Читать книгу Томка вне зоны доступа - Роман Грачев - Страница 8

Утром, проснувшись раньше дочери, я полез в интернет за новостями. Я мог бы сделать это и накануне вечером, но настроение и так было ни к черту, к тому же оперативность наших информационных агентств в отсутствие серьезных катаклизмов типа взрывов домов и метеоритов оставляла желать лучшего.

Итак, ленты новостей кратко сообщали следующее: девочка четырнадцати лет, учащаяся седьмого класса средней школы номер такой-то найдена мертвой у стен строящегося дома по Университетской Набережной… Характер повреждений указывает на падение с большой высоты. Судя по всему… очевидно… наиболее вероятно… бла-бла-бла…

Официальная пресса ужом вертится, чтобы не называть вещи своими именами, потому что государство должно заботиться о нежных подростковых душах. Наши дети не прыгают с крыш, не режут вены, не знают про геев и лесбиянок, не курят, не пьют и любят президента. Россия – страна розовых пони.

Впрочем, не всё было так безнадежно. Информация из разных источников в целом совпадала, но если государственные и провластные СМИ сухо излагали содержимое пресс-релизов, то недобитые хулиганы от журналистики больше напирали на нюансы. По их данным, девушка выпала с балкона шестнадцатого этажа примерно в семнадцать-ноль-ноль в понедельник. Возможно, чуть позже. Сторож на стройке ничего внятного сказать не мог – весь вечер торчал в своей будке по другую сторону дома. Вторые ворота со стороны подъездов были открыты, поскольку в тот день на объект завезли партию комплектующих и вечером ожидалась еще одна машина, которая так и не пришла. Подъезды еще не были как следует оборудованы, войти мог любой. Осмотр балкона, квартиры и лестничной площадки, равно как и опрос жителей дома напротив, никаких существенных деталей не добавили. От погибшей в доме остался пакет с учебниками и тетрадями, а в кармане девочки нашли какой-то документ, содержание которого не разглашалось. Предсмертная записка? Чек из магазина? Скидочный купон в салон красоты? Черт его знает, тайна следствия. Интересно, что они нароют в ее мобильном телефоне и социальных сетях? А что вытрясут из одноклассников?

Словом, поганая история, которую любой нормальный родитель обязательно пропустит через себя. Я не исключение…

Томка вышла из комнаты в семь-пятнадцать. Она, похоже, так и уснула в своей любимой растянутой серой футболке и просторных шортах до колен. Как залезет в одну одежду, так и носит, пока с нее грязь корками не начнет отваливаться.

– Ты меня не разбудил, пап.

– Как раз хотел. Завтрак на столе. Давай, собирайся и не опаздывай. Я на работу.

Чмокнув меня на прощание в прихожей, она напомнила:

– Собрание в семь.

– Заеду по дороге из офиса.

– Только не слушай про меня гадости. Это все неправда.

– Конечно. Ты же у нас ангелочек.

Она вымученно улыбнулась.

Не нравится мне ее настроение в последнее время. И дело тут не только в гибели сверстницы. Очевидно, есть что-то еще, чего я пока не знаю.

Детективное агентство мое, легкомысленно названное «Данилов» в честь основателя и бессменного руководителя, переехало в другой офис. Раньше мы сидели в престижной высотке в Сити, занимая три больших комнаты на одном этаже. Я тогда почти ни в чем себе не отказывал: содержал приличный штат, всех этих аналитиков, юристов, водителей, полевых агентов, не жалел средств на техническую модернизацию и премирование особо отличившихся сотрудников. Я мог себе это позволить, потому что «Данилов» входил в число лидеров рынка. Однако после приснопамятных «бомбежек Воронежа» пять лет назад, повлекших экономический и морально-умственный кризис, я принял решение слегка затянуть поясок.

Теперь мы снимаем часть верхнего уровня в скромном двухэтажном особняке возле Городского сада. Внешне он похож на гостевой флигель старой дворянской усадьбы. Я видел такие в московском парке Кусково. Особняк компактный и уютный, со стороны сада к нему прилегает одноэтажный хозяйственный бокс, на крышу которого, приспособленную для отдыха, мы выходим прямо через балконную дверь. С этой крыши открывается чудесный вид на парк с его аллеями и прудом.

Соседей на нашем этаже пока нет, офисы пустуют, а обитатели первого этажа – редакция бесплатной городской газеты и нотариальная контора – нам особо не докучают. На входе в стеклянном стакане сидит охранник Вакула, состоящий в штате у владельца здания. Вы будете смеяться, но это у него не прозвище, а самая настоящая фамилия. Благодаря тому, что и внешне парень чем-то напоминал гоголевского кузнеца с дурацкой прической «под горшок», все так и кликали его по фамилии (лишь я называл его Андреем). Он не обижался. Парень был добродушный, даже немножко туповатый, но дело свое знал.

Экономия на аренде офиса вышла существенной, однако самым сложным решением в те годы стало сокращение штата. Я никого не мог оторвать от сердца. Я собирал команду не один год, занимался сложной селекцией, как менеджер топового клуба НХЛ. Искал, соблазнял, перекупал, торговался, довел работу этого механизма до совершенства. И вот как это можно было потрошить?

Пришлось избавиться от некоторых элементов «надстройки» – юридический и технический отделы я перевел на аутсорсинг. Полевых игроков оставил всех, но урезал зарплату на десять процентов. Ребята поскрипели немного, однако заявление на стол никто не положил. И зоркий глаз Саша Стадухин, и сыщики Картамышев-Артамонов, которых мы называли «двойняшками» из-за сходства фамилий и внешних данных, и даже угрюмый водитель Матвей, бывший каскадер и дамский угодник, – все они остались. Они знали, что я не буду жировать на Мальдивах на эти сэкономленные проценты зарплатного фонда, а я в свою очередь был уверен, что они не предадут и не станут работать хуже.

Стоит ли упоминать, как я был рад и даже счастлив, что старички, работавшие со мной с самого основания – мой заместитель и мозг компании Петя Тряпицын и хозяйка офиса Настя Голубева, – также оставались на своих местах? У Насти, правда, поменялась фамилия, она теперь Левкович по мужу, да и вообще с годами подтянула дисциплину, посерьезнела, по распродажам и салонам красоты в рабочее время не бегает, часами на телефоне не висит. Похорошела, в общем. Что касается Пети, то он мало изменился. Как был умницей и моей правой рукой пятнадцать лет по двадцать четыре часа в сутки, так им и остался.

Как писал Довлатов, у нас троих уже не любовь, а судьба.

В холле на первом этаже я задержался. Вакула на вахте читал газету. За спиной у него бубнил радиоприемник. В воздухе витал запах заваренной китайской лапши.

– Антон Васильевич, здрасьте! – Он протянул руку в окошко.

– Привет, Андрюш. Как дела в замке?

– Тишина и покой. Только ночная смена передала вот это. – Он полез под стол, пошуршал там бумагами и вскоре просунул в окошко небольшую женскую сумочку из светлого кожзаменителя. – Кто-то оставил в фойе на стульях возле нотариусов. Мой ночной сменщик опять лыка не вязал, не смог ничего объяснить.

Я покрутил сумку в руках, пощупал бока.

– Саперов не вызвал?

Вакула замер с приоткрытым ртом. Мне нравилось над ним подшучивать. Он был таким бесхитростным.

– Думаете, в ней бомба?

– Давай посмотрим.

Я оттянул молнию, заглянул внутрь. Как ни странно, в сумочке не было ничего, что обычно входит в список дамских аксессуаров, – ни косметички, ни зеркальца, ни расчески. А были там только толстая тетрадь в пружинном переплете с синей обложкой и перьевая ручка. Не «Паркер», но и не дешевка за тысячу рублей.

– Это, наверно, кто-то из клиентов соседей. Пойду занесу. Кстати, мог бы и сам это сделать.

Вакула виновато улыбнулся. Он почему-то избегал общения с нотариусами. Наверно, стеснялся их. Там работали одни девчонки, и весьма недурные собой…

Я пересек холл, постучал в дверь с табличкой «Нотариус Дахненко О. В.».

– Войдите!

Я толкнул дверь

– Оксан, привет!

Сидевшая за столом в дальнем углу женщина с короткой мальчишеской стрижкой подняла голову.

– Привет, соседушка. Чего принес?

– Посмотри, не ваши оставили?

Оксана вышла из-за стола. Сегодня она была в джинсах, а не в юбке до колена. Фигура у нее что надо.

– Знакомая сумочка. Брат с сестрой делят бабкину дачу. Она хочет продать и поделить деньги, а он собрался там теплицу ставить. Достали оба, Каин и Авель, блин… Давай, я им позвоню.

Она приняла у меня сумку, бросила ее в гостевое кресло возле кулера.

– Каин и Авель были братьями, – сказал я.

– Да и пофигу. Ты бы лучше с тортиком зашел. А то гуляете там у себя по вечерам, на крыше тусуетесь, Балдерис этот у вас вообще прописался. Нас, одиноких незамужних девочек, почему-то игнорируете.

Я оглядел кабинет. Столы пустовали, компьютеры не работали.

– А где твои девочки сегодня?

– Галка на выезде, у Любы, пардон, месячные. – Оксана приблизилась ко мне, положила руку на плечо. – Ну, когда чай пить будем, Шерлок?

– После поездки к Рейхенбахскому водопаду, – улыбнулся я и направился к двери.

– То есть никогда?

Уходя, я послал ей воздушный поцелуй.

Оксана была «странно прикольная». Так ее при первой встрече назвала Томка. Я и сам поначалу, когда нотариусы только въехали в наш флигель, принял ее за лесбиянку или феминистку, но в процессе добрососедского общения вскрылось много опровергающей информации. Как-нибудь потом расскажу…

Я поднялся на второй этаж. На лестничной площадке мой сыскарь Сашка Стадухин слушал кого-то по мобильнику. Мы кивнули друг другу.

Новый наш офис, как и прежний, состоял из трех отсеков со стеклянными перегородками и общего холла со стойкой администратора посередине (точнее, мы просто раздробили на части одно просторное помещение). Из-за стойки сейчас торчала светлая макушка Насти Голубевой-Левкович. В тишине раздавался стук компьютерной клавиатуры.

– Доброе утро, пчелка!

Настя приподнялась, улыбнулась, глянув поверх очков.

– Антон Васильевич, доброе! Кофе сразу или попозже?

Настя до сих пор обращался ко мне на «вы» и по имени-отчеству. Я устал ее уговаривать сократить дистанцию.

– Давай сразу, дорогая.

Я прошел к себе в правое крыло. В приемной перед моим кабинетом (кстати, единственным в конторе, скрытом от посторонних глаз жалюзи) Петя Тряпицын, развалившись в кресле и подперев рукой щеку, глядел в монитор компьютера.

– Заместитель моего высочества скучает? – пошутил я, переиначив его собственное традиционное приветствие.

– Жду перезагрузки, – ответил тот. – Компьютер пора чистить. Грузится по утрам как четыреста восемьдесят шестой.

– Ты еще помнишь такие? Позвони в сервис.

– Уже.

Петя порылся в бумагах на столе, выудил из-под стопки документов стикер.

– Тебе на городской звонила классуха Тамарки. С самого сранья, я еле успел трубку взять, когда пришел.

– Она в своем репертуаре.

– Набери ее. Она просила сразу, как ты придешь.

– Еще бы.

Я присел на диван в углу приемной, набрал номер.

С Анжелой Генриховной Рихтер, преподававшей в школе биологию, у меня сразу как-то не заладилось. С нашей первой классной дамой в начальной школе мы жили душа в душу – молодая выпускница педагогического университета была полна энергии, фонтанировала идеями, придумывала, изобретала, к каждому ученику находила особый подход. Я люблю таких. На выпускном по окончании четвертого класса родители умылись слезами и упились шампанским – так не хотелось расставаться.

Рихтер же являла собой полную противоположность. Адепт классической советской школы, она строго очертила границы допустимого. Она чем-то напоминала мне мою собственную школьную юность. Таких учителей я избегал и боялся, а если мне сейчас, уже взрослому, снилась школа, то неизменно с участием таких вот Анжел. Про них моя матушка всегда говорила: «Конечно, они не всем нравятся, но это потому, что они – требуют!»

Дурацкий критерий эффективности педагога – умение требовать. Мне кажется, умение заинтересовать предметом куда привлекательнее.

– Алло! Анжела Генриховна, это Антон Данилов, вы просили перезвонить. Доброе утро. Я не отвлекаю вас?

– Нет, Антон Васильевич, все в порядке, у меня свободная пара. Здравствуйте.

Она сделала паузу. Давно заметил за ней манеру ставить собеседника в положение просящего. Собственно, отсюда же и ее идиотская привычка звонить на номера рабочих телефонов, а не на мобильные. Это МЫ должны ее искать, а не наоборот.

Но я тертый калач, меня на арапа не возьмешь. И она это знала.

– Слушаю вас, – мягко, но настойчиво произнес я.

– Гмг… Вы, наверно, уже слышали, что у нас ЧП.

«ЧП – это когда кошка попала в водосточную трубу», – подумал я. Вслух же ответил:

– Да, слышал.

– Сегодня будет собрание в семь часов. Вы придете?

– Да, Тамара передала мне информацию.

Она замялась. Тема разговора была исчерпана.

Зачем она вообще позвонила?

– Анжела Генриховна, вы обзваниваете всех родителей или меня персонально?

– Я обзваниваю тех, у кого дети… скажем так, немного забывчивы. Тамара, к сожалению, одна из них. Но вы правы, дело не только в этом. Я бы хотела… словом, хотела бы, чтобы вы обратили внимание на это происшествие как специалист.

Я хмыкнул. Теперь уже в голосе Рихтер появились какие-то просительные интонации. Впрочем, это было объяснимо. Трагическая гибель ученицы твоего класса, причем не под колесами автомобиля в свободное от учебы время и не вследствие нелепой бытовой случайности, а по многим параметрам самоубийство – это, как верно заметила Томка, полный шухер. Если начать копать, то можно найти серьезные просчеты в педагогической работе.

– У меня нет соответствующих полномочий, я частное лицо, как все остальные родители.

– Я понимаю. Но все же… мне бы хотелось, чтобы вы со своей стороны как-то…

Я вздохнул. Петя Тряпицын поглядывал на меня с любопытством.

– Я думаю, Анжела Генриховна, на это дело обратят внимание очень многие. Но я вас услышал. А сейчас прошу прощения…

– Да-да, конечно! Извините, что отняла у вас время. До встречи вечером.

Я бросил трубку на диван, молча пошлепал губами.

– Что случилось? – спросил Петя.

– У Томки одноклассница сиганула вчера с балкона.

– Насмерть?

– Шестнадцатый этаж. Сам как думаешь?

– Йо-майо…

Я поднялся, отпер дверь своего кабинета.

– Петь, посмотри, пожалуйста, кто занимается доследственной проверкой. Это, наверно, Калининский район. Строящийся дом на Университетской Набережной, имя погибшей – Эвангелина Вартанова. Запиши на всякий случай. Тащи все, что нароешь.

Прежде чем закрыться в кабинете, я окликнул ресепшн:

– Настюш, кофе!