Читать книгу Чёрная история - Роман Владимирович Моргунов - Страница 3

Артём как-то заметил, что в блокноте Анастасии была страничка с заголовком ОТОМСТИТЬ!!! Он не смог успеть прочитать, что было написано после него, но был уверен, на все сто, что там речь идёт о Сане и том случае в столовой. Своими мыслями он поделился с Максом.

– Да ну, брось! – сказал тот. – Она всем довольна, Саня тоже! Забудь!

Артём кивнул, но не забыл.

Безумному Максу, который был, по большому счёту, рубаха-парень, никак не мог прийти в голову такой изысканный план мести.

А месть была непростой.

Саня стремился не распространяться о той сделке, что заключил с новенькой. Та, понятное дело, тоже никак о ней не распространялась. Если бы Артём не рассказал Ирке, то ни она, ни большая часть школы так об этом бы и не узнала. Но в школе были люди, которые об этом не знали и которым никто про сделку между Анастасией и Саней никто не рассказал.

Учителя.

А теперь представьте: они каждый день наблюдают, как один мальчик покупает пиццу и чай для своей одноклассницы и ждёт её у окна условленного столика. Она приходит к нему, улыбается и садится есть. Он кивает, краснеет и уходит. Она смотрит ему вслед, а потом ест в гордом одиночестве.

На что это похоже?

Поэтому на осеннем родительском собрании Раиса Васильевна под конец сказала следующее:

– Уважаемые родители! Отдельно прошу обратить внимание на отношения мальчиков и девочек в нашем классе!

– А что с этим не так? – с улыбкой спросили родители.

– Всё в общем правильно, – ответила Раиса Васильевна, – но вот финансовый вопрос…

Было видно, что она теряется и не может правильно сформулировать то, что вертится у неё на языке.

– Раиса Васильевна, – обратился к ней папа Ани, большой весёлый толстячок с искрящимися глазами, – здесь все свои! Скажите как есть!

Остальные родители его поддержали одобрительным гулом.

– Мне не очень нравится, что один мальчик нашего класса покупает еду нравящейся ему девочке. Мне кажется, что ухаживать можно как-то иначе…

Все возмущённо зашумели. В классе не было богатых, почти все семьи относились к среднему рабочему классу, были откровенно бедные.

– А кто это? – начались выкрики.

– Раиса Васильевна, а это не мой?! А то у меня на прошлой неделе полтинник пропал…

Ещё минут пять все возмущённо галдели, пока отец Ани не взял инициативу в свои руки:

– Раиса Васильевна, ну не говорите с нами загадками! Скажите уж, как есть! Кто, что, почём!

Остальные присоединились к их требованиям.

– Ну хорошо! – сказала Раиса Васильевна, поправляя очки. – Саша Коломейцев у нас покупает завтрак для Насти Камневой!

Все замолчали.

– Мне кажется, – сказала Раиса Васильевна, – что это неправильно!

Надо сказать, что мать Сани и отец Насти – самые молчаливые родители на этом собрании. Они ничего не кричали и не требовали. Мать Сани – тихая, забитая, тощая женщина – сидела в платочке и когда упомянули сына, чуть не заплакала. Отец Насти – хмурый, тощий, весь в чёрном, совершенно неопределённого возраста, при упоминании дочери часто и мелко закивал, смотря в пол грустными, как у ослика, глазами.

На этом и закончили то собрание.

Мать Сани, оказавшись дома, накрыв стол для пришедшего в великолепном настроении мужа, рассказала ему эту историю. Громадный, как пивной бочонок, красный, сияющий Степан Михайлович, услышав, что его сын покупает завтраки однокласснице, громоподобно расхохотался. После того, как стёкла в оконных рамах пришли в нормальное состояние, он стукнул кулачищем по столу и завопил так, что Саня услышал бы его не только в соседней комнате, где смотрел телевизор, а даже бы и в соседнем дворе, если бы его туда занесла нелёгкая в этот довольно поздний час. Требования такого отца игнорировать было опасно для здоровья, поэтому Саня явился почти мгновенно.

– А ну-ка, – велел Степан Михайлович. – Сядь-ка!

Саня нахмурился, ожидая, что сейчас за какие-нибудь двойки его ругать будут, скрестил руки на груди и сел на табуретку, свободно болтая ногами.

– А ну расскажи, в кого ты там втюрился? – загоготал отец.

Саня не понял вопроса даже тогда, когда отец повторил.

– Ты что, поскрёбыш? – завопил отец. – Да нам твоя классуха уже всё рассказала! Так что давай, выкладывай!

Сане нечего было выкладывать.

– Уже весь район знает, что ты за дочкой гробовщика бегаешь! Ну и как успехи?

Во-первых, Саня не сразу понял кто скрывается за кодовым названием «дочка гробовщика»; во-вторых, даже если бы он за кем-то там бегал, что отец называет словом «успехи»?

– Девка-то хоть нормальная? – взвыл Степан Михайлович. При этих словах жена его перекрестилась и начала что-то шептать.

– Мать! Налей по такому случаю! – потребовал отец Сани. Нужно ли говорить, что после этого на столе рядом с тарелкой борща оказалась рюмка с золотым ободком и бутылка водки.

– Ты мне лучше вот что скажи, – опрокинул рюмку отец Сани, – ты где деньги берёшь?

Вот с этого-то вопроса в голове Сани понемногу стала складываться общая картина происходящего. Сложилась она окончательно после третьей рюмки отца, когда тот уже задал матери вопрос, желая поближе узнать, с кем его Саня «собирается их породнить». Мать что-то стала рассказывать (и откуда она только знает отца Насти?), а Саня сидел пунцово-красный, боялся пошевелиться и лишний раз стараясь не дышать.

Оказалось, что отец Насти – Егор Ильич – кладбищенский сторож. Живёт здесь «испокон веков» (Саня не понял, что это значит), является «очень достойным человеком», не женат.

– А дочь как заимел? – громыхнул Степан Михайлович.

А вот это уже было неизвестно. Только сейчас не женат он, живёт одиноко.

– Ну, – хмыкнул отец Сани. – Бывает! Что делать?

И он налил себе четвёртую рюмку.

– Она хоть девка-то нормальная? – дыхнул он на Саню перегаром, от которого у того закружилась голова. Саня не ответил.

– Ты хоть серьёзно с ней? Или так, играешься? – отец принялся есть уже остывший борщ.

– Дело-то молодое, нехитрое! Раз-два и готово! – расхохотался он, умудряясь говорить и есть одновременно. – А если она понесёт? Ты об этом подумал?!

Мать начала усиленно креститься и что-то там бормотать. Потом упала на колени и с удвоенной энергией стала креститься и частить словосочетание «Отче наш».

Саня, который никогда в жизни до этого не испытывал такого унижения, уже сотню раз проклял сделку с «дочерью гробовщика».

– Люся! – вдруг грянул с утроенной силой Степан Михайлович. – Борщ-то ты мне подала холодный!

Степан Михайлович встал, замахнулся и бросил ложку. Целился в тарелку, но не попал. Ложка, с пустым звоном отскочила от поверхности стола и, перелетев Саню, скрылась из вида. Люся, хоть и успела встать, не имела ни единого шанса, чтобы увернуться от летящего в неё борща, а мгновением позже и тарелки. Она тоненько и высоко завизжала. Басом громыхнул Степан Михайлович. Пользуясь очередным семейным скандалом, Саня пулей вылетел из кухни, всунул ноги в первые попавшиеся башмаки, схватил какую-то куртку и вылетел за дверь.

Всю ночь он просидел в подъезде, кутаясь в мамину маленькую, но вполне подходящую ему курточку и пряча ноги в огромные, разношенные туфли отца. Так и заснул в этом, прислонившись к стенке у двери, которая могла вывести его на крышу дома.

Мама попросила Артёма купить хлеба после тренировки, поэтому пришлось идти через овраг. Когда-то давно этот овраг был не заброшенным, а каким-то общественным местом. Это узнавалось по особым, почти утраченным деталям. Вот идёшь-идёшь по тропинке, а потом понимаешь, что вот тут не ногами протаптывали, а камнем выложили. Или скамейка попадается вся ржавая, с завитушками. Сейчас таких не делают. Сколько же она тут стоит? Но это всё косвенные доказательства. А было одно явное.

Это доказательство – мост.

Сам по себе очень даже небольшой. Оба его берега скрыты старыми пышными деревьями да частым кустарником. Настолько всё плотно, что даже сбившая всю зелень поздняя осень не слишком-то открывала этот мост. И всё же, когда вы становитесь на этот мост, сразу чувствуется, что современные строительные технологии обошли его стороной.

Что такое мост в овраге в современном городе? Это бетонная плита с чёрными железными перилами. А этот нет. Этот был выгнутым белым камнем с массивными конструкциями из чугуна и каменных кирпичей разных размеров.

Артём знал про этот мост достаточно много. Облазил его довольно давно. Снизу он образовывал полукруглую арку, а по центру с одной стороны можно было заметить маленькую голову какого-то животного. Изображение почти стёрлось, но Артём был уверен, что этот зверь – лев.

Очень интересный мост. Артём был рад, что пройдёт по нему.

Время уже было позднее, горели несколько фонарей. Холодный ветер гулял по тропинкам, стучал тонкими ветками деревьев и кустов. Артём зашёл на этот мост и остановился.

До магазина надо было спуститься вниз, пройти через обломки старых, вросших в землю и покосившихся чугунных ворот, мимо палатки, через дорогу.

Зачем он здесь остановился?

Просто так. Захотелось.

Артём огляделся у вдруг увидел её.

Настя сидела на скамейке в своей осенней курточке, в синих джинсах и кроссовках. Одиноко, потому что вокруг вообще никого не было, с книгой в руках. Она читала. Артём знал, как она увлекается, когда чем-то занята. Его точно не видит. Но холод… Неужели не чувствует? В такую погоду, как говорят, хороший хозяин собаку на улицу не выпустит, а тут она с книгой…

Артём закинул сумку на плечо, спустился по мосту, прошёл через старые ворота и подошёл к палатке. Он выгреб монеты из кармана, внимательно их пересчитал и постучал в окошечко палатки.

– Да? – спросили из темноты.

– Кофе, пожалуйста, – попросил Артём и положил монеты.

– Сейчас сделаю, – ответил голос, забрал монеты и закрыл окошечко. За минуту ожидания Артёму самому стало холодно.

Сколько же она там сидит? Может, она уже ушла? Почему он думает, что она замёрзла и ей нужно кофе?

– Возьмите пожалуйста!

– Спасибо!

Артём взял за ободок пластиковый стаканчик, пышущий жаром и острым, насыщенным ароматом и аккуратно пошёл обратно. Миновал ворота, поднялся по тропинке, постоянно меняя руки, чтобы удержать горячий напиток. Поднялся на мост. Бросил взгляд на скамейку.

Даже с расстояния в тридцать метров он видел, как она дрожит. К тому моменту, как он оказался возле неё, кофе уже не был обжигающим. Горячий – да, но не обжигающий.

Она не обратила на него внимания. Даже не заметила.

Артём сел рядом и опустил спортивную сумку на землю. Настя вздрогнула и испуганно посмотрела на него.

Её большие голубые глаза дрожали, губы успели побелеть. Она закрыла книгу и уставилась на Артёма. Тот молча протянул ей кофе.

– Спасибо, – выдохнула она. Он кивнул.

Она аккуратно взяла стаканчик из его рук, греясь от того, что её пальцы касаются горячей ёмкости. Артём счёл за лучшее засунуть свои руки в карманы куртки. Настя сделала несколько глотков, а потом грела свой носик над ободком стаканчика.

– Большое спасибо! – сказала она.

– Не за что, – сказал Артём. – Уже холодно, надо уходить.

– Я зачиталась.

– Почему не дома?

Она пожала плечами и рассмеялась, чуть отдалившись от стаканчика. Почти сразу же сделала ещё один большой глоток.

– Будешь смеяться, но мне вон тот мост здесь нравится!

– Не буду. Видела на нём изображение льва?

– Льва? Ты уверен?

– Нет, но я почему-то думаю, что изображена львиная мордочка.

– Покажешь мне?

– Не сейчас. Темно. Я тебя провожу.

Она сделала ещё один глоток, улыбнулась.

– Нет надобности, – сказала она. – Я справлюсь.

– Я верю, но должен проводить.

Она внимательно посмотрела на него, чуть склонив голову влево.

– Почему должен?

– Если ты ещё где-нибудь присядешь почитать и замёрзнешь, то будешь сниться мне в ночных кошмарах, а я привык спокойно спать.

Настя допила кофе, взяла книгу, положила в рюкзак, который лежал на земле возле скамейки и посмотрела на Артёма.

– Веский аргумент! Ну провожай!

Она выбросила стаканчик в урну возле скамейки и медленно пошла вперёд. Артём забросил спортивную сумку на плечо и пошёл за ней.

– С Саней нехорошо получилось, – сказал он.

– А что с ним? – с вызовом ответила Настя.

– Он, конечно, тебе гадость сделал…

– При всех, между прочим! – перебила она его. – И ты там тоже был!

– И я, да, – поморщился Артём и замолчал. Они шли вперёд. Настя – чуть впереди, Артём – чуть сзади. Фонари рассвечивали их так, что от каждого отбрасовалось по четыре тени, лепестком.

– Ему полезно будет, – сказала Настя.

– Ему это не понравится.

– Для этого я это и сделала, – пожала она плечами.

Они опять пошли молча. Поднялись по кручёной тропинке и оказались перед кладбищенскими воротами. Долго молчали.

– Ты гораздо умнее, чем кажешься, – сказала она ему.

Она была ослепительно красива, когда говорила это и поправляла свои длинные смоляные волосы.

– Спасибо, что проводил! Дальше я сама.

Артём не мог отвести от неё взгляд.

– Счастливо! – сказал он, не двигаясь с места.

– Пока, – сказала Настя и, открыв калитку, исчезла за ней. Артём стоял и смотрел ей вслед.

Артём дрожал, потому что дул холодный ветер. Было довольно далеко идти, а деньги, что мать давала на хлеб, были потрачены не по назначению. Но она стояла у него перед глазами. Улыбчивая, с большими голубыми глазами, поправляла смоляные свои волосы и говорила «пока». Делала сотни закладок по придуманным самой правилам, вкалывала изо всех сил и жестоко мстила своему обидчику. Замерзала на холоде от интересной книги и приходила к тому мосту, что нравился Артёму.

Влюбился, да? – спрашивал Артём сам себя.

Соседке Артёма явно нездоровилось.

Все уроки она сидела с ручкой в одной руке и носовым платком – в другой. Ничего особенного в этом не было. Осень вовсю уже вступила в свои права, дождь и холодный ветер стали самим собой разумеищемся. Сопли потекли практически у всех. Каждый день в классе отсутствовали пять-шесть человек, а те что были частенько чихали, кашляли или сморкались.

Среди отсутствующих особо отмечали Саню. Были мысли, что после того родительского собрания отец его отходил от души, но до тех пор, пока Саня сам не появится и не расскажет что же произошло на самом деле, делать такие выводы было слишком преждевременно.

За эти почти два месяца Артём отлично выучил систему Анастасии. За ней было интересно наблюдать. Она полностью погружалась в работу, ничего вокруг себя не замечала. Был у неё ещё интересный жест: иногда она подносила пальцы, сжатые щепоткой к губам, что-то шептала и делала такое движение, как будто посыпает солью. Странно всё это выглядело. Необычно.

Назначение блокнота тоже было непонятно. Артём не смог бы сказать для чего конкретно он нужен. Вроде бы она записывала туда какие-то трудности, но были моменты, когда никаких трудностей у неё не было, но она брала блокнот и что-то писала. Могла сидеть и писать, когда была перемена. Блокнот, кстати, менялся. По вполне нормальным причинам: первые два она уже исписала. К последнему месяцу осени у неё уже был третий. Блокноты были разные. У первого обложка была коричневая, у второго – зелёная. А сейчас вот на парте лежал оранжевый с каким-то белым кругом посередине. Все они были в клетку, все отрывные, на пружинах, но Артём ни разу не видел, чтобы Анастасия вырывала из этого блокнота лист. Иногда он видел, что называется, краем глаза слово или даже фразу из этого блокнота. Иногда запись имела весьма понятное значение, иногда всё было странно и непонятно.

А вот всё остальное было понятно и вызывало огромное уважение и неподдельный восторг Артёма. Глядя на все её закладки, галочки, вопросительные знаки, метки маркером и прочее, он понимал сколько чудовищной по своим объёмам работы проделывает эта тоненькая девочка. Более того, за эти два месяца Артём окончательно разуверился в том, что хорошо учиться – это такой дар, который падает с неба. Анастасии он ниоткуда не падал. Небо было совершенно не при чём в её случае. Она просто вкалывала, как лошадь на весенне-полевых работах.

Становилось понятно, почему она не шатается по улицам района, а её действительно видели очень редко, а если видели, то, как правило, она шла в магазин или из него.

Кроме того, всевидящая Ирка с приводящей в ужас интонацией рассказыла, что по вечерам в домике на кладбище, где жила новенькая, загорается огонь. И это не электрический огонь, как у всех, а такой, который горит как от костра.

На самом деле от свечей – разгадал Артём. Ему казалось, что здесь не было ничего странного или ужасающего: дом деревянный, старый, электричество в него не проводили. Отцу Анастасии свет особо тоже не нужен был, и он ничего не делал, а вот его дочери свет понадобился. Она-то, наверняка, и зажигала свечи, которых пруд пруди в церкви, что в двух шагах. Ей-то, карпевшей над учёбой, нужно было никак не меньше восьми часов для работы.

Анализируя всё её деятельность, Артём вдруг заметил две существенные перемены в своём сознании.

Во-первых, работа или учёба перестали вызывать у него отвращение, как было раньше. Процесс получения знаний мог быть даже увлекательным и интересным. Особенно, если он вдруг вспоминал закладки и записи своей соседки по парте.

Во-вторых, работа или учёба не такая уж сложная штука.

Однажды он просидел над чтением «Грозы» Островского немногим более часа (собственно, за это время он прочитал всю пьесу), но после окончания работы ничего ужасного с ним не произошло. Есть немного хотелось, но это лишь потому, что время подходило к десяти вечера, а он, как пришёл с тренировки, ещё ничего не ел.

А ещё он стал мысленно работать вместе с Анастасией.

Вот, например, на уроке алгебры напротив вот этой формулы в учебнике нужно вклеить жёлтую закладку. Вот так. Дальше есть пояснение к этой формуле – здесь нужно вклеить розовую. Правильно. Потом записи в тетради. Вот эти нужно выделить розовым маркером. Да, и ещё одну строчку. Вот теперь правильно. Отлично! Так, теперь нам рассказывают про случай, когда эту формулу применять нельзя. Надо приклеить к этой странице голубую закладку. Почему не клеит?