Читать книгу Перемирие - Роман Корнеев - Страница 5

Шаг первый: посадка

Вторая ветвь Галактики, внутренний сегмент Сектора Инторакса, Скопление Мира, незначительная, G класса звезда, окруженная целой россыпью небольших планеток, одна из которых была пригодна для существования кислородо-дышащих живых существ. Мирок тот был тих и спокоен, вот уже долгие тысячелетия поток галактической экспансии лился мимо его зеленых холмов и синих озер. Давным-давно планету слегка изменили по образу и подобию Старой Терры, но даже воспоминания о тех временах стерлись из памяти поколений… Тишина сотрясала эфир, молчание разрывало уши несуществующих жителей, планета некогда предназначалась для жизни, но досталась лишь спокойствию.

Редко-редко нарушалась эта тишина.

Рябь прошла по ткани Вселенной, обнажая изнанку пространства, всплеск буйствующих энергий породил черный болид, рванувший вниз по широтам планетарной системы к плоскости ее эклиптики, снижая набранную до перехода скорость. Сама чернота пространства, казалось, окончательно гасла на полированных боках космического снаряда, что вынырнул из пламени потупростраства. Когда зеленый лик планеты уже закрыл собой большую часть мерцающей тьмы Галактики, чернильная пленка угасла, словно истаяв в окружающей ее пустоте. Переход завершен, точка выхода перед Вами.

Наполовину разумная в самой своей сути, белесая ткань силовых направляющих втягивалась в излучатели, медленно, словно нехотя отдавая свою былую мощь. Но она уже отслужила, Пилот приказал ей исчезнуть. Такова судьба даже лучших созданий человеческого гения. Обнажилась сокрытая до тех пор гигантская человекообразная фигура, медленно дрейфующая на фоне неподвижных звезд. Т-Робот, легендарная модель 17_28 с хорошо различимыми лейтенантскими знаками различия у нагрудной планки. Стометровая концентрированная мощь Галактической Ню-Файринской Гвардии некоторое время неподвижно висела, распластавшись над верхними слоями атмосферы, не подавая признаков жизни, а затем плавно пошла на снижение, выискивая одному Пилоту известное место на теневой стороне планеты.

Лейтенант Корпуса Б планетарных войск ГНФГ Ринатрон Синтор Илиисан Саймон иль Альфа был пилотом экстракласса, прошедшим стажировку не только на Инестраве-Шестом, но и на самом Силиконе. Так что в его неполных пятьдесят лет он уже командовал Сквадом штурмовиков первого класса, что находились на страже оборонительных уровней Сектора Ню-Файри, и мог по праву гордиться тем положением, которое занимал в клановой структуре Галактики. Собственно, одним из преимуществ ранга был отпуск, предоставляемый ему раз в три стандартных года. То есть, в то время, как на Ню-Файри наступал сезон летних ливней, Рино оказывался оторванным от своих каждодневных обязанностей и тащился через бездну космоса в «Большую Галактику», то есть оказывался посреди океана себе подобных, тысячелетиями не покидавших ГС. Не скажешь, что все это отлынивание от службы ему сильно нравилось. Рино даже посылал по этому поводу петицию Совету – осталась она, надо полагать, подшитой к его личному делу, но ни к чему так и не привела. Хоть и родился он не на планете вечного жара и такой же неизменной стужи – не на Ню-Файри, однако и Альфа с самого момента ее вступления в Содружество была для Галактики не иначе как поставщиком кадров для элитных подразделений войск всех родов, какие только существовали в обширном списке КГС… Всё, что он мог вспомнить из своего детства – лишь серьезные лица наставников, готовивших его к ежедневному тяжелому труду на благо Содружества.

Излишне говорить, что все эти пресловутые отпуска были для него чем-то до невозможности странным. Помнится, тогда Капитан Итринса подозвал его, осмотрел придирчивым взглядом и сказал:

– Солдат, ты теперь достоин стать на ступеньку выше, можешь пойти на склад и получить лейтенантский ранец.

И всё, да только «солдат» помчался тогда к гигантским ангарам, слегка заниженным в их величии простецким наименованием «склад», со всей доступной его Т-Роботу скоростью. Ранец давал то, о чем мечтали все его сверстники, товарищи по Кадетскому Корпусу – Излучатель. Двухтонная серебристая башенка позволяла Пилоту перемещаться со своим гигантским Т-Роботом, ставшим ему, равно как и всем жителям Ню-Файривторым телом, на многие сотни парсеков безо всяких дополнительных технических средств. Ответственность, мощь, чувство гордости… Ранец принес ему всё это в избытке, но, кроме того, начались все эти отпуска… Действовала директива такой давности, что и припомнить никто не мог, какой именно, однако так велели Вечные, и никто не противился. Пришлось смириться и лейтенанту Рино, шли годы, и ему, хотя так и не привыкшему к разноголосице Галактики, начало нравиться пожить немного вблизи человечества. Это помогало, в конце концов, чувствовать, что под вечными звездами живут не только ученые и воины, веками, порой, не покидающие свои н-фазные тела стометрового роста, что Человечество может… должно быть частью и его жизни. Может и правы были те Вечные-основатели, что приписали командирам Гвардии возвращаться на месяц в Галактику! Вот только жить эти тридцать террианских суток среди шума мегаполисов… увольте.

Рино приметил эту небольшую планету на третий год своих путешествий посреди межзвездной пыли и яркого света солнц Галактики Сайриус. Она приютилась под боком у основных трасс, но сама словно совершенно никакого интереса для ГИСа не представляла. Ну, что ж, на нет и суда нет, решил для себя Рино, раз и навсегда избрав тишину зеленого мирка в качестве своеобразного курорта, благо если что случится, то и собраться в обратную дорогу он сможет за считанные часы.

Перед его невидящими глазами мелькали сложнейшие пилотажные пакеты информации, ловкие пальцы скользили по сенспанелям, увлекая машину сквозь грозный рев рассекаемой атмосферы. Невидимая постороннему глазу тончайшая пленка эквипотенциалей силовой брони спокойно колебалась вокруг огромного торса, словно и не было этого рева адского пламени. Защита держала как влитая, температура за бортом была всего на полградуса больше средней Ню-Файринской. «Церебр, сажай нас!»

Почва безымянной планеты тяжко вздрогнула под неимоверной тяжестью, навалившейся на ее плечи. Полет окончился. Некоторое время Т-Робот ворочал шеей, водя головой слева направо, словно ожидая какого подвоха. Всё вокруг было мертво даже для тончайшего слуха машины, ставшей носителем разума Пилота на долгих три стандартных года.

Фигура склонилась к самой земле, словно сминаясь в комок, вспышка мертвенно-голубого света сообщила о том, что монтажный каркас отныне будет надежно держать многотонную громаду в своем плену, угасли один за другим внутри броневых пластин аккреторы, питающие робот.

Гигант уснул, а над холмами колоссальным надгробием теперь возвышалось жуткое чернильное яйцо, напоминающее любому стороннему человеку напряженно вглядывающийся во мрак космоса зрачок. Т-Робот мог ждать, это было одним из его талантов.

Когда-нибудь Пилот вернется.

Шаг второй: разрыв, девушка в доме

Лес на планете был, естественно, не такой, как на Ню-Файри. Рино привык к иным масштабам… там, далеко, в другой Галактике, гремели километровые шатры твердых, как скала, пилонов, огромных даже по сравнению с внушительным ростом Т-Робота. Там плыли по необъятным небесам чудесные облака клеток, невидимым копром вколачивающие в землю разряды молний. Там жизнь била ключом, там ощутимо жило сердце самой планеты, получившей возможность, которой не имел ни один иной мир.

Здесь же, чувствуя аромат прелой древесины, вдыхая напоенный смолой воздух, Рино впадал в какое-то странное состояние, будто в старинный храм входил, сам не понимая, что именно каждый раз на него так воздействует. Обыкновенная… Эта планета, казалось, несла на своем челе незримую вывеску: «Здесь нет ничего необыкновенного, здесь всё просто и наивно». Как может быть иначе?!! Хрупкость таких миров, их уют были непередаваемы. Он шел меж стволов, прислушиваясь к шорохам, и старался не спотыкаться. После лет, проведенных в агравитационном поле, когда твое тело тренируется лишь инжекторами, а питание осуществляется почти исключительно внутривенно – вот так, запросто, ногами ходить по голой земле, не ожидая шального энерговыброса от ближайшего растения. Знать, что вокруг – живительный кислород, а не всеразъедающий фтор пополам с водой… Его тело было достаточно тренированно, чтобы выдерживать даже страшную четырехкратную Ню-Файринскую силу тяжести, его нервная система могла неограниченно долго без особых последствий включаться в следовые цепи управления различной степени сложности, но всё это пасовало перед обычной террианской природой.

И тишиной.

«Странная легкость во всем теле, головокружение, заплетающиеся конечности, слуховые галлюцинации… Что бы сказал Капитан Итринса, если бы узнал? Хотя, может, за тем он меня и послал в Большую Галактику?» Что-то в этих мыслях было не так.

Слуховые галлюцинации?!!

Рино точно знал, что никаких галлюцинаций у него быть не может. Ни при каких обстоятельствах. От того места, где он стоял, до старого его домика было не меньше километра, так что никакие звуки уж точно до него долететь не могли, пусть уборочные аппараты вконец разладились за его отсутствие, пусть хоть весь дом рухнул, да на таком расстоянии… Что же за звуки, шаг за шагом становящиеся всё громче, он слышит впереди?

Он остановился под раскидистым вязом, особенно мягко шелестевшим своей листвой. На секунду он просто замер, подставив лицо встречному ветерку. Соберемся с мыслями…

«Здесь кто-то поселился, кто-то другой». Вот и всё объяснение.

На пустой планете, точнехонько рядом с его логовом? И именно сейчас? Невероятно. Однако стремительный рывок во тьму навстречу звукам – единственно верный метод разобраться, что же на самом деле происходит. Сделал то, что и должен был. Под сенью дуба, огромного по местным меркам, но самого рядового по меркам Рино, стоял аккуратный белый домик из тонкого пластика на н-фазном каркасе. Такой поднять-сложить за пару часов можно, самое оно для туристов…

..разрыв.. разрыв.. попытка соединения..

…решивших поселиться в глуши тихого мирка. «А пристроились рядом со старым жильем, чтоб боязно по ночам не было. Чуть что – хороший человек поможет. Кто его знает, а вдруг в округе какой зверь водится». Другое дело, что его-то здесь не было в то время, когда «туристы» появились. Неужели они не удосужились узнать, а дома ли в действительности тот, подле которого они так мило пристроились? Получается снова, что они-то здесь случайно! Тогда странно то…

..касание!..

«Стоп. Просто войди и спроси».

Рино усилием прекратил всякие попытки своего тела беззвучно красться – только этого нам не хватало – и прямиком направился к тускло светящейся в полумраке двери.

Дом, самый обыкновенный дом с тускло блестевшей крышей и голубой непрозрачной входной дверью. Она открывалась внутрь, поворачиваясь на петлях. Она была прикрыта, но весьма неплотно. Между ней и проемом оставалось небольшая щель, едва заметным скрипом оповещая окрестности о силе налетавшего из-за деревьев ветерка.

Предположения успевали благополучно сбываться. Продолжали раздаваться шорохи и стуки, внутри кто-то ходил по дому, небрежно двигая по полу мелкие предметы, когда Рино подошел к самому дому, над ним в воздухе зажглось розовое гало подсветки, реагируя на его темную фигуру. Не переставали нестись мысли…

А в доме что-то разбили. Звон стекла пронесся в неподвижном воздухе, как выстрел. Рино и не придал бы этому звону значения, если бы не враз оборвавшиеся вслед за этим звуки. Совсем. Как не было. Дом словно в единый миг вымер. Обмерший воздух доносил только пустоту, возникшую раз и, казалось, навсегда. Умертвие…

Входить почему-то сразу расхотелось.

Он тихонько постучал, подождал секунду. И вошел. Словно ему оставалось что-то еще… выбор, он – штука сложная.

Комната была типовая для такого рода строений – столик, пара стульев, кресло в углу, кое-какие мелкие предметы обстановки только пытались создать видимость уюта, походность меблировки сочилась изо всех щелей. Вот плед в мелкую клетку, накинутый на кресло, вот малюсенькие чашечки, сложенные почему-то в сложную фигуру на крышке комода, стоящего в углу символом невероятной устойчивости всего на свете.

Женщина сидела за столом, разглядывая платок, который держала в руках. Светлые, почти абсолютно, волосы, чувственный рот, бледное лицо, хрупкое телосложение, длинные тонкие пальцы. Закушенные чуть не до крови губы. Он не привык видеть женщин такими. Все его знакомые женского пола были в первую очередь бойцами, «солдатами в юбке», культура его мира рождала только такие характеры. А тут… в непосредственной близи… она казалась такой беззащитной.

Рино откашлялся, пытаясь привлечь к себе внимание, однако женщина только подняла глаза на секунду, глянула словно сквозь него и снова принялась разглядывать скомканный клочок ткани.

– Извините, что нарушил ваше уединение… так уж получилось, что я ваш сосед по этой планете, было бы не вежливо с моей стороны не посетить… по прибытии.

Рино продолжал что-то говорить, однако сбился, не понимая реакции хозяйки домика. Если бы она попросила его выйти, если бы она сказала ему что-то в резкой форме, он всё понял бы и удалился с максимально доступной для него скоростью, а тут… она не обращала на него видимого внимания. При этом мышцы ее лица, не выражая ни единой знакомой ему эмоции, странно сокращались. Да что там! Рино вдруг понял, что женщина вся буквально дергается, ее тело теперь сотрясала мелкая дрожь.

– Я, кажется, не вовремя… простите великодушно…

Вот теперь произошло то, над чем он потом думал не один час, сидя в тишине своей маленькой кухоньки.

– …храните тени…

Этот хрип вырвался из ее груди с таким невероятным усилием, словно не было у нее больше сил сдерживаться, будто незримая пружина, что гнула и корежила ее до того момента, отражая эту незримую борьбу на бледном лице, вдруг распрямилась. Ударила по сознанию. Смела всё наносное, что только способен человек создать блеклым своим рассудком. Ударило.

Он удивленно мигнул, когда расширенные от ужаса и гнева глаза оказались прямо перед его лицом. Женщина теперь была не просто бледной, это было неправильное слово. Могильная синева и вздувшиеся под кожей вены… Рино за всю свою жизнь не видел такого выражения на лице человека. Это было словно…

Его будто разбил паралич, пилот стоял посреди маленькой комнаты, а вокруг него кружила буря, каких не было в его жизни ни до того, ни после. Жаркое дыхание касалось его лица, обрывки чужих, ужасных мыслей хлестали по его чувствительной нервной системе, обдавая таким могильным холодом, что пробирало до костей. Лед и пламень. И этот крик… беззвучный крик жертвы, загнанной в угол.

Рино, окончательно потрясенный и сбитый с толку, почти уже сломленный, понял, что всё кончилось. «Свет, наконец-то!..» Женщина продолжала тихонько всхлипывать, но это уже ничего. Удалось припомнить, как его руки схватили бьющуюся в истерике фигурку, как ее лицо уткнулось ему в плечо, как потекли ледяным потоком по его жаркой коже слезы. Всё это было словно не с ним, а с кем-то еще, ощущение нереальности происходящего упрямо не покидало. «Да что же это такое?!!»

Но он продолжал вот так глупо стоять, готовый пинками гнать себя подальше отсюда и вместе с тем действительно сострадающий этой непонятной женщине. «Какое ужасное положение…»

Кончилось всё так же невнятно, как и началось. Тишина… Рино вдруг понял, что она спит. Ее теплое дыхание стало спокойным, а тело очень легким, он уж и не помнил, когда слышал последний всхлип.

«Бре-е-ед… Какой же, все-таки, бред!»

Вот такой – маленькое спящее хрупкое женское тело, повисшее у него на руках. Рино постарался поудобнее устроить ее в кресле, что стояло в этой же комнате, относить сейчас в спальню – нет ничего глупее. Пригодился клетчатый плед, нужно накрыть женщину, свернувшуюся калачиком на широком сидении, чтобы ей было тепло.

Выходя на крыльцо, он покачал головой.

не хотел мешать, но за это время был обрыв связи..

«Не сейчас!»

Ярость его была короткой и акцентированной. Как удар грозового разряда. Теперь можно стать и самим собой.

..ожидание..

Шаг в сторону: сон без названия

Она шла по тропе ровной походкой, слегка откинув голову назад, распрямив плечи и устремив уверенный взгляд прямо вперед – туда, где была расположена ее цель. Казалось, плавное скользящее движение, растянутое в пространстве-времени на многие парсеки-годы… Однажды начавшееся, оно было незыблемым, непоколебимым, то горячим на ощупь, как жерло вулкана, то обжигающе холодным, как космическая пустота. Оно было самодостаточным.

Но…

Сейчас… вот оно, подало голос! И, вроде бы, причина, ради которой она в путь пустилась, была вполне достижима, и, вроде бы, успевала она как раз вовремя, да только поселилась у нее с некоторых пор в голове какая-то необъяснимая сумятица… Даже толком не опишешь, будто что зудело в голове, подталкивая, напоминая… о чем? Она не знала.

Событие Вселенских масштабов! Она же не могла, не имела права!

Для нее существовала только цель, та светилась во тьме впереди, обдавая лицо прохладой нежного, как пух, ласкового солнечного ветра. Дорожка из этого света простиралась у ее ног, сколько хватало глаз, даря уверенность той, что была создана быть Избранной и, что главное, цель давала себя самое. Точное, абсолютное, и до ирреальности верное доказательство нужности и важности существования.

Тьма?..

Если бы не этот странный зуд… Она не помнила, чтобы раньше во время бесконечного пути бывало что-то подобное, всегда только твердость шага и гордость за свою стезю. Это как… это было… словно мрачное, бесформенное, клочковатое, иррегулярное пятно заслонило теплый фокус источника, истина больше не могла заполнить ее всю, без остатка, оставались потерянными какие-то клочки сознания, еще не достаточные, чтобы выковать конкретную мысль, но уже дающие о себе знать.

Так протекали долгие мгновения, на лезвии бритвы, меж двух граней. Если бы подольше… Да только наступил все же тот миг, когда не было уже сил терпеть, когда если что и осталось в голове, то лишь неуверенность, а сумрак… Он уплотнился, с удивлением выдавая в себе человеческие очертания. Тень шла по тропе ровной походкой, слегка откинув голову назад, распрямив плечи и устремив уверенный взгляд прямо вперед – туда, где была расположена ее цель.

Это было как удар. Отражение, собственное отражение, направлялось к ней, все больше и больше закрывая божественный свет впереди. Да божественный ли? Не кажутся ли тебе огромные перепончатые крылья чем-то знакомыми? И только мелькнула мысль, как мгновенно соприкоснулись две жаркие ладони, и разбили мир!

Тьма разлетелась на тысячи дрожащих в агонии осколков, рванулась к земле в отчаянном желании истаять, скрыться с глаз, подальше от ее гнева. Зря. Гнев пропал спустя лишний миг. Сам. Равно как гордость и сила. Осталась только дерзкая, острая, дикая неуверенность. Прикрыв веки, она вдруг отчетливо ощутила дрожь в коленях.

Тьма убралась, и теперь…

Хоть бы она это всё не видела. Как то было раньше.

Включили звук, а она, в отчаянии раскрыв глаза, рванула свое многострадальное, давным-давно позабытое, а теперь немудрено кричащее от ужаса тело вперед.

И пламя вселенского пожара билось вокруг нее, и крик толпы страждущих несся до самых небес, и не было пощады ни слабым, ни сильным! Пепел от пожарища сыпался на головы смертных, не задевая ее, истошный вопль бил в уши – без надежды получить ответ.

Так вот где она шла, отгороженная вечной тьмой, так вот кого она не слышала, углубившись в себя.

В невинном неведении живешь ты, Судьба!

Ведь точно. Не сошла бы она с пути, спасла бы. Всего шаг – и не было бы ничего этого. Миг назад все вошло бы в колею, так гарантировал свет. Сто раз жестокий и лживый, но единственный. Он хотя бы просто был… А теперь нет иной возможности, как просто бежать. Одну вещь она еще может попытаться сделать. Лишь одну. Ту, что стала важнее всего на свете.

Бег среди канонады. Грохот борьбы. И визг пламени. Слишком поздно она поняла, что уже всё.

Ребенок, ее плачущий младенец посреди пламени.

Ланн.

Он погиб.

Всё же.

От собственного дикого крика она проснулась.

«Какой странный сон», – подумала она. И уже спустя минуту всё забыла. Плохое всегда, поначалу, забывается. Если бы совсем позабыть…

..сбой в сети, не установленный источник возмущения..

..купирован..

..продолжаю поиск..

Она попыталась повернулась на спину, но только запуталась ногами в пледе и снова мгновенно заснула, тихонько вздохнув. Организм честно пытался справиться с тем, чем болел ее мозг. Ей нужен был отдых. Память не шутила.

К сожалению, именно память – самая страшная болезнь, ее не излечишь.

Шаг третий: сомнения, разговоры

Рино аккуратно прикрыл за собой дверь, погода на улице была совсем не летняя, а напустить лужу на пол и сырость в комнаты совершенно не хотелось. Наморщив лоб, он некоторое время стоял под мерзостным моросящим дождем, пытаясь вспомнить, видел ли он во время посадки поблизости хоть какой-нибудь облачный фронт. Нет, положительно, отпускная лень зацепила-таки его. Возвращаться в дом и инициализировать установки регулирования климата… это казалось совершенно невыполнимым. Только на тестирование уйдет часа полтора собственного времени. А, ну его!

Рино отмахнулся от раздражения, было бы проблемы. И тут же, поворачивая на заботливо восстановленную к его приезду тропинку, что вилась посреди деревьев, вспомнил, к кому он направлялся. Да, вот это – большая проблема.

Любопытно всё складывалось. Рино даже не знал, как ее зовут, эту странную соседку. А всё произошедшее при их… знакомстве, оно просто не укладывалось в его голове, привыкшей к разумной четкости гвардейской жизни. Так уж получилось, не скажешь, что без должного применения его собственной воли, как будто все иррациональное и неразумное в странных взаимоотношениях между жителями Большой Галактики тихо и мирно оставалось за бортом его личного Т-Робота. А тут… Возвращаясь раз за разом к мысли, что невозможно тут ничего понять, его разум, тем не менее, почему-то стремился к памятным мгновеньям и поражался собственной слабости в попытках осмысления. Даже точной картины происшедшего не удалось сохранить… какие-то сплошные обрывки, осколки.

А было ли всё это на самом деле? Но нет, спасительная ниточка отрицания обрывалась на вахтенном журнале. Там сказано ясно – в доме он действительно был. Что же до обоснования или хоть какого-нибудь разумного объяснения…

«Храните тени», так она сказала. Что же она имела в виду?

И опять отброшено прочь бесполезное метание разума, слишком мало информации.

«Церебр, что ты там вчера говорил про обрыв?»

..вчера в 7.48.00,45 по бортовому времени произошел сбой в системе связи, после этого на протяжении всего времени пребывания на планете бортовыми системами регулярно фиксировались посторонние сигналы неизвестного происхождения..

«Сделай вывод сам, не надо каждый раз забрасывать меня не отфильтрованной информацией!»

..за пределами борта существует сложное сигма- или дзета-поле неизвестной природы, нехватка данных для полноценного анализа, прошу разрешения на запрос Планетарного инфо-центра Ню-Файри..

«Отмена». С него станется запустить спутник и, несмотря на расстояние, приняться связываться… Бортовой церебр, как и он сам до последнего времени, не знал сомнений.

В таких размышлениях Рино совершенно незаметно для себя добрался до самого дома «соседки». Оказывается, если не обращать специально внимание на сам процесс ходьбы при почти вчетверо меньшей гравитации, да еще забыть, что Т-Робота на нем нет, то перемещение по коряжистой лесной почве уже и не кажется таким жутким занятием.

Замерев на секунду у порога, Рино прислушался. Внутри было тихо. Тогда он громко постучал и, подождав для приличия пару секунд, вошел.

Женщина стояла у окна, рассеянно выводя на мокром от холода стекле какой-то рисунок. Что-то очень детское, зайчик-белочка, мальчик-девочка.

– Вы простите меня за то, что произошло вчера.

Она повернулась не сразу, словно не желая выходить из своего созерцательного состояния.

– А что такое было вчера?

Он был удивлен, ее голос был совсем не таким, каким он его воображал. Рино повертел головой по сторонам и счел за лучшее остаться стоять при входе, он лишь немого сменил позу на более, в его понимании, «уютную».

– Ну, я ворвался к вам в дом, вы были абсолютно правы, что…

– Права в чем?..

Пауза. Та-а-ак…

– Ах, я, наконец, вспомнила! Вы вчера вечером приходили, сказали, что мой сосед… а дальше…

Пауза. Рино был так очевиден тот тупик, в который она была поставлена всем этим ненужным разговором, что он поспешил ее прервать.

– Да неважно!

– Да, действительно… Вы знаете, я только на прошлой неделе прибыла сюда из… ох, и не знала, что рядом кто-то есть, так что если что…

– Да ничего, не волнуйтесь, места полно, вы меня совсем не стесняете! Более того, я бы с удовольствием увидел вас как-нибудь у себя дома, вы ведь не откажетесь?

Она усадила его за стол, плавным и очень грациозным движением извлекла из шкафа посуду, налила туда какого-то напитка.

– Я люблю такие уединенные планеты… в них есть что-то неуловимо общее, в них всех. Они кажутся ужасно молодыми, только вчера раз! и появились. Пришли ниоткуда и идут в никуда, ни одному человеку еще не приходило в голову рассчитывать их траекторию, они никак не называются и ничего ни для кого не значат. Это просто красота, возникшая сама собой, палитра брошена на растерзание ветров – ан нет, получается такое, что ни одному художнику не дано сотворить.

– Вы знаете, а я наоборот… Дикая природа как самоцель… – он запнулся, не зная, как выразить. Свет, какие бредни бродят в голове. – Я, напротив, искал что-то такое… близкое. Всё то, что вы сказали, у меня дома само собой возведено в энную степень. Знаете… Он большой, мой дом, на нем есть место и разгулу стихий, и упорядоченности наших городов. А здесь… в Галактике такого не найти, здесь – «или-или», случилось так, я выбрал второе.

– Тогда я не вижу разницы, вопрос только в мотивировке, искать наиболее непохожее из похожих, или искать наименее непохожее из непохожих. А результат… Нашли-то мы одно и то же!

Рино посмотрел в окно на мокрый лес и согласился.

Почему они так сильно друг друга чувствуют? Такие разные, такие страшно далекие друг от друга… Два почти человека, два странных существа, покуда считающие друг друга обычными членами огромного Галактического общества. Они только гораздо позже сумеют сделать иной вывод. Каждый – на свой лад.

– Вам еще налить?

– Да, пожалуй, мне понравилось. Как вы это готовите?

Спустя полчаса такого неторопливого разговора Рино выяснил лишь одно – женщину звали Реанель, по остальным же пунктам в его скудном наборе информации продолжали зиять огромные дыры. Реанель сказала лишь, что «кажется, с кем-то вас перепутала». Выходило, что она даже толком не помнила вчерашний вечер, только всё повторяла, что неважно себя чувствовала.

Более того, на заданный словно вскользь вопрос о том, как она добралась до этой планеты, Реанель непринужденно ответила, что рейсовым лайнером. Рино и ухом не повел, хотя точно знал, что это заведомая чушь. Разговор продолжался еще долго, так и не принеся ответов, покуда Рино не вспомнил, что так и не проверил тот сбой в системе, о котором сообщал церебр. Пришлось откланяться.

Уже у порога она догнала его и снова попросила, как ему показалось, с некоторой растерянностью в голосе, приходить еще. Он честно пообещал.

«Церебр! Напомнить».

..есть!..

Рино сделал два шага во тьму и остановился, с трудом пытаясь осознать, что же ему делать дальше. Нет, действительно, та причина уйти, которую он на ходу придумал, оставалась не больше чем отговоркой. Его сознание впервые за очень долгое время осталось висеть в какой-то странной пустоте, отчего-то заполненной ледяным липким киселем, проникающим во все твои уголки, зудящим на коже, но не дающим ответов. Рино на ощупь отыскал во мгле шершавую колонну ствола, прислонился к ней спиной и, запрокинув голову, вдохнул сырой ночной воздух во всю глубину своих могучих легких. Листва вверху отчего-то разрывала свою густоту, становясь прозрачной кисеей, легко наброшенной на небесную вязь, мерно помигивающую согласно какому-то неуловимому ритму.

Ему редко приходило в голову, что космос может быть таким странным. На Ню-Файри, сквозь тугую мембрану атмосферного слоя эти узоры были видны только графическими схемами приборов контроля, нет в этом ни души, ни жизни, если только поднять Т-Робот туда, в пустоту… Да и там, в общем-то, только гневливая ярость враз обнаженной Вселенной, кругом попросту творится нечто. И оно может существовать только независимо от тебя, являя собой жестокость всего того, что ждет Гвардейца вне пределов его собственного черепа. И вообще, что он, человек, лишенный от рождения самого разумения о «естественной среде», может думать об этом дереве, об этих звездах…

Уходить не хотелось. Хотелось поговорить, но только не так, как там, в доме, а именно побеседовать, когда фразы вплетаются друг в друга, уводя обоих собеседников вдаль, когда самые потаенные мысли могут быть прочитанными от единого движения мускула на лице. Рино еще с памятного первого посещения Галактики задался целью научиться понимать эту странную пластику, раз и навсегда ставшую для него если не главным, то уж точно достаточно коротким путем к пониманию странной штуки под названием «большое человечество». Вот и сейчас, уже совершенно отчетливо ощущая тихое дыхание на уровне груди, он продолжал вспоминать ее гримаски, думая про себя, что же на самом деле означал их невразумительный разговор, что хотели они друг другу сообщить, да так и не сумели…

– Вы не ушли… а как же ваши неполадки?

Голос доносился со странного направления. Рино с удивлением осознал, что он выше Реанель больше чем на две головы. Нависнув рушащейся башней над ее тенью, он произнес:

– А вы действительно полагаете, что их нет?

Реанель пожала плечами и отчего-то коснулась самыми кончиками пальцев его груди. Ему захотелось отодвинуться, но он перетерпел.

– Скажем так, я немного имею представление о том, кто вы и откуда сюда прибыли. Мне непонятно другое. Если вы действительно тот, кем кажетесь, то почему вместо того, чтобы со всевозможной скоростью двигаться в направлении означенной неисправности, замерли здесь подобно каменной глыбе и любуетесь звездами. И ещё. Откуда только у меня столь необычная осведомленность. Может, вы сможете ответить эти вопросы?

Она вскинула голову и умудрилась даже в такой темноте уцепиться за его сузившиеся в гневе зрачки.

Рино настолько вышел из себя, что даже не смог дослушать ее слова до конца. «Любуетесь!», – фыркнул он.

– А вы, вы, жительница Галактики, что мне можете сказать вы? Отчего вы не начинаете жалеть меня, отчего не шарахаетесь при возможности в сторону, дабы уберечь свою возвышенную утонченность от грубых прикосновений солдафона, тупой железяки, придатка собственной машины, не способного к чувствам? Или вы настолько хорошо теперь собой владеете, что в вас даже взыграла исследовательская жилка?

Реанель опустила взгляд и тихонько вздохнула.

– А знаете, как таких людей называют Вечные? Они их зовут Гостями или Детьми Третьей Эпохи…

Словно решившись на что-то, она взяла его за руку и повлекла за собой, бормоча словно самой себе:

– Расскажите всё, что сейчас несется в ваших мыслях, мне почему-то кажется, что впоследствии мы прекрасно поймем, такова ли я на самом деле, какой вы меня описали… поверьте, мне это самой интересно.

Шаг в сторону: испуганная тьмой

Если бы случайно и нашелся тот, кто спросил бы его об этом, Рино все равно не ответил бы. Не смог. Не сумел бы. Он всю жизнь прожил на планетах бушующих энергий, но отнюдь не бушующих страстей, как ему понять, что же это было такое. Та сцена, произошедшая при его знакомстве с соседкой, даже ее было не понять, куда уж тут-то…

Рино тогда точно спал – отладка непослушного модуля длилась около двадцати часов – занятие увлекательное, но сжирающее массу сил. Его привычно сморило прямо в агравитационной подвеске пилотского «кокона», так что недоуменно попискивающий церебр отключил системы связи и принялся, как обычно, ждать. Спал Рино ужасно беспокойно, не то догонял, не то убегал от кого-то, литые мышцы конвульсивно вздрагивали, на лице застыло совершенно необычное для него выражение беспокойства. Огромное сердце билось в бешеном ритме. Неконтролируемый поток информации, констатировали бортовые системы. Решение отключиться было правильным.

Казалось, будто он плывет среди бушующих иссиня-черных волн, плывет изо всех сил, с надрывом, с хрипом, рвущимся изо рта, с дрожью во всем теле. Он кого-то спасал… Доплыть, достигнуть вожделенной суши, и тогда та (он вдруг совершенно отчетливо понял, что это именно она), о ком он так неотрывно думал, будет спасена, избавится, наконец, от жути шторма, что бил в глаза и уши всю жизнь, всю долгую, красочную и такую чужую жизнь. Никогда раньше Рино не ощущал страха. Вернее думал, что ощущал. Не то это было, ох, не то… Не та чудовищная боль в груди, что захлестывает чувства, что топит сознание, утягивая его на дно клокочущей стихии. А волны ярились, огромные валы безумствовали, вновь и вновь отбрасывая его от вожделенного берега и осыпая вслед солнечными каплями брызг. Пресные воды плакали соленым…

Что может быть страшнее одиночества посреди праздника жизни, что может быть ужаснее холодного наблюдение там, где другие просто живут… Маленькое, так и не родившееся существо было призвано высшими силами вершить их непонятную волю. Жестокость и смерть стали твоей судьбой, ласковая моя, но даже это не смогло убить в тебе человека… как же нужно любить жизнь, чтобы стать в таком жутком мире личностью, способной сострадать, любить, жалеть. Этот взгляд, как я мог его не почувствовать в самый первый миг?!! При малейшей попытке моего слабого сознания поставить себя на твое место, сюда, за правое плечо, где уголок зрения уже не может ничего разобрать, где затаилась квинтэссенция вселенской скорби и небесной же ласки, оно, сознание, чувствует такой ужас, что тут же бежит, склоняясь под плетями солнечного ветра, бежит куда угодно, лишь бы уйти, забыть, постараться забыть…

И тут он, отчаявшийся, почти сломленный, выпал с вершины бессчетного гребня на сухой, шуршащий ласково и призывно песок. Распластав тело по внезапно обретенной тверди, такой желанной, но дотоле казавшейся недоступной, он зарыдал. Отчаянно, в голос! Так могут плакать только мужчины. И только от счастья. А ведь он в душе не верил, что доживет. Ведь так? Он поднял мокрое от слез лицо и посмотрел себе за спину.

Озеро. Маленькое, идеально круглое, уютное, отсюда этот океан страха и жестокой схватки со стихией выглядел блюдцем голубой воды посреди вечного рая. Где-то он такое уже видел, да только то было на другой планете, оно там упрятано за огромным горным кряжем, там тишина и спокойствие казались естественными, а это… Оно просто было таким теперь. Оно просто было таким всегда, нужно было только понять, что это так. Теперь, когда он доплыл, что такое былой чудовищный ураган, завывавший у него под черепом? Страх памяти – детский страх, Рино им переболел давным-давно. Стоит прижаться щекой к песку, как он затихает, затихает…

Давая успокоение телу и душе.

Посмотреть вперед он сумел не сразу, словно держало его что-то, не давало двигаться, грозя сломить волю. Но он оказался сильнее. Пески, девственно-чистые пески кругом. Ни морщинки, ни камешка, одно серебристо-желтое море. И едва заметная точка вдали.

Сердце бухнуло и снова понеслось вперед в бешеном скаче. До сих пор, при всех волнениях оно – как метроном, раз за разом повторяя ритм, ни сомнений, ни стонов, будто самоутверждаясь в этом спокойствии, отстраненности бытия. А теперь вот сдало. Сдалось.

Она стояла там, где все еще царил ураганный ветер, и искала, искала глазами что-то… Она искала его, такого далекого, но уже такого близкого. Он мог в этом поклясться.

Девочка моя…

Он вскинул свое тело навстречу цели, разбросав на ветру ослабевшие руки и глядя только вперед. Он не уступит ветру, не отвернется.

И побежал.

«Мы живем в мертвых скорлупах, оживающих только в нашем воображении. Мы движемся в несуществующих пространствах, мы безумно далеки не только от вас, но даже друг от друга, даже от самих себя. Стремленье скромно зайти в гости к собственному телу можно понять, только позабыв, как же оно на самом деле выглядит. Мы могущественны как никто из людей, мы сильнее тех, что человечество называло своими богами, но вместе с тем не ошибитесь, уяснив для себя, что Гвардия зачинает, вынашивает и рожает своих детей с помощью сложнейших, но все-таки механизмов. Не оттого, что мы слабее любим, не оттого, что мы не умеем уйти от навязанной нам действительности, не потому, что мы уже перестали быть тем, чем мы были когда-то… За каждым креслом-подвеской Пилота всегда стоит гостевое кресло, да вот оно пустует…

Попросту потому, что Гвардия занимается делом, которое сделать больше некому. Мы страшно заняты, чтобы позволить себе лишнее, но раз в несколько наших лет приходит мгновенье, когда нельзя терпеть, когда хочешь чуточку пожить. Это редкость, ценимая именно за то, что не каждый день. Не абы что и не абы как. Это как любовь, но только та любовь, которая до смерти. Ты приходишь в комнату, которая едва тебя вмещает, хрупкое убранство которой способно погибнуть от единого твоего неловкого движения, ты стоишь и готов разрыдаться. Стоишь пару секунд и уходишь туда, в мир фантомов и гневных всплесков энергий… Видишь, у нас тоже есть свои храмы, свои святилища духа человеческого, пусть у каждого свои, но не так ли все устроено и у вас?!!

Я там не был давным-давно, с тех пор, как регулярно стал посещать Большую Галактику… Великий Странник-Прародитель, как же долго!»

А маленькая обнаженная фигурка девочки с длинными развевающимися пепельными волосами и бездонно-голубыми глазами, беззащитная фигурка ангела всё ждала его. И улыбалась. Он здесь. Он – с ней. И этого ей было совершенно достаточно.

Несмотря ни на что…

Когда он упал перед ней на колени и прижался к ней мокрым от слез лицом, она просто обняла его своими тоненькими ручками и погладила ласково по коротко стриженой голове. Даря покой, даря успокоение. Быть может, она ему что-то говорила, но он не слышал, отчаянный ветер вырывал слова и уносил вдаль, а он всё прижимал детское тельце к себе, чувствовал теплую, нежную кожу и пытался успокоиться.

– Как я мог жить всё это время и не знать, что ты – есть?!!

Он не поднял голову и не попытался понять, слышит ли она его, он просто это сказал, так как должен был, пусть и не услышать ему ответа.

– Ты молодец. Ты сделал, что мог. Ты спас меня. Ты – мой спаситель.

Девочка моя…

Он схватил ее ладошку и прижал к своим губам жестом признательности и благоговения. А ведь они с ней как близнецы, почему-то пришло в голову.

Однажды прикоснувшись, он уже не мог отпустить ее ни на миг.

Но уже чувствовал, что найдя – теряет ее с неотвратимостью самого Времени.

– Да.

Она читала его мысли.

Нет, она просто подумала о том же.

Она кричала:

– Ты прав. Как всегда. Спасибо тебе за то, что ты меня отпускаешь. Нет слов, которые выразили бы тебе всю благодарность, но теперь ты останешься один.

Ведь ты и был один? Совсем…

Как спорить? Как спорить с самим собой?!! Он – в ней, но она уже не в нем.

Я – такой же, как и весь этот мир, беспощадный, горький, сильный и слабый, сострадающий и думающий, но только в меру толики способностей, временами шумный, а иногда тихий, почему же именно мне досталась эта доля, быть с тобой в этот, самый жуткий, твой последний миг, почему только сейчас я понял это? О, Ангел, где ты сейчас?!!

И тогда он осторожно посадил ее к себе на колени, долго и печально глядя в бездонно-голубые глаза, и зашептал напоследок, горячо и страстно:

– Не кричи так, прошу, если маленькие девочки в детстве так сильно кричат, то потом голос у них становится как у меня – грубый и жесткий…

И еще:

– Я люблю тебя, Ангел.

Шаг четвертый: встреча посреди страха

Рино проснулся в каком-то странном возбуждении. Еще не открыв мозг рецепторам Т-Робота, он почувствовал, как его колотит. Сна он не помнил, но оставалось впечатление, что это состояние исходит оттуда, со дна неведомой никому пропасти неосознанного. Запомнились только странные глаза, глядевшие на него откуда-то сверху. И тут же вспомнилась Реанель. Она и тот взор, они были каким-то образом связаны. Беспокойство усилилось так резко, что он, тут же, не взирая на протесты церебра, полностью сорвал связь, торопясь сделать то, что ему подсказывало подсознание – убраться прочь от этого двухсотметрового склепа, одетого в броню из силовых полей. Впервые в жизни он тяготился тем, что и было самой его жизнью.

Ему было тяжко в этом мире следа.

Под сенью леса царило всё то же спокойствие шелеста, лишь редкий комочек живого существа пересекал спокойный воздух. Но каким неуместным казалось теперь ему это спокойствие…

..Пилот! опасность!!! назад!.. обрыв.. поиск..

Рино не слышал, как не слышал многое до этого. Когда-то, давно, еще на Альфе, сказал ему наставник: «…мужчина тем и отличается от просто солдата, что он не нуждается в оправдании, он не скрывает смысл поступков за словами Долг и Честь, он просто поступает так, чтобы эти слова не потеряли свой смысл». Приказ – всегда оправдание. Отвечать за дела свои – вот в чем могущество, вот в чем сила, а не в груде умного железа, оно может лишь подкрепить то, что ты уже имеешь.

Растет беспокойство, но он продолжает гасить реакции тренированного тела. Идти размеренно – так сложно. И он все смотрел, смотрел прямо вперед, словно знал. Словно ждал.

Реанель бежала ему навстречу. Вновь рыдая. Снова в слезах. Бежала, не замечая стегающие по лицу ветви, не глядя под ноги. Да видела ли она хоть что-нибудь вокруг себя?!! Завидев вдали ее фигуру, Рино тотчас остановился, будто опасаясь, что она так и промчится мимо, будет бежать, бежать куда-то… пока не упадет. На этот раз все стало так просто представить.

Она снова билась страданием о его грудь, а он снова пытался ее успокоить. Но, вместе с тем, стал появляться в бушующей эмоции какой-то привкус… обреченности, что ли. И еще. Она теперь четко сознавала, что он – это он, Гвардеец Ринатрон Саймон, Пилот Ню-Файринской Гвардии Космо-флота Галактики Сайриус. Никто другой.

– Рино, он прилетел!!! Что мне делать, слышишь, я не могу, не могу так! Почему всё так страшно?!!

Хоть что-то почти разумное. Похоже, начала успокаиваться. Сколько же гнулась эта чудовищная пружина, чтобы в один момент начать так корежить человека?

– Кто это – он?

Она не обращала на этот яркий взор ровным счетом никакого внимания. Ее кулачки сжимали его куртку, стараясь приблизить к себе его безжизненное лицо, разглядеть в этих глазах разум.

– Я сегодня вспомнила, как мы встретились. Извини меня, Рино, но я тогда не могла ничего с собой поделать, ты… ты словно на счастье здесь очутился, я бы с ума сошла в одиночестве. А теперь… О, Галактика, он прилетел, сам сюда прилетел, я уже чувствую его рядом… совсем рядом…

Рино продолжал ничего не понимать, но ходу ее мыслей не мешал. Пусть выговорится, успокоится – сама все расскажет. Только подумал и погладил ее по голове. Реанель потянулась навстречу ласке, как бездомный зверек, всем телом, каждой клеточкой. Кулачки безвольно разжались.

– Я так не могу больше, Рино, у меня такой хаос в голове… ты можешь себе представить, как раз за разом вспоминаешь что-то, не помня, что это было, но каждый раз чувствуешь себя последней тварью…

– Реанель…

– Это действительно оно, мое прошлое, но… как я могла прожить столько жизней? Со всем этим.

Рино тем более не знал, но… смутные тени подозрений начали настойчиво шевелиться под черепной коробкой. Они пугали. Даже одни они.

Он сорвал с себя эту наспех захваченную из «раздевалки» куртку и набросил на ее дрожащие плечи. Она, вроде, почти пришла в себя.

– Пойдем, Реанель, не здесь же стоять. Он прилетит, ничего не поделаешь, но стоять вот тут… так… это неверно. Холодно.

– Правда, холодно? – ее лицо оторвалось от его груди и заглянуло куда-то вверх, сквозь него, в небо.

– Да, правда.

..Пилот, если слышите, на орбиту планеты выходит посторонний корабль, у меня нет возможности сличить опоз..

Они медленно и осторожно шли через лесные дебри, не разбирая дороги, глядя только себе под ноги. До ее дома было еще далековато, нужно, чтобы она успокоилась. Это неправильно, все время находиться в таком состоянии.

Теперь она молчала, а он говорил.

Все, что только первое в голову приходило. Что местные травы дают чудесного вкуса настои, что было бы очень неплохо разжечь в ее доме камин («Ведь у тебя там есть камин?»), и вообще, всё рано или поздно образуется. Нес полную чушь.

– Возможно.

Он посмотрел на ее склоненную голову.

Странная женщина, очень большая тяжесть на плечах и такой ужас на лице… Рино не мог понять, сколько ни старался. Тьма, он оказался на месте другого человека, тот был добрее, способнее к простым эмоциям… человечнее.

– Возможно…

Ну, хоть с этим согласилась. Хотя уверенности в ее словах было меньше малого.

Знакомый дом, крыльцо памятное…

Ну, подождем того, что случится.

Шаг пятый: гости прошлого

Они сидели за тем же столом. У Рино в руке охлаждалась та самая чашка с напитком, Реанель умылась по его настоянию и теперь выглядела вполне прилично, сидя напротив него. Склоненная голова, глаза под умным выпуклым лбом смотрели куда-то в сторону, весь ее вид теперь говорил о расслабленном ожидании. Длинные белые пальцы то и дело начинали плавно скользить по крышке стола, выводя мягкие кривые вслед неведомым ему мыслям.

Рино поймал себя на том, что его правая нога тоже начала раскачиваться, вторя какому-то странному ритму. Раз-два… пауза. Раз-два…

Что-то порождало этот ритм. Но что?

Рино прислушался на минутку к своим ощущениям, затем резко обернулся назад. Прямо за ним у стены стоял странный механизм, в закрытом деревянном кожухе за слоем прозрачного пластика покачивался тяжелый цилиндр, отбивая почти неслышно тот самый странный ритм, что так захватывал.

Раз-два… пауза. Раз-два…

Размеренность и стабильность процесса подкрадывались незаметно, так что пока не вживешься в него, пока не проникнет он в самые твои глубины, не сможешь ты ничего заметить. Рино отвернулся и подумал, что вся его жизнь наполнена такими вот ящиками. А захватят они тебя, так ты и не можешь уж ничего поделать, только подумаешь про себя «что такого?», да и бросаешь все на волю ветра, а там… Всеми правит незримый процесс.

А ящик этот… он узнал его. Это были часы. Самые обыкновенные часы, ну, разве что механические. Неверно идущие, как сама жизнь.

Рино неловко поменял позу, излишне резко утвердив обе ноги на полу, но Реанель даже не взглянула на пролитый напиток, темно-бурой лужицей растекшийся по столешнице. Она задумалась.

Так, в тишине, прошло сколько-то времени. Рино впервые до такой степени абстрагировался, пусть неосознанно, от течения времени. Ему просто это было неинтересно. Почему? Он, опять-таки, не смог бы ответить.

Нужно было просто подождать, и он сделал это. В тот момент, когда часы вдруг натужно зашумели и принялись раз за разом воспроизводить странный, протяжный, идущий из самой его глубины звук, дверь открылась и на пороге комнаты показался человек.

Даже не принимая в рассмотрение обстоятельства его появления, что-то в нем изначально вызывало любопытство. Одетый исключительно в черное, он двигался с необыкновенной легкостью. Гибкость его движений, пока он перетекал в комнату, завораживала. Рино привык к другому: идти прямо, мощно, напролом, покуда хватит сил. Этот же, казалось, легко мог пройти сквозь отряд бойцов, даже не заметив преграды.

Надо же, он искренне полагал, что школа ирнов больше не существует… Рино принял собрата-воина должным образом. Кивнул вошедшему и мысленно транслировал идентификатор, с удовольствием приняв ответ.

Да, всё именно так, как он предположил.

Реанель подняла голову только спустя какое-то мгновение.

Улыбнулась какой-то тихой улыбкой.

– Ланн, заходи, садись. Я так ждала тебя.

Ланн кивнул и проскользнул к ним, заняв единственный оставшийся свободным предмет мебели – кресло. Кивком поблагодарил за протянутую Рино кружку. Свободно распластался на сидении – так, что его долговязые ноги оказались далеко под столом.