Читать книгу Ярость Антея - Роман Глушков - Страница 4

Большие, как трамвайные колеса, шкивы подъемника вращаются у меня над головой, пропуская по своим пазам скрипучие толстые тросы. Огороженная перилами платформа вздрагивает и покачивается от порывов ветра, но исправно, метр за метром, продолжает везти меня вниз. Однако раскинувшаяся подо мной Mantus sapiens неподвластна ветряной стихии. Густой белый покров приближается неторопливо, словно низкий облачный слой для идущего на посадку авиалайнера. И эта неспешность действует мне на нервы хуже зубной боли.

Говоря начистоту, я бы предпочел, чтобы меня забросили в «Кальдеру» на парашюте. Уверен, во время прыжка мне было бы попросту не до сомнений и пораженческих мыслей. Но, к сожалению, Тихон Рокотов не настолько опытный парашютист и не может уповать на безопасное приземление в разрушенном городе. Да и неизвестно, в какие неприятности я бы вляпался, десантировавшись наугад в неизведанный район. А неспешная поездка на подъемнике позволяет изучить обстановку с высоты, без необходимости сходить на землю. И если в ходе спуска что-то покажется мне подозрительным, я могу подать сигнал красной ракетой, чтобы бойцы Верниковского поскорее вытягивали меня обратно наверх. Поэтому и приходится спускаться вниз, как какому-нибудь мойщику окон, а не героическому спецагенту, в которые произвел меня позавчера командир антикризисной бригады.

Неожиданный каприз судьбы для того, кто еще неделю назад лежал в психушке безо всякой надежды выйти оттуда в ближайшую пятилетку, верно? Хотя считать везением такую свободу – чересчур самоуверенно. Вести речь о моей полной реабилитации рановато, поскольку ее еще требуется заслужить. Для этого я должен пройти по маршруту экспедиции Ефремова и попытаться отыскать место, где он погиб. А если повезет, то и его тело плюс некий специфический груз, который нес с собой академик. После чего подобрать контейнер – Верниковский уверял, что он нетяжелый, поскольку пожилой геолог без труда таскал его в одиночку, – и вернуться к подъемнику.

Но это – задача-максимум. В действительности моя работа будет уже считаться успешной, если я в добром уме и здравии пересеку туманную завесу, хорошенько осмотрюсь и, вернувшись на поверхность, доложу об обстановке на дне «Кальдеры». При таком раскладе меня тоже ожидает вознаграждение, но оно сводится всего лишь к выписке из клиники под ответственность комбрига, предоставлению казенной квартиры в каком-нибудь райцентре и жизнь на пособие по инвалидности. В случае же полного успеха я могу рассчитывать на официальную награду, полную реабилитацию, восстановление на службе и продолжение ее под командованием Верниковского. А в будущем – на почетную отставку, повышенную геройскую пенсию и кучу социальных льгот. Такие гарантии Александр Игнатьевич дал мне лично, и у меня не было повода подвергать его слова сомнению.

В общем, стимул задержаться внизу и поискать чемоданчик Льва Карловича у меня есть. Тем более что генерал набросал примерный план маршрута ефремовской экспедиции. Знать бы только, как отреагирует Душа Антея на мое вторжение и не помешают ли кальдерцы моим поискам. Комбриг высказал гипотезу, которую, в свою очередь, выдвинул Ефремов, что носители разумной мантии проявляют агрессию, лишь очутившись за пределами «Кальдеры». Насколько объективна эта теория, ни тот, ни другой понятия не имели. Академик строил свою догадку на том факте, что отыскавшие подъемник и эвакуированные из аномальной зоны люди становятся одержимы насилием лишь спустя некоторое время: обычно – от шести часов до суток. Вполне вероятно, говорил Лев Карлович, что в «Кальдере» ему хватит для защиты одной лишь флейты, а сопровождающая его группа спецназа окажется не у дел. Но подстраховаться, конечно же, все равно не помешает.

Что стряслось с экспедицией и почему из одиннадцати ее участников – Ефремова и десяти бойцов «Громового Кулака», – возвратилось лишь семеро невменяемых солдат? Верниковский решил, что исследовательскую группу постигла беда, приведшая не только к гибели четырех человек, но и поломке либо утрате флейты. Из-за этого выжившие спецназовцы лишились генерируемого ею защитного барьера и, отступая назад, к подъемнику, оказались захвачены Душой Антея. После чего были вытащены на берег и даже успели сказать товарищам несколько невнятных фраз, прежде чем замолчали окончательно. В таком состоянии пострадавших доставили в клинику, где они, несмотря на усиленную охрану, умудрились все же вырваться из боксов и учинить побоище…

Платформа в очередной раз качается на ветру, и я невольно ежусь. Еще немного, и надо мной сомкнется белая и плотная, как вата, Mantus sapiens. Любопытно: ветер над ней дует такой, что с ног сбивает, а эта вроде бы обычная газообразная муть растеклась по «Кальдере» и даже не шелохнется. Чего она на самом деле выжидает? Уничтожила огромный город и затаилась. Копит силы для более сокрушительного удара? Ничуть не удивлюсь, если вскоре выяснится, что так оно и есть.

Я стараюсь обуздать волнение, но одна паническая мыслишка никак не дает мне покоя. А что, если тогда, в клинике, Душа Антея просто побрезговала мной как носителем, и потому не факт, что сейчас она поступит так же. Я поправляю на плечах походный ранец, пробую в который уже раз, легко ли снимается с предохранителя «АКМ-070» (электронные примочки на нем отключены – все равно при контакте с мантией все они выйдут из строя и неизвестно, заработают ли снова), переминаюсь с ноги на ногу… Просто для того, чтобы не стоять столбом и не ощущать колотящий меня мандраж.

При отправке в «Кальдеру» ефремовской группы Верниковский не сразу опустил платформу подъемника на дно. Сначала они провели испытание, действует ли выставленная ими защита и какова внизу видимость. Экспедиционная флейта Ефремова-Клейна – модифицированный академиком лабораторный образец его устройства, – работала безупречно, как армейский кибермодуль. Туманный слой имел толщину не больше трех десятков метров, и потому на дне впадины было довольно светло – примерно как пасмурным днем в обычном городе. По предварительным оценкам, разрушения в Новосибирске – точнее, в его Первомайском районе, – оказались не такие ужасные, как ожидалось. Звучало неправдоподобно, но тем не менее Лев Карлович ручался за свои слова.

Благодаря ему, я могу составить представление об обстановке, ожидающей меня в точке прибытия. А вот что мне уготовано при погружении во мглу, остается пока загадкой. Экспедиция Ефремова проделала эту часть спуска под прикрытием флейты. Я, в отличие от первопроходцев, не защищен от разумной мантии ничем. В этом и кроется суть задуманной Верниковским авантюры. Мне предстоит вновь убедить благодетеля в своей уникальности, поскольку иначе проку от капитана Рокотова будет еще меньше, нежели от его предшественников.

Туман поглощает платформу, и я начинаю погружаться в него, словно гордый капитан, решивший остаться на мостике тонущего судна и погибнуть вместе с ним. Этот яркий образ возникает у меня в памяти, и Скептик спешит озвучить его со всем присущим ему сарказмом.

нарочито пафосно поет он, перефразировав легендарного «Варяга» с учетом нашего не менее драматичного погружения. Мне остается лишь позавидовать выдержке Скептика, искренне полагающего, будто он мастер тонко и остроумно шутить. Знает, ублюдок, что я не могу набить ему морду, вот и пользуется этим.

Туман неумолимо подбирается к горлу. Я инстинктивно задерживаю дыхание, хотя осознаю, что смогу дышать в этой субстанции, поскольку она все равно не попадет мне в легкие, как обычный пар или газ. Глаза, однако, зажмуривать не тороплюсь; лишь прищуриваюсь, а когда понимаю, что и это лишнее, открываю их уже без опаски. Пытаюсь что-нибудь рассмотреть – без толку. Мне еще не доводилось нырять в бассейн с кипяченым молоком (многие современные нувориши ищут в этой недешевой процедуре секрет естественного омоложения), но, думаю, ощущения при погружении в разумную мантию будут аналогичными. Разве только последняя оказывается не такой густой. По плотности Душа Антея ближе к сжиженному газу. А вот по температуре и цвету впрямь напоминает горячее молоко. После пребывания на январском ветру погрузить лицо в жар было бы приятно, кабы при этом я ни дрожал от страха. Что, интересно, переживали в эту минуту Ефремов со товарищи, находившиеся тогда под защитой флейты?

Чувство времени исчезает, будто во сне. Зато появляется почти осязаемое ощущение враждебности. Нечто похожее можно испытать, войдя в комнату, где сидят сплошь твои недоброжелатели: внезапно смолкшие разговоры, взоры исподлобья, недвусмысленные переглядывания и покашливания. И неважно, что сейчас я погружен в непроглядную муть, даром что разумную. Кажется, будто из нее таращатся тысячи пар злобных глаз, и тысячи оскаленных пастей только и ждут, чтобы впиться в меня несметным количеством острых зубов. И все это – вкупе с обжигающим лицо жаром. Жаром, от которого невозможно скрыться, как от дьявольского котла в финале многогрешной жизни…

– Спокойно, брат! Не вздумай отключиться! – тормошит меня Скептик, заметив, как от жара и давящей на психику атмосферы мое сознание слегка помутилось. – Мне вон тоже дерьмово, но я же не расклеиваюсь!

– Тебе-то о чем переживать? – бормочу я, встряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, и еще крепче хватаюсь за перила площадки.

– Да уж есть о чем! – отвечает братец с довольно редким для него ненаигранным волнением. – Какая-то настырная тварь пытается заставить меня потесниться, чтобы втиснуться в нашу голову! Эй, неужели только я один это чувствую?

– И каковы успехи у этой твари? – осведомляюсь я. Разговор – это именно то, что мне сейчас нужно. Когда беседуешь, меньше реагируешь на происки Души Антея, которая, похоже, не теряет надежды заполучить надо мной контроль.

– Хрен ей с чесночным соусом! – злорадно цедит Скептик через свои несуществующие зубы. – Место занято! Капать тебе на мозги – это моя законная прерогатива, которой я не намерен делиться с какой-то там Mantus sapiens. Пусть поищет себе другую башку для проживания, а в нашей ей ничего не обломится – прямо так я этой стерве и заявил!

– Душа Антея – она что, с тобой говорила? – удивляюсь я.

– Нет, конечно, это просто к слову. Хочет тихой сапой в дамки прокрасться! Не на того напала! Я – существо миролюбивое, но своего уступать не привык! Пусть ты, брат, и не семи пядей во лбу, но клянусь: я готов сражаться за каждую эту пядь до последней капли нашей крови!

– Хорош паясничать, – отмахиваюсь я. – Лучше скажи, как сейчас обстоят дела на твоем фронте.

– Враг отступил, но, сдается мне, ненадолго, – докладывает незримый страж моих ментальных рубежей. – Похоже, мне удалось его ошеломить, однако вряд ли Душа Антея сдастся так легко.

– Кто бы сомневался! – ворчу я. Настроение у меня остается мрачным, но боевой дух после выигранной нами схватки малость повышается. Многообещающее начало, чего там говорить. Оказывается, я вполне могу обойтись и без флейты. Остается выяснить, как долго я провоюю без поддержки вооруженного до зубов спецназа.

Из десяти выстроенных некогда по периметру «Кальдеры» подъемных устройств ныне функционируют всего четыре. Остальные вышли из строя по разным причинам, бывало, и вовсе обрываясь подобно рыболовным снастям. Предполагается, что в этих случаях платформы цеплялись за невидимые в тумане, торчащие из склона камни и обломки. Но иногда дежурившие на подъемнике солдаты уверяли, что перед обрывом тросов те вдруг резко уходили в сторону, словно платформу, как наживку, заглатывало чудовище размером с кита. Правда это или всего-навсего солдатские байки, можно было убедиться, лишь узрев такой инцидент воочию. Добиться же объяснений от изредка вытаскиваемых на поверхность кальдерцев нельзя. Все они мало чем отличаются от вернувшихся из экспедиции охранников Ефремова.

По этой же причине никто сегодня не чинит сломанные подъемники, поскольку за последние полтора месяца больше ни один кальдерец не пожелал ими воспользоваться. Разбросанные над «Кальдерой» с вертолетов тысячи ярких контейнеров-вымпелов со схемой расположения эвакуаторов, аптечкой, ракетницей и инструкцией, как посылать сигналы дежурившим наверху солдатам, не привлекли ни единого сохранившего разум горожанина (кое-кто в антикризисном Комитете до сих пор надеется, что таковые еще остались). Все спасенные кальдерцы были вытащены из впадины во время дежурных подъемов платформ, производимых четыре раза в сутки. Сначала солдаты подавали громкую предупредительную сирену, потом начинали медленно приподнимать платформу и уже затем включали лебедку на полную мощность. Примерно раз в неделю улов оказывался удачным. Один, а бывало, и два носителя Души Антея забирались в подъемник то ли случайно, то ли и впрямь желая выбраться на поверхность. Правда, все они вскоре начинали звереть, после чего их переправляли на военную базу вблизи Бердска и запирали в просторном общем бункере, где несчастных безуспешно пытались лечить и кормить.

Одержимые кальдерцы категорически не притрагивались к воде и пище, не отправляли естественные надобности, не спали и не разговаривали друг с другом; разве что воздухом дышать не прекращали. Формально их продолжали считать людьми, хотя любой полноценный человек на их месте давно умер бы от голода и обезвоживания. Охрана, не мудрствуя лукаво, прозвала своих подопечных «зомби», что в целом было недалеко от истины. Только кальдерцы не разлагались, как ходячие трупы, а, напротив, пребывали в отличной физической форме и обладали феноменальными ловкостью и силой.

На сегодняшний день в том бункере скопилось сорок два молчаливых и отменно сохранившихся зомби. Больше извлечь из «Кальдеры» не удалось никого. Подъемники продолжают работать в дежурном режиме, но если ломаются, то починкой их уже никто не занимается. Недавно антикризисный Комитет скрепя сердце официально поставил крест на тех новосибирцах, что продолжают находиться под покровом разумной мантии. В конце концов, все они приняли добровольное решение остаться в городе, отказавшись эвакуироваться по тем или иным личным мотивам. Армейские спасательные команды колесили по покинутому Новосибирску аж до самого «судного дня», предлагая мешкающим гражданам помочь с переездом на безопасную территорию. Многие из упрямцев в итоге передумали и согласились. Впрочем, несогласных тоже насчитывалось немало.

Со времени ефремовской экспедиции туманный слой в «Кальдере», кажется, не претерпел изменений. Платформа, а вместе с ней и я выныриваем из горячей белой мглы, когда до дна остается еще довольно приличное расстояние. Памятуя наказ генерала, я извлекаю ракетницу и выпускаю вверх зеленую «сигналку». Она тут же скрывается в непроглядной пелене и, надо полагать, пролетает сквозь нее подобно сигнальным ракетам Ефремова. Что ж, теперь можно и осмотреться. И не забыть подготовить на всякий случай красную ракету – вдруг на дне меня уже поджидает местный комитет по встрече.

«Что бы ты внизу ни увидел – ничему не удивляйся, – напутствовал меня Верниковский перед спуском. – Новосибирска больше нет. Все, что осталось от него, – лишь призрак. Поэтому лучше заранее смирись с этим, чтобы потом, в «Кальдере», ты не был шокирован, не раскис и не пустил себе пулю в лоб».

«Разруха – что там еще может быть? – думал я, настраиваясь узреть наяву самую мрачную из своих подготовительных фантазий. – Сплошные руины да груды мусора. Чего еще ожидать от мертвого города?»

Однако открывшаяся с высоты в две с лишним сотни метров панорама лишь отчасти вписывается в рамки моего воображения. И опять слова Льва Карловича подтвердились: внизу царит скорее запустение, чем разруха, и в руины обращено от силы одно из десяти зданий. Остальные выглядят еще куда ни шло, если не считать выбитых окон, растрескавшихся стен, осыпавшихся, словно сброшенная змеиная чешуя, облицовочных панелей и перекошенных вывесок. Хотя поручаться за устойчивость этих построек я бы, естественно, не стал.

Погода в отрезанном от солнца мире «Кальдеры» действительно напоминает пасмурный осенний вечер, хотя снаружи в этот час стоит солнечный январский полдень. Здесь же на всем обозримом пространстве я не обнаруживаю ни одного, даже маленького сугроба. Да и климат значительно теплее – сказывается, видать, устроенный горячей Душой Антея парниковый эффект. Когда на нее сверху падает снег, она, должно быть, превращает его в дождь или изморось. Так что с погодкой мне подфартило. Небось в дождливые дни тут и впрямь можно от тоски застрелиться.

Рассмотреть округу во всех подробностях мешает сумрачная атмосфера, но местность внизу мне знакома. Или, точнее сказать, была знакома прежде. Сегодня я узнаю ее, будто одноклассника, с которым не виделся, как минимум, лет двадцать. Платформа везет меня на берег неширокой реки Ини – правого притока Оби, раньше служившего границей между Октябрьским и Первомайским районами. Я должен ступить на землю в Первомайке – именно ее разделяет надвое стена «Кальдеры» и именно отсюда отправилась в свое недолгое путешествие экспедиция Ефремова. По левую руку, вниз по течению Ини, виднеется уцелевший железнодорожный мост. Сама перерубленная разломом магистраль упирается в склон точно подо мной, а продолжается уже тремястами метрами выше, у меня над головой. Везущий меня в неизвестность подъемник установлен верниковцами как раз на подходящих к обрыву рельсах.

Академик недаром отправился по этому маршруту из всех ему доступных. Гораздо удобнее двигаться к центру круглой впадины по железной дороге, чем продираться через разрушенные городские кварталы, тем паче что центр «Кальдеры» так и так располагается в районе железнодорожного вокзала «Новосибирск-Главный». Насколько бы ни пострадал город, выбранный Ефремовым путь пролегал по рельсовой насыпи, а уж она-то наверняка уцелела. Сойти с такого надежного маршрута первопроходцы теоретически не могли. А судя по тому, как скоро вернулись на поверхность выжившие спецназовцы, экспедиция потерпела неудачу где-то на том берегу Ини. То есть километрах в двух-трех от подъемника.

По правую руку от меня гудит вдалеке Инской водопад, сравнимый с далеким Обским только по высоте, но не по мощи. Грохот от падения некогда спокойной речки со склона тоже стоит приличный. Но поскольку Иня низвергается в «Кальдеру» далеко от железной дороги, облако водяной пыли не мешает мне изучать окрестности.

Вот будет здорово, обнаружь я останки погибшей экспедиции сразу за мостом. Проводить дотошное расследование причин ее гибели меня не обязывали, поэтому хватит и беглого осмотра места происшествия. Верниковского в первую очередь волнует ефремовский контейнер, а значит, как только он будет найден, я схвачу его под мышку и – бегом обратно. Раз уж этот груз так важен, стало быть, нечего искушать судьбу, разгуливая с ним по населенному психопатами городу.

Приятно думать о том, что уже к обеду я могу честно заработать обещанную мне награду. К тому же, сколько я ни присматриваюсь, так и не вижу внизу ни одной живой души. Прибрежные кварталы Первомайки кажутся пустынными, и это вселяет надежду, что по возвращении я сдам оружие с непочатым боезапасом. Стрелять по бывшим согражданам, пусть и в целях самообороны, мне претит.

Выискивая на загроможденных обломками и прочим хламом улицах потенциальных врагов, я как-то упускаю из виду воздушное пространство между туманным барьером и крышами торчащих вдоль железнодорожного полотна многоэтажек. И потому замечаю летящий ко мне со стороны реки объект, когда тот оказывается совсем близко. Вздрогнув и выругавшись от неожиданности, я, однако, не вскидываю автомат, потому что моментально узнаю летуна.

Уж кому-кому, а мне не узнать его просто стыдно: инженерный кибермодуль «Чибис», предназначенный для высотных работ вроде ремонта флай-антенн или возведения горных переправ. Может вдобавок производить разведку, но, в отличие от настоящих летающих киберразведчиков, «Чибис» слишком крупный и медлительный. Зато со своими непосредственными функциями он справляется превосходно. Оснащенный двумя беззвучными минитурбинами Тельмана, этот модуль обычно снаряжается монтажным оборудованием или, в крайних случаях, компактным пулеметом с облегченным боекомплектом. Из манипуляторного отсека приближающегося «Чибиса» не торчит пулеметный ствол, следовательно, кибермодуль используется по прямому назначению. Но кто его контролирует, хотелось бы знать?

Откуда он тут взялся, можно догадаться. Группа Ефремова привезла с собой в «Кальдеру» пару отключенных кибермодулей, намереваясь проверить, станут ли они здесь работать и если нет, сразу же отправить их наверх обратным рейсом. Платформа тогда вернулась пустой, а значит, вспомогательная техника была все-таки активирована. Но ее оператор находился в семерке выживших, и теперь управление его «Чибисом» осуществляет тот, у кого имеются при себе ключи и коды от пульта. Доступ к нему, в принципе, мог получить каждый из пропавших четырех участников экспедиции. Но раз они еще живы (или, как минимум, один из них), почему не выберутся из «Кальдеры» с дежурным рейсом платформы? Неужели Душа Антея взяла их в оборот и не отпускает наверх? Хотя, может статься, с «невозвращенцами» все в порядке и они нарочно оставили своего летуна возле подъемника, дабы он передал послание тому, кто прибудет по их следам.

Или не послание, а завещание – и такое не исключено.

Объективы кибермодуля нацелены на платформу, и я приветливо машу ему рукой, надеясь, что оператор меня видит. «Чибис» мог послужить посредником в нашем общении – стандартный голосовой коммуникатор у него имеется. Но вместо того, чтобы установить со мной контакт, модуль, не останавливаясь, расправляет посадочные фиксаторы и с ходу прицепляется ими к главному тросу подъемника. После чего выпускает из технического отсека манипулятор с лазерным резаком и, фигурально выражаясь, берется пилить сук, на котором сидит.

– Какого черта ты творишь, сукин сын?! – ору я. Как чуял, что странный «Чибис» отчебучит нечто подобное, но до последнего момента отказывался в это верить. Я был готов к враждебному приему, но не предполагал, что первый же встреченный мной противник окажется агрессивным кибермодулем.

– Кто-то хочет привлечь твое внимание, брат. Намекает, что нам здесь не место, – язвит Скептик, видимо, находя нашу ситуацию забавной.

– Ничего себе шуточки! – Я гляжу сначала вниз, потом – на режущего трос робота. До земли остается около полутора сотен метров – это примерно три минуты спуска, – а лазер «Чибиса» способен пережечь толстый стальной канат секунд за тридцать. Нам предстоит падать с большой высоты на железнодорожную насыпь. Но даже находись под нами река, вряд ли я сумел бы благополучно приводниться в полном боевом снаряжении без парашюта. А кибермодуль делает свою коварную работу, роняя на платформу капли расплавленного металла, будто слезы. Самые горючие слезы из тех, какими только умеют плакать машины.

Я мог бы расстрелять «Чибис» из автомата – обшивка на летающих инженерах легкая и выдерживает лишь касательные пулевые попадания. Но пока я продырявлю ее и разнесу кибермодулю внутренности, он ослабит трос настолько, что тот под весом платформы все равно лопнет раньше, чем она опустится на безопасную высоту. Приходится действовать по наитию: вешать автомат на шею, а затем подпрыгивать и крепко хвататься обеими руками за один из посадочных фиксаторов модуля.

Гибкое механическое щупальце с крепежным зажимом на конце опутывает трос подъемника крепко, как лиана, и потому не отцепляется под весом моего тела. «Чибис» тут же реагирует на мою выходку, пропустив через обшивку электрический разряд. Но в выданных мне наряду с прочей амуницией горнострелковых перчатках я могу без последствий хвататься хоть за два высоковольтных провода сразу, так что встряхнуть меня электротоком кибермодулю не удается. Впрочем, он владеет и другими приемами самообороны. Армейские образцы такой техники запрограммированы всячески защищать себя от вандалов.

Без лишней скромности замечу, что я тоже не зря ел все эти годы свой хлеб инженера и знаю уязвимые места своих подопечных. Не дожидаясь, пока «Чибис» полоснет по мне лазером, я подтягиваюсь и вцепляюсь одной рукой в манипулятор резака, будто змеелов, хватающий за шею гадюку, а потом резко заламываю коленчатый держатель назад. Это не требует от меня запредельных усилий. На оперирование резаком у кибермодуля уходит совсем мало энергии, поэтому и сервомоторы на манипуляторе стоят слабенькие.

Опасаясь поломки, робот незамедлительно отключает резак и, втянув его назад, в отсек, закрывает на нем диафрагменную заслонку. Однако той секунды, что я владею манипулятором, вполне хватает, чтобы лазер угодил в объективы, прошел через несколько линз и выжег кое-какую важную электронную начинку. Будь «Чибис» боевым модулем, у него взамен вышедшего из строя сенсорного блока мгновенно заработал бы резервный. Но у простых инженеров такой страховки нет. Ослепленному мной кибермодулю остается лишь задействовать аварийный автопилот, обязанный вернуть поврежденную технику на базу.

Фиксаторы «Чибиса» отцепляются от троса, когда надрезанные жилы начинают под весом платформы лопаться и расплетаться, словно быстро распускающееся колючее соцветие. Последний их пучок разрывается с хлестким металлическим щелчком, после чего тугая оборванная двухсотметровая «струна» стегает по склону подобно плети какого-нибудь мифического исполина. Не будь стена «Кальдеры» обращена в монолит, наверняка лопнувший трос породил бы обвал. А так он лишь чиркает по камням, высекает сноп искр и раскачивается туда-сюда гигантским разболтанным маятником. А платформа падает вниз, грохоча о склон, кувыркаясь и рассыпаясь прямо на лету.

Но мне уже не до нее. Я борюсь с «Чибисом», как пушкинский Руслан, вцепившийся в бороду несущего его по небу Черномора. Кибермодуль, в свою очередь, старается всячески избавиться от неожиданного балласта – восьмидесятикилограммового человека при полной солдатской выкладке. Грузоподъемность инженера значительно меньше, отчего его полет продолжается уже по нисходящей траектории. Посадочный фиксатор, за который я держусь, вырывается у меня из пальцев с яростью схваченного за жабры угря. Но благодаря опять же моим горнострелковым перчаткам я могу не только укротить строптивую конечность робота, но и при необходимости карабкаться даже по скользкой сосульке. Вшитые в перчатки и питающиеся теплом человеческого тела, «умные» нановолокна обеспечивают идеальное сцепление рук практически с любой поверхностью, мгновенно трансформируясь и подстраиваясь под ее структуру.

Пользуясь этим преимуществом, я берусь нарочно раскачиваться на фиксаторе, как мартышка на лиане. Разумеется, не от желания покуражиться – я и без того едва дышу сейчас от страха. Просто лишняя болтанка вынуждает «Чибис» тратить много энергии на удержание равновесия и снижает таким образом активность, с которой он сопротивляется. Помимо электричества следует опасаться других щупалец-фиксаторов, которыми робот размахивает, пытаясь нанести мне увечья. И, конечно, лазерного резака, коим он также может воспользоваться несмотря на то, что ослеплен.

Работающие на пределе минитурбины Тельмана несут кибермодуль по воздуху прямо на многоэтажки, и это мне здорово не нравится. Перегруженный «Чибис» перемахнет лишь через два или три здания, не больше. Их же на нашем пути выстроилось полдюжины, а между ними – узкие каньоны-дворы, засаженные березками и липами. Врезавшись в стену дома, кибермодуль сорвется в пике, а я шмякнусь на аллею, будто выбросившийся из окна «прыгун» – типичная жертва кризисного лихолетья. Выбор небогат: или соскакивать с моего конька-горбунка на ходу, при пролете над крышей здания, или тянуть до последнего в надежде на чудо, что у робота останется энергия на худо-бедно мягкую посадку.

Полагаться на второе все равно что, выйдя на боксерский поединок, ждать, когда твой противник споткнется и, стукнувшись головой о ринг, сам отправит себя в нокаут. Поэтому я решаю прибегнуть к рискованному десантированию, хотя опасаюсь, что умру от разрыва сердца сразу, как только отцеплюсь от кибермодуля. Но будь что будет, ибо хуже для меня не может быть один черт.

Над первой многоэтажкой мы проносимся на довольно приличной высоте. Я остерегаюсь прыгать сейчас, так как не уверен, что, во-первых, сумею вообще попасть на крышу, а во-вторых, что не разобьюсь, если даже повезет совершить точную посадку. Зато следующий шанс нельзя упускать ни под каким предлогом, ибо третьей попытки может и не представиться.

Заорав во всю глотку, как сброшенный в Рейхенбахский водопад профессор Мориарти, я, учитывая скорость «Чибиса», разжимаю пальцы на подлете к очередной многоэтажке – разумеется, не забыв про инерцию, которая неминуемо окажет мне медвежью услугу после приземления. Поэтому первые секунды моего падения выдаются воистину жуткими. Я с криком лечу над пропастью, гляжу, как приближается спасительный край крыши, и в панике думаю, что сгоряча ошибся в расчетах и не дотяну до цели каких-нибудь пару метров. Или, что еще обиднее, – сантиметров. И пусть с глазомером у меня всегда был полный порядок, кто знает, насколько притупились мои инстинкты после долгой больничной изоляции.

Если и притупились, то ненамного. Я касаюсь ботинками крыши сразу за парапетом и, памятуя все пережитые мной на футбольном поле падения, сразу кувыркаюсь через плечо. Это должно погасить инерцию, и непременно погасило бы, падай я немного помедленнее (хотя не факт, что тогда мне вообще удалось бы перемахнуть через парапет). Разгоряченный и перепуганный, я удачно подгадал момент для прыжка, но не учел скорость своего столкновения с кровлей. Амортизирующий перекат помогает не свернуть себе шею и только. А дальше все идет наперекосяк.

Я кувыркаюсь, но набранная мной скорость остается слишком большой, чтобы уверенно встать на ноги. Сделай я подряд еще парочку перекатов, и мой самый лихой трюк в жизни прошел бы без сучка без задоринки. К сожалению, мне банально не хватает сноровки. Я опаздываю сгруппироваться и вновь грохаюсь на крышу, а затем качусь по ней, едва успев прижать к груди автомат, дабы тот не потерялся.

Защищенная шлемом голова несколько раз трескается о кровлю так, словно я отбиваю макушкой целую серию пенальти, – крепко, болезненно, но терпимо. Легкий бронежилет, налокотники и наколенники также оберегают тело от сильных ушибов, хотя мягким тканям рук и ног приходится несладко. Я качусь по крыше словно сброшенный со склона горы и, стиснув зубы, молюсь, чтобы мир наконец обрел устойчивость и перестал мельтешить перед глазами грязно-серым калейдоскопом.

Находящийся в центре крыши стеклянный купол я заметил еще с воздуха. Моему приземлению этот «пузырь» не препятствовал. Его верхушка выступает над крышей не выше колена, а края покатые. Говоря языком геометрии, форма купола представляет собой не полусферу, а малый сегмент большого шара – нечто наподобие срезанного краешка яблока. Пробить крепчайшее кровельное стекло я могу лишь свалившись на него с кромки обрыва «Кальдеры». Поэтому переживать о крепости крыши не резон, а тем более крыши дома, построенного в нашем веке. Вот только не нужно забывать, что дом этот пережил недавно серьезный катаклизм и может развалиться в любую минуту.

Я налетаю на купол, будто шальная муха на лобовое стекло автомобиля. После чего выясняю, что лишь меня и недоставало «пузырю» до обрушения. Не успеваю я порадоваться, что мое падение завершено, как оно тут же возобновляется. Пусть не так стремительно, но это ничуть не умаляет его опасность.

Треск, звон, короткий полет, а затем очередное болезненное столкновение с чем-то упругим, но более мягким, нежели кровля… А потом – наконец-то вожделенный покой! Им хочется наслаждаться долго, радуясь каждому мгновению воцарившейся тишины. Разве что лежать на отбитой спине неудобно да саднит порезанная осколком стекла щека. Ну и для полного счастья хорошо бы еще созерцать при этом звездное небо, коим я так и не успел всласть налюбоваться по выходе из психушки… И, похоже, теперь долго не полюбуюсь. Потому что какой-то псих натравил на меня «Чибис» и отрезал кратчайший путь к отступлению. Благо, самого не успел прикончить. А ведь именно к этому неведомый враг и стремился! Надумай он просто уничтожить подъемник, обрезал бы трос в любое другое время – платформа дежурила на дне «Кальдеры» в режиме ожидания по двадцать часов в сутки.

С момента, как я пересек туманный рубеж и до окончания моего трюкачества, миновало не более пяти минут. Однако после каскада умопомрачительных приключений мне чудится, что они длились, как минимум, час. И когда я, кряхтя и бранясь, принимаю-таки сидячее положение, оставшийся за пределами «Кальдеры» мир видится мне далеким и недостижимым, как международная марсианская база «Миротворец-1». Все надежды на скорое возвращение растаяли как дым, а будущее не обещает ничего, кроме мрачной неопределенности. Отвратительный настрой перед опасной работой, ну да что ж поделать? Верниковский не гарантировал, что все пройдет как по маслу. Это я в преддверии обещанной реабилитации настроил себе радужных перспектив и теперь переживаю их вполне предсказуемый крах.

Здание, в которое меня занесла нелегкая, является многоквартирным жилым комплексом. На верхнем его этаже оборудован центр разнообразного досуга: диваны, кресла – обычные и с мультимедийными приставками для Интернет-развлечений, – телепанно, бар, виртуальный симулятор пинг-понга и мини-гольфа, непременный для таких уголков киберстюард… Повсюду – зеленые (ныне – засохшие) насаждения и прочие украшательства вроде фонтанчиков, аквариумов и скульптурок в духе кичливого межкризисного ренессанса. Под куполом, куда меня угораздило провалиться, располагается детский манеж. Поэтому, когда я очухиваюсь, первым делом замечаю вокруг себя улыбающиеся мягкие киберигрушки, которые будто насмехаются над моим глупым потрепанным видом. Мне следует поблагодарить того дизайнера, что устроил детскую площадку именно здесь, а не где-либо еще. Все могло завершиться куда трагичнее, грохнись я, к примеру, в мраморный фонтан или на одну из скульптур.

– Я горжусь тобой, брат, – подает голос Скептик, которому мои отбитые бока не причиняют совершенно никаких неудобств. – Ведь можешь соображать быстро и без подсказок, когда это нужно! Вот что значит моя школа!

– Что ты обо всем этом думаешь? – спрашиваю я, ощупывая порезанную щеку.

– Думаю, зря мы покинули нашу теплую уютную палату, – сетует братец. – Хотя какой смысл впадать в ностальгию, коли ты уже приперся сюда в поисках приключений на свою задницу!.. Кстати, ты обратил внимание, что на панели мануальных настроек кибермодуля не было операторской метки? Даже стандартной, которая выставляется автоматически, если вместо штатного оператора на его оборудовании работает кто-то другой.

– Вообще-то мне было некогда рассматривать панель «Чибиса», – отвечаю я, поднимаясь на ноги. От пережитого меня трясет, но заикой я вроде бы не стал. – Однако отсутствие метки – это что-то новенькое. А тебе случаем не померещилось?..

Я достаю из аптечки антисептическую салфетку и стираю со щеки кровь. После чего выдавливаю из тюбика на ходящую ходуном ладонь чуть-чуть хирургического клея и аккуратно замазываю порез. Кровотечение тут же прекращается, боль сменяется приятным ментоловым холодком.

– Из нас двоих лишь ты страдаешь галлюцинациями, – огрызается Скептик. – А я вижу и слышу только то, что происходит в действительности. И если говорю, что у «Чибиса» не было метки, значит…

– Ладно, верю: не было, – поспешно соглашаюсь я. – И что, по-твоему, это может означать?

– Будто сам не догадываешься! Да этот хренолет, по идее, вообще не должен был взлететь, а не то, чтобы при этом еще на людей кидаться!

– Неважно, – отмахиваюсь я, планируя поразмыслить над этой загадкой позже, когда нервы успокоятся. – Главное, «Чибис» от нас отвязался и теперь вряд ли вернется. Видел, как я ему сенсоры прижег? Повезет, если до базы дотянет… Что за дьявольщина?!

От неожиданности я пячусь и опять едва не грохаюсь на манеж под беззвучный смех киберигрушек. Да и как не испугаться, если упомянутый мной «хренолет» взял и вдруг нарисовался в проеме разбитого купола!

Да, это тот самый «Чибис»: вон, и краска обгорела там, где я чиркнул резаком по обшивке. Но разве возможно, чтобы кибермодуль с поврежденным сенсорным блоком не полетел на базу по сигналу радиомаяка, а продолжил выполнять боевую задачу? А ведь этот летун неспроста сунулся в проломленную мной дыру. Он все еще ищет меня, чтобы доделать свою незавершенную работу. Работу, которую таким «Чибисам» поручают крайне редко, поскольку для ее выполнения в войсках существуют специально запрограммированные кибернетические убийцы.

Впрочем, насчет сожженного сенсорного блока я могу заблуждаться. Не исключено, что тот все-таки уцелел. Иначе как еще кибермодуль вычислил бы мое местонахождение? Но прежде чем агрессивная машина устремляется ко мне, случается еще одно необъяснимое происшествие, которое повергает меня в замешательство.

Едва «Чибис» влетает в здание, как оно моментально преображается до неузнаваемости. Я бы даже сказал, оживает, поскольку до этого выглядело совершенно вымершим: тихим, темным и медленно разваливающимся. Однако не успевают мои глаза привыкнуть к полумраку, как его вмиг разгоняют вспыхнувшие ярким светом потолочные и настенные лампы. Причем загораются не только они, а также подсветка заросших плесенью аквариумов, индикаторы на мультимедийных приставках, голографические меню игровых симуляторов и экраны телепанно. Последние, естественно, ничего, кроме помех и шипения не демонстрируют, но и это уже является незаурядным происшествием.

Еще через мгновение эстафету подхватили кондиционеры и фонтанчики, правда, струйки из них били грязные и слабенькие. Из скрытых в стенах колонок полились тихая музыка и птичье щебетание. Киберигрушки в манеже дружно задвигались, заморгали, начали корчить забавные гримасы и наперебой залепетали что-то мурлыкающими голосами.

Мертвыми остаются лишь засохшие растения да рыбки в аквариумах – на них чудо всеобщего пробуждения, увы, не распространяется. Из-за этого пустынный центр досуга выглядит вдвойне жутко: этакая сюрреалистическая интерпретация пира во время чумы, расцвеченные огнями декорации и звуки невидимого оркестра в заброшенном театре… Я ошарашенно пялюсь по сторонам, пытаясь высмотреть того шутника, который повернул ручку давно выключенного рубильника и запустил это диковинное шоу. Шутник предпочитает пока держаться в тени, хотя я уверен, что он меня не боится.

– Так вот он какой, настоящий дурдом, а я-то думал! – комментирует увиденное Скептик, после чего любопытствует: – И долго ты еще собираешься так стоять? Или думаешь, раз музыка заиграла, значит, нам тут рады? Хватит глазеть по сторонам! Давай проваливать отсюда, пока не началось…

Мне лишь остается с ним согласиться. А вот киберстюард – высотой с журнальный столик и напоминающий тумбу робот на колесиках, – наше мнение не разделяет. Ожив вместе с прочей техникой, он поначалу катит в сторону мини-бара, но затем резко разворачивается, мгновенно набирает скорость (и не подозревал, что модули-официанты способны на такую прыть), преодолевает разделяющее нас расстояние и, вытянув поднос, с разгону бьет им мне в живот. Будь я начеку, наверняка увернулся бы, но, поскольку все мое внимание приковано к «Чибису», выпад его цивильного собрата я проворонил. Бронежилет смягчает удар, и все равно киберстюард сбивает меня с ног. Я врезаюсь лопатками в стену, а воинственный робот откатывается назад и, взяв новый разгон, идет в повторную атаку.

– Ну вот, началось! – обреченно констатирует Скептик.

Благо, весу в тумбе на колесиках на порядок меньше, чем в бронированных армейских машинках такого же класса. Теперь шустрый малыш собирается, не иначе, отсечь мне подносом голову. Но я уже смекнул, кому пособничает робот, и встречаю его хорошим пинком по корпусу.

Развозящие напитки киберстюарды довольно устойчивы, но на подобные удары все же не рассчитаны. Раздается треск пластика, и маленький агрессор, задрав шасси, валится набок, после чего начинает усиленно вращать колесами и моргать индикаторами, явно давая понять, что бой не окончен. Но как ни рвется киберстюард взять реванш, как ни грохочет в ярости подносом об пол, встать без посторонней помощи ему не под силу. А я, вскочив на ноги, вдобавок разбиваю прикладом сенсорный блок, хотя что-то подсказывает мне: как и в случае с «Чибисом», это не сработает.

Кибермодуль же тем временем засекает нашу возню и, неуклюже лавируя между засохшими пальмами и фикусами, летит к нам, чтобы вступиться за обиженного собрата. Далеко не самый уродливый среди военных кибермодулей, в центре культурного досуга «Чибис» смотрится не лучше, чем танк на ярмарке цветов. Бронированный летун раздувает минитурбинами опавшие сухие листья и приближается ко мне с недвусмысленными намерениями. Фиксаторы «Чибиса» подцепляют с пола массивное кресло, которое враг тут же использует как метательный снаряд. За неимением у кибермодуля дальнобойного оружия, ему приходится импровизировать на ходу. С чем он, несмотря на свою ограниченную боевую программу, неплохо справляется.

Какие только предметы домашнего обихода порой не швыряла в меня жена во время наших с ней скандалов, но на войну тяжелой мебелью у нее сил не хватало. И слава богу! Сроду не подумал бы, что мягкое и на вид такое безобидное кресло способно нести смерть и разрушение. Пролетев через половину зала, оно сокрушает на своем пути пару аквариумов, пальму в кадушке, скульптуру играющего со щенком мальчика и автомат по продаже соков. Последним в этом перечне должен значиться я. Но вражеский снаряд мчится все же не так стремительно, чтобы бывший футболист не сумел от него увернуться.

Промахнувшись, «Чибис» тем не менее отыгрывает несколько секунд, чтобы подобраться ко мне еще ближе. Однако свой шанс разделаться со мной он упустил. Не дожидаясь, когда кибермодуль включит лазерный резак, я хватаюсь за стоящую рядом со мной тяжелую стелу с каким-то вымпелом и валю ее на подлетающего робота. Стела ударяет его по турбинной консоли, вынуждая резко накрениться влево и врезаться в телепанно. Осыпанный осколками и сбитый с толку враг зависает на месте, собираясь развернуться и достать-таки меня, маячащего от него всего в трех шагах. Но я предпочитаю вместо бегства разнести правый двигатель «Чибиса» короткой очередью из «АКМ».

Реактивная струя уцелевшей минитурбины переворачивает лишившегося баланса летуна в воздухе и роняет его на пол, содрогнувшийся от встряски. Автоматика кибермодуля быстро вырубает уцелевший двигатель, но, пока его обороты падают, «Чибис» с лязгом проносится вдоль стены, выкашивая засохшую мимозовую рощицу. Я страшусь, что подбитая машина развалит и без того ненадежное здание. Но дом стойко переносит и это потрясение. Лишь несколько окон разбивается от грохота, да где-то на нижнем этаже с потолка со звоном срывается люстра.

Лежащий вверх тормашками «Чибис», как и киберстюард, не желает признавать свое поражение. Выпустив щупальца и рабочие манипуляторы, «Чибис» бестолково размахивает ими, став похожим на шевелящую волосами-змеями, отрубленную голову Медузы Горгоны. Будь я проклят, если этот раскуроченный кусок металла не пытается встать, чтобы продолжить со мной бой на земле! Просто уму непостижимо! Да что здесь, в конце концов, такое творится?..

– Пр-р-ривет! – раздается слева от меня радостный голосок, искаженный до комичной хрипотцы так, словно говоривший обращался не ко мне, а к ребенку. – Меня зовут Р-робин! Я – добр-р-рый! Давай др-р-ружить!

Я судорожно оборачиваюсь и шарахаюсь назад: ко мне шагает вразвалочку полутораметровый говорящий медведь – мохнатый, толстый и неуклюжий. И идет он не один. За ним уверенно марширует целая орава киберигрушек. Многие из них также берутся приветствовать меня нестройным хором, как только я обращаю на них внимание. Пестрые клоуны, дружелюбные тигры, веселые гномы и прочие обитатели манежа, заброшенные своими маленькими хозяевами, тянутся ко мне, как будто хотят пожаловаться на нынешнюю унылую жизнь. Все они выбрались из детской площадки через брешь, проделанную мной при падении с крыши. А вот зачем они так поступили, я догадываюсь, когда вновь гляжу на поверженного киберстюарда, мимо которого топает эта компания.

Милые и пушистые друзья детей тоже подверглись дурному влиянию уничтоженных мной роботов. Не иначе инициатор сего безобразия натравливает на меня всех кибермодулей, с какими я сталкиваюсь. На что, спрашивается, надеется этот тип, посылая в бой армию мягких игрушек, не способных причинить вред ни ребенку, ни тем более взрослому?

Коварный призыв медведя Робина «давай дружить!» не вводит меня в заблуждение, однако любопытно, как этот увалень намерен со мной расправиться. Когтей у него нет, а лапы не удержат даже самое примитивное оружие. Как и прочие кибернетические игрушки, чьи конечности являются слабыми и безобидными. Оглянувшись и выяснив, что игрушечная атака не служит отвлекающим маневром для нападения другого, более опасного врага, я шагаю навстречу медведю и легонько тыкаю его стволом автомата в живот…

…И тут же зарабатываю удар мохнатой лапой в плечо! Не смертельный и даже не травмоопасный – примерно такой, как если бы в меня швырнули подушкой. Однако проведенный эксперимент наводит на нехорошие мысли. Это мне – взрослому человеку, – удар игрушечного медведя показался несерьезным, а вот годовалого ребенка «добрый Робин» мог бы запросто пришибить насмерть. Не верится, что в него изначально был заложен такой силовой потенциал. К чему он, скажите на милость, детской игрушке? Отсюда вывод: мой невидимый враг перепрограммировал своих механических пособников, заставив их работать на износ с одной-единственной целью. Какой именно, думаю, объяснять не надо.

– Я – Р-робин! Я люблю мед! – признается косолапый злодей и замахивается для нового удара. Его пестрая клика ускоряет ход, также намереваясь навешать мне тумаков. Прикинув количество потешных, но готовых биться насмерть врагов, я с ужасом понимаю, что, если они накинутся на меня скопом, их атака вполне может увенчаться успехом. Японский городовой! Не хватало еще пасть жертвой игрушечного бунта! Да я быстрее окочурюсь от стыда, чем от побоев, нанесенных мне плюшевыми мишками.

– Пошел прочь, мешок с поролоном! – рявкаю я, отталкивая Робина. Несмотря на внушительные размеры, весу в нем мало. Расшвыряв в ярости остальные киберигрушки, я бросаюсь к выходу, дабы поскорее убраться из этого сумасшедшего дома…

Эх, если бы все было так просто! Стоило мне подбежать к ведущей на лестницу двери, как в здании включается пожарная сигнализация. Вслед за ней раздавшийся из динамиков бодрый и уверенный женский голос начинает призывать не паниковать, не приближаться к источнику огня и, по возможности, принять удобное сидячее положение.

Я чертыхаюсь. Последняя инструкция означает, что в здании установлена система пожаротушения на основе синтетического поглотителя огня «Фейертод». Эта штуковина на порядок эффективнее всех прочих методов борьбы с огнем, но пускай бы меня окатило сейчас водой или пеной. По крайней мере, так я еще сумел бы шустро удрать отсюда на улицу. На что при срабатывании «Фейертода» рассчитывать не приходится. Максимум, что я успею сделать, – это пробежать пару лестничных пролетов, поэтому не стоит и рыпаться. Уж лучше и впрямь сесть на диванчик и спокойно дождаться, пока противопожарная система не отключится.

Но именно это меня и не устраивает. Отключение «Фейертода» происходит автоматически, а вся автоматика в этом доме находится под контролем враждебного мне кибероператора. Более того, я почти уверен, что пожарная сигнализация включилась по его приказу, а не сработала из-за аварии «Чибиса». Поэтому глупо рассиживаться в кресле, гадая, верны ли мои подозрения. Если здание оборудовано по последнему слову техники, значит, у меня в запасе есть еще один вариант отступления. Которому повелитель здешней электроники уже никак не воспрепятствует.

Я передумываю спускаться по лестнице и, развернувшись, бросаюсь к окнам. Но успеваю пробежать всего несколько шагов, после чего оказываюсь погребен под густой паутиной опутавших весь этаж тончайших синтетических нитей. Их выбросили из замаскированных в потолке гнезд специальные эжекторы. Процесс срабатывания «Фейертода» напоминает мгновенное и бурное разрастание плесени – не самое эстетичное, зато наиболее верное сравнение. Искусственная ярко-бирюзовая «плесень» вмиг заполняет собой все помещение от пола до потолка. Сверкай за окнами солнце, волокна пламегасителя выглядели бы и вовсе завораживающе. Но в полумраке «Кальдеры» их блеск почти незаметен и потому не впечатляет.

Человеку в этой ситуации угрожает одно: он попадает во временную изоляцию до тех пор, пока бирюзовая паутина не втянется обратно в гнезда. Она не цепляется ни к людям, ни к предметам, не портит одежду, не препятствует дыханию и не вызывает аллергии. Единственное, что привлекает «Фейертод», – это открытый огонь. Синтетический поглотитель устремляется к нему, облепляет плотным коконом расплавленных волокон и, лишив кислорода, уничтожает источник возгорания.

Прочность одной такой нити сравнима с прочностью человеческого волоса, но прорыв через слой пламегасителя отнимает столько усилий и нервов, что разумнее последовать инструкции и пересидеть пожарную тревогу в ближайшем кресле. Обычно борьба «Фейертода» с огнем длится не дольше минуты. Но поскольку сегодня это мирное изобретение стало для меня ловушкой, значит, будет негоже уподобляться той басенной мухе, которая понадеялась, что поймавший ее паук смилостивится и дарует ей свободу. Спасти не до конца увязшую в паутине муху от смерти может только решительный целеустремленный рывок. Только прорыв к окнам дает мне шанс покинуть здание до того, как враг пришлет сюда новых, более расторопных киберохотников.

Стараясь не делать лишних движений, я вешаю автомат на плечо, потом отцепляю притороченный к ранцу универсальный складной тесак и приступаю к прокладыванию просеки в зарослях «Фейертода». Никакой суеты. Раз за разом я рассекаю хитросплетение волокон вертикальными разрезами, двигаясь по полшага в нужном направлении. Если при этом я запутываюсь в паутине, то не настолько, чтобы она удержала меня на месте. Полностью увязнуть в ней сложно, но спешка не даст мне преимуществ. Из-за нее я утрачу аккуратность – непременный фактор успеха в такой кропотливой работе.

А поторопиться не мешает. С нижних этажей доносятся звуки, издаваемые, по всем признакам, другими кибернетическими обитателями здания. Ощущение сродни тому, какое испытываешь, находясь в школьном коридоре сразу после звонка, известившего об окончании урока. Вокруг пока безлюдно, но в классах уже слышен гомон и топот, а из дверей вот-вот появятся десятки учеников и мгновенно уничтожат царившую здесь доселе тишину. Поначалу насторожившие меня шумы не кажутся зловещими. Но спустя пару минут становится понятно, что они нарастают. Их источники явно не стоят на месте, а двигаются вверх по лестнице.

И не только по ней. Расположенный возле лестницы лифт внезапно раскрывает двери (я определил это также по характерному шуму) – надо полагать, он прибыл на этаж не пустым. Когда же вслед за этим слышится шорох, издаваемый шасси движущихся кибермодулей, мои догадки окончательно подтверждаются. Враг стягивает в центр досуга роботов со всего здания, планируя натравить их на меня, как свору гончих на загнанного оленя.

Судя по раздающемуся сзади треску синтетических нитей и натужно загудевшим сервомоторам, вторгшиеся на этаж охотники не собираются дожидаться, пока «Фейертод» будет отключен, и рвутся напролом ко мне. Что ж, вполне разумно. Сейчас я практически слеп и скован в движениях, в то время как кибермодули и продираются шустрее сквозь паутину, и могут за один заход прочесать весь этаж. И, поскольку я нахожусь поблизости, они обнаружат меня очень скоро. Как говаривал порой мой покойный дедушка: вот такая, блин, ситуевина…

Не знай я, что за мной гонится обычная киберобслуга, как есть подумал бы, что позади запутался в паутине и теперь рвет и мечет крупный зверь. Приходится ускорить темп, пусть это и не так-то просто. Но дующий из разбитых окон ветерок с каждым шагом становится все ощутимее. Я не отклонился от маршрута, и это обнадеживает. И все-таки кибермодули двигаются на порядок быстрее, с каждой секундой подбираясь ко мне ближе и ближе.

И мои нервы не выдерживают. Собрав в кулак все силы, я бросаюсь сквозь «тернии» к забрезжившему впереди свету, с треском раздирая опутывающую меня паутину…

…И чуть не выпадаю из окна, потому что именно в этот миг враг убирает пламегаситель. Бирюзовые нити исчезают, как узоры инея на стекле под дуновением теплого воздуха, только намного быстрее. Секунда – и упругий барьер растворился, словно его не было, а я падаю вперед, будучи не в состоянии удержаться на ногах. Но вместо меня из широкого – от пола до потолка, – оконного проема вываливается диван, который я ненароком толкаю и роняю с двадцатого этажа. Стекла на окне уже нет, и диван не встречает на своем пути преграды. Зато служит спасительной преградой для меня. Не останови он мой бег на краю пропасти, я сорвался бы вниз на радость своим врагам. Чего, естественно, не намереваюсь делать, пока в состоянии дать им отпор.

Возможно, повелитель роботов нарочно отключил «Фейертод» именно сейчас, дабы я оступился, а, возможно, решил просто-напросто ускорить ход событий. Ближе всех ко мне подобрались шесть приземистых роботов-мажордомов, которые прибыли сюда на лифте из парадного холла на первом этаже. Разномастная компания киберслуг, что поднялась по лестнице, еще только выруливает из вестибюля, но почти втрое превосходит авангард по численности. А я стою на краю оконного проема и осознаю, что, когда враги объединятся и скопом ринутся в атаку, автомат меня уже не спасет. Эти коротышки не представляют большой угрозы, нападая по одному. Но когда их суммарный вес равен тонне с гаком, стоять у них на пути – заведомое самоубийство.

Впрочем, я прорывался к окнам не за тем, чтобы повторить участь незабвенного профессора Плейшнера. Противопожарный комплекс «Фейертод» состоит не только из поглотителя огня, но и из уймы вспомогательных примочек, которые служат страховкой на случай, если пламегаситель не сработает. К таковым, в частности, принадлежит экстренный эвакуатор, встраиваемый с недавних пор в окна высотных зданий. Он-то мне сейчас и нужен.

Разыскать кнопку активации эвакуатора не составляет труда – на то она и аварийная кнопка, чтобы быть всегда под рукой. А точнее – под ногой. Долбанув каблуком по нужному выступу на плинтусе, я привожу в действие телескопическую консоль, что выдвигается из скрытой ниши над окном, у которого я нахожусь. На консоли крепится лебедка, а к ее тросу подвешена раскладная рама, подобная той, на каких поднимаются под купол цирка воздушные гимнасты; простое приспособление – подставка для ног и два поручня, чтобы держаться. Только задействованное мной устройство предназначено не для подъема, а для быстрого спуска с высотных этажей горящего здания.

Спуск этот требует от пользователя эвакуатором немалой отваги. Ну да на что не пойдешь, дабы поскорее выбраться из огня? Стоит лишь человеку ступить на раму, как лебедка начинает стравливать трос – не слишком быстро, но и не медленно, поскольку наверху эвакуатор могут ждать другие люди. А рама, переправив на землю пассажира, тут же автоматически возвращается назад, чтобы обслужить следующего заложника пожара.

Я запрыгиваю на эвакуатор, едва рама услужливо подкатывает по консоли к окну. Кибермодули уже несутся ко мне, будто пираньи – к брошенной в воду приманке. Но как только лебедка принимает на себя вес моего тела, она тут же отъезжает на дальний край консоли – затем, чтобы при стремительном спуске я не терся спиной о стену. В моем случае это еще и оберегает меня от роботов, что могли дотянуться до троса манипуляторами и перекусить его. Всем им остается теперь лишь помахать мне на прощанье лапками, когда я с победным криком устремляюсь на эвакуаторе к земле.

Но кибермодули не сдаются. Тактика, которую они решают применить, предельно проста: механическая банда дружной гурьбой выбрасывается из окна следом за мной. Я чуть не срываюсь с рамы от испуга, когда вижу настигающую меня лавину падающих роботов. Все они сиганули с этажа или нет, неизвестно, но подавляющее их большинство – точно.

Меня спасает то, что кибермодули получили команду прыгать, когда уже сбросили скорость у края пропасти. Ни один из них не набирает должный разгон, чтобы брякнуться мне точно на голову. Самые прыгучие камикадзе проносятся на расстоянии вытянутой руки от меня, но, кроме нервной икоты, иного вреда не причиняют. Прочие же модули и вовсе летят впритирку к стене, бестолково кувыркаясь и с грохотом сталкиваясь между собой.

Эвакуатор доставляет меня вниз примерно за четверть минуты. Я соскакиваю с рамы и бросаюсь как ошпаренный прочь от здания, за ствол ближайшего дерева. Роботы-прыгуны промахнулись, но от удара о землю они разлетаются на осколки не хуже бомб. Находиться рядом с этим обвалом опасно для жизни. Я пережидаю массированную атаку камикадзе за укрытием, и когда она наконец прекратилась, дворовая аллея оказывается усыпана обломками, как корка ржаного хлеба – тмином.

Сначала мне чудится, что останки кибермодулей дымятся, хотя ни один из них, разбившись, вроде бы не загорелся. Однако вскоре этот дым сливается в единое облако, которое тут же решительно плывет по воздуху в мою сторону.

Помнится, намедни я уже видывал нечто подобное. Но если смысл творившегося в клинике генерал-майор Верниковский мне растолковал, то любопытно, как он объяснит это явление? Душа Антея, вселившаяся в кибермодули, – это что-то новенькое. Новые проблемы и новая головная боль. Неприятности множатся, словно дыры в проржавелом ведре, в то время как я не пробыл в «Кальдере» и получаса. Хорошенькое начало, черт его подери. Даже малодушно сбежать, и то не получится – когда теперь верниковцы восстановят подъемник! А если восстановят, где гарантии, что его не атакует новый «Чибис» или какой другой летающий вандал?

Как и тогда, в психушке, облако разумной мантии приближается и повисает напротив меня. Только теперь я его не боюсь. Злобных кальдерцев и взбесившихся роботов – да, а вот сделавшую их такими Mantus sapiens– нет. Она царит в «Кальдере» безраздельно, но надо мной не властна. По крайней мере, пока. Иначе Скептик уже вступил бы с ней в жаркую схватку на своем поле, где я могу поддержать его разве что морально. Но он помалкивает, как обычно делает, когда не хочет отвлекать меня от чего-то важного. Например, успокоения собственных нервов.

Душа Антея, видимо, окончательно понимает, что со мной ее фокусы не пройдут. И улетучивается в затянутое ею же небо до того, как я успеваю отдышаться. А я осматриваюсь, прислушиваюсь и, не обнаружив поблизости угрозы, достаю ракетницу. После чего выстреливаю вверх вторую зеленую «сигналку», наблюдаю, как она растворяется в туманном мареве и обреченно вздыхаю.

Все складывается довольно дерьмово. Но теперь Верниковский хотя бы знает, что я добрался до дна впадины и готов приступить к поискам останков ефремовской экспедиции. А, стало быть, пусть генерал в лепешку расшибется, но придумает, как починить подъемник в ближайшие двенадцать часов. Потому что в противном случае мне придется тащиться к другому эвакуатору аж на север «Кальдеры». Или прорываться к подъемнику, расположенному за Обским водопадом, где-то в Верх-Тулинском районе.

Ни тот, ни другой вариант меня категорически не устраивают. После столь отвратительного начала я растерял свой последний оптимизм и не пылаю страстью к долгим рискованным путешествиям. Мне повезет, если я сумею переправиться на другой берег Ини, за железнодорожный мост, и вернуться обратно. А соваться в глубь «Кальдеры» – увольте! Я не спецназовец, чтобы совершать длительные рейды по вражеской территории. Моя профессия – управление кибермодулями огневой поддержки и боевого обеспечения, только и всего. Подчеркиваю: исключительно управление, а не война с ними, чем я только что тут занимался…

Мощный удар и последовавший за ним гулкий рокот доносятся до меня примерно оттуда, где Иня впадает в Обь. (Насколько сильно изменилась география этого района, я не знаю. Как не знаю и то, что вообще происходит с Обью в «Кальдере».) Я оборачиваюсь и вижу, как из-за железнодорожной насыпи вздымаются вверх клубы серой пыли. Ну здесь-то точно нет ничего сверхъестественного, думаю я. Тоже мне чудо: рухнуло здание! Вон сколько их в округе – и тех, что уже обвалились, и тех, какие сделают это в ближайшее время.

Однако вслед рокоту раздаются другие звуки, похожие на удары по земле гигантского молота. Или на тяжелую поступь великана, которая ощущается даже на большом расстоянии. Что именно там грохочет, мешает рассмотреть насыпь, но связь между топотуном и рухнувшим зданием очевидна.

Я вдруг припоминаю солдатские байки о некоем монстре, что заглатывает, а потом обрывает спусковые платформы, будто рыболовные снасти, и ежусь. Исполин, чьи шаги сотрясают дно впадины, вполне может оказаться тем легендарным истребителем подъемников. А также, не исключено – причиной гибели экспедиции Ефремова. Академик спустился в «Кальдеру», будучи защищенным от Mantus sapiens и порабощенных ей людей, но не столь гигантских существ, какая бы дьявольская сила их не породила.

Слушая топот и глядя на пылевое облако, я убираю тесак в ножны и, скинув с плеча «АКМ», крадучись, от дерева к дереву, двигаюсь по аллее к реке. Расхаживающее за насыпью существо не спешит показываться на глаза, и я готов молиться каким угодно богам, чтобы оно скрывалось от меня и дальше. Когда передо мной встает дилемма, утолить любопытство и повредиться умом или же остаться в неведении и сохранить рассудок, я обычно не задумываясь выбираю второе. Вот и сейчас я предпочитаю не соваться на мост, а добраться дворами до прибрежного парка и отсидеться там, пока угроза не минует. Судя по тому, что монстр развалил здесь не слишком много зданий, он «пасется» на довольно обширной территории и захаживает в эти края не каждый день. Авось и сегодня не задержится. Ведь не из-за меня же, ничтожного, он сюда приперся.

Громоподобный топот не стихает, а, напротив, учащается и становится ближе. Не иначе, гигант перешел на бег и вот-вот должен показаться над железнодорожной магистралью. И откуда только возникло здесь это чудовище? Неужто выползло на свет из земных недр вместе с Душой Антея? И, самое главное, каким местом я вообще думал, когда соглашался на эту работу?..

Позади слышатся лязг, скрежет и громкое шуршание, похожее на то, что издает бульдозер, толкающий груду щебня. Не нужно оглядываться, чтобы понять: исполин только что врезался с разбегу в гранитную насыпь и повалил опору электропередачи. Еще немного, и монстр увидит улепетывающего по аллее человека, после чего взревет на всю Первомайку…

Монстр и впрямь замечает меня. Но не ревет. Ничего странного – это чудовище и прежде не умело рычать. Как, впрочем, и убивать. Но если первому оно не может обучиться в принципе, то вторую науку усвоило хорошо. И немудрено. При таких-то габаритах, да плохо справляться с работой убийцы? Тем паче, что других обязанностей у него сегодня и нет…