Читать книгу Чертополох. Репортаж из поднебесья - Родион Рахимов - Страница 12

Татышлинский рай
Томаса Нигаматзянова
Публицистика

Оглавление

Наконец-то Томас с оказией прислал мне свою книгу. Позвонил, сказал, где и у кого забрать. Я на радостях поблагодарил его.

– Если будешь в Москве, обязательно заходи переночевать!

– Нет, ты сперва прочитай, что я о тебе написал, а то и на порог не пустишь, – рассмеялся он.

Получив книгу, тут же ознакомился.

Книга, в самом деле была толстая, в твердом и красном переплете с золотым тиснением. Красиво и с умом оформлена – не книга, а шкатулка. Правда, не сразу нашел свою фамилию, с небольшим текстом и без фото, и немного обиделся. Узнал своих друзей и жителей района. Оказывается, я многих знал. Приятно было прочитать о моих тибильских, ялгызнаратских и татышлинских учителях: о Михаиле Гоголеве, Ризе Рахматуллине, Густаме Камалове, Фазыле Бадретдинове, Герасиме Кандееве, Римме Нуриевой, Закире Лукманове, Фарите Губайдуллине, Борисе Туктарове, Вакифе Ялалове, Насиме Ковальской. И особенно о Лукмановой Ирине Валентиновне, учительнице русского языка и литературы, пытавшейся привить таким оболтусам, как я, любовь к литературе и русскому языку. Также об одноклассниках и друзьях-товарищах. Особенно о братьях по перу, вошедших и не вошедших на страницы этой книги: об Альфреде Фатихове, Финате Шакирьянове, Риме Ахметове, Разифе Галишанове, Ирике Ахмерове, Резиде Гараевой, Римме Нуриевой, Ангаме Атнабаеве, Галие Чокрый, – воспевающих красоту родного края и искореняющих своим остро наточенным пером все то, что нам мешает жить.

Шагая к метро, я начал ощущать тяжесть книги. Два с половиной килограмма вроде вес небольшой, но чем дольше нес, тем становилось тяжелее. Получается, я нес на плечах весь Татышлинский район: с его полями и лесами, с его бездорожьем когда-то и асфальтом теперь, с его замечательным народом, с их Родословной до седьмого колена, героями всех войн, вернувшимися с поля брани и оставшимися там навечно, но не стертыми из памяти тех, кто еще жив и будет жить.

Помню, так же было нелегко идти по главной улице Москвы 9-го мая, в день 70-летия Победы над фашистской Германией, с пожелтевшим портретом своего отца, бойца трудового фронта, и – мысленно – с портретами своих односельчан и уроженцев Татышлинского района в шеренгах «Бессмертного полка». Людская река, тысячи и тысячи людей, начиная с Белорусского вокзала и заканчиваясь где-то у Кремля, вместе со мной несли портреты своих родных и близких людей. Раскатистые крики «Ура-а-а!» то и дело, как лавина, накрывали сзади и катились вперед, к Красной площади. Народ ликовал!

И мне вдруг стало стыдно за свою обиду. Были люди достойнее меня, которые удостоились лишь нескольких строк. А я тут иду к метро «Таганская» по Товарищескому переулку, обиженный на товарища Нигаматзянова за то, что он пропустил мою фотокарточку, и думаю о несправедливости. Есть люди достойнее меня, и каждый из них достоин рассказа, а то и целой книги. Каждый человек по-своему уникален и интересен. Но что делать, таков формат книги. В книге много не напишешь.

Итак, книга Томаса Нигаматзянова лежит теперь у многих на столе. Признаться, это ведь не только энциклопедия, но и историческое исследование. Где, например, решается пресловутый башкирский вопрос происхождения наименований деревень и сёл. Вспоминаю те далекие времена, когда еще я работал на Уфимском моторостроительном заводе и, по совместительству, внештатным корреспондентом газеты «Ленинец»; и отправили меня написать что-нибудь о студентах Уфимского педагогического института. Вспоминаю спор студента Вадима Шайхлисламова с профессором Кузеевым о наименовании поселений не только башкирскими именами, но и словами из языков тех народностей, которые там проживают, например, удмуртскими. И его рассказ про потерянный топор, «Тэтчи эши» («Здесь потерял»); получилось: Тэтчиэши – Тэтиш – Татышлы. И что интересно, Раиль Гумерович соглашался. Об этом пресловутом вопросе в своей книге упоминает и Томас.

Также, если башкирский историк Асфандияров в своей книге «История сёл и деревень Башкортостана» дал ответ только десяти процентам поселений Татышлинского района, то уже Томас, используя аналитику, встречаясь с аксакалами и изучая истории деревень в музеях школ, описал оставшиеся девяносто. Это плюс! Но было бы неплохо включить историю и «погибших» или «бесперспективных» деревень, таких как Кардон-Тибиль, Михайловка, Урняк и других. Например: Кордон-Тибиль в те времена гремел на всю округу, имея свою семилетнюю школу, клуб, магазин, гаражи с автомобильным и тракторным парком, пекарню, где пекли изумительный по вкусу хлеб, водяную мельницу, столярные мастерские, конный двор с «тяжеловозами» и свою электростанцию с «лампочкой Ильича». Правда, до тех пор, пока была работа. Спилили лес – не стало и работы. И разъехались люди кто куда в поисках работы и хлеба насущного. Чтобы потом временами возвращаться и, сидя на берегу обмелевшей речки Тибильки, со слезами на глазах вспоминать о днях нелегкой, но счастливой жизни… А это минус. Но, тем не менее, книга уже написана.

Это не только книга, но еще и Памятник. Книга памяти всех односельчан нашего Татышлинского района.

Вечером, немного ознакомившись с книгой, позвонил Томасу.

– Ну что, Томас, поздравляю тебя с книгой! – говорю я, – книга получилась ёмкая, интересная, заслуживающая уважения к тебе и редакционной коллегии, ко всем тем, кто принимал участие. По себе знаю, вложен огромный труд многих людей. Так что мое предложение остается в силе. Будешь в Москве, заходи, – сказал я, и шутливо добавил, – но будешь ночевать на кухне – за то, что пропустил мою фотографию!

– Да, согласен, – рассмеялся он, – а я тебя приглашаю в Казань. Я живу один, и места всем хватит. Да, многие обиделись, придется писать второй том.

Автора книги я знаю с детства. Приезжая на летние каникулы в Татышлы к любимой сестре Сажиде Исламовой, проживавшей в то время за старым универмагом, играли с ребятами в футбол «улица на улицу», в «казаки-разбойники» и бились в городки. Мальчик с редким именем Томас (Радиков в то время было больше) с детства выгодно отличался от нас, всегда опрятно одетый и подтянутый, ему хотелось подражать и брать с него пример. Томас был на четыре года старше. И у него были свои дела, потому он мало возился с нами, с «мелюзгой». И поэтому я больше общался с его братьями, но еще больше – с Хасановыми: Рафаэлем, позже – с Айратом, Ринатом и Наилем. Они, как жившие напротив, через улицу, и переехавшие из Кордон-Тибиля, были и остаются для меня как близкие родственники. Такими же родственниками стала семья Шайхлисламовых. Гадият-абый даже прозвал меня «Пахарем».

Дело тут вот в чем: как-то весной они решили вспахать огород, но управлять сохой никто толком не умел, и мой приход для них был спасением, так как у меня уже был опыт в этом деле. И мы с Вадимом вспахали огород на радость ветерану войны и труда, ко Дню Победы. А что касается моего друга Вадима, то сегодня он достоин не только уважения, но и подражания: оставив в городе все – квартиру, работу и карьеру, – вернулся в родительский дом, сделал пристройку к нему, превратил усадьбу в загляденье изнутри и снаружи, хоть экскурсии води, ухаживает теперь за престарелыми родителями.

Позже, когда я учился в Татышлах, Томас с товарищами организовали вокально-инструментальный ансамбль и выступали на школьных танцах и в районном Доме культуры.

В то же время он начал баловаться стихами и рассказами. После, когда я пришел из армии, он уже демонстрировал книжечки – толщиной с ученическую тетрадь, но с такой гордостью, как будто написал «Войну и мир». А теперь – на тебе, уже несколько толстых книг и уйма публикаций на разные темы. Можно только по-хорошему позавидовать.

Так же хорошо знал всю семью Томаса. Любимая сестра моя Сажида Исламова, кстати, дружившая с Райхана-апай, по доброте своей душевной, всегда приберегала к моему приезду на отпуск пару-тройку выходов по очередности «пастушить» за общественным скотом. И за день работы пастухом на пару с Фазыл Башировичем я, набегавшись, уставал так, что забывал, отдыхал ли на море? Но пообщавшись между делом с таким «ковбоем» и учителем, всегда оставался довольным.

Старшим по соблюдению очередности на общественных началах был отец Томаса Тимерхан-абый, с которым частенько встречались и говорили про жизнь. За его плечами была большая жизненная школа и опыт, не прислушаться к которому было нельзя, я слушал и мотал на ус. А что узнал от таких учителей, как Тимерхан-абый, Фазыл Баширович и Закир Лукманович, вы уже, надеюсь, читали. И что интересно, у нас с Томасом были одни и те же учителя. А Закир Лукманович, вечная ему память, стал моим читателем и собирателем моих публикаций из номеров газеты «Татышлинский вестник» и каждый раз показывал и делился своими впечатлениями, пока Ирина Валентиновна как добродушная хозяйка угощала нас чаем, когда я заходил к ним по приезде в Татышлы.


Вопрос, часто задаваемый моими читателями на творческих встречах: «Как стать писателем»?

«Прежде чем стать писателем, – отвечаю я, – надо придумать и написать хотя бы рассказ. Раз пятнадцать переписать. Потом отдать, кому-нибудь отредактировать. Потом править после его правки и дать отлежаться неделю – и снова отредактировать. Дальше напечатать в какой-нибудь газетке. Дописать после публикации. И только потом можно отложить в папку, где, возможно, потом наберется штук сто-двести таких же рассказов, обняв которую, будешь обивать пороги издательств, если найдешь уйму денег на издание этой книги. Такую работу может выдержать не каждый, только влюбленный в свое дело, и если есть что сказать.

Писать, когда уже не можешь не писать. Когда просыпаешься ночью от зуда в руках и садишься за письменный стол. И только тогда, может быть, когда-нибудь тебя назовут писателем, и, может быть, поставят памятник. А потом будут плевать в тебя завистники – и сносить твои памятники. И такое бывает! Если готов пройти все это, можешь стать писателем. Или не стать».


Говорят, человек за свою жизнь должен посадить дерево, построить дом, воспитать сына и написать книгу.

Что касается автора книги, то его затронули все перипетии. Можно его ругать, обзывать нехорошими словами, но он написал свою книгу в «Год Литературы» и семидесятилетия Победы в Великой Отечественной войне – и теперь достоин уважения. Так что, если он приедет в Москву, придется усадить его на самое почетное место, угостить коньячком, а потом уложить спать в комнате, на самой большой кровати.


Говорят, слово материально. И тем более слово, напечатанное на бумаге, приобретает самостоятельность и уже живет отдельно от своего хозяина, обретая бессмертие. Такое же бессмертие я пожелал бы книге Томаса «Татышлинский рай»! А ему самому – дальнейших творческих успехов при работе над вторым томом, учитывая пожелания и конструктивную критику своих читателей!

Чертополох. Репортаж из поднебесья

Подняться наверх