Читать книгу Кто на Руси светлее всех. Современная авторская былина - Роман Назаров - Страница 7

Так много ли они ишшо-то прохлаждалися,

Братцы удалые Игорь да Иванище.

Ходили други по иным дворам, гуляли, пировали.

От как гулят они запойно день и два,

От пироват оны забойно неделькý-другую,

Однако ж наступало времецко, по утру просыхали,

А похмелились, с буйной головой они дружились.

Ишшо Иванище Путеевич работать плелся к рыночку,

Ишшо он Игорь сын Всеславьевич до домику шагал.

Он говорил во доме старой доброй матушке:

– Благослови-тко, матушка, меня к образованию!

Ай отпусти-ка ты меня учиться уму-разуму

Во то ли аляксандровско училище коллéджное

Тому ли благородну делу оцелебному.

Благославляла его матушка учиться уму-разуму.

Ишшо на след-то день он шел во кóлледж медицинский.

Он кланялся-от Игорь сын Всеславьевич директурше,

Директурше ли Макошь Паникратовне.

Он ведь просил ю об единой просьбочке,

Он умолял-то, пословечно выговаривал:

– Да ай же вы еси, нунь Макошь Паникратовна!

А и позвольте-ка мне изучать делó лечебное,

А и позвольте разуметь греко-латынской грамоте,

Чтабы вникать во существа людишек праведных,

Оберегать оных от посягательств непотребныих,

От нападений паразитов, злакоманов-нéдугов,

Которы нам войны не объявляют честно, да

От тых напастей и болезней заразительных,

Неугомонных свербежей, колючек, дёрганий,

Неперстанных огневищ, трясавиц, ломотья,

Стрельбы и глухоты, и слепоты, и черной немочи…

Спроговорит нунь Макошь Паникратовна:

– Довольно-тко, удалый Игорь сын Всеславьевич!

Како послушать, кое-что тебе известно же.

Ну что ж, иди-ка ты сдавай пока экзаменки,

Ещё ли ту генетику со биёлогией,

Ещё ли тот диктантик легкой-простенькой.

А и дадим же мы тебе мудрёных книжечек,

А и волшебных книжечек заумных физиёлогов,

И будем-ка платить тебе стипендию,

Будем тебя учить, учить, научивать.

Как дé ведь познавать болезни-то лихвастые,

Да и как с óными сражатися – боротися.

А и дадим-ка мы тебе путевку в жизнь.

Недолго думая он Игорь свет Всеславьевич

Сдавал же те экзаменки простецкие,

Да зачисляли-то ёго во благородный кóлледжик,

Тут выдавали же ёму студенческий билетик.

И вот он зачинал учиться грамотке

И сиживать за школьными-то партами,

Зубрить, решать уроки страсть сурьёзные,

Внимать, запоминать науку мудрую

Да слушать лекции хорошиих учúтелей.

Ещё-ка-ва Нинелию Володьевну

По той проблемке – человеческом устройстве-то,

А как ёно и ладно слеплено, и расфасовано.

Ведь каждый нунь органчик своё место знат,

И составлят оны системы жизневажные,

Переговоры меж собой ведут полезные,

И каждый выполнят гуманитарну функцию,

Какому де соседу, что, зачем послать

А ли на помощь, аль на созидание, —

Едино цело государство органичное.

Ещё-ка-ва Иветтию Романовну

По той проблемке – языку греко-латынскому,

Дабы назвать любу клетчонку да органчик по-научному.

А также по лекарствам, по таблеточкам,

Компрессам, мазям, каплям, порошкам,

Наркотикам – рецептам обязательным,

Блокаторам, снотворным и слабительным,

И укрепляющим-то, и оздоровительным.

Ещё-ка-ва Авдотию Шубейковну

Иже со нею Аглаферу Дмитриевишну

По тем тырапевтическым стенаниям,

По тем по хырургическым страданиям,

Коú снуют, изрядны нечисти, порою в людях-то

Оны: стенокардии, ревматиты и бронхиты,

Инфаркты, астмы и гломерулонефриты,

Артриты, пневмонии, энтероколиты,

Панкреатиты, гепатиты и циститы,

Абсцессы, холангиты и гастриты,

Фурункулы, гангрены, эмпиемы,

Флегмоны, язвы, атеросклерозы

И прочия кощунствия природы.

Ещё-ка-ва Бактерия нунь Фагоцитова,

Специялиста по очюнь заразным бякам.

Бактерий Фагоцитович он же волхвом-то слыл,

Он заговаривал особо вирусы и палочки опасные:

– Уж я да заговор веду от скорбных недугов!

Как от сибирки, от дворянки, от проказницы,

От комаринки, от чумычки, от натурщицы,

От сальмонеллища, от паралички, от слюнтяйки,

От сушенища и ещё от той дезинтеграции.

Ты, язвенна сибирка струпная, не нарывайся,

Не то пенициллином накачают миллионным,

Специфику введу иммуноглобулинную

И ликвидирую во сáмом очаге-зародыше!

Ты, сардоническа дворянка столбовая, берегися,

Не то анестезирую тебя, хлоралгидрирую,

Накрою сывороткой, миорелаксирую!

Ты, лепра-проказуха, улепётывай подале,

Не то проклятье напущу, зарезервирую,

Заавлосульфонирую тебя нещадной химией!

Ты, комариная малярка, шизогонная,

Не рыпайся, не лихорадь, не трансмиссируй,

Не то заделагилизирую, замучаю хинином!

Ты, карантинная бубонная чума, не зарекайся,

Не то замажу мазью, тетрациклинирую!

Ты, оспа натуральная, не изгаляйся,

Не то закомплексую гамма-глобулинчиком,

Антибиотиками спектра самого широкаго!

Ты, сальмонеллище полисерологичное, уймися,

Не то диетизирую, пищеварилку простираю,

Спущу на тя цепные левомицетины!

Ты, параличка миелитная, не диффузируй,

Не то предупрежу антителами очюнь меткими

И антихолинэстеразными лекарствами!

Ты, гидрофобная слюнтяйка, и не вздумай покушатися,

Не то стравлю антирабической прививкою!

Ты, сушенище вибрионное, не заикайся,

Не то закомпенсирую тебя, заинфузирую,

Регидратирую тебя, затрисолирую!

И ты, поносица дезинтеграционная, сгинь начисто,

Не то умою тя растворами полиионными,

И вакцинирую, иммуноскорректирую!

Все вы, заразны пакости, сей час же откачнитеся,

На все века вы отвяжитеся и удалитеся

Моим целебным крепким словом специяльныим.

Ещё-ка-ва Лукерию Гончаровну

По женскиим проблемка-то таинственным,

По патологиям и бременям, и родам материнскиим.

Ещё-ка-ва Прасковью Загадалишну

По детскиим невзгодам, по развитию,

Уходу правильному, гигиенному приличаю,

Чтобы дитятко вырастало сильное, здоровое.

Ещё ли тую Бжену Пшиштовну сердитою

По тем гериатрическим мучениям,

Которые нахлынут да под старость лет.

И так, и эдак постигал он, и старался,

Почти прилежный ученик он Игорь свет Всеславьевич,

И по иным сюрпризам разным, медицинскиим,

Кои сопряжены ведь с жизнею нелегкой-то.

Кряхтел над трудными домашними заданьями

И на уроках отвечал вполне загадочно.

В тетрадочках, в альбомчиках он рисовал всё схемочки,

И в морге во холодных человечьих трупиках

Он внутрести перебирал пинцетиком.

В больнице же на практике колол мульёны кубиков,

В палатах с тараканами он слушал стоны, всхлипы-то.

И все искал в пространных книжечках

душевну точку —сборочку,

А той души невидимой, а той души неслышимой.

Её и разумом никак-от не поймаешь ведь,

А он студент да Игорь свет Всеславьевич

Искал ю между клеточек всё органичныих,

Гонялся же за ней по государству физиёлогичному,

По областям, райцентрам, сёлам, деревенькам:

В ретивом сердце, в ахиллесовой пяте,

И в мозжечке, в улитке, в яблочке глазном,

В лаборатории химической – печёнке,

Во пищевом бездонном кошельке – желудке,

И в поджелудке инсулино – глюкагонистой,

У пограничников неутомимых на таможне – в почках…

Ой сомневался он, ух сумневался же —

А может вымело душонку за околицу,

Досадный сор вон из мясной избушечки?

Но почему ж так здорово и так заманчиво

Налажен бог-подобный етот биомеханизм?

Тук-тук! Шевелится сердечко человечное

И гонит по сосудам кровь-руду горячую,

Кровинушку родную, труженицу верную.

Так каждый день и каждую секунду незаметную

До самого ведь улетательного выдоха,

Летального несправедливого ухода

во миры неорганичные,

Кровинушка бежит, струится чрез божественное сердце

Ото двухстворки, полулунных клапанов в аорту,

И по артериям, по кругу-то большому

Несет она с собою кислород, глюкозу, витаминчики,

Гормоны, соли и белки, жиры и углеводики.

Все ткани-клеточки, все регионы-органы

Она питает-кормит, защищает, очищает,

И помогает им дышать, и регулирует.

Пульс жизни энергично раздаётся всем —

И ручкам, ножкам, пальчикам, волосикам,

Всей федерации насущной – пищевой,

Брюшиновым брыжейкам, связкам складочным,

Районам мочевым и половым особенно,

Дыхательным деревьям – бронхам, áцинусам крохоньким,

Анализаторам и сенсибилизаторам,

Нервишкам рефлекторныим, нейрончикам,

И силовым структурам – мышцам – армиям,

Правительным отделам – серым, белым веществам,

Желёзкам эндокринным многозначным,

И бороздатой думе, блокам – полушариям,

Подкорке, корке, черепушке, косточкам…

Кто здесь ворует у кого? Кто здесь обманыват?

Кто копит капитал зазря в швей-царских банках-то?

Кто убивает, кто насилует, беснуется?

Кто изливает на кого потоки ненависти черной?

Кто власти хочет здесь, и денег, и богатства?

Жизнь справедлива во здоровом córpusi —

В больном и хилом справедливы хворь и смерть.

Пока он Игорь свет Всеславьевич

вопросы ети абстругировал,

Ажно по времецку да на большой-то переменочке

Среди студентов и студенток шустрыих, рекламистых

Увидел он прекрасное небесное создание,

Душа-девицу милую печальную.

Она ведь станом белым как лебяжье крылушко,

А и коса её полна шелкóвым волосом,

А очушки у ней да ясных соколов,

А бровушки у ней да черных соболей,

Ланиты у неё порóвну маковиц,

А й сквозь же платье у неё тело видеется,

Соквозь лебяжье телушко видеются всё косточки,

И мозг по тем по костушкам струитися,

А и катается он скатным жемчужком.

Он Игорь свет Всеславьевич неспешною походочкой,

Он Игорь свет Всеславьевич доходчив-то он был,

И брал за белы рученьки печальную красавицу,

И говорил любовные словеченки душистые,

И спрашивал ю нежную дрожайшую красу:

Ведь как её, прелестницу, он раньше пропускат,

Ведь как её, пригожею, по роду величат,

Ишшо да из каких-от мест ею нам бог послат?

И отвечала красна девица поласково:

– А и зовут меня нунь Леля дочь Сварожична,

А й мы со Переславелька да со Залесского.

У нас-ко озеро чудесное, сметанное,

У нас-ко птицы вси летучие, певучие,

У нас-ко звери вси рыскучие, прыгучие.

У нас свои народны праздники язычески:

На Новый год встречаем мы весенни ручейки,

На Красной горке отпускаем птиц на волюшку,

Во место Юрьев дня – дажьбоговы подарочки,

Замест Николы поминаем мы Ярилушку.

А на Купалу наряжаем свят невесту Заряницу,

В Илью-пророка – свадьба Перуна и Дивы,

Во сентябре нашим богам почтенье отдаем,

А за осенним равноденствием они в походы отправляются.

Во рождество по Риму – коляда и святки,

И Радунúца во крещенский-то сочельник,

А за Кощеем и за Велесом могучимы —

Прощаемся с кикиморой – Мареной, белою зимою,

За ней-то Новый год с весною наступает.

Так прославляем мы отцов и матерей извечныих,

Они сопряталися во былинныих преданиях

От византийских полчищ с Дáсуни пришедшиих.

Они во сказках одевалися в одежды богатырские,

А мы хранили их в сердцах, храним в обрядах русскиих.

Он молодец да Игорь свет Всеславьевич не мешкался,

Он целовал-то девушку во губы алые,

И предлагал он Лелюшке Сварожичне

Ведь дружбу крепкую, ведь дружбу полюбовную.

А й соглашалася она да Лелюшка-прелестница,

А и потом ходили вечерочками они гуляти

Под дивным месяцем во тополином парке-садике,

Вздыхати, целоватися и миловатися.

В один из вечеров он Игорь свет Всеславьевич

Поосторожненько да воспрошает ненавязчиво:

– Сударыня нунь Лелюшка-разлапушка!

А мы-то ходим, мы гуляем в парке-садике,

Вздыхаем и целуемся, и любоваемся —

А всё грустиночка не сходит со твоих очей,

А неземное всё томленье кроется в груди твоей…

Ой ты скажи-поведай мне печаль-кручинушку!

А ль я не мил тебе, красавица? А ль не пригож?

Как отвечает-раскрывает

Леля дочь Сварожична печалюшку:

– Да ай же разудалый Игорь свет Всеславьевич!

А ты и мил мне, и пригож, любимый сокол ясный!

То грусть моя по святорусской

по судьбинушке несчастной,

По сказочным родителям – отцу Сварогу, Ладе-матушке.

А нынче-то ни радости, ни просьб они не слышати,

А ни подарочков, ни угощений боги русские не ведати.

Да знает-чует же сердечко – закатилось горюшко

Во тот ли Ирий, в то местечушко отчизное.

Вдруг вспомнил Игорь свет Всеславьевич второй-ка сон,

Он туточки рассказывает Лелюшке да ясновидице: