Читать книгу Томка вне зоны доступа - Роман Грачев - Страница 12
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Полёт
7. Лестница в небо
Metallica – Nothing Else Matters
ОглавлениеУтром мы завтракали вместе. Редкий случай совпадения: я не торопился сегодня в офис, а у Тамары первый урок начинался в девять. Я бы мог усомниться в правдивости ее слов и даже попытаться проверить, но с недавних пор я перестал устраивать скандалы из-за ее посещаемости. Забить на домашку, иногда прогулять урок – святое дело для подростка. Анжеле Генриховне я всякий раз обещал разобраться и провести воспитательную беседу, но Томку просил лишь не доводить ситуацию до кипения. Создавать проблемы на ровном месте – дурная привычка.
С настроением у дочери сегодня было получше. Наверно, выспалась. Даже телефон не взяла с собой на завтрак. У меня появилась возможность перекинуться с ней парой слов.
– Насчет вашей Гели…
Томка, помешивая кофе у плиты, обернулась.
– Да, пап?
– Несладко ей пришлось в последнее время?
Она задумалась.
– Наверно, как всегда.
– А как было всегда?
Тамара уселась за стол, посмотрела без всяких эмоций на мою традиционную яичницу с помидорами и колбасой. Ее собственный завтрак, не считая кофе, состоял из вчерашнего бублика и половинки огурца.
– Мне всегда было ее жалко. И сейчас… Она как из космоса к нам прилетела. Нелюдимая такая, тихая, себе на уме. До нее никому никакого дела не было, пока эта гмыринская банда не стала ее донимать.
– А как они ее донимали?
Томка все-таки выловила из моей тарелки кусок колбасы, но как-то без огонька, автоматически.
– Ответит она что-нибудь невпопад у доски, а это потом целую неделю за ней тащится, что-нибудь типа «Гелендваген, привет Белкину».
– В смысле?
– Она однажды на литературе отмочила, что повести Белкина написал Белкин, потому они так и называются. Настроение у нее плохое было.
– Серьезно? – Я едва удержался от улыбки. Приколоться у доски в духе классических ляпов из школьных сочинений – это надо рискнуть.
– А что смешного? – возразила Томка. – Все логично же.
– Ну да. – Я приступил к чаю. – А как она вообще училась?
– Средненько. Что-то лучше, что-то хуже. Английский у нее неплохо идет… Шел неплохо… Алгебра, физика, история – по-разному, неровно, а вот русский и литература – хорошо. Правда, у доски всегда стеснялась отвечать, ступор какой-то находил, заикаться начинала, часто моргать, даже когда знала ответ… Писала она нормально, а вот говорила плохо. Вроде мысль есть, а собрать не может.
Томка сникла. Может, зря я сейчас начал этот разговор? Может, стоило отложить на вечер? Переживания еще свежие, эмоции не улеглись.
– А ты неплохо о ней осведомлена. Откуда знаешь, как она писала?
Тамара совсем стушевалась, спряталась за огурцом. Не надо было мне задавать этот вопрос, особенно таким тоном.
– В сети читала.
Зазвонил мой телефон, и дочь тут же выскочила из-за стола.
– Алло!
– Антон Васильев… эээ, Антон, это Виктория, доброе утро. Удобно говорить?
– Да, слушаю.
Я уже подзабыл о нашем психологе. Я ждал ее звонка вчера, но она не позвонила, и мое непрошеное либидо слегка успокоилось.
– У нас появился повод для встречи. Это касается вопроса, который мы обсудили вчера в коридоре.
– Очень интересно.
– Когда и где вам будет удобно?
Я посмотрел на часы. Краем глаза заметил, как Тамара на диване в гостиной собирает школьный рюкзак. Спешит смыться.
– Часиков в двенадцать я буду в офисе. Адрес есть на визитке.
– Хорошо, годится.
– Тогда я ставлю нашу встречу в расписание. А что за повод, если в общих чертах?
Она замялась, совсем как Тамара минуту назад.
– Боюсь, по телефону будет сложно объяснить. Но это очень важно, поверьте.
– Охотно верю. Тогда до встречи в двенадцать.
У меня как-то потеплело в груди.
– Пап, я умчалась!
Я едва успел дойти до прихожей. Томка, стоя одной ногой на пороге, догрызала огурец. Все такая же растрепанная, в желтой толстовке с капюшоном на голове. Рок-н-ролльщица…
– Дочь, ты бы хоть постирала ее, что ли. Она уже не желтая, а какая-то говнистая.
– Завтра постираю. Чао!
Она послала мне воздушный поцелуй и исчезла за дверью.
Я позвонил в офис и попросил Петю забить окно на двенадцать. Он флегматично поинтересовался, заказывать ли у Насти кофе с печеньем и на сколько персон. Я велел приготовить на всякий случай целый кофейник и коробку «Чоко-пай». Мне хотелось встретить Викторию как можно более радушно.
Я не люблю наши новые спальные районы. Никогда не купил бы квартиру в таком муравейнике, будь я даже запредельно беден, а ипотечный кредит так же запредельно привлекателен. Я разделяю мнение популярного блогера с прической Бонифация: через сорок лет эти районы превратятся в депрессивные гетто, с которыми мы хлебнем по полной.
Не хотелось бы углубляться в историю вопроса и анализировать причины. Все знают, что этот архитектурный звездец стал результатом популизма и алчности. Призыв партии и правительства в короткий срок обеспечить рынок дешевыми квадратными метрами был услышан и исполнен с таким рвением, что окраины наших городов стали похожи на унылые бетонные лабиринты, в которых нет зелени, мало газонов, всюду автопарковки, летом невозможно спрятаться от солнца, а детям негде поиграть в казаков-разбойников. Фасады кое-где окрашены в «веселые» цвета, призванные скрыть отсутствие у архитекторов фантазии, но это все равно не конструктор «Лего». Так уж исторически сложилось: почти всё, что мы делаем, в итоге напоминает автомат Калашникова.
Мне можно возразить, что я сам живу в районе, который тридцать лет назад казался таким же убожеством. Отчасти возражения будут справедливы. Однако наши дома возводились еще при Царе Горохе, когда хитом кинопроката был «Крокодил Данди», а «девятка» цвета мокрого асфальта считалась космическим кораблем. Уж за тридцать-то лет они могли шагнуть вперед!
Ан нет. Планы народа по-прежнему совпадают с планами партии, и не выйдет уже киношный Иоанн Васильевич на балкон, не окинет государевым взором округу и не произнесет в эстетическом экстазе: «Лепота!»
Дом, который несчастная Эвангелина Вартанова выбрала в качестве трамплина для своего последнего прыжка, возводился в микрорайоне по Университетской Набережной в нескольких кварталах от нашей школы. Это была ничем не примечательная стандартная шестнадцатиэтажная штамповка на два подъезда, одной стороной обращенная к заросшему берегу городской реки в самом узком ее течении, а другой к такому же дому, только пониже, уже заселенному и обжитому. Я долго искал место для парковки. Апрельская грязь, взрытая колесами грузовиков, не торопилась высыхать, а на редких островках асфальта кучковались тачки местных жителей. В конце концов, я бросил машину на углу возле строительного забора, заехав передней парой на деревянный настил.
Рабочего оживления на объекте я не обнаружил.
– Си-Эс-Ай, место преступления…
Я миновал распахнутые ворота и прошагал к левому подъезду. Под ногами зачавкало. С каждым новым шагом туфли становились тяжелее. Я понял, что свалял дурака, не захватив бахилы.
Двери подъезда были открыты. У недоделанного крыльца высились штабеля цементных мешков и кирпича. Изнутри донесся звук работающей болгарки. «Кто-то все же копошится», – подумал я и огляделся.
Судя по протоколу с места происшествия, который мне раздобыл Петя Тряпицын, тело девушки нашли слева от крыльца. Она упала прямо в грунт, ничего больше не задев. Явных следов падения не осталось – тут уже поработали лопатами и граблями, а ограничительные ленты убрали еще вчера, когда следственные действия были закончены. Но определить место было несложно. Прямо под стеной лежали две гвоздики.
Бедная девочка. Глупышка, зачем же так…
Я поднял голову, посмотрел на самый верх. Для прыжка могло использоваться одно из двух помещений, находящихся рядом с шахтой лифта. Это крайняя левая квартира на площадке, других там просто нет. Ни балкон, ни соседнее окно не застеклены. Надо подняться и посмотреть на месте.
Но мне не хотелось этого делать. Пожалуй, впервые в моей криминальной практике мне хотелось уйти подальше от места происшествия, ничего не осматривать и не трогать. Я по этой причине даже не стал выпрашивать у следаков фотографии. Трагедия подошла довольно близко к моей семье, к самому дорогому человечку в моей жизни. Уж сколько я напереживался в свое время за Томку – и когда ее похищал один недалекий охотник за раритетами, и когда из меня пытались делать отбивную на ее глазах, и когда мы вместе удирали от погони, визжа на крутых поворотах. Всякий раз я обещал себе, что отодвину дочь подальше от своих дел, а сам буду стараться, чтобы не зацепила меня пуля бандитская и перо воровское не вошло под ребро. И все вроде устроилось, я больше не искал приключений на свою задницу, моя верещалка взрослела как все нормальные дети.
Но вот – получите и распишитесь. Ее одноклассница сигает вниз. Смерть, оказывается, можно потрогать руками…
– Что вы хотели, уважаемый?
Из-за угла неторопливо, чавкая безразмерными сапогами, вышел мужичок лет шестидесяти в грязно-желтой спецовке. Вряд ли это был строитель – те, как правило, обладают крепкой и подвижной комплекцией, а этот смахивал на пенсионера-грибника. Скорее всего, сторож местный. Возможно, тот самый.
Я двинулся к нему, на ходу раскрывая удостоверение частного детектива.
– Здравствуйте! Скажите, вы работали на объекте позавчера вечером?
Он даже не стал смотреть ксиву. Услышав вопрос, остановился в нескольких шагах от меня. Буркнул раздраженно:
– Я уже все рассказал. Я не виноват.
Я кивнул, спрятал удостоверение.
– Никто вас не обвиняет. Пока, во всяком случае. Вы сторож, я правильно понял?
– Ну.
Он достал сигарету, долго пытался прикурить от спичек, которые гасли на ветру. Я услужливо подставил ему под нос зажигалку. От мужика несло перегаром. «Как тут не нажраться», – вспомнил я свою позавчерашнюю фразу.
Сторож выпустил струю дыма, мрачно глянул на открытый подъезд.
– Купят теперь здесь квартиру, как же, ага…
– Купят, никуда не денутся, – возразил я. – И не такое покупали.
Сторож смерил меня внимательным взглядом. Он оценивал: при исполнении или зевака? Послать или выслушать, а потом все равно послать?
– Я хочу подняться и посмотреть. Надеюсь, вы не против?
Он на мгновение замер с сигаретой у раскрытого рта. Очевидно, похмелье мешало ему адекватно соображать (по себе знаю: в таком состоянии ты махнешь рукой на инопланетную тарелку, приземлившуюся в твоем собственном дворе, и позволишь забрать себя на опыты), но после трагедии на вверенном ему объекте он обязан был стать подозрительным.
– А можно еще раз посмотреть на вашу корочку?
Я развернул удостоверение.
– Я чот не очень понимаю…
– Я частник. И я здесь по просьбе… по просьбе родителей.
– Чьих?
– Погибшей девочки.
Сторож облизнул губы. Он увидел во мне инопланетянина.
– Нельзя, – резюмировал мужик, бросив в лужу окурок. – Объект повышенной опасности, все такое. Вы сейчас там погуляете, а у меня потом проблемы…
Я начал злиться.
– Слушайте, уважаемый, вы бы свою принципиальность проявили два дня назад. Средь бела дня проморгали прыгуна. Объект повышенной опасности… Вы даже сейчас ворота не прикрыли! Страна раздолбаев, бл… Лучше рассказывайте, где вы тогда шарахались?
Он покраснел, начал озираться. Я злился еще больше. Ткнуть бы его носом в те гвоздики под стеной.
Я сделал шаг вперед. Мужик попятился.
– Давай-давай, гегемон, колись! Бухал у себя в сторожке? Кстати, почему она у вас с другой стороны, если подъезды здесь?
– У нас двое ворот. С той стороны еще один дом будут ставить, сваи заколачивают, стройматериалы завозят. Поэтому и будку туда перенесли, когда здесь все почти закончили. Не могу же я разорваться!
– А почему до сих пор все нараспашку? Ты не знаешь, что дети по стройкам любят лазать?
– Да чего ты от меня-то хочешь?! Не видел я их! Не мог видеть, у меня нет глаз на жопе!!!
Я остановился. Сторож сделал еще пару шагов назад для верности.
– Кого – их? – спросил я спокойно, будто не было никакой вспышки гнева.
– Этих… детей твоих…
– Девушка пришла не одна?
Сторож сплюнул на землю, опять машинально полез за сигаретами. На этот раз я не стал ему помогать с зажигалкой, и он потратил кучу времени на прикуривание.
– Чтоб вам, бля…
В подъезде снова запела болгарка.
– Слушай, мужик, – сказал сторож, поглядывая на меня исподлобья. – Ты точно не из этих?
– Будь спокоен. Мне просто нужна информация.
Для пущей доверительности я достал бумажник, аккуратно вытянул за краешек тысячную купюру. Дед пыхнул сигаретой, посмотрел наверх – на окна квартиры, из которой выпала Вартанова.
– Я не знаю, кого я видел. Но кого-то видел.
– Сколько их было?
– Не знаю. Они мелькали в окнах там, с другой стороны. Две головы в один момент я заметил точно.
– На каком этаже?
– Сначала где-то на пятом-шестом в подъезде, а потом в крайних квартирах на последнем.
– Ты ментам сообщил?
Сторож промолчал. Он все смотрел вверх. Очевидно, не решался пересечься со мной взглядом. А может, все еще сомневался, что мне можно доверять.
– Сообщил или нет?
Он шмыгнул носом.
– Нет.
– Почему?
– Не люблю я… судимость у меня была… погашена уже.
– И только?
Он опустил голову, глянул на мой бумажник.
– Хер с тобой, если подлечишь… Короче, там еще парочка моих была. Приятели мои… Нет, ну как приятели… так, на рынке у меня возле дома торгуют. Тут в первом подъезде на прошлой неделе проводку начинали монтировать – розетки там, кабель-каналы, туда-сюда по мелочи. Сгрузили на этажах коробки, бросили все нафиг и ушли. Они вообще нихера не делают уже целый месяц, хотя отделку давно пора заканчивать. Навезут стройматериалов, поколупаются втроем полдня, а мы потом стереги это все… Ну, я парней и пустил. Из работяг позавчера тут никого больше не было, шухера никакого. Из каждой коробки по три-четыре штуки возьмут – с этих не убудет.
Он посмотрел на меня с выражением «мол, ты ж понимаешь, дело-то житейское». Я кивнул. Конечно, как можно не украсть, если можно украсть. Остается лишь удивляться, что застройщик начал отделочные работы, не перекрыв подъезды. «Это заговор».
– Я на парней сначала подумал, что это они там шарахаются. Но теперь сомневаюсь.
– Когда ушли твои парни? До или после прыжка?
– Наверно, до. Заглянули ко мне в будку, мол, все путем, на пол-банки дали и пошли себе. А минут через двадцать сюда менты с визгом заехали… ну, я и узнал, что она тут вот…
– А почему ты сомневаешься, что это не твои приятели маячили в окнах?
Сторож усмехнулся.
– А им оно надо было? Пришли розетки и кабели тырить – и в окнах рожи светить? Но это я только потом уже понял. Так что…
Он развел руками.
– Меня один хрен погонят отсюда, когда замену найдут. Да я и сам уйду. Сдалась мне тыщу раз херотень эта на пенсии…
Он начал что-то вещать о жизни своей, но я его уже не слушал – у меня заработала профессиональная соображалка. В такие моменты я иногда не реагирую на внешние раздражители. Даже Томка может достучаться до меня лишь со второго раза, если я проваливаюсь в кроличью нору своих умозаключений.
Итак, Эвангелина могла быть не одна, а с компанией. Также возможно и то, что заливший глаза сторож ошибся. Черт его знает, что он там увидел через мутное стекло своей будки. Его приятели со строительного рынка могли быть такими же бухими идиотами, потерявшими осторожность. Если никого из строителей на объекте в тот день не было, то…
Получается, нужно найти этих романтиков с большой дороги, промышлявших розетками.
– …слышь, нет? – Сторож тронул меня за локоть.
– Чего?
– Я говорю, самое смешное, если ты все-таки окажешься из этих, которые позавчера, а я тут распелся. Можешь меня сдать, если хочешь, мне уже пох…
«Кабы не похмелье, ты бы не был так болтлив», – подумал я.
– Не волнуйся. – Я, не оборачиваясь, протянул ему купюру. – Но воровать все равно нехорошо. Я поднимусь?
– Иди, коль надо. Только ты это… недолго. Тут и так два дня кипиш стоял, хватит с меня…
Я оставил его на площадке, где он, подобно лакею в трактире, получившему рубль на чай, мялся у распахнутых ворот, а сам прошел к подъезду. Я старался не устряпать туфли окончательно, но, похоже, бесполезно. Русская стройка плюс русская же весна – убойная смесь.
Рабочие с болгаркой возились на площадке у пустой шахты лифта. Они без особого любопытства глянули в мою сторону и продолжили что-то резать. Я поднялся на второй этаж, убедился, что сторож был прав и работа по отделке даже не начиналась – у квартир не было дверей и стяжек на полу, – и пошел выше. Пятнадцать этажей впереди, мама дорогая. Сейчас, старик, ты в миллионный раз помянешь свою лень, из-за которой забросил бассейн и тренажерный зал.
«Я узнал, что у меня есть огромная семья»…
Всякий раз, поднимаясь по лестнице, вспоминаю это дурацкое бормотание Данилы Багрова.
В подъезде цементная пыль, запах болота, обломки арматуры. У стен стоят затянутые в полиэтилен межкомнатные двери. Кое-где на стенах встречаются надписи странного содержания, какие-то буквенные и цифровые значения – «F 22.8». Это еще один повод дать пинка охране. Проходной двор, а не стройка – тырят стройматериалы, гадят, прыгают из окон. Даже сейчас, после всего случившегося, старый пердун не почесался замкнуть периметр. Почему застройщики все это допускают? Потому что им все равно. Дольщиков на деньги развели, коробку поставили, потом грянули эти кризисы-шмизисы, нехватка финансирования, курс Доу Джонса, наводнение в Северной Африке. Будут тянуть волынку до зимы, вкручивая по одной розетке в неделю.
«…И тропинка, и лесок, в поле каждый колосок»…
В детстве я сам любил таскаться по стройплощадкам. Трудно найти более притягательное для ребенка место – замок, вражеский форт, катакомбы с мутантами. Едва ли кто-то из нас, сопляков, отдавал себе отчет, что это опасно для здоровья и жизни. Это родители пусть трясутся – такая их доля, – а с нами все будет зашибись!
Помню, рядом с нашим домом начали застраивать два свободных пятачка кирпичными пятиэтажками. Мы с пацанами освоили объекты уже на стадии котлована, а уж когда поднялись первые два этажа, вытащить нас оттуда было невозможно. Перестрелки с фашистами в полузатопленных подвалах, беготня по стенам, прыжки с плиты на плиту над двухэтажной бездной. Как вспомню, так вздрогну. У детей инстинкт самосохранения либо отсутствует, либо находится в каком-то зачаточном состоянии. Поседеешь с ними, пока вырастишь.