Читать книгу Офицеры. Книга вторая. У края - Роман Булгар - Страница 10
Глава вторая
Поток
2
ОглавлениеОставив свои вещи на перроне, Шустрик рванул в город. Ему позарез необходимо было провернуть все свои дела в течение двух-трех часов и успеть вернуться на вокзал. Евдокия Тарасовна после проведенной вместе ночи утречком пообещала посодействовать ему. Женщина сама собиралась поговорить с проводницами поезда, что отправлялся до Бреста, чтоб они помогли Ванечке в торговле из-под полы водочкой во время дальнейшей поездки.
– О, баба! – Шустрик, вспомнив ее взгляд, поежился. – Змеюка!
Когда за окном потемнело, женщина прикрыла дверь.
– Наливай… – на ее полноватых губах появилась непонятная ему усмешка. – Чего застыл…
Не чокаясь, они выпили. Задернув шторку, Евдокия Тарасовна расстегнула пуговки на форменной рубашке, распахнула ее, одним неуловимым движением вывалила пудовую грудь.
– Женат? – спросила она, стягивая юбку с мощных бедер.
– Женат… – ответил Ванька.
Сладко потянувшись, женщина огладила руками себя по бокам, перегоняя с места на место толстенные жировые складки.
– И детки имеются? – женская ладошка приподняла левую грудь, любовно удерживая на весу бесформенную массу.
Уводя ошарашенные, смущенные глаза в сторону от бесстыдно раздевающейся перед ним далеко не молодой, потерявшей красоту и привлекательность женщины, Шустрик кивнул головой:
– Мальчик и девочка…
До него дошло, что не договорила хитрая бабенка, когда тонко намекала ему на то, что они сладятся. Именно возможную между ними связь проводница и имела в виду, когда согласилась на его предложение провернуть небольшое, но прибыльное дельце.
– Детки – это хорошо…
Выпятив огромный голый зад, Евдокия Тарасовна расстелила постель, кинула в изголовье подушку.
– От тебя, Ванюша, не убудет, – усмехнулась она. – А мне радость капнет…
Конечно, от него не убыло. Пока еще бабенка сладко дрыхла, пуская слюнявые пузыри, Шустрик поутру пересчитал выручку. За вычетом доли хозяйки вагона у него набралось больше трех сотен навару, что составляло полторы его лейтенантские получки. Вовсе недурно у него вышло. Да и женщина в постели оказалась вполне. Он поначалу даже сомневался в том, что у него что-то получится, но Евдокия Тарасовна умело настроила его…
– А ты, Ваня, ничё, – женщина удовлетворенно зажмурилась. – Можешь бабе потрафить. А мы любим энто дело, хоть годы наши и ушли. И чем дальше они бегут, тем больше энтого хочется…
Разговорившаяся Евдокия, сама не ведая того, подтвердила давно крутящуюся в его голове мыслишку о том, что женщины в возрасте не меньше молодых бабенок жаждут плотской любви…
Подали состав. Носильщик подкатил тачку и раскидал ящики с водкой по трем вагонам, по два в каждый. После первой удачи Шустрик решил не мелочиться и прикупил сразу шесть коробок со «Столичной», разлитой по бутылкам с фирменной закруткой.
В том вагоне, где ехали ребята с его батареи, Ване в очередной раз места не нашлось, да он и сам благоразумно не стремился к тому и не лез к ним. Приткнулся Шустрик с хлопцами из 11-й роты, где на него никто особо косо и враждебно не смотрел.
Правда, полку ему выделили боковую, верхнюю, в самом конце прохода, возле общего туалета.
– Що тута мне спать? – моргнул он озадаченными глазами.
Скрипучая дверь ни на одно мгновение не закрывалась, то и дело хлопала, с толчка ощутимо тянуло зловонными ароматами…
– Извини, Ванька… – старший по их вагону развел ухарски ухмыляющимися руками, – иного не нашлось. Все, как по чину…
– А не нравится, иди к своим… – добавили со смешком.
– Они тебя в сортире определят…
– Усадят на «царский» трон…
– Уважение и почет тебе окажут…
– За любовь твою и ласку к ним…
Пришлось Шустрику беззвучно проглотить жгучую обиду и кинуть свои вещи на указанное ему место. Толпа обладала силой, отныне ему неподвластной. Получив новенькие лейтенантские погоны, бывшие курсанты и их младшие командиры, все оказались по кругу равны…
– Еще посмотрим! – Ваня плеснул себе в стаканчик.
Через часик парень незаметно переместился в служебное купе, навел мостки с бабой Шурой, как величали их проводницу.
– Я вас всех еще буду иметь…
По крайней мере, пока он всех их имеет на деньги, втридорога толкая спиртное на глотку страждущим и по пояс бестолковым…
Утром подъехали к Бресту. Молодые лейтенанты выгрузились и сложили все свои чемоданы в одну огромную кучу. Определились с дежурством. Всего их доехало до границы сто двадцать с лишком человек. Рэму предложили, но он наотрез отказался командовать и управлять сборняком. Пожал плечами он и вполне резонно заявил о том, что теперь у них у всех на плечах одинаковые погоны, и каждый должен отвечать, прежде всего, сам за себя. Если у кого-то возникает горячее желание «порулить», то тому и все карты в руки.
Тем более, среди них крутился и Ваня Шустрик. Их бывший доблестный старшина батареи. Шустрику все время хотелось ими покомандовать, до зуда в ладонях. И он командовал ими. Правда, Ваню сейчас никто и слушать не желал. Как и общаться с ним.
Вот и аукнулись Шустрику те самые годы, когда он жесткой, безжалостной и зачастую неправедной рукой наводил свой порядок в батарее, когда он простого курсанта за человека не считал.
И в общем строю на выпуске их Ваня не стоял, побоялся, что в отместку с ним могут учудить неладное, жестоко опозорить на глазах у всех присутствующих на торжестве…
В Бресте, у самой границы Советского Союза, в один могучий поток слились воинские команды, отдельные небольшие группы и офицеры, следующие в одиночку.
Железнодорожный вокзал кишел бравыми парнями в новенькой офицерской форме. От них рябило в глазах. С большим трудом удалось взять билеты на вечерний поезд.
– Ребята, я знаю, куда нам можно пойти, – с таинственно загадочной улыбкой на лице заявил им Сашка.
На исторических развалинах знаменитой Брестской крепости четыре «мушкетера» устроили «Совет в Филях». Понемногу они выпивали и помногу закусывали. И между делом, как полагается, речь вели. Рэм задумчиво слушал не в меру разгоряченного Сашку.
– Идея заманчивая, – наконец-то, высказался и он. – Попасть всем четверым в одну часть, – Рэм внимательно оглядел каждого из сидящих перед ним ребят. – Давайте, прикинем наши шансы. Ты, Саша, конечно, обязательно попадешь туда, куда стремишься…
Говоря об этом, Валишев невольно ухмыльнулся.
– Я думаю, что везде, где только можно, твоя личность давно взята на строгий контроль и учет.
– Ну, ты… как скажешь… – Сашка смущенно улыбнулся. – Хоть ложись, хоть падай…
– Как оно есть, так и есть. И нечего строить из себя невинную овечку, – Рэм озорно подмигнул. – Перейдем непосредственно ко мне. Если мне как медалисту предоставят право выбора, то я тоже смогу, возможно, без проблем пройти через все сита. А вот…
Разводя руками в сторону, Валишев скептически покачал головой. У некоторых товарищей, по его мнению, определенные трудности на тернистом пути к славе непременно возникнут.
– Я с вами в одну часть не пойду, – негромко заявил молчавший все время Малахов. – Имейте в виду…
Недоуменные взоры «мушкетеров» обратились в его сторону.
– Ты, Жека, имеешь что-то против нас? – нахмурился Сашка.
– Против вас лично, ничего. Но понимаете… – Жека задумался, не зная, как проще высказать друзьям свою мысль.
За прошедшие четыре года он порядком подустал жить в тени своего командира. Ни для кого не составляло секрета, что не будь Рэма, именно Жека занял бы его место, получил бы злату медаль…
Скорее всего, подобное ожидает его и в части, если он станет служить там вместе с Рэмом. В таком случае он всегда будет только вторым и в очереди на получение вышестоящей должности. Сашу Григорьева он в расчет не брал. У Григорьева имелись такие связи, что Сашка в любом случае своего не упустит…
– Думаю, что для меня будет лучше. Я хочу испробовать свои силы, ни на кого не оглядываясь…
Остальное, что Жека прямо не высказал, хорошо читалось в его глазах, и Рэм прекрасно все понял.
– Каждый имеет право на выбор. У нас остается Миша. С ним как раз все выйдет тяжелее, – он кинул на друга вопросительный взгляд. – Да, Миша?
– А, гм, что я? – Спивак неопределенно пожал плечами.
– А, гм, что ты? – Рэм не удержался и передразнил его. – Что ты, Миша, сможешь предъявить в качестве своего козырного туза? Молчишь, не знаешь, что сказать…
Единственным критерием оценки выступит диплом, обычный, «синенький». Встречают у них, как оно водится, по одежке. Потом уже по уму провожают, если таковой еще окажется в наличии…
– Ты, Саша, пойми без обид… – Рэм посмотрел на Григорьева. – Если станет вопрос о том, с кем мне пойти дальше – с тобой или со Спиваком – я выберу Мишу. Ты считай, что едешь к себе на вторую родину. Ты и один не пропадешь. А мы с Михаилом с первого дня все четыре года вместе небо коптим. Ты извини меня, Саша, я его одного не брошу, – Валишев ободряюще подмигнул совсем, было, приунывшему Спиваку. – Вдвоем всегда легче, чем одному…
Взмахнув рукой, он улыбнулся. Ну, а если получится втроем, значит, так тому и быть…
Отставив в сторону все свои остальные дела, Баталов обложил переговорный пункт и приступил к долговременной осаде. По его просьбе девушка набирала один номер телефона за другим. Нигде его жены не наблюдалось. Домашний телефон не отвечал. Как ни хотелось ему, снова пришлось звонить на квартиру Наташи.
– Это, Славка, опять тебя, – ухмыльнулась хозяйка, услышав характерные трели вызова с междугородней станции, и не подошла и не подняла трубку.
Состряпав недовольную рожицу, гостья ответила:
– Алло, я слушаю…
У Костика, словно гора упала с плеч.
– Мира, выслушай меня…
За прошедшие сутки он многое успел передумать. Если бы не незримая поддержка Мартова, то еще на втором курсе его, скорее всего, с треском «прокатили» бы на очередных выборах.
Лишь благодаря сверхактивной позиции замполита дивизиона его снова избрали в комитет ВЛКСМ дивизиона. Со скрипом…
Полученной золотой медалью он целиком и полностью обязан не своим личным знаниям, а тому положению, что он занимал. Одно неизменно тянуло за собой другое. Оборвись одно звено, вся его цепочка удач мгновенно рассыпалась бы. Непременно…
– Я слушаю тебя, Баталов, – вкрадчиво промурлыкала Славка. – Давай, кайся!
На лице Костика проступили капельки пота. Не ведая того, что знает его жена, не видя ее глаз, он совершенно терялся.
– Ты понимаешь, мои друзья…
Терпеливо выслушав нелепое нагромождение оправдательных несуразиц, девушка покачала головой:
– Баталов, не ври! Не унижайся! Наберись, хоть раз в жизни, мужеской смелости и выложи мне все начистоту! Облегчи душу!
– Мира, я…
Теперь он совершенно не знал, что сказать. Если жена в курсе всего, что вполне возможно, судя по тому, что она находится у Наташи, то его дела плохи. С другой стороны, если бы Мира все про их связь прознала бы, то, вряд ли, осталась бы у Наты ночевать. Нет, он окончательно запутался. А кругом одни волчьи капканы…
– Ты чего замолчал, Баталов?
Боясь, что жена бросит трубку, Костик бухнул:
– Я каюсь!
– В чем?
Тяжело вздыхая, парень моргнул:
– Во всем!
– Баталов, это не ответ. Ты излагай мне конкретно!
Холодные капли пота стекали по спине, но Костик этого пока не замечал, продолжал юлить и выкручиваться:
– Я виноват перед тобой!
По лицу Славки ползла улыбка, полная едкого сарказма:
– Я в этом не сомневаюсь…
Наблюдавшая за нею хозяйка сохраняла ироничное молчание.
– Ладно, Баталов. Делай мне вызов. Приеду к тебе, обо всем поговорим. О тебе, обо мне и о Наташе…
Опустив трубку, Славка мстительно усмехнулась. Пусть муж помучится. Висящее Дамокловым мечом не проходящее чувство вины всемерно способствует укреплению семейных уз.
Она ему не простила, нет. Она оставила себе шанс на то, чтобы без всяких осложнений поехать в заграницу. Только и всего. А там они будут на все еще внимательно и тщательно посмотреть…
Молодые лейтенанты оглянулись, посмотрели друг на друга. Интересный, все-таки, вокзал в Бресте.
Два зала ожидания. Один зал – для простых людей, а другой – терминал для интуристов. Для «белых» людей и для «черных».
С подобной постановкой вопроса друзья столкнулись впервые. Чудно казалось им и то, что и перронов существовало-то два.
На одном уложили рельсы с широкой колеей, а на другом – с узкой, европейской. Почему-то у них в стране все оказывается совсем не так, как у всех людей, ну, у ближайших соседей. Такой, на первый взгляд, простой вопрос, как ширина железнодорожной колеи, и то не смогли согласовать со всем оставшимся миром.
Хотя, бытовало мнение, что в данном вопросе они обогнали планету всю, приняв за стандарт 1520 мм, вместо 1435 мм, как в старушке Европе. Там, не мудрствуя лукаво, взяли ширину колеи повозок, изготовлявшихся еще в Древнем Риме. А их родная колея, по мнению специалистов, намного устойчивее и перспективнее.
Если поезд шел проходящий, то прибывал он на один перрон, например, с широкой колеей, а убывал с другого. Пока пассажиры пару часов гуляли на свежем воздухе, подкреплялись в ресторане, состав целиком отгоняли в депо, меняли колесные пары у всех спальных вагонов. Кое-кто перемен не замечал, если ни сном и ни духом не знал про то и не ведал.
Таможня… У простого советского человека одно это слово мгновенно вызывало почтительный и трепетный страх, временами и местами доходящий буквально до обморочного ужаса. Жуткое чувство. Если у них что найдут запретное, и их не пропустят!!!
Упаси Боже, ежели везут они с собой нечто лишнее или, хуже того, неразрешенное. Новички лихорадочно проверяются, раз за разом пересчитывают свои денежки. А что, собственно, их считать?
К провозу разрешены тридцать рублей и ни копейкой больше. Три красные купюры по десять рубликов, три советских червонца. Предпочтительно, чтоб новенькие, хрустящие в руках.
Советская валюта. Рубли вскорости предполагается обменять на денежные знаки страны пребывания.
Что еще? Ах да! По три бутылки водки на брата. Больше никак нельзя. И никаких скоропортящихся продуктов. От тихого кошмара голова идет кругом. Но волнуются в основном лица гражданские.
Молодые офицеры спокойны. У них, кроме военной формы, в чемоданах практически ничего нет. Если только, может, водки чуть больше, чем положено. Но это не страшно. Если что, они излишек сразу на месте проверки уничтожат. Не пропадать же зря добру.
Объявили посадку на поезд Брест-Франкфурт. Именно тот самый Франкфурт, что стоит на Одере. Вообще-то, их два. Есть еще один – на Майне. Но им пока туда не надо. Там, к сожалению, живут другие немцы, западные. Народ один, а страны – две…
Едва голос по радио умолк, и тут же перед столами, возле которых застыли неприступного вида таможенники, выстроились длинные извивающиеся очереди.
Несговорчивые стражи все чемоданы и сумки без исключения подряд открывают, вещи перебирают, досконально просматривают, тщательно перетряхивают. Одних уже просят на личный досмотр.
Вот мужчину под руки повели люди в штатском. По их бравому виду и по молодцеватой выправке явно и издалека заметно, что принадлежат они, скорее всего, к одной небезызвестной службе.
Молодежь пыталась просунуться к столам, но их команду все время просят немного обождать и не лезть в общую очередь. До отправления остается всего тридцать минут, двадцать пять…
Лейтенанты начинают недоуменно переглядываться: когда же до них очередь дойдет? Уж, наверняка, поезд ждать их не станет.
Там не матушка-Россия, как-никак поедут по Европе. А в ней, в Старушке, в отличие от родной сторонки не очень любят бардака.
Вспомнили и про них! Один проход освободили, и старший таможенник дал команду их чересчур многочисленной группе.
Строгая девушка в форме у стола жестами показывала им, что огромные и битком набитые чемоданы открывать не стоит, возни с ними – за день не обернуться! Одни декларации их ей и нужны.
Беглый просмотр листка бумаги, одним давно отработанным движением руки – оттиск печати. Следующий! Быстрее, быстрее! Вперед, не задерживать остальных. Цепкий взгляд пограничника на паспорт, а потом и на оригинал. Шлеп! Штамп в паспорте: «Выехал из СССР такого-то…». Все! Следующий! Следующий!
И все? Пять минут прошло, и лейтенанты дружно стоят все на заграничном перроне. И Таможня, и Граница пройдены.
Тут выясняется, что на них на всех дали места в одном вагоне. Их-то – сто двадцать с копейками, а мест – всего восемьдесят и одно. И то, если посчитать плацкартный вагон за общий. Вот дают прикурить огонька! По их, по-военному.
Дежурный помощник военного коменданта по воинским перевозкам не смог придумать ничего лучшего, как всунуть всю их многочисленную команду всего в один вагон. Жаловаться ребята, подумалось помощнику, когда он отдавал билеты в руки Баталову, не будут. Завтра они разлетятся по самым разным концам Польши и Германии. Подобный трюк проделывался им не в первый раз.
Обстановка резко накалялась, народ весь недовольно загудел. Предвидя, что вот-вот может начаться хаос, когда шумная толпа примется с боем отвоевывать для себя пока еще вакантные места, которых на всех явно не хватит, Рэм болезненно поморщился.
Понял лейтенант, что вмешаться в их организацию ему все-таки придется. Подхватив с собой Сашку, он подошел к перепуганной не на шутку проводнице и попросил ее закрыть дверь вагона.
– Так надо, девушка, поверьте мне…
Недовольный гул усилился. Но бывшего старшего сержанта они знали, знали неплохо, а потому все ж прислушались к тому, что он им говорил. Своими четкими, резкими, короткими командами, подкрепленными язвительными словечками из нетрадиционного лексикона, Рэм быстро привел всех в чувство.
– Отставить балаган, босота с Пересыпи! Слушай меня сюда…
Помутневшие от изрядного количества употребленного внутрь, глаза у абсолютного большинства чуток просветлели, на угрюмо сжатых губах заиграли ухмыляющиеся улыбки. Проняло…
Еще пару минут назад абсолютно неуправляемая толпа на глазах деформировалась, со скрипом перестроилась, как когда-то учили, побатарейно и спокойно, без всякого шума пересчиталась.
Распределили имеющиеся места. Каждой батарее отдали по два купе с прилегающими к ним боковушками, а последнее девятое купе выделили под весь оставшийся сборняк. Назначенные старшие быстренько раскидали подотчетный народ на указанные места.
Совсем другое дело. Тут и двери пора открывать. Осталось времени на все и про все минут семь. Маловато. Да им, в общем-то, и не привыкать к скоростным загрузкам подобного рода. Если вспомнить, как грузились в вагоны на стрельбах…
– Ловко ты их, однако, – вскользь заметил Сашка. – Как будто всю жизнь рассадкой по вагонам занимался.
– Понимаешь, главное в этом деле… все треба делать вовремя, – ответил ему Рэм, облегченно вздыхая и переводя дух. – Если бы наши архаровцы успели зайти в вагон, то мы и до самой Варшавы не смогли бы рассесться…
Скорее всего, они вообще бы не успели осуществить посадку. Узкий проход застопорился бы, и все. «Пиши: пропало…».
– Ты же сам видел, сколько человек в приличном подпитии. В тесноте с ними труднее воевать…
И еще он добавил, что на свободном пространстве они еще кое-как управляются, что-то и где-то помнят смутное о дисциплине, о других товарищах. А в тесноте вагона их внутреннее «Я» вмиг пересиливает все остальные чувства. Пока они еще чувствуют себя одной единой командой, с ними легче справляться.
– Ты, Рэм, сильно строго их судишь, – Григорьев с сомнением качнул головой. – Я думаю, все они крепко осознали, что выросли из курсантских погон.
– Ты так считаешь? – иронично улыбнулся Рэм. – А ты видел на вокзале двух танкистов? Они в Бресте пятый день. Из кабаков не могут вылезть. Опоздали, видно, к назначенному сроку прибытия. Теперь боятся ехать и заливают свой страх вином. Наверное, из тех, кто добирается до места службы поодиночке. Личную свободу-то герои сразу почувствовали, а самостоятельности, к сожалению, и ответственности пока еще никакой. Одним словом, пацаны…
За один миг свое привыкшее к постоянному контролю сознание не переделать, на все нужно определенное время, ну и… мозги…