Читать книгу Мокрый сентябрь - Роман Родионов - Страница 6

Ухватившись покрепче за нагревшуюся содержимым кружку, Рим сел на своё привычное и любимое место: прямо у окна. Дядя Кеша проводил его взглядом, поправил очки ближе к носу и подальше от усов. Затем он снова повернулся спиной к юноше и нагнулся, чтобы достать блокнот с множественными записями карандашом из тумбы под рабочим столом. Джинсы обтянули ноги и достаточно немаленький зад, при этом не издав ни звука: материал не подвел, по крайней мере, в этот раз.

Как обычно, сквозь окно Рим разглядывал размытые двигающиеся парами огни и застывшие фонари столбов – по какой-то причине стеклопакет постоянно запотевал изнутри, и не было возможности как-то убрать искусственный туман. Однако это не сильно мешало молодому человеку дорисовывать в голове конечные картинки – одни огни были больше, тусклее и ниже, и плавно проплывали мимо. Значит, автобус. Другие были острее, ярче, и пробегали, как марафонцы. Это уже знаки легковых машин. Третьи, возвышающиеся над первыми двумя, вообще не двигались и просто стояли, как истуканы, наказанные, грустно смотрящие вниз. Ну, тут даже дурак угадает в них фонарные столбы. Довольно примитивная, но забавная разминка для ума.

Тут Рим вспомнил, что пришел он в кофейню не только с целью поразвлечься, считая забавные белые, желтые и красные огоньки. Он заглянул вглубь емкости, и с удовольствием ухмыльнулся: визуально дна он не ощутил. Пока что. Вдохнул аромат, который, устав предлагать прильнуть к кружке, уже настаивал на немедленном испитии, и сделал глоток. Рима слегка передернуло: обычно такого большого глотка он не делал. Проступила гусиная кожа сначала на руках от раздражения, а затем рефлекс разошелся ближе к груди от возбуждения. Рим всегда любил ощущение, который давал первый глоток, и, несмотря на излишнее в этот раз начальное количество испитого напитка, все же остался доволен тем, что сделал. Он чувствовал, как обжигающее тепло большой частью довольно быстро проносится сквозь всё его тело, медленно простираясь от горла и доходя до пальцев ног, в конце устремляясь вверх, к голове, пощекачивая нервы. Аромат кофе постепенно затмевал разум юноши, и он погрузился в собственные размышления о вечном.

Казалось бы, а о чем, собственно, особо важном приходилось думать восемнадцатилетнему человеку? О грядущей жизни? О его судьбе? О том, что птенцу надо своими силами вылезать из своего гнезда и пытаться взлететь? Или о том, что, скорее всего, о будущем обучении за границей Восточной стороны придется забыть, поскольку на то будет воля родителей, а не его самого? Кто знает? Мир устроен так, что люди не могли копаться в чужих головах. Вероятно, оно и хорошо, что не могут: из корыстных побуждений любой дар может превратиться в пистолет. Не придется даже нажимать на курок и проливать чью-то кровь: достаточно шепнуть на ухо человеку, что ты знаешь, как его зовут, кто он такой и что от него требуется.

Может быть и такое, что он просто смотрел не просто сквозь окно: взгляд пропускал мимо себя и мысли в том числе. Хотя Рим нечасто впадал в прострацию и, если все же это происходило, стремился держать себя в руках, чтобы не провалиться глубоко в себя.

Но можно было быть уверенным в том, о чем Риму думать вовсе не хотелось – о том, что завтра ему было необходимо показывать задание, которое он так и не выполнил в срок. Собственно, он и старался не думать об этом, что неплохо получалось. В остальном же ничто не могло помешать одинокому времяпровождению. Движущихся огней стало заметно меньше: день заканчивался, заканчивались и дела у людей. Поздние, как и Рим, посетители «Уголка» заводили легкий разговор друг с другом, читали книги, местную газету «ПУЗЫРЬ», украдкой улыбаясь, перескакивая из страницы в страницу, словом, занимались вещами, максимально отстраненными от светлых часов дня и родных ближе вечерним. Рим составлял в этой живой картине особый элемент – молодых людей в «Уголке», естественно, кроме него, было не видать. В такое время вообще было трудно найти гладкое, местами детское, но в большинстве своем практически сформировавшееся до конца мужское лицо. Остальные же были покрыты морщинами, легкими шрамами нетерпеливой и безжалостной жизни, оружие которой – время.

Наконец, мысли о настоящем вернулись, к сожалению. «На хрен чертёж», – подумал про себя Рим, отпив еще остававшегося на дне кофе. Он, однако, уже пился не в удовольствие. Остывший напиток уже терял свое обаяние и превращался почти что в воду, которую уже приходилось осушать до дна (как никак, дружище, но ты заплатил за неё четверть тысячи рубчиков, и у тебя после этого потянется рука вылить остатки в раковину?). По всей видимости, мысли Рима (а может, и дырявый стеклопакет) подействовали на кружку, как прохладный бриз: кружка покрылась каплями воды, мелкими, но осязаемыми. Влага ощутилась, как только округлую поверхность кружки охватила ладонь, и небольшое раздражение прошло по всей правой руке, слегка поднимая на ней короткие волосы.

Рим сделал крайний глоток кофе из кружки, почти что давясь, словно ребенок, которому дали противное лекарство на ночь глядя. Заглянул на дно в крайний раз: кофейной гущи, на удивление, не осталось, и пара коричневых капель перекатывалась из стороны в сторону движением его рук. Рим хотел было попытаться нарисовать что-то, подчиняя себе их движение, но в итоге получил лишь бледный серый круг, который на тройку частей делили маленькие тонкие полоски такого же цвета, оставшиеся от догоняющих друг друга мокрых точек.

Молодой человек в черной водолазке с черными волосами, наконец, встал и выпрямился. От долгого сидения послышался хруст костей. «Старею», иронично заметил Рим, юноша восемнадцати лет. Серые брюки сидели хорошо и неплотно облегали бедра и икры. Под весом крепенького человека промялись белые кроссовки, слегка вывернутые наружу: Рим немного косолапил, но это можно было понять, только если внимание собеседника падало на обувь во время его ходьбы. Часы на руке поблескивали, поскольку металлический ремешок отражал свет, поступавший от треугольных ламп, нависших над столиками.

Когда он встал, первой вещью, что попалась на зеленые глаза после продолжительных посиделок, была газета. Как будто прикованный, Рим принялся рассматривать отпечатанные на дешевой серой бумаге слова, и внезапно лицо тут же скривилось в выражении неприятия и отвращения. Большим кеглем были отштампованы буквы «ПУЗЫРЬ» почти во всю ширину страницы. В мягком знаке – последней букве слова – прятался маленький кружок, нарисованный от руки. Очевидно, являвшийся пузырьком, закравшимся в собственном же написании. В левом верхнем углу курсивом было написано: «№87. Среда, 16 сентября 2020». Чуть ниже, уже меньшими по сравнению с названием газеты буквами, кричал заголовок новости: «ПРОКЛЯТОЕ ЧИСЛО: МЕСТНЫЙ КУПЧИЙ БРОСИЛСЯ ПРЯМО НА ШПАЛЫ 13 РЕЙСА». Ниже приписка, буквы которой на расстоянии уже было трудно разглядеть: «Жена в отчаянии рвет волосы на голове». Ниже приводилась фотография, по-видимому, из семейного архива, где семья в составе четырех человек, двое из которых – дети – первым делом смотрит на читателя, а уже в последующую очередь в объектив. На голове матери, стоящей посередине, волосы еще виднелись. В голове затаился смешок, который не достиг рта. Рим отдавал себе отчет, почему газета вообще так называется. То был не морской «ПУЗЫРЬ», который появляется из глубин океана и далее, кристально чистый, поднимается наружу, тянущийся к солнцу, где на воздухе его ждала бы не менее красивая и мгновенная смерть. Вовсе нет. Это был мыльный «ПУЗЫРЬ», полной желчи, который раздувался все больше и больше до тех пор, пока не лопался, повсюду разбрасывая зеленые брызги. Желчь обычно не попадала на статьи внутри газеты, но ее большое пятно всегда красовалось на обложке. Люди, купившие газеты, часто не замечали подвоха, а если секрет все же обнаруживался, то со всей силы ударяли себя ладонью по лбу, успев ощутить во рту после прочтения первых строк тот самый едкий привкус, который ни с чем не спутаешь.

Риму вспомнились два случая, связанных с таким заголовком: Георгий Раковский, известный бизнесмен, не местный, как и большинство жителей Скатного, в один прекрасный день, засмотревшись на часы, явно торопясь, но будучи не в состоянии торопить время, действительно нырнул в дыру платформы на вокзале и упал прямо на рельсы. Тогда ему сильно повезло: удар пришелся лишь на плечо, а не на висок (будь он чуть ниже ростом, так оно бы и произошло), так что он пролежал в больнице чуть больше двух недель, не встретившись с деревянным ящиком лицом к лицу. В конце мая, аккурат после конца учебного года, другу Рима, Евгению, повезло меньше. Поскользнувшись на разлитом на гладкой плитке карамельном сиропе (подошва ботинка, снятого с уцелевшей ноги, пахла жженым сахаром, полагал он), не сумев удержать себя в равновесии, он рухнул на протягивающиеся вдаль толстые металлические полоски. Девятнадцати лет от роду, мальчишка не обладал атлетическим и крепким, быстро восстанавливающимся, как у его отца, телосложением, так что кость на стальных балках повела себя как хрупкое стекло. Рим прекрасно знал, чем начиналась и чем заканчивалась та эпопея, поскольку сам принимал в ней непосредственное участие. По просьбе друга Рим помогал Эвелине по хозяйству и загородному домику – она не захотела переезжать в Северные земли. Эвелина приходилась Женьке матерью, а Георгию женой, но сама себя давно таковой не считала. Пока мужская часть семьи лежала в больнице, женская в это время трудилась на поле, не покладая рук. Иногда к Риму присоединялся его отец, пока у того было свободное время. Земля за городом уже была более пригодная, чтобы на ней можно было взращивать кукурузу, картофель и еще пару культур, однако, не бывших для жителей города в дефиците. Решение упертой матери остаться в доме своих родителей, конечно, удивило не только отца и сына, но и жителей городка. Раковские жили на широкую ногу, и никто из членов семьи этого не скрывал, до семейного раскола, разумеется. По улицам Скатного в незапамятные времена разъезжала большая белая «волга», в окнах которой можно было увидеть главу семейства, заглядывающегося на часы, и жену, прилично одетую, скрестившую руки на подтянутой груди, постоянно с холодным выражением лица. Где бы ни встречалась Риму мать Женьки, все было так же. Гладкое лицо без эмоций, выглядывающее из молодого тела женщины лет сорока. Возникал предельно логичный вопрос: нравилась ли Эвелине светская жизнь?

Юношу позабавила такая цепочка мыслей. Для него она была чем-то вроде гирлянды, где каждый человек, событие – лампочка, и пока каждая лампочка горит, горит и вся гирлянда. Он тряхнул головой и взглянул на газету, уже не погружаясь во внутренние рассуждения. Дерзкая наглость, выражаемая газетой читателю, казалась не больше, чем насмехательством над людьми, еще живыми и к тому же пребывающими в рассудке. Рим попробовал представить себя на месте заголовка, но буквы лишь смеялись над ним: «ТРОГАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ: ВСЕМ ПЛЕВАТЬ НА ТО, КАК У ТЕБЯ ДЕЛА». Рим мотнул головой, буквы перескочили на свои места.

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что в истории, публикуемой под таким заголовком, будет больше выдумки, нежели правды. Естественно, в газетах печатались взрослые сказки, которые взрослым и рассказывались. Но по какой причине? Что стояло за пустословием? Сомнений быть не может – коммерческий расчет. Броские заголовки просто напросто было проще продать. «Какой бред», – пронеслось в голове у Рима. «По всей видимости, вранью не будет и конца. Ложь родилась вместе с человеком, и будет жить, пока он не погибнет. Надеюсь, эта газета загнется раньше, чем наступит конец света». Мысль о том, что когда-нибудь «ПУЗЫРЬ» перестанут совать в почтовые ящики горожанам, одновременно и нравилась, и не нравилась Риму. Нравилась она тем, что люди больше не будут ощущать желчь, остававшуюся на языке от прочтения обложки. Раздел «Происшествия», естественно, автор которого предпочитал оставаться анонимным, сразу бросался в глаза наивному покупателю, и тот, заинтригованный, отдавал за экземпляр 50 рублей, если он не выписывал ее на дом. Не нравилась же она по причине того, что в газете были и другие страницы, на которых, порой, можно было найти колонку «продам» или «куплю», страницу с анекдотами, старыми, как мир, но вызывавшими ностальгическую улыбку. Был также и раздел «События», где постоянно выбиралась дата из прошедшей недели, и описывалось с ней знаковое событие. Главным образом, описывались моменты истории, происходившие с городком или в мире. А если подходящего праздника не находилось, просто писали: «УЛЫБНИСЬ, ЧИТАТЕЛЬ! С КАЖДЫМ ДНЕМ ЖИТЬ СТАНОВИТСЯ ВСЕ ЛЕГЧЕ!». Рим до конца не мог понять, к чему газета, лицо которой источало едкое зловоние, внутри себя так по-доброму, по-наивному, предлагает ему улыбнуться. В глубине души ему казалось, что это не более, чем фальшь, притворство, чтобы отвлечь читателя от самой сути, лежащей на поверхности, точнее, на самой первой странице «ПУЗЫРЯ». Крупного заголовка, за который хочется поначалу отдать 50 рублей, а затем, ознакомившись с содержимым, смачно подтереться нужной стороной, скомкать и выбросить в мусорную урну, отплевываясь, поклявшись более не брать в руки подобную брехню, а уж тем более и тратить на неё деньги.