла в воздухе.

– Я… Не помню, появилась у меня уже к тому времени привычка вести дневник или нет. – Отвечая, мама не подняла глаз от дневника, и у меня появилось отчетливое ощущение, что она темнит.

– А по дороге в Луксор мы будем проезжать мимо храма, в котором я родилась? Его можно рассмотреть из окна поезда?

– Нет, – коротко и сухо ответила мама. – Думаю, что нет.

Я повернула голову в сторону коридора и едва не вскрикнула, увидев стоящую за застекленной дверью нашего купе маленькую фигурку и прижатое к стеклу лицо с расплющенным носом. В следующую секунду я узнала Гаджи.

Я перевела взгляд на маму, но она с головой погрузилась в свои записи. Тогда я вновь повернула голову к двери и одними губами беззвучно спросила: «Что?»

Гаджи головой показал, чтобы я вышла к нему в коридор.

Я отрицательно покачала головой и осторожно ткнула пальцем в сторону мамы, указывая причину своего отказа.

– Прекрати вертеться, Тео, – не поднимая головы, пробормотала мама.

– Да, мама, – ответила я, по-прежнему не сводя глаз с Гаджи. А он тем временем порылся в складках своего… ну да, мишлаха, все время забываю, как зовут эту хламиду, вытащил что-то наружу и поднес к стеклу. Увидев, что это, я не удержалась и ахнула от неожиданности.

Ридикюль! Мой любимый, дорогой чертов ридикюль!

В ту же секунду Гаджи попался на глаза нашему проводнику, который решительным шагом направился, чтобы прогнать оборванца из своего вагона. Ощутив какую-то суматоху, мама оторвалась от своего дневника и тоже посмотрела сквозь дверь купе.

– Мама, это мальчик, которому я обещала дать бакшиш. Сказала, что попрошу у тебя пару монеток для него. Дашь?

– Думаю, это не лучшая идея. Подачки развращают человека, Тео.

Я выпучила глаза и плаксивым тоном продолжила:

– Ну пожалуйста! Он слегка напоминает мне Генри, и мне вдруг представилось, как наш Генри стоит один посреди длинной платформы и просит у прохожих копеечку на хлеб…

– Типун тебе на язык, Тео! Как такое может случиться с твоим братом? У тебя воспаленное воображение. Ну ладно, дай ему денег, и пусть идет своей дорогой. – Она открыла кошелек, вытащила из него несколько монет и пересыпала в мою протянутую ладонь.

– Спасибо, мамочка! – Я вскочила на ноги, поцеловала ее в щеку и бросилась сквозь дверь в коридор, где проводник уже отчитывал Гаджи, осыпая его, как я догадалась, отборной арабской бранью.

– Все в порядке! – воскликнула я, с ходу встревая в их ссору. – Он со мной.

Проводник замолчал, нахмурился, а затем недоверчиво спросил, уже по-английски:

– С вами, мисс?

– Да, я попросила его найти меня в поезде. Он… принес одну вещь, которую я оставила.

– Ну ладно, – согласился проводник. – Только давайте поживее. Поезд сейчас отправится.

Он в последний раз окинул Гаджи презрительным взглядом и перешел к следующему купе.

Как только проводник отошел подальше, я вплотную придвинулась к Гаджи и прошептала:

– Где ты нашел мой ридикюль?

– Это не я, это Сефу, – улыбнулся Гаджи. – Вчера вечером он возвратился ко мне и притащил с собой эту сумку.

Гаджи протянул мне ридикюль, я быстро схватила его и с замиранием сердца почувствовала его привычную тяжесть, но, наученная горьким опытом, сразу же приоткрыла ридикюль и заглянула внутрь, желая убедиться в том, что шар бога Ра не подменили каким-нибудь апельсином. Шар подмигнул мне из темноты ридикюля своим золотым боком – все в порядке!

– Спасибо, – сказала я Гаджи. – Ты даже представить не можешь, как важна для меня эта вещь.

– А почему мисс-эфенди таскает с собой такой ценный египетский антик? – с подозрением спросил Гаджи.

– Моя мама археолог. Она ищет древние сокровища, работа у нее такая.

– Но ведь это наши сокровища, почему же тогда они не принадлежат нам? – нахмурился Гаджи.

Да, тут он попал в точку, ничего не скажешь.

– Думаю, так и должно быть, – медленно ответила я. – Но, знаешь ли, не я устанавливаю правила игры. И не моя мама их придумывает. Вот, возьми. – Я протянула ему взятые у мамы деньги. – Награда за то, что ты вернул мой ридикюль.

Гаджи сжал монетки в своем грязном кулачке, и в ту же секунду паровоз дал гудок и наш поезд дернулся с места.

– Быстрее! Тебе нужно успеть спрыгнуть! – воскликнула я.

– Не думаю, – беззаботно ответил Гаджи. – Пожалуй, я останусь в этом поезде и поеду в Луксор.

– А как же твоя семья? Они будут искать тебя, волноваться, с ума сходить!

– Никто меня не хватится, разве только один драчливый владелец осликов, – пожал плечами Гаджи. – Между прочим, семья Гаджи родом как раз из Луксора. Пожалуй, пора вернуться, поискать своих, узнать, что с ними. Денег, которые вы мне дали, как раз хватит на дорогу. Так что спасибо, и до встречи в Луксоре.

С этими словами Гаджи поклонился мне и пошел по коридору в ту сторону, где находились вагоны третьего класса. Так и не осознав еще до конца, что произошло, я возвратилась в наше купе, с наслаждением ощущая знакомое «бум-бум» – это бил меня по ноге спрятанный внутри ридикюля вернувшийся ко мне чудесный золотой шар.