Читать книгу Волхвы - Роман Павлов - Страница 18

Волхвы по-прежнему хорошенько прожаривались на летней сковородке. Их жители совершали традиционные заходы на грядки. Они всё так же кряхтели, обливались потом и придерживались за изнывающую от боли поясницу, когда дело шло к обеду или возвращению домой. Где-то кричали маленькие дети. Большие опять сторонились огородной работы, активно пинали мяч и в очередной раз, после неловкого удара, лезли в крапиву, снимая с губ ругательства, за которые родители отучили бы их сидеть на целую неделю. Издалека доносились привычные козлиные арии. В нос залетал запах скошенной травы. Ни о каком конце света не могло идти и речи.

Голова, на удивление, обрела ясность мальчишки, который ещё размышлял о призыве в армию, хотя, казалось бы, произошедшему следовало огреть Иваныча огромным железным рельсом и, в лучшем случае, оставить в состоянии «баклажана» (старик всегда боялся превратиться в этот овощ под занавес жизни). Он попытался выстроить цепочку событий, потому что, с тех пор как на него напало желание (даже не желание – призыв) отправиться в ночной лес к неизвестному пункту назначения, колесо логических рассуждений сильно забуксовало.

(Сперва чаю) – дал себе установку дед Тихомир.

(Да и попотчеваться чем-нибудь было бы неплохо)

Старик бойко сбросил ноги с кровати. Побочные эффекты прошедшей ночи напрочь отсутствовали. Не наблюдалось даже лёгкого головокружения, мышцы отдавали тонусом, а некогда вредное давление позволяло деду стать первым 90-летним космонавтом. Последнее приключение попало в категорию вещей и людей, которые обычно называют… «ЧУДОМ».

Прилив бодрости продолжался ровно до тех пор, пока он не вспомнил про своего верного путника, не пережившего прошлую ночь. Тихомир догадывался, каким страданиям мог подвергнуться бедный Джек, прежде чем отправиться в лучший мир, и он ощутил горестный укол в сердце, когда осознал, что груз ответственности, доставшийся ему вместе с предложением Джеку идти вместе, был безвозвратно потерян. Так или иначе, смерть четвероногого друга отпечаталась на совести старца, и ему ничего не оставалось, кроме как пообещать самому себе сделать всё, чтобы она не была напрасной.

Какое-то время он просидел в забытьи, соблюдая траурное молчание. Выйдя из него, дед осмотрелся по сторонам, будто снова вернулся в реальность, и остановил взгляд на самоваре.

Иваныч всегда проводил чайный ритуал с использованием этого устройства по назначению и не признавал ни городских пакетиков, ни других современных ухищрений. Однако, сейчас невесть откуда взявшаяся лень взяла своё: вопреки принципам, он достал из кухонного шкафа литровую стеклянную банку, затем большой деревянной ложкой щедро зачерпнул чёрного чая и забросил её густым слоем, раза 3-4 укрыв дно. Теперь понадобился кипяток. Лень сказалась не только на самоваре, но и на растопке печки. Ещё один сосуд, но уже с водой, принял к себе инородный предмет, именуемый в народ кипятильником, еретическим прибором из «ненавистного списка» Иваныча. Но сейчас в его голове преобладали размышления более глубокие, нежели распитие благородных напитков по правилам. Правда, одно он не позволил себе забыть: как только кипяток оросил банку с чаем, она моментально приняла цвет янтарной смолы.

Про чай деда Тихомира ходили страшные слухи, будто от пары глотков этой дичайшей крепости спазмы так сильно сковывают горло, что человеку словно затягивают удавку на шее. Зубы могли окраситься в цвет древесной коры, либо вовсе раскрошиться. Мозг же… что мозг… заливающий его в себя человек превращался в настоящего дурака, ей-Богу! Как бы там ни было, детям дед никогда не наливал фирменного отвару, зато сам регулярно держался в форме.

– Дивный настой в этот раз вышел, хорош, собака! – проговорил Тихомир, прикладываясь к металлической кружке. Вторая его рука раз за разом погружалась в пакет с баранками. Желудок тоже дал о себе знать, но его дед предпочёл не баловать. Может быть, потому что чрезмерная сытость мешала ему думать, да и фанатом набитого брюха он не был, о чём буквально кричала бросающаяся в глаза худоба.

Старик взял кружку с мешком баранок и перебрался на террасу. Уселся чётко напротив леса. По мере того, как по телу растекалась бодрость от настоявшегося до черноты чая, на ум начинали приходить мысли по поводу скрывающейся за соснами энергии. Они приходили и рассыпались, самоуничтожались ещё до того, как затрагивался какой-нибудь блуждающий нерв. Дед чувствовал себя эдаким охотником на бизонов, прикончившим последнего представителя вида. Руки тянулись к ружью, но разум подсказывал, что бизонов больше нет, ты их больше не встретишь, ибо шкуру последнего освежевали только сегодняшним утром. Успокойся, старый!