Читать книгу Портал - Роман Максишко - Страница 3

После окончания школы жизнь друзей разлучила. Дима Кляйн уехал в столицу и с первой же попытки поступил на геологический факультет МГУ. А Саня Ровенский попробовал сунуться в местный медицинский, но завалился на экзамене по биологии и уже осенью отправился служить в доблестные ВДВ.

Поначалу ребята переписывались, но потом Диму с головой захлестнула волна столичной жизни, и стало как-то не до старых друзей, тем более что, как позже выяснилось, Саню после учебки направили в Афган, а эта тема в снобистских и либеральных студенческих кругах была непопулярна. Там больше любили говорить об экзистенциализме, тенденциях и модных течениях, смотреть авангардные спектакли, слушать замысловатый английский рок, пить сухие вина, а не одну лишь простую водку, томно рассуждать об искусстве и глумиться над социалистическим образом жизни, изящно поругивая и высмеивая кремлевских старцев.

Последнее письмо от Сани пришло где-то в феврале, и больше никаких известий за несколько месяцев! Однако Дима не стал теребить ситуацию, временами на него накатывали приступы какого-то неизъяснимого беспокойства, и тогда он боялся, а вдруг Саню ранили на той далекой войне, или, может быть, даже убили… В такие минуты комок подступал к горлу, и становилось трудно дышать, но юноша уверенно гнал от себя эти холодящие душу мысли. Молодому студенту из глубинки не хотелось, чтобы жуткое известие о далеком друге детства как-то омрачило или нарушило его новую великолепно складывающуюся московскую реальность. Ведь та, былая жизнь вместе со своими радостями и проблемами, как ни крути – в прошлом, а в этой он, увы, не видел места старым детским делам и привязанностям, и даже немного комплексовал из-за своей провинциальности и заметного южного говорка, над которым нередко потешались и незлобиво зубоскалили модные столичные кенты.

И что там Чиф? Да ну его. Неприятно и глупо было думать об этом, да и некогда. Учеба, новые друзья, шумные и веселые пьянки, театры, активная культурная жизнь, перспективы – все это только укрепляло ощущение исключительности, которое у Димы и так было неплохо развито. К тому же приходилось заново доказывать крутой московской тусовке, что он и есть тот самый великий Шаман, интеллектуальный монстр, гроза и идол для почитания всех пацанов тихого райончика небольшого городка где-то на периферии страны Советов, вырвавшийся на столичные орбиты, а вовсе не никчемный, худосочный и лопоухий малыш Кляйн. А Чиф… Будет время, будут и новые чифы.

Первый учебный год прошел незаметно в шумных и радостных битвах за самоутверждение в столице. Ум и сообразительность снова не подвели, и Дима хорошо устроился в своей университетской компании, которая отличалась от всех остальных студентов геофака весьма выдающимися запросами и интересами, а геология в ней стояла где-то на 128 месте строго между моральным кодексом строителя коммунизма и любовью народа к партии и правительству.

Потом была весенняя сессия и чудесная практика в Крыму, а после наступили долгожданные каникулы, на которые у Димы имелись большие планы, поскольку благодаря новым друзьям, он с нечеловеческими усилиями умудрился пролезть в какие-то правильные кабинеты и записался разнорабочим в экспедицию на Тибетское нагорье.

Долгое время Тибет был закрыт для научных исследований. Первая серьезная китайско-французская геологическая экспедиция на плато прошла лишь три года назад. Полученные в ходе этих исследований материалы только подогрели любопытство в научных кругах. Поэтому, когда правительство КНР разрешило нашим ученым провести ряд изысканий, срочно была создана экспедиция, состоявшая из нескольких геологических партий. Дима попал в небольшой геохимический отряд, которому предстояло работать сначала в окрестностях Гонггара, а затем в Ниемо и Ринбунге. Наивная детская мечта о таинственной Шамбале, почти стершаяся из памяти в шумном потоке столичной жизни, снова всплыла из подсознания.

Еще в старших классах, штудируя эту тему, Дима поднял кучу научной, исторической и даже эзотерической литературы, из того, что смог достать в областной библиотеке. Казалось, он уже знал все о мифической стране Белого братства, населенной великими учителями мира, и соглашался с теми исследователями, которые считали, что искать ее надо не где-то в Сирии, как утверждали некоторые, и не в пустыне Гоби, а именно в Тибете среди вершин гималайских хребтов, отделяющих Индию от Китая. Теперь же, собираясь в длительный поход, Дима окончательно понял, что на самом деле он едет на восток не ради престижа и расширения кругозора, не ради экзотики и даже не ради геологии, его тайная миссия – поиски Шамбалы. И тут ему снова вспомнился Саня-Чиф, и от этого стало как-то не по себе.

В самолете Москва-Пекин Дима Кляйн, бывший дворовой Шаман, а ныне студент второго курса геологического факультета МГУ и участник экспедиции на Тибет, погрузился в мечты вперемежку со смутными предчувствиями. Воображение живо рисовало ему сладкие картины научно-исследовательского подвига и, конечно же, последующего триумфа – непременно мирового масштаба. Признание! Нобелевская премия! Цветы в машину, девушки, шампанское… А пока за стеклом иллюминатора – лишь море белых облаков в лучах солнца и мерное гудение авиадвигателей.

Главной задачей и рабочей обязанностью Димы было таскать и грузить рюкзаки белых людей – настоящих участников экспедиции, – а также ящики с оборудованием и какие-то большие брезентовые пакеты с неизвестным околонаучным хламом. Это его не сильно обременяло, хотя из Пекина до Лхасы и дальше по дороге на юго-запад в направлении Катманду до самого места назначения геологи добирались короткими перебежками, нигде не останавливаясь больше, чем на два-три дня, поэтому пришлось попотеть, постоянно разгружая манатки, и снова загружая их в большие и мощные военные машины. А позднее, уже в базовом лагере, предстояло ежедневно ходить в маршруты, рыть примитивной лопатой и кайлом шурфы в твердом каменистом грунте, помогать собирать пробы и паковать образцы. Все эти жертвы на алтарь давней детской мечты Дима принес безропотно.

Временами такая жизнь казалась ему даже прикольной. Однако в целом в экспедиции Шаману не понравилось. Шофер Витя и еще один разнорабочий Толик, с которыми студент делил просторную палатку, представляли собой довольно унылую пролетарскую компанию на грани тупости, пошлости и ранней стадии алкоголизма – в общем, не столичный бомонд. Еще четыре члена отряда из числа великих специалистов геохимиков, а также начальник партии и главный инженер были старыми дрищами в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти лет. Никакого интереса для Шамана они вообще не представляли, поскольку обсуждали в основном политику и жаловались на жизнь, ругали Брежнева и рассказывали про него глупые, но временами смешные анекдоты. Геология уже не представлялась Диме романтической профессией. Одно дело сидеть в приятной компании в обнимку с девчонками у костра, коптясь помаленьку в его дыму, петь песни под гитару, бухать и лопать шашлыки, и совсем другое – жить и работать в условиях минимального комфорта: ночевать в палатке на раскладушке, каждый вечер залезать в холодный и немного влажный спальник, постоянно есть тушенку с макаронами и испражняться в туалете типа сортир на отшибе лагеря. Про горячую ванну с пеной мы уже и не говорим.

Сам Тибет не впечатлил Диму ни культурой, ни традициями, ни современным жизнеустройством. Лхаса с ее изящным, гордым и таинственным Дворцом Потала – еще куда ни шло, было на чем остановить взор, но дальние деревни…

Величественные горы, обступавшие лагерь со всех сторон оказались совершенно неприступными и очень даже далекими. Казалось, вот они, рукой подать, а на самом деле туда и на лошадях-то непросто было добраться, не то что пешком. Местные жители, несмотря на всю свою благорасположенность и покладистость, категорически отказывались сопровождать молодого исследователя дальше, чем за пять километров от лагеря, да и режим в отряде был достаточно суровым, чтобы можно было надолго куда-нибудь отлучиться. Следов Шамбалы не было нигде и в помине. Даже аборигены не хотели разговаривать на эту тему. Здесь на месте все это начинало казаться полной чушью и бредом детского воображения.

Дима уже стал серьезно подумывать о переводе на другой факультет, поскольку ему стало очевидно: геология, в том виде, в каком он ее ныне постиг, – не для него. Юноша ловил себя на том, что работу свою выполняет механически, а мыслями блуждает где-то далеко-далеко, может быть в параллельных мирах. Поначалу это просто забавляло его, а потом неожиданно стало приносить странное и неописуемое удовольствие. Все чаще и чаще студент замыкался в себе и впадал в какое-то медитативное или скорее мечтательное состояние. Ему нравилось слушать треск дров в костре, тупо смотреть на журчащий между камнями ручей, который улыбчивые местные жители почему-то называли рекой, или зависать на несколько минут у какого-нибудь живописного камня, или просто вглядываться в бескрайнюю даль. Временами ему казалось, что когда он погружается в такие состояния, мысли буквально на какие-то секунды покидают его, и он получает несказанное наслаждение от того покоя, который ненадолго поселяется в нем.

Думать Диме ни о чем не хотелось, а особенно не хотелось вспоминать про Шамбалу. Ему уже было ясно, что никакой Шамбалы на самом деле не существует, и это просто красивая древняя легенда, сильно разрекламированная последователями Блаватской и Рериха, подхваченная романтически настроенными учеными всех стран и народов, эзотериками, искателями приключений и проходимцами разных мастей.

Еще в начале путешествия Дима частенько подбадривал себя словами из сказания о беседах с мудрецом Маркандеи, запечатленными в лесной книге Араньякапарве из Махабхараты, которые он выучил наизусть: «Час пробьет, и появится дваждырожденный по имени Калки Вишнуяшас, наделенный великою силой, умом и могуществом. Явится он на свет в достойной брахманской семье в селении Самбхала и силою духа возродит оружие и всевозможные средства передвижения, и воинское облачение, и доспехи, и панцири. Этот царь, побеждающий дхармой, примет верховную власть и внесет покой в мятущийся мир. Сверкающий брахман, высокий помыслами, явившись миру, положит конец разрушению. Так всеобщая гибель станет началом новой юги. Этот дваждырожденный вместе с брахманами уничтожит разбежавшиеся повсюду жалкие шайки млеччхов». Сейчас же, после полутора месяцев импровизированных доморощенных упражнений на отключение сознания, он с трудом вспоминал сложно произносимые имена царей и великих брахманов невидимой страны Шамбалы или Белых братьев, которых еще называют махатмами. Да и кому это было нужно? Ровным счетом никому…

Неподалеку от лагеря возвышалась одинокая скала, словно оторвавшаяся от горной гряды, которая уходила дальше на юг. В ее основании располагалась небольшая и хорошо ухоженная пещера – место очень живописное. В этом гроте побывали все участники экспедиции, да и залетные спиритуальные туристы с просветленными физиономиями и восторженными взглядами все время стремились попасть туда, а проникнув внутрь, подолгу сидели и медитировали. Надо сказать, что в пещере было действительно очень уютно. Аборигены содержали ее в чистоте и сухости. Дно грота было посыпано толстым слоем мягкого золотистого песка, а в центре располагался примитивный очаг, вокруг которого лежало несколько камней, покрытых циновками, чтобы европейцам было удобнее сидеть вокруг огня. Рядом местные жители заботливо соорудили небольшой дровяник для сухих поленьев и хвороста, поскольку хорошие дрова в этих краях были в дефиците, и найти их самостоятельно было нелегко. Вход в пещеру в северо-западном склоне горы, аккуратно обложенный камнями на цементном растворе, скорее напоминал арку, нежели обычную природную дыру. Кладка выглядела вполне современной. По всей видимости, обитатели соседней деревни специально обустроили это место для экзальтированных гостей, чтобы заработать немного лишних монет, рассказывая небылицы о каких-то там святых аскетах, якобы живших в этом гроте десять тысяч лет назад и искавших просветления.

Главный зал пещеры, площадью примерно в пятьдесят-шестьдесят квадратных метров, имел округлую форму. Закопченные своды были не очень высокими, но местами доходили метров до шести-семи. Ближе к входу на высоте около четырех с половиной метров имелось маленькое окошко треугольной формы, по-видимому естественного происхождения. В глубине грот сильно сужался до расселины шириной в полметра и длиной метра три – своеобразный аппендикс внутрь горы – и все, дальше был тупик. Никакой историко-культурной ценности это место не имело и ни для чего не использовалось, кроме проведения духовных пикников для впечатлительной публики, двигавшейся постоянным потоком из столицы или, наоборот, с юго-запада из Непала через местечко Шигадзе.

Вот в эту-то пещеру и зачастил Дима Кляйн, чтобы по вечерам, когда работа заканчивалась, и вероятность попадания в пещеру какого-нибудь туриста была минимальной, спокойно предаваться своим новым забавам, не нарушая лагерных правил. Всякий раз он приносил туда охапку сухих веток, чтобы пополнять запас дров. Одного часа сидения у костра ему хватало для получения заряда бодрости и оптимизма на весь последующий день, заполненный обычно монотонным трудом землекопа. Все участники экспедиции знали об этой новоприобретенной любви Димы к отрешенности и, уважая его право на медитацию, старались не нарушать его уединения.

Сидя у костра в пещере, Дима, как обычно, воображал себя древним посвященным, который в полном молчании посылает всему миру импульсы развития. Потом он переключился на осознание святости этих древних гор, кристальной чистоты и прохлады воздуха, божественной первозданности. Затем его внимание привлекли языки пламени, и на какое-то время он сконцентрировался на игре бликов и теней. Вскоре Диму накрыло приятное ощущение полноты его существа, словно волшебное тепло ласковой волной распространялось по всему телу, затекая в каждый из членов его организма. Когда тепловой поток достиг кончиков пальцев, он услышал тишину. Это не был привычный навязчивый звон в ушах, какой иногда можно услышать в ночи, когда остальные звуки вдруг исчезают. Это была настоящая пустота и абсолютное безмолвие. Мысли исчезли, наступило умиротворение и блаженство. В этот момент юноше показалось, что время остановилось. Он глянул на костер и с удивлением обнаружил, что языки пламени тоже стоят на месте. Блики на сводах пещеры перестали мерцать, а тени прекратили свой дикий и таинственный первобытный танец. Все замерло. Дым перестал клубиться и подниматься кверху, где он обычно просачивался наружу сквозь треугольное окошко-отдушину. Все это очень удивило молодого человека. Он встал и хотел было убежать, но тут вдруг во второй раз в жизни увидел светящийся белый шар, который появился в самой глубине пещеры. На этот раз шар был существенно больше – около двух метров в диаметре. Дима почувствовал, как таинственный свет магически манит его к себе. Надо идти. Сопротивляться нет сил.

Дима подошел к искрящемуся шару, немного помедлил, но затем решительно шагнул вперед. В ту же секунду он почувствовал, как окунулся в море света. Ни стен, ни пола, ни потолка – один только равномерный свет, не дающий резких теней, лишь мягкие скользящие полутона. Ощущение было необычное, но умиротворяющее и очень приятное, словно ты паришь в невесомости, окруженный со всех сторон некой лучезарной субстанцией.

Через какое-то время Диме захотелось продвинуться еще немного вперед, и в тот же миг он вдруг осознал, что мир снова пришел в движение. Белый искрящийся туман начал понемногу рассеиваться, и молодой человек увидел горы, ярко освещенные тем же ослепительно-белым светом, из которого состоял шар в пещере. Сам же он парил где-то в выси, и в его душе возникло ощущение, что это все тот же шар, но разросшийся до величины целого мира или даже вселенной, и эти горы вокруг и долины, и блестящая поверхность озера, которую он отчетливо наблюдал под собой, находятся внутри сверкающей сферы, и какая-то неведомая сила поместила Диму в самый ее центр. Все небо состояло из сплошного света: ни солнца, ни облаков на нем не наблюдалось, один лишь свет во всю необъятную ширь небосвода.

Сколько длилось это чудесное парение, сказать было трудно. Ощущение оказалось настолько свежим и неожиданным, что Дима не смог привязаться ни к каким привычным и естественным реперам. Часов у него не было. Сумерки, которые в этих краях быстро превращались в сияющие звездные ночи, сменились равномерным ярким светом. Сориентироваться по солнцу и теням также не представлялось возможным ввиду отсутствия небесного светила. Оставалось только расслабиться и ждать, что произойдет дальше.

Легкий дискомфорт от неопределенности по отношению к ходу событий вдруг сменился полным осознанием того, что время остановилось, или, если быть более точным, его попросту нет. И как это он умудряется висеть тут, между небом и землей, тоже не ясно. Хорошо бы ощутить почву под ногами.

Не успел Дима подумать об этом, как тут же оказался на земле. Его ноги по щиколотку погрузились в шелковистую траву и ощутили свежесть и прохладу живой зелени. Ого! Пока он наслаждался этим чувством, еще одна мысль возникла в голове: «Почему здесь не видно никаких признаков жизни?» И тут же небольшой кузнечик прыгнул к нему на ладонь, посидел немного, щекоча кожу лапками, и с легким немного шепелявым звоном улетел. В воздухе пронеслась стайка птиц. Все пространство вокруг наполнилось хорошо знакомыми звуками жужжания, стрекотания и щебетания.

Дима начал догадываться, что в этом странном месте его мысли каким-то непонятным образом тут же материализуются. Забавно. «Присесть бы», – подумал он, проверяя свою догадку, и в тот же миг увидел перед собой замысловатой формы стул из неизвестного темного дерева, покрытый весьма искусной резьбой.

* * *

Ну и дела… Ясно, хулиганить и злоупотреблять желаниями здесь не стоит. Хорошо бы узнать, есть тут кто-нибудь помимо меня. Сложив ладони рупором, я что есть мочи крикнул:

– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Ау!

Звучный возглас эхом прокатился в горах, но ответа не последовало.

Я решил осмотреться и увидел узкую тропинку, которая вела куда-то вниз. Недолго думая я тут же помчался рысью под горку и вскоре заметил у самой кромки озера крохотную, словно игрушечную, хижину, утопавшую в зелени. Вдоль берега росли могучие столетние ивы с густыми шарообразными кронами, в сени которых вилась дорожка, огибавшая озеро. А рядом с домом был разбит сад из старых раскидистых яблонь, вишен и слив. Легкий сизый дымок поднимался из трубы и терялся на фоне невыносимо-яркого белого неба. От крыльца к озеру вели аккуратные деревянные ступени и мостки с резными перилами, заканчивающиеся причалом, у которого покачивалась на воде красивая лодка, чем-то напоминавшая по форме норманнский драккар с одной мачтой и скошенной реей с тщательно свернутым белым парусом. Высокий форштевень судна вместо характерной фигуры дракона был увенчан резной головой женщины с распущенными волосами, перетянутыми на лбу золотой лентой. Носовая скульптура обладала длинной изящной шеей и округлой грудью с золотыми сосками, а вместо рук по обоим бортам раскрывались крылья, изготовленные из золотистого металла с витражными вставками из стекол желтых, оранжевых и чайных оттенков. Ахтерштевень был выполнен в виде веера из перьев и напоминал хвост птицы. Его также украшали цветные стекла.

Это идиллическое место было плотно окружено кольцом островерхих снежных вершин. Возникало ощущение, что за пределами гор никакой жизни уже нет. Подойдя вплотную к домику, который оказался на самом деле не таким уж и маленьким, каким представлялся издали, я снова крикнул, но уже не столь громогласно, как в первый раз:

– Здравствуйте. Есть кто живой?

Дом был одноэтажным, но с высокой соломенной крышей. Основу его составлял каркас из мощных бревен, пролеты между которыми были заполнены камнями, покрытыми грубой штукатуркой и тщательно побеленными, из-за чего дом, казалось, светился, так же как и небо. Входная дверь была очень высокой, двустворчатой, с непонятной резьбой в филенках. По бокам от двери висели два красивых фонаря с золотистыми стеклами. Над дверью красовался витраж, изображавший птицу с женским лицом и золотым нимбом над непокрытой головой. Птица эта сжимала в своих когтистых лапах змею, которая свернувшись кольцом вокруг крылатой фигуры, кусала свой собственный хвост, и, кстати, была очень похожа на изваяние носовой части лодки. Мне подумалось, может быть это Сирин, или Гамаюн, или что-то в этом роде.

– Здесь есть кто-нибудь? – я повторил свой вопрос.

В ответ обе створки дверей бесшумно отворились, и я понял, что хозяин таким образом приглашает меня зайти внутрь.

Я вошел в дом и не поверил своим глазам: передо мной открылось огромное пространство с высокой колоннадой по левую и правую руку от центра зала. Скромный сельский дом на берегу озера внутри оказался величественным дворцом с множеством каменных горельефов, расположенных в нишах боковых нефов. Что за фигуры были вырезаны в камне, и какие события они отображали, я не знал, но монументальность постройки сильно впечатляла. Колонны, выполненные из белого мрамора с золотыми основаниями, венчались причудливыми капителями и внушительным архитравом, также украшенным скульптурными формами, на котором покоились своды крыши с изящными и мощными ребрами жесткости, красиво переплетенными в сложные геометрические узоры. Сквозь филигрань ребер шел яркий снежно-белый свет, словно это светилось само небо. Или это потолок был такой? Не могу точно сказать. В глубине центрального нефа возвышался подиум, к которому вели несколько каменных ступеней. Пол в этом большом зале также был каменным. На подиуме стояло массивное деревянное кресло с высокой резной спинкой, отделанной золотом. На кресле восседал человек в белых шелковых одеяниях, напоминающих халат или кимоно. На его груди висел увесистый золотой орден с такой же загадочной райской птицей-девой, как и на витраже. На вид ему было лет тридцать, от силы тридцать пять, но проницательный взгляд, умиротворенное выражение лица, обрамленного прядями седых до полной белизны волос, и манера держаться говорили о гораздо более солидном возрасте.

Я подошел ближе, почтительно поклонился и, стараясь не обидеть хозяина своей навязчивостью, стал по возможности деликатно разглядывать незнакомца, которого, как мне показалось, уже где-то видел, может быть во сне. Тот едва заметным кивком головы ответил на мое приветствие и тоже внимательно посмотрел на меня. Совсем не заботясь о приличиях, он принялся изучать каждую черточку моего лица, каждую морщинку, но делал это без вызова, а как-то спокойно и тихо. Никакой угрозы от него не исходило, наоборот, чем больше мы смотрели друг на друга, тем, казалось, больше доброты и уверенности он излучал. Я даже начал ощущать какое-то сродство с этим непонятным и странным человеком.

Мне показалось, что благоразумнее будет молчать и дать возможность хозяину дворца первым разомкнуть уста. В итоге мы безмолвствовали довольно долго, и вдруг он неторопливо встал и заговорил приятным густым низким голосом:

– Приветствую тебя, Дмитрий Кляйн по прозвищу Шаман. Добро пожаловать в нашу обитель.

Я опешил и проговорил сдавленным голосом:

– Кто вы? Откуда вы меня знаете?

– Я знаю о тебе все. Я знаю гораздо больше, чем ты сам о себе знаешь, поскольку ты далеко не во всем можешь себе признаться и не ведаешь глубин всех тайных уголков своей души. Ты – это я. Я – это ты.

– Как это? – мне было трудно сдерживать удивление.

– Об этом чуть позже, – снисходительно ответил мой собеседник. – Спроси лучше о том, что тебя волнует больше всего.

– Где я? Что это за место? Это Шамбала? Я нашел ее? – затараторил я, стараясь не упустить момент.

– Это наша с тобой родина и обитель, – проговорил незнакомец, плавно и величественно поведя рукой слева направо. – Ты называешь ее Шамбалой. Пожалуй, да, это Шамбала, хотя люди и сами толком не знают, что ищут под этим именем. Воспринимай ее лучше как зеркало, в котором я всего лишь твое отражение. Все, что делаешь ты, делаю я, и наоборот, все, что делаю я – делаешь ты в своей обычной жизни, однако, должен признаться, в изрядно искаженном виде. Здесь же покровы сняты. Теперь ты видишь все так, как оно есть на самом деле. В своем мире ты часто разговариваешь сам с собой. Здесь же ты можешь поговорить со мной и, скажу честно, это принесет тебе намного больше проку, ибо я гораздо более полезный собеседник, нежели тот человек, которого ты сам из себя представляешь. Ты – мои руки, я – твой разум. Задай еще один вопрос, и на сегодня достаточно.

– Э… – я попытался сосредоточиться. Всего один вопрос… Как бы не промазать. И вдруг на меня нахлынули чувства из далекого детства, комок подкатил к горлу и я сквозь навернувшиеся слезы спросил. – Как там Чиф?

Мой таинственный визави в белом одеянии едва заметно улыбнулся и благосклонно покачал головой.

– С ним все в порядке. Вы скоро встретитесь… Теперь тебе пора возвращаться, – он снял с себя орден и протянул его мне. – Вот, возьми. Это наша с тобой печать, наш знак, символ вечно юной души, овладевшей древней мудростью.

В тот же миг я почувствовал холодное прикосновение металла к груди. Я расстегнул верхние пуговицы рубашки и увидел на шее маленький медальончик на тоненькой золотой цепочке. На нем красовалась все та же райская птица. Мне захотелось поблагодарить хозяина обители, но тот приложил указательный палец к губам, давая понять, что сейчас не время для пустых слов.

– Иди с миром, Дмитрий Кляйн по прозвищу Шаман, и жди, тебя скоро найдут. До встречи! – последние слова незнакомца прозвучали словно издалека и многократно повторились эхом в моем мозгу.

Свет стал слабеть и меркнуть, пока я не оказался в полной темноте, в которой спустя некоторое время удалось разглядеть знакомые очертания моей комнаты в студенческом общежитии в Москве на Ломоносовском проспекте рядом с гостиницей «Университетской», кинотеатром «Литва» и магазином «Балатон».

* * *

Дима Кляйн сидел раздетый до трусов в своей кровати и не мог понять, неужели все это ему только приснилось. А как же экспедиция в Тибет? Ну и дела… Значит это был просто сон, но какой ясный и логичный. Раньше Дима не запоминал сны. Они быстро улетучивались в момент пробуждения, а тут все так последовательно и четко – почти два месяца жизни с начала июля до середины августа. Днем его ждали изнурительные работы землекопа, а после – холодные высокогорные ночи и замечательные медитативные мечтания у костра в пещере… Дима рухнул на подушку, зевнул, немного повращал глазами, сладко кряхтя потянулся и незаметно для себя снова заснул.

Проснувшись утром, он подошел к умывальнику, глянул на себя в зеркало и оторопел. На шее висел медальон, подаренный ему белым незнакомцем во сне. Дима взял золотистую побрякушку и повертел в руке. Птица Сирин, казалось, лукаво подмигивала и слегка щурясь улыбалась. Чушь какая-то.

Отрывной календарь на стене показывал 28 мая. Этого еще не хватало. Получается, вчера только закончилась весенняя сессия. Через неделю отъезд на летнюю практику в Крым. А дальше…

Да кто теперь знает, что дальше?