Читать книгу Перемирие - Роман Корнеев - Страница 4

Окровавленное светило поднималось в тёмных небесах, растопыря косматые усы протуберанцев. Блёклые облака грязными полосками лишь исчерчивали его мрачный лик, не в силах помешать дождю лучей, впивающихся в твои плечи. Но ты привык к этим объятиям, тебя специально учили подолгу обходиться без защитных экранов, и теперь ты решил показать другим класс. Ты не сопляк какой-нибудь, ты идёшь, ровно выдыхая прогорклый воздух, раз, два, левой правой.

В стороне скорчились на крутом склоне густо-чёрные сентябрьские сосенки. Их хвоя кажется измазанной в крови, мрачноватое зрелище, но тебе нет до них дела – ты твёрдо знаешь, что там не пройти. Ты привычно перекладываешь маслянисто поблескивающий футляр на левое плечо, делаешь два глотка из фляжки, кривишься от тошнотворного вкуса.

Вокруг – ни ветерка, только чуть колышется за спиной горизонт в восходящих потоках. Тугая вата сумрачной этой духоты подкатывает к горлу, не давая толком думать. Ты сосредоточиваешь внимание на размеренном скрипе армейских ботинок, и тебя немного отпускает.

Нужно быстро двигаться, ловко перебирая ногами по неверной, хрусткой поверхности скользкого крахмального выпота земли. Зимой и весной серые шапки мхов – хорошее укрытие, сейчас всё, что от них осталось, скрипит расслоившейся коростой. Нужно ступать, не сбиваясь с ритма, плавно перенося вес с одной ноги на другую. Ты знаешь, что за тобой никто не следит, но предосторожность не мешает – хороший звуковой сенсор с системой принятия решений способен издали различить любой неловкий звук и отдать команду в центр.

Несмотря на все тренировки, тебе невыносимо жарко. Но ничего, уже немного осталось. Мысли сойдутся на одной тропе, толкая вперёд, к твоей бредовой цели. Ты идёшь убивать.

В тот день, когда впервые промелькнули тревожные слухи о начале большой войны, полк должен был перебазироваться на летний полигон.

Среди горных пиков, изрытых штреками автоматических складов, были разбросаны лёгкие пластиковые домики, на открытых верандах которых так приятно вечерами травить байки и попивать крепкое низинное пиво с морошкой. Весь день, ясное дело, капралы будут гонять солдат по крутым склонам, обучая их премудростям пешей воинской жизни, инструкторам же, собратьям сержанта Селя по несчастью, придется всю эту беготню не только разглядывать, но и принимать в ней живое участие.

Памятуя об этом, сержант уже две недели, в пику более интересным занятиям, пропадал в тренировочном зале, перемежая тупое тягание железа заплывами в офицерском бассейне. Вот и сегодня, наблюдая за погрузкой транспортных платформ, сержант Сель решил напоследок ещё раз воспользоваться приятной прохладой плавательной дорожки.

Сказано – сделано, волны сомкнулись над его головой, отгородив от звуков остального мира. Только ты и стук твоего сердца. Чего проще – проплыть под водой пару раз туда-обратно. Когда дыхание сравнивается с течением веков, когда мысли текут подобно ледникам… вынырнуть посреди бассейна заставил крик сержанта Ньеля.

– Сель! Сель, туды тебя растуды!

– Чего тебе?

– Слышал свежую новость? Нет? По штабу ходят слухи, говорят, никакие это не манёвры, командование получило приказ Узурпатора. Враг должен быть разбит. И атомные арсеналы уже раскупоривают.

Сержант Сель выругал себя за слабонервность. Слухи о начале войны бродили уже года полтора, не меньше. Стоило ли прерывать моцион лишь затем, чтобы услышать вчерашние новости?

– И что?

– А то, всех собирают.

– Опять?

– Да, опять.

– Ладно, сейчас вылезу. Но учти, если всё будет как обычно – ты мне должен два пива, понял?

Сержант Ньель подозрительно легко согласился, умчавшись во мрак раздевалок.

«Что творится, что творится…» Быть пушечным мясом в действующей армии – чего ещё желать настоящему солдафону… вот только сержанту Селю это особого удовольствия не доставляло. Альянс на трезвый взгляд вовсе не был таким уж монстром. К тому же – половина родственников сержанта вовсе не была подданными Узурпатора, и война… малость не доставляла ему удовольствия.

Впрочем, когда ему удалось добраться до зала штабного совета, ситуация оказалась даже хуже, чем он полагал. Альянс не думал переходить в наступление, он даже не пробовал на прочность их укрепления вдоль изрытого окопами, но нужного всем Западного Нефтяного Разлома. Это Узурпатор решил напасть первым.

Приказ был зачитан в гробовой тишине, даже обычный скрип рассохшихся стульев словно утонул в чёрной вате молчания. Офицеры сидели чуть сгорбившись, они давно ожидали чего-то подобного, только вчерашние выпускники кадетских училищ чуть морщились, пытаясь уложить у себя в голове это слово – война.

Впрочем, никаких конкретных планов в приказе, как и следовало ожидать, не сообщалось. Как можно, право. Всем разобраться по подразделениям, собрать солдат для обычного марш-броска, только проследить, чтобы сухпайка м энергопакетов хватило на две недели, не меньше. Враг не должен пронюхать, за малейший признак измены – расстрел на месте без всяких разбирательств.

Вышкомсостав полка бодро выкинул их за двери, не забыв включить защиту. Будут обсуждать детали, вам – не положено.

Сержант Сель был всего лишь полевым инструктором, так что формально в его подчинении находилось полсотни только-только чему-то обученных пехотинцев. Ну, да с него и спрос не велик – найдутся командиры повыше рангом. Раздать распоряжения стоило минутного труда. Только с рядовым Мэтно случилось попререкаться: вечно у того вопросы лишние, а почему не пообедав, а точно мы в лагерь летим? Пришлось рявкнуть. Хороший солдат не задаёт лишних вопросов – что командир сам скажет, то тебе и достаточно.

Ругаясь про себя, сержант Сель двинулся в офицерские казармы собираться. Хорошо хоть, не отправили их куда-нибудь южнее. Глотать за пятидесятой параллелью каменную пыль было малопривлекательным занятием даже в мирное время, что уж тут говорить.

Раз-два, пластиковый ящик плотно набит разной нужной мелочью – запасными батареями, воздушными фильтрами, вот пара обойм от ручного разрядника, запчасти для штурмовой винтовки, только-только места нашлось на парадную фуражку. Памятная она была, её сержанту Селю ещё отец покупал на двадцатилетие. И маловата уже, но оставлять не хотелось.

Вот, вроде бы, и весь скарб. В шлеме привычно пискнул коммуникатор, мелькнули перед глазами символы стартовой последовательности, мир вокруг чуть поплыл и стал вновь прежним. Теперь он, можно сказать, готов к бою.

В вертолёт его ребята вбегали достаточно бодро, даже головы не прижимали от близости бешено вращающихся лопастей. Хорошо, а вот теперь закроем чёртов люк и будем наслаждаться низким гудением ребристой металлической платформы, служащей здесь полом. В узких иллюминаторах сквозь жёсткие насекомообразные тени навесных орудий можно было увидеть лишь кусочек серого неба. Сколько так лететь? Помнится, что-то около двух часов. Только не на северо-восток, как думали его «бойцы», а прямиком на запад.

А? Что? Сержант Сель, кажется, заснул. Дьявол, это не к лицу хорошему командиру. Что подумают младшие по званию? Впрочем, на него никто не обращал внимания. Вертолёт снижался, и все как один приникли к смотровым щелям, пытаясь разглядеть внизу хоть что-нибудь.

– Отставить! Вы что, порядка не знаете? Кто не хочет разбить свою долбаную башку об этот сраный потолок при посадке – немедля пристегнуться!

Послушались, и слава богу. Выражение лиц у всех не ахти какое боевое – скорее растерянное. Сообразили, что куда-то не туда прилетели.

Посадка вышла жёсткая, вертолёт тряхнуло, пол покачнулся, раздался мерзкий скрежет, машину протащило ещё несколько метров, только потом в шлеме замигал красный сигнал:

– Выметайтесь, живо!

Вырвавшись из цепких лап креплений, сержант Сель первым делом отправился с двоими осмотреться. Так и есть, почти голая скала, пара рвов со следами пиролуча – чёрными шрамами поперёк дороги, несколько наскоро вмонтированных гнёзд для тяжёлой артиллерии да каверна метров пяти в диаметре – темнеет чуть ниже, у основания серого скального монолита. Площадка, куда их высадили – едва-едва не зацепить ротором пару чахлых деревец, что из последних сил жались к камням. Лётчики, словно прочитав его мысли, тут же снялись с места, только каменная крошка заворочалась в расселинах. Вертикальный мир, чтоб его.

Пришлось показать солдатикам пример – сержант Сель, аккуратно спружинив, прыгнул вниз. Амуниция сработала чётко – только взвыли усилители. Следом посыпались остальные горе-вояки. Ладно, с дисциплинкой потом будем разбираться, команды прыгать следом никто не давал. Впрочем, чего зря мелькать наверху, начальство за лишнее расхаживание без камуфляжа не погладит по голове.

– Всем укрыться, иттить вашу через колено!

Каверна оказалась входом в прилично оборудованный ангар. Тут было всё, что нужно для хорошей отсидки в горах – вот «бэмээры» военного образца щетинятся сдвоенными стволами, вот ящики с провизией и водой, конденсатеры со сменными фильтрами, вот полевой ремонтный блок, набор сменных ранцев разложен по стеллажам. Хоть это хорошо, в настоящей войне хуже всего – остаться без хорошо оснащённого тыла. Сержанта Селя передёрнуло.

А, вот и то, что нужно. Целая комната, набитая всяческой электроникой. Когда только успели? Если они действительно так близко к границе… это не один год, строить такую цепь сооружений от юга до севера. Как удалось сохранить при этом секретность? Впрочем, лучше об этом не думать, за нас начальство подумает.

Разъём привычно пискнул, подключая информационный канал.

– Сержант Сель? На связи полковник Мостель.

– Да, мой полковник!

– Сейчас к вам доберётся звено «черепах», поступите в их распоряжение.

– Так точно! Какие будут ещё приказания?

– Никаких. Сынок, на твоём участке особых действий не предполагается, вы должны лишь хоть сколько-нибудь продержаться, если они будут прорываться через ваше ущелье. Да, и ещё. Если командир «черепах» погибнет – тебе дальше командовать. Ясно?

Как не ясно.

– Так точно.

Сержант Сель отключился, отправил половину бойцов монтировать в гнёздах орудия, с остальными же отправился к «бэмээрам». Нужно их ещё раскапсулировать, завести. Протестировать толком времени бы хватило…

Пол мелко задрожал под чувствительными механическими ступнями. О, явились, не запылились. Тяжёлая поступь штурмовых машин пронзила даже многометровую толщу скальной породы. «Альфа-третий, я ипсилон-двенадцатый. С прибытием!» «Ипсилон-двенадцатый, слышу вас. Это ваши люди тут монтажом занимаются?» «Так точно. Приказ был…» «Я знаю, просто так спросил. Со мной восемь машин, сколько выделите людей на броню?» «Сколько скажете, мне только нужно оставить минимум шестнадцать человек для наземных орудий. А вообще… я сейчас к вам выйду, поговорим».

Сержант Сель, как всякий пехотинец, не любил водителей бронированных «черепах» за высокомерное отношение к остальным родам войск. Но всяко лучше заглянуть в лицо тому, с кем, возможно, придётся биться бок о бок в этом ущелье.

Низкий гул от работающих генераторов «черепахи» плотной ватой заложил уши, горячий дымный ветер рвался вниз по скалам. Чёрная, иссечённая частыми царапинами шкура боевого механизма покачивалась в такт неслышной мелодии. На рабочем ходу «черепахи» не могут толком зависнуть в воздухе, продолжая танцевать. Запрыгнуть на броню даже в хорошо сбалансированном «бэмээре» – дело нелёгкое. Свалишься, стыда не оберёшь.

– Сержант?

– Сержант-инструктор.

– Понятно. В кабину не приглашаю, не влезете.

Слишком длинные для военного волосы пилота бесцельно мотались на ветру, даже шлема не надел.

– Значит, так. Рядом с этим ущельем есть ещё две «точки» – я заметил активность на подлёте.

– Заметили? А чужие не «заметят»?

– Не должны, я знал, к чему нужно присмотреться. А для спутников так далеко на север – слишком плотная облачность. Вообще-то не густо нам подмоги… Смотрите, сержант-инструктор. Если что – держаться нам тут до последнего. Если повезёт, перебросят сюда войска поддержки для прорыва на вторичных направлениях. Если совсем повезёт, просидим на мягком месте до конца операции, да и отправимся обратно в тыл. Все остальные варианты нас устраивают меньше.

– Вы боитесь смерти, сержант?

– Я? Немного. В отличие от пехотинца, пилота далеко не всегда ждёт быстрая смерть. Впрочем… я знаю, вас немного учат управлять «черепахами»… вам уже должны были расписать. Если я погибну или даже просто пропаду с канала связи – немедленно снимайте своё железо и занимайтесь только командованием. Если уцелеет одна из моих машин – вытаскивайте пилота и беритесь за штурвал сами. Отсюда всегда лучше видно… Ясно?

– Так точно. Разрешите идти?

– Нет. Ещё пару слов. Мне не нравится тишина. Она должна скоро закончиться. И когда она закончится, я жду от всех нас только одного – чёткого выполнения нашего долга. Теперь можете идти.

С превеликим удовольствием.

«Альфа-третий, сообщите, когда вам понадобятся люди на броню». «Конечно, в минус двадцать минут вы будете оповещены».

Это в казарме военная служба может показаться медлительной и скучной. В беготне и переговорах прошло шесть часов. Люди были расставлены по постам, смена легла спать в комнате отдыха. Сержант Сель засел в пультовой.

Расстёгнутый «бэмээр» грудой броневых плит и торчащих орудийных захватов-манипуляторов развалился прямо на полу. Бронешлем лежит там же. Воротник походной куртки расстёгнут, так что наружу показались серебристые пластины экзоскелета. В руке стакан томатного сока. На экранах – пейзаж, транслируемый обзорными камерами. Тишина и благодать, даже неуёмные «черепахи» куда-то пропали.

– Что ты вообще думаешь об этой войне? – ангел вальяжно развалился в кресле, что стояло у входной двери. На прозрачном лице, напротив, царило мрачное выражение.

– Что можно думать о войне? Приказывают – выполняй. На то ты и солдат.

– Но в тебе же нет ненависти к этим людям, что по ту сторону. Более того, ты же терпеть не можешь всех этих «наместников Узурпатора». Почему же ты так безропотно выполняешь чужие приказы?

– Вопросы, вопросы… Я – военный. Мне не положено их задавать. Если армия начнёт рассуждать, это будет анархия. Причём вооружённая современным оружием. К чему такие фокусы приводят, ты знаешь. Дезертировать же я не хочу… не могу, – поправился сержант Сель.

– А то, что вы готовы учинить на этой планете, намного лучше? Война начнётся с обмена термоядерными арсеналами. Ваши ракетные щиты не способны его адекватно отразить. Сколько человек погибнет в первые часы, об этом ты подумал?

– Подумал… но я ничего не решаю. Должны быть люди… которые пусть с этим всем и разбираются. Кухарки, управляющие государством, это мы уже проходили, помнишь?

– А если нет таких людей?

– Тогда мы обречены, – сержант Сель немного помолчал. – Только учти, наши люди будут погибать от их оружия. Что на той стороне – всё равно. Мне этого достаточно чтобы ненавидеть врага всей душой, чтобы яростно с ним сражаться, хоть зубами рвать.

– Ты готов ненавидеть собственное отражение?

– Я готов ненавидеть любого. Сейчас все ещё живы, но погибшие будут. Я это знаю как дважды два – четыре. И потому – зачем все эти пустые рассуждения?

Сержант Сель уже видел мигающий внутри бронешлема красный индикатор. Он неторопливо поднялся, подошёл к распахнутому «бэмээру», замер.

– А теперь, я прошу, уйди. Мне нужно делать своё дело.

Ангел коротко кивнул и исчез.

«Минус восемнадцать минут, Ипсилон-двенадцатый, поднимайте людей».

Твоё дыхание срывается на хрип, ты отхаркиваешь густую горькую слизь, застывшую в горле, мешающую тебе прийти в себя. Последние пятьдесят метров по склону чуть тебя не угробили. Хорошо хоть, удалось вовремя заметить флайер чужаков, а то не лежать бы тебе сейчас, прижавшись к шершавому стволу, не вдыхать густой, дурманящий голову аромат смолы, не скрежетать зубами.

Ты знаешь, что делают с такими, как ты. И только ради свободы ненавидеть того, кого хочешь ненавидеть ты сам, твои мускулы продолжают терпеть невыносимую боль движения. Ради этого ты даже душу свою бессмертную готов положить на алтарь борьбы.

Ради этого ты ползёшь теперь вперёд, грызёшь зубами землю, ты отдаёшься процессу весь, целиком, без остатка. Ты боишься себе признаться в том, что за пределами этого чёрного круга осталась какая-то вселенная. Ты боишься сдаться на полпути.

Сверкающая тень над твоей головой мелькнула меж крон чёрных деревьев, ударила по барабанным перепонкам рокотом гневного сердцебиения, пронеслась и исчезла.

Теперь ты можешь встать. О, конденсатор отфильтровал ещё с полфляги воды. Невыразимая щедрость – два долгих глотка.

Вспомни, куда ты идёшь. Вспомни предательство собственной тени. Восстанови в памяти холёные ладони, вечно-смеющиеся глаза, все эти вечера, что мы проводили вместе. Ты думал, что один такой на этом свете.

Они обманули всех. Обвели вокруг пальца. Но у тебя нет той ненависти к их роду. Пусть всех скопом ненавидят те безумцы, что взрывают бомбы в торговых центрах и на площадях. Тех, кто их науськивал, находят и отправляют той же дорожкой. Подрывают однажды ночью вместе с очередным подпольным заводом. Находят свои же, люди.

Нет, ты не такой. Ты ненавидишь одного-единственного чужака, который был тебе другом. Пусть ему хватило совести не показываться на глаза с той давней поры. Пусть.

Это не мешает ненавидеть. Кто-то говорил, что разлука обостряет чувства. Да. Правда.

Невесомый, сержант Сель парил над горным хребтом. Было в этом полёте что-то… лишающее смысла само твоё существование. Как будто человек нежданно стал крылатой могучей машиной, что распахнула свои бездонные глаза над копошением этого мира. Значение имел лишь этот полёт – тонкая, невидимая глазу борьба между гравитацией и мощностью несущего генератора. Соскользни с этой грани – и ты увидишь всю прелесть настоящего, стремительного и неизбежного… не взлёта – падения.

Плоскость топографической карты изогнулась, прянула навстречу, вспучилась складками кряжей и перевалов, блеснула зеркалом ледников, оцарапала глаз острыми когтями скал. Где-то тут пытаешься спасти свою жизнь и ты сам. Стоит ли думать о собственной судьбе на фоне этого сказочного величия?

Сержант Сель резким движением отключил проектор от канала стратосферной разведкапсулы. Немного кружилась голова. Взгляд безучастно скользил по трёхмерным проекциям – ему нужен ориентир, показывающий реальный масштаб происходящего.

– Альфа-третий, немедленно снижайтесь, вас сейчас зацепят их радары.

– Бесполезно, сержант, мы должны дать им понять, что тут их ждёт тёплый приём, а о перегруппировке наших сил им уже сообщили. Быть может, Альянс просто отойдёт…

Сержант Сель прекрасно понимал, что не отойдёт. Как не отошли бы мы.

Плотной, выгнутой назад дугой звено «черепах» неслось вдоль горного хребта на запад. Инверсионным следом кружились облака сорванного с вершин снега, заворчал тревожный зуммер антирадарной защиты. Так выглядит весь фронт, замерший в ожидании столкновения двух военных машин. Сколько глаз смотрят сейчас с обеих сторон, пытаясь предугадать планы врага? Отсюда не понять.

А вот и противник. Боевой строй их машин напоминает скорее клин – хищное жало, направленное прямо тебе в сердце. Не жало – жерло. Сгусток едва сдерживаемого пламени, уже пробующего тебя на вкус. Ха, вам не испугать закалённого в тренировках солдата, привыкшего к опасности… что замерла у тебя под ложечкой.

Долетят? Уклонятся? Отступят? Наоборот, погонят остатки звена «черепах» обратно? Что…

Сердце рванулось, потом замерло, пропуская такт.

Сержант Сель выпустил судорожно сжатую панель – это правда зашевелился, ожил Чёрный сигнал. Не ошибись, не перепутай, не оставь без внимания. Словно клубок змей жалами по глазам.

– Альфа-третий, вы видите сигнал?! Альфа-третий!..

– Заткнись!..

Звено «черепах», оставляя чёрные линии выхлопа от перегруженных двигателей, резко накренилось влево, поспешно разворачивая строй в оборонительное построение. Сержант Сель знал, каково сейчас ребятам на броне, но на фоне Чёрного сигнала меркло всё. Назад, назад!!! Вернуться в ущелье, укрыться в складках породы, закрепиться на грунте, пока…

Чёрный сигнал означал готовность к применению термоядерного оружия. Уже несутся где-то там, в кровавых небесах, беззвучные болиды, хранящие в своих чревах огненную смерть.

Сержант Сель, спохватившись, приказал расчёту орудий укрыться в бункере, собственноручно задвинул пятидюймовый внешний люк, проделал ещё кое-какие суетливые действия, замер в конце концов посреди пультовой, не в силах оторваться от мониторов.

Где там наши… некогда думать – вот они, размытые пятна радиоэха боеголовок. Двумя фронтами с запада и востока. Две стены, готовые схлестнуться над твоей головой. Сожрать, перемолоть всё живое. Нет сил смотреть, нет сил оторваться. Когда ты занят своим делом, некогда думать, солдатская жизнь – проста. Выполняй приказы, а выполнив – не рассуждай. Сейчас же сержант Сель чувствовал себя загнанным в ловушку монолитных скал. Если термоядерный заряд ударит по ущелью – вряд ли кто уцелеет. Но и не это главное… ядерная война… это был вправду конец.

Как же трудно – беспомощно разглядывать модели, построенные вычислителями радарной подсистемы, даже не увидеть иначе эту чёрную тучу – небеса над горами оставались всё теми же, памятно-яркими, взбаламученными, жарящими. Скоро всё изменится. Из конца в конец ринется сорвавшаяся с привязи энергия…

Не выдержав, сержант Сель рванулся к «бэмээру», на ходу застёгивая замки перевязей. Загудел ранцевый генератор, засвистели сервомоторы. На волю, вон из этой норы, к чёртовой матери эту кажущуюся безопасность!!!

Прыжок, горячий воздух навстречу, металлический лязг задвигающейся позади бронеплиты. Вот оно, живое, набрякшее ожиданием небо, если накроет, так пусть сразу, и насмерть. Не умирать же от жажды в намертво заплавленном воздушном пузыре.

Ожили приборы, самонастроившись на общевойсковой информационный канал, разом исчертили небо, расцветили его дугами, разноцветными пятнами, набили уши скороговоркой диспетчеров… и тут всё словно замерло.

Острая, колючая точка упёрлась сержанту Селю прямо в лоб. Режущий воздух свист разорвал горизонт. Сюда. Она летит прямо сюда. Страха не было, было чувство облегчения. Здесь, сейчас, к чёрту.

Визг разорвался ударом железа о железо. Короткая тусклая вспышка. Вторая. Уже высоко, почти в зените, едва заметным клочком рыжего пламени. Тут и там в полной тишине мерцал фейерверк. Бездушная машина смерти обернулась отсыревшей хлопушкой на затянувшемся карнавале. Сержант Сель, потерявшись в этом мерцающем свете, едва сумел вывернуть свой «бэмээр» на площадку у гнёзд зенитной батареи.

Оттуда, сверху, проявляясь с каждой секундой, снижался, обретал форму туманный, давящий своей невообразимой массой тетраэдр. Первая фраза гулкого, ревущего гневом голоса оборвала повисшую тишину.

«Мир был нарушен вами самими, мы вынуждены вернуть его на эту планету. Даже если это будет сделано против вашей воли».

Когда раскаты грома выпустили стонущие барабанные перепонки из своих смертельных объятий, сержант Сель снова почувствовал в себе способность соображать. Боже, что это было?..

Нет, мир вокруг не мерцал и не качался, он не тонул в огненном мареве и не вымерзал насквозь… всё те же горы, тот же чуть разреженный воздух, на языке – обычный металл сочащейся из разбитой губы крови, только эта чудовищная тень в небе, непреодолимо тянущаяся к тебе жёсткими гранями… до неё было не меньше пяти десятков километров. До неё было рукой подать. Да, и ещё один факт… он был жив. И от этого реальность теряла всякий смысл.

Сержант Сель сделал два неверных шага к краю уступа. Внизу раскинулась изломанная, перечерченная тенями каменистая поверхность. Здесь должно было вспухать раскалённое радиоактивное облако. Скалы должны быть переплавлены в стеклянное озеро. Воздух должен стать плотным, как жирная степная грязь, а деревья, птицы, звери, люди должны стать легчайшим пеплом, вознестись под самые небеса и сгинуть вовеки. Это – настоящая, неоспоримая реальность. А то, что расстилается перед твоим взором – бред мертвеца.

– Сержант!

Командная «черепаха» зависла над скалой в паре метров от сержанта Селя. Он не заметил её приближения.

– Да?

– Цепляйтесь на броню. Пока вы тут рассматривали собственный пупок, я дал команду орудийному расчёту готовиться к обороне. Отчего вы покинули бункер, мы ещё выясним. А пока – отправляемся, я вам кое-что покажу.

Думать было невероятно трудно.

– А где… где остальные?

– Мы туда и летим. Ну, живей!

Сержант Сель только успел закрепиться на броне «черепахи», когда она уже пикировала вдоль уступа. Лихая фигура у самой земли, машина развернулась на запад и врубила форсаж.

«Может, не стоило мотаться за мной самолично? Послали бы кого-нибудь…»

«Не волнуйтесь, это не из-за чрезмерного пиетета. Дальняя связь не работает. Они разрушили спутниковую сеть, а короткие волны…»

«Они». Понятно. Пирамида надвигалась, вырастала, наваливалась, становилась почти осязаемо плотной, не давала дышать.

«Что они задумали?»

«Спросите что попроще. Информационные каналы погасли первыми, однако, если забраться повыше – можно разглядеть кое-что… Ни одной вспышки на три сотни километров. Это значит…»

«Они нас хотят взять живыми».

«Возможно, не мне судить, но сюда уже идут подкрепления из числа передовых ударных соединений. Мы должны держаться до их прибытия».

Дальше сержант Сель летел молча, ни о чём уже не думая. Хорошая вещь – самообман.

«Черепаха» резко накренилась левым бортом, ударилась стойками о камень, зарычала утробно, потом затихла. Кажется, добрались.

– Сержант, вы слышите меня?

Пришлось открыть глаза, попытаться пошевелиться.

– Где мы?

– На военном совете, – лицо в бронемаске залучилось морщинкам у глаз. Хорошая шутка, чего и сказать.

– Вы, кажется, что-то мне хотели показать?

– Да. Пойдёмте.

Сержант Сель послушно разомкнул крепления «бэмээра», спрыгнул на грунт. Привычно крутанул барабаны обоих стволов, пригнулся, огляделся. Здесь не было видно нависающей сверху громады вражеского тетраэдра – сплошной камень, только впереди и позади сверкали отверстия. Туннель был как раз – втиснуть «черепаху».

– Зачем мы здесь?

– Мы сейчас точно под чёртовой пирамидой. Укрытие здесь хорошее, но дело не в этом. Пойдёмте, что покажу.

Приноравливаться к неширокому шагу пилота в громоздком «бэмээре» было не с руки, так что сержанту Селю приходилось перемещаться отрывистыми скачками. Впрочем, ему сейчас было всё равно. В одной из ниш он заметил своих ребят, махнул им рукой. Интересно, «черепахи» тоже где-то здесь умудрились спрятать?

Метров тридцать спустя пилот подал знак остановиться, а сам, сделав ещё пару шагов, протянул руку вперёд – осторожно, словно боясь обжечься – и упёрся… в пустоту. Сначала указательным пальцем, потом раскрытой ладонью, вот он уже колотит по невидимой преграде кулаками.

– Видишь? Там, наверху, тоже самое. Стена.

– Вижу. Это пирамида. Они хотят не дать нам убивать друг друга.

Пилот поморщился.

– Может быть, но всё не так просто. Смотри внимательно.

Он опустился на корточки, поводил ладонью по камню, словно ощупывал что-то в полумраке. Сержант Сель, пропустив мимо ушей фамильярность, послушно опустил луч фонаря ниже. Вдоль невидимой преграды тянулась-сверкала отчётливо различимая металлическая полоса, плотно вогнанная в монолит скалы.

– Видишь? Этот экран создаёт никакая не пирамида. Это здесь было, и уже достаточно давно. Генератор – глубоко в недрах горного массива. Как ты думаешь, сержант, как можно такое провернуть у нас и Альянса под самым носом?

Сержант Сель отвернулся. Предательством пахло в этой пещере… Кто-то из высшего руководства, безусловно, знал об этих делах. И помог держать всё в тайне.

– И что же нам теперь делать? Если наверху… – внезапно его накрыло наитие. – Подмоги не будет. Сопротивления не будет! Это поражение… полный разгром…

– Приказ был дан – держать оборону, сержант. Пока не поступит иное указание. Так?

– Так.

Сержант Сель, не оглядываясь, двинулся к выходу из туннеля.

– Расчёты! По машинам!

Правильно, всё правильно. Здесь, вдали от припасов, им долго не продержаться. В конце концов, что стоит перекрыть тоннель в другой стороны, запереть их здесь, как крыс в норе… Надо возвращаться к бункеру, искать своих. Главное – не сдаваться.

Обратно летели узким клином – борт к борту, почти не поднимаясь над петляющим дном ущелья. Ребята в «бэмээрах» то и дело оглядывались на гнетуще-огромную тушу небесного тетраэдра, однако молчали. Ощущение, что они сейчас у врага как на ладони, не отпускало ни на минуту. Километры проносились мимо, сержант Сель всё ждал повторения того жуткого зова, но ничего не происходило. В микрофонах пели тугие струи ветра, в небесах клубились предзакатные свечи протуберанцев, эфир молчал.

– Что ты собираешься делать?

Нет, никого вокруг. Только голос, знакомый, но теперь – такой далёкий. Он не хотел больше видеть ангела. И тот послушался. Хотя и не до конца.

– Что ты собираешься делать?

– Сидеть здесь, ждать, когда вы решите, как с нами поступить. Мы вооружены и кое-чему обучены, вы это знаете. Партизаны с тупыми охотничьими ножами могут помешать спокойно пировать даже захватчикам с плазменными ружьями. Когда вы пойдёте нас… разоружать, мы будем сражаться.

– Но зачем? Кому это надо? Ты решил выслужиться перед Узурпатором? Он сдался без боя, напоследок попытавшись уничтожить собственные города.

– Это неважно, и тебе не понять моих мотивов.

– Любовь к Родине? Ты считаешь, что мы принесём вам… рабство?

Сержант Сель потёр кулаками красные уставшие глаза.

– Я любил тебя, ангел. Ты меня предал. Ты стал мне врагом. Ты и такие, как ты, готовы переступить всё, во что я верю. Ты предал меня, я не могу простить предательства. Уходи.

Голос больше не сказал ни слова, погас, как отключенный информационный канал. Сержант Сель некоторое время прислушивался к шуршанию вентиляции, потом уронил голову на пульт, громко и отчётливо скрипнув зубами.

Он не хотел этого всего, не хотел. Но теперь выбора не было.

«Беречь заряды, прицельный огонь!»

Вот она, заветная тропинка. Да какая тропинка – цепочка едва заметных царапин на камнях указывает спуск вниз. Когда тут в последний раз ходили? Лучше бы – никогда. Пусть будут уверены в собственной неуязвимости. Непогрешимые, всезнающие, радетели за счастье всего человечества…

Что плохого во всеобщем счастье? Ничего. Да только не о нём ты сейчас думаешь. Есть ли на свете та цель, высшая цель существования, ради которой можно было бы поступиться свободой, судьбой, личностью… всем тем, во что ты верил? Да и как можно забыть все эти смерти…

Загляни на дно собственных глаз, сумей продраться сквозь завесу багрового дыма, сквозь крики и звон разрядов. Отчего ты не можешь простить сам себя? Ты убивал и тебя убивали, и тогда всё казалось единственно верным. Вспомни бойню, которой мир избежал… нет. Не избежал.

Война это ты, война в тебе. Какой смысл бежать от того, что стало твоей единственной стоящей частью.

Ты скрипишь зубами, тебе некогда. Какие-то праздные мысли… бред.

Раз-два, левой-правой. Перехватить поудобнее приклад, подтянуть ослабившуюся лямку. Жарко? Да, жарко. Отлежимся на том свете. Когда не будут бередить старые раны.

Оглядываясь короткими злыми движениями, ты начинаешь спускаться, ещё пару километров – и за скалами покажется вершина призрачной, туманной пирамиды. Они все там, они все там…

И твой личный враг – тоже там.

Ждёт.

«Внимание на левый фланг! Отходи, отходи!!!»

Вы ненавидите друг друга. Оба.

Не забывай.

Цепочка золотистых искорок мельтешила перед глазами. Огоньки перелетали с камня на камень, в их хаотичном танце билась жизнь – стремление вперёд, внутренняя сила, скрытая за хрупкостью защитных капсул. На секунду сержанту Селю показалось, это не враг там внизу, ловит в прицел его стылое сердце, а лёгкие пылинки роятся в тёплом вечернем воздухе. Чувства опасности не было. Страх остался где-то там, внизу, на оставленных позициях. В разреженном горном воздухе плыла апатия.

«Второй отряд выдвигается с юго-запада».

Сержант Сель снова укрылся в расщелине. Тут можно было удобно упереться спиной в сухой шершавый камень, расположить помигивающую зелёным штурмовую винтовку на коленях, откинуть голову, расслабленно слушать собственное дыхание.

«Первая группа начала подъём. Минус тридцать метров».

Ветер едва заметно шевелит отросшие волосы. Сколько они уже здесь? Сон урывками, еда, запиваемый дистиллятом эн-зэ. Иссечённые каменной пылью глаза, саднящие, слипающиеся. Выше, выше. Уцелевшая половина отряда оставила занимаемые позиции – воевать в полузасыпанной базальтовой норе у них не получилось. Только звенели в исступлении барабанные перепонки. А кумулятивные заряды рвались и рвались там, наверху.

«Ребята, я попробую пробиться левее, там есть хорошая позиция».

Когда окончательно затихла батарея на верхнем уровне, они впервые услышали яростный визг чужой горнопроходческой техники. Они никогда не успокоятся. Звено «черепах» всё-таки рванулось наружу. Сколько им оставалось до нашего укрытия, никто не знал, и выбора у штурмовиков не было.

«Сорок-пятьдесят единиц, легко перемещаются по гладким склонам до семидесяти градусов. Будьте осторожны».

Наверху их ждали. Сержант Сель не хотел пилотам такого конца, следить за огненным спектаклем не было сил, но и оторваться от трансляции не хватало воли. Плотным строем, чётко отработав на бомбометание – разрывающий черепную коробку звук прервался слитным рыком пакетных бомб – тяжёлые машины мгновенно перестроились для набора высоты, но отпущенные им секунды уже истекали.

«Почему они ждали ночи? Думают, что так проще нас взять?»

Сверкающие вихри – три пары неразличимо, бешено вращающихся боевых машин врага – намертво вцепились в хвост колонне, загоняя её навстречу второй группе, которая уже спешила захлопнуть смертельную ловушку. Мелькание деталей пейзажа, визг срывающихся на форсаж двигателей; сержант Сель, не отрываясь, следил за этим завораживающим танцем страха и ненависти. Под рокот изрыгающих огонь жерл, под яростные крики пилотов. Под хруст костей, вжатых в ложементы предельным ускорением.

«Ребят, они движутся сюда, отходить больше не могу. Конец связи. Прощайте».

«Прощай, Мэтно».

Пилоты штурмовиков за прошедшие недели на своей шкуре почувствовали – наши орудия почти не наносили противнику повреждения. Пока лишь укрепленная позиция в тылу позволяла уходить от лобовых столкновений. А ещё… противник слишком ценил свои жизни. Отступая при малейшей собственной ошибке, чужаки явно рассчитывали на долгую и спокойную осаду. Куда торопиться?

В тусклом разреженном воздухе сухим треском раздаются очереди. Потом снова тишина.

Однажды отправившийся на дежурный облёт беспилотный разведчик обнаружил за перевалом группу чужаков. Те занимались каким-то своим делом, не заметив рокота приближающихся «черепах». Чужаки не сумели укрыться, их патрули тоже опоздали прикрыть своих. С тех пор за них взялись всерьёз. И непременно положили бы всех в треклятой норе, если бы не тот последний, отчаянный бой.

Ни криков, ни осыпи каменной крошки, такой гулкой здесь, в скалах. Переговорник окончательно смолк. Сержант Сель сжал руками голову. Тишина жутко пугала. Он ждал, когда же она разорвётся грохотом смертоносных снарядов. А время всё тянулось.

Тогда, под скрип его зубов, под стон металла, под кровавые слёзы, строй «черепах» терял машину за машиной. Дождём оплавленных бронепластин, лавинами огня из перегретых реакторов, хламом обожжённой плоти обезумевший строй рвался вверх, в последнем усилии выскальзывая из цепких объятий свиста и мелькания. Они словно хотели оторваться от этих изломанных скал, сверкающих ледников и чёрных выжженных проплешин. Умчаться куда-то ввысь.

Сухое, едва слышное шипение. Что это?!

Зачем разворачивался перед его глазами весь этот отчаянный, надрывный, безумный спектакль? Зачем все эти смерти: часто и бестолково – наших, редко и от этого не менее драматично – чужие? Сержант Сель разобрался во всём только, когда упал занавес. Там, в мареве небесного свода, парил, распахнув стрекозиные крылья, едва заметный отсюда разведчик чужаков. Вот его дёрнуло, повело, изломало, расплескало по обзорному монитору единственной уцелевшей «черепахи». Да, командир звена ещё держался. «Уводи людей, сержант, у вас есть полчаса, пока они восстановят связь и получат свежую картинку». Сержант Сель с усилием оторвал себя от пульта, над которым уже нёсся навстречу скалам отчаянный пилот. Они действительно сумели уйти.

Толку. Сколько его людей оставалось в живых, сержант Сель не знал. Передвигаться группой было невозможно, а полевая связь в скалах почти не работала. Оставалось надеяться остаться незамеченными, поодиночке уйти через перевал, пробраться на восток.

В крайнем случае – дорого отдать свою жизнь. Чужаки превосходят нас в технике, но и они уязвимы. Надеяться на это – тоже оправдание своему воинскому званию. Сержант Сель уже по-настоящему бредил.

Его не беспокоили дурацкие мысли. На войне часто сходят с ума. Ночь, затмевающая сознание, ничуть не хуже чёрной волны тоски и отчаяния, что сводит мышцы, леденит пальцы, скручивает тебя в узел бессмысленной дрожи. Если нет выхода, можно его придумать.

Шипение стало отчётливее, обрело различимый рисунок. Узкая щель между камней не давала уловить направление звука, но это и не важно. Приближался один из чужаков.

Кажется, сержант Сель знал, кто это идёт.

– Не стреляй.

Бликующий экран окружал его фигуру, делая её почти такой же нереальной, как тот образ… к которому сержант Сель и правда привык. Будто ещё один мираж перед замутнённым усталостью сознанием.

– Опусти оружие на землю, – у него ещё хватало сил кем-то командовать? Начальство может гордиться доблестным сержантом Селем.

– Хорошо.

Металлический хомут юркой змейкой расплёлся, отпустил тонкое запястье. Небольшой аппарат с виду напоминал экзоскелетную перчатку, какими пользовались при ремонте тонкой аппаратуры. Что ж, человеческая плоть – достаточно нежная вещь, работать с ней нужно деликатно. Острые суставы в последний раз царапнули воздух, да и затихли на гладком камне недалеко от его норы. Дохлая металлическая ящерка.

– Зачем ты пришёл?

– Я не хочу твоей смерти.

– Если бы ты не хотел моей смерти, ты бы не допустил всего этого…

Сержант Сель переложил винтовку в другую руку – правая заметно затекла.

– Чего «этого»? Мы спасли жизни миллионам уже тогда, когда уничтожили ваши баллистические ракеты. Потом же – ты помнишь? – мы не нападали. Вы сами атаковали наш патруль. Вы уничтожили десятки наших в том бою, вы продолжаете пользоваться малейшей возможностью, чтобы продолжать сеять смерть. Что я мог не допустить?!

– Ты был моим другом. Ты не притворялся. Так?

– Да, ты же знаешь.

Сержант Сель хрипло откашлялся. Здесь становилось душно.

– Тогда зачем сюда пришёл? Я не хочу сдаваться, я не смогу так жить.

– Неужели ты был бы рад кому-то другому?

– Нет, другого я постарался бы убить.

Мелькание защитного кокона ахнуло и погасло. Чужак стоял перед сержантом Селем, такой нескладный теперь, будто изломанная кукла.

– Почему не меня? Вот он я.

– Причём тут ты… Ты думаешь, мне сложно попросту пустить самому себе заряд в висок?

– Тогда зачем это всё? Зачем смерти, зачем упорное нежелание понять, что мир вокруг гораздо шире?! Что ты хочешь от жизни прямо сейчас? Смерти? Стреляйся, лезь под наши излучатели. Жить хочешь? Лезь в горы, прячься…

Сержант Сель молчал. Если бы он сам знал, чего хочет… В душе гудела пустота. На дне которой тлела ненависть.

– Эта ваша пирамида… она давит, она не даёт дышать… Ты всё сказал, что хотел?

Чужак некоторое время молчал, глядя в пространство. Потом обронил едва слышно. Каким-то совсем уж безжизненным голосом:

– Я оставлю «глушилку». Она укроет тебя от наших сканнеров. Не попадись на глаза патрулям – если схватят, я больше ничего не смогу для тебя сделать.

Чужак повернулся и исчез, оставив на краю обрыва гладкий полированный кругляш размером с ладонь. А оружие своё забрал. Хорошо. Можно ли научиться бояться оружия? Наверное, нельзя.

Сержант Сель покачал головой, поднялся, опираясь на свободную руку, попытался было высунуться, найти взглядом удаляющуюся фигуру, но потом бросил это дело. Нужно дождаться темноты, потом пытаться искать путь через перевал.

Бежало время, сержант Сель тоже бежал от чего-то. Последних сил хватало лишь делить остатки сухпайка на длинные дни среди скал. Конденсатер едва вытягивал влагу из разреженного горного воздуха, чтобы не дать умереть от жажды. Постоянные патрули чужаков не оставляли времени отдохнуть.

Сержант Сель ходил и ходил кругами, пока не понял, что нужно возвращаться. На юг ему пути не было.

Обратная дорога привела его к оставленному форпосту. Удивительно, как иногда быстро бежит время, как легко даются шаги. Чёрная выжженная скала, щебнистые воронки, оплавленный остов батареи. Тел не было – видно, постарались чужаки. Исчезли и ящики с амуницией, что были оставлены при бегстве.

Да. Они бежали… наверное, стоило остаться? Хотя… кое-кто из ребят, верно, попал в плен. Будет жить, растить детей, что в этом плохого?

Сухпаёк чужаки не тронули. Полный вещмешок, запасные батареи давно разряженного силового экзоскелета. Сейчас бы «бэмээр»… мечтать не вредно. Сменные фильтры для оптики. Хорошо.

Почему оставили? Решили сделать подарок последнему, кто не сдался? или просто не сочли нужным мараться? Неправда. Они о нём не знают. И потому он сильнее их.

Сержант Сель покинул расположение второй раз.

Дальше имело смысл постараться спуститься вниз, на дно ущелья, постепенно зараставшего лесом c востока. Здесь можно было легко укрыться от летучих «наблюдателей», здесь можно было, наконец, выспаться, отдохнуть, набраться сил. Днём идём, ночью спим, как в старые добрые времена. Умывшись холодной водой из ручья, как-то невольно снова становишься человеком. Нужно попытаться выйти к своим… «к своим». Кто ему сейчас «свой»? Где та грань, за которой можно ненавидеть всех и каждого, кто не был с тобой в этом бункере… кто не погиб с тобой. Сержант Сель не сразу осознал, что вот он как раз – выжил.

На четвёртый день неспешного пути на восток между деревьями запахло недавним пожаром. Посреди завала из обгоревших стволов чернел остов «черепахи». Стыло тянуло из разбитых батарей, горько пахло смазкой. Сержант Сель удивился. Не убрали. Так и оставили лежать здесь, на дне ненужного более никому пограничного ущелья. Или нет? Люк выворочен с корнем, зияет чернота кабины. Они были здесь, угу. А машину, что – металлолома этого сейчас полно. Спасибо, похоронили…

Сержант Сель наткнулся на неё у кромки нетронутого леса. Кисть. Левая. Чёрная от копоти, до сих пор сжимающая какую-то рукоять… что она тут делает?

Полоснуло по глазам – изломанные зубцы скал, водоворотом несущиеся тебе навстречу за плоскостью экрана – он боролся до конца.

С кем? Отчего? Зачем?

Ладно, командир, ты одержал победу за нас всех.

Сержант Сель осторожно отнёс изувеченный кусок плоти обратно к штурмовику. Будет могилой…

Могила. Весь этот бессмысленный бой – могила. Готов быть погребённым заживо?

Сержант Сель отвернулся, пошёл быстрее. Идти, так идти.

Выйти из полосы размежевания, постоянно патрулируемой чужаками, удалось только спустя два месяца. Несколько раз сержант Сель нос к носу сталкивался с патрулями, уже наполовину укомплектованными местной милицией. Приходилось пробираться едва заметными тропинками, вдали от больших дорог, перегороженных блокпостами. И чем дальше на равнину – тем меньше оставалось вокруг следов войны.

Люди ходили по магазинам, ездили загорать под кварцевые купола, смеялись… Выведать правду о минувшей (чёрт побери, минувшей!) войне удалось далеко не сразу. На юге, куда должен был направиться основной удар, между враждующими сторонами тоже появились космические пирамиды. Их было много, очень много. Говаривали, что одну из этих циклопических конструкций даже удалось уничтожить. Впрочем, большая часть войсковых подразделений сдалась ещё на марше, развернув свои колонны обратно. Кто-то из генералитета стрелялся. Что Узурпатор попытался подорвать заложенные под большими городами ядерные фугасы, сержант Сель уже и так знал. Но всё минуло. Кто-то просто переоделся в штатское и молча наблюдал за построением нового порядка. Кое-кто сердечно помогал чужакам делать их нелёгкое дело. Иные же сбивались в полуорганизованные стаи, кое-как вооружённые, не понимающие, за что бороться. С кем? – вопрос не нуждался в ответе. С этими мерзкими чужаками.

Сержант Сель не мог забыть страха и боли на том перевале. Чувство опустошённости одолевало его, не отпуская ни на секунду. Жить согласно новым правилам он не умел, жить по-старому ему не давали обстоятельства. Прибился к одному из отрядов «ополченцев», большей частью состоявшему из недоучившихся озлобленных подростков и не верящих ни во что отцов погибших в боях с чужаками. На тайных собраниях в основном помалкивал, с услышанными глупостями не спорил. Днём притворялся обычным дезертиром, которых вокруг и без него было предостаточно. Сержант Сель пытался научиться жить под гнётом пирамиды. Она висела в небе, напоминание об отступившей смерти.

Сержанту Селю было безразлично творящееся вокруг, даже участие в паре-тройке «боевых операций» не смогло вернуть его к реальности. Тогда на его глазах погибло несколько десятков «ополченцев». Выводя насмерть перепуганных людей из-под огня, он видел только пирамиду в небе над собой. Толку-то.

Идея проникнуть в один из приграничных лагерей чужаков принадлежала не ему. Кто-то кому-то сказал, что есть незамеченная лазейка… Сержант Сель согласился идти. Сразу согласился. Этот лагерь был расположен в том самом ущелье. Совсем недалеко от памятной пещеры, перегороженной силовым экраном.

Других пирамид там быть не могло – с тех пор, как они появились, никто не замечал, чтобы эти махины перемещались.

Он же там, там.

Спит, ест, занимается своими каждодневными проблемами, пытается почаще вспоминать, потом снова – забыть насовсем. А сержант Сель… что с него взять, целей в жизни – не осталось. Единственным, за что ещё мог зацепиться его всклокоченный разум, была неугасимая, лютая ненависть.

Однажды она должны была найти себе выход.

Долгий сон кончался. Пора.

Усталость топит твой разум, ты устал от ожидания, от этих бесконечных дорог, от этого безумного неба. Ты хочешь закончить ваш заочный спор, начатый не здесь и не сейчас.

Ты видишь его. Он поднимается откуда-то снизу, серьёзный, озабоченный. Какие то мысли его гложут? Сейчас он заметит тебя, замершего у самой границы круга света. Твою измятую форму, твои усталые глаза. Твою старую потёртую винтовку. На нём снова не будет защитного кокона.

Впрочем, и ему, и тебе это будет не важно.

Вы встретились, чтобы услышать первый и последний выстрел в вашей маленькой войне.

Ты рад, эта пирамида в небе… она скоро перестанет давить. Исчезнет, унесётся в заоблачные дали. Оставит тебя в покое.

Ещё немного потерпи.

Иногда так бывает, что человек смотрит в лицо врага, а видит лишь собственное отражение.

Иногда так случается, что смотрит человек в зеркало, а отражаются в нём одни лишь вражьи лица.

Такие мгновения меняют человека.

Сержант Сель устал от этих игр.

Перед ним стоял чужак. Уже почти привычный в своём настоящем облике. Всё те же глубокие глаза. Тонкие запястья. И горькие складки в углах губ.

– Стой!

– Почему? Ты же пришёл меня убивать. С близкого расстояния это сделать удобнее.

– Не подходи, я выстрелю!

– Стреляй. Не бойся. Я сказал нашим, чтобы тебя не трогали, – чужак помолчал, опустил голову. – Я думал, что всё о тебе знаю. Я был неправ. Я так ничего в тебе и не понял, а успел сломать всё, к чему прикоснулся. Стреляй. Всё обойдётся. Так лучше… так лучше.

Друг, враг… кто есть кто? Человек не научен гадать такие загадки.

Для этого мало одной жизни, мало и двух.

В густом мареве воздуха раздался выстрел.

Сержант Сель упал и больше не поднялся.

Как сложилась потом судьба его ангела, мы не знаем.